Связанные общей памятью

      Чужой радостный смех и закатывание глаз в ответ на это уже давно остались в прошлом. Иногда Том посматривал в сторону фотоальбома, который так и не смог осмелиться убрать куда-то подальше, боясь, что в итоге забудет, куда забросил последнюю память о нём в порыве нахлынувших чувств. И как же так вышло, что тот, кто постоянно вертелся рядом, сыпал комплиментами и умудрялся наполнять поцелуи одновременно нежностью и сладостной похотью, в какой-то момент оставил его позади, так ни разу и не оглянувшись?       Однако если бы Том попытался сказать, что не скучает, то это была бы чистейшая ложь. Он скучал. Он безумно скучал по крепким объятиям, звонкой и нескончаемой болтовне, дурашливости и взбалмошности, что окружали его, пока Том находился рядом с живым ураганом по имени Роберт. Роберт, что оттягивал сдачу работ до последнего, и отдавал тетради в самый последний момент, а в них не было ни единой ошибки. Роберт, что совсем не умел готовить и предпочитал просто заварить что-то, по внешнему виду способное разьесть желудок, и закинуть это в себя. Роберт, что единственный из всего класса и из всей группы общался с Томом, частью серой массы. Роберт, что словно снизошёл до замкнутого в себе Тома, такой яркий и весёлый, привязавший к себе и подсадивший на своё присутствие, как на наркотик, а затем пропавший, убежав вперёд. И с каждым днём пропасть между ними лишь росла всё больше…       А затем Х. Глупая попытка всё же превзойти Роберта. И то, чем всё обернулось в итоге. И Роберта не было.       Нет, конечно, он был. Он был в воспоминаниях, в неизменности его половины фабрики, в каждом клоне и их повадках и, конечно же, он был и физически, запертый в капсуле, спящий… Но при этом он оставался так невыносимо далеко. Пока Том убивал каждого из клонов, так кошмарно идентичного его любимому, он чувствовал, что выжигает что-то внутри себя, и словно пустеет, и как будто только то, что всё станет как прежде, способно вернуть ему прежнее состояние. Оставленную в прошлом завершённость…       Он и убивал клонов самыми жесточайшими способами, абстрагировавшись от горя, и сближался с ними, стараясь открыть своё сердце, и всё же всё это оставалось напрасным. Ничего из этого не делало лучше. А потом один из клонов сбежал. А после этого Том обнаружил, что капсула опустела…       Он потратил кучу времени, чтобы найти Роберта вновь, а тот, словно смеясь, ускользал из его рук, как будто специально стараясь свести с ума того, кто стал одержим человеком, который словно стал миражом. И лишь тот самый альбом, где оставались их фото, позволял понять — это всё было правдой. Всё, что он знает и помнит, было на самом деле. И он всё ещё, как ни странно, в своём уме…       А потом они встретились. Роберт стоял перед ним, улыбаясь. И не исчезал. Напротив, он сам шагнул навстречу и обвил Тома руками, прижимая его к себе и зарываясь пальцами во взъерошенные светлые волосы. И тогда Том, уткнувшись лбом ему в плечо, позволил себе заплакать.       А Роберт, поглаживая его по голове, шептал. Всё тем же завораживающим, гипнотическим голосом, который кружил голову Тому, как первоклашке вскруживает голову улыбка симпатичного старшеклассника.       Но куда важнее было то, что именно шептал тот. Просьбы о прощении и слова любви… Они оба понимали, что сейчас это ничего не изменит, и это попытка чайной ложечкой вычерпать море. Но Роберт был отныне всемогущ, а значит, был способен и на это. И был готов сделать всё, чтобы произошло это как можно быстрее.       А Том, закрыв глаза, вспоминал…       Он вспоминал, как в начальной школе к нему подсел взъерошенный мальчишка с парой ссадин, и вдруг с интересом начал спрашивать, о чём он читает. Том ожидал, что тот, как и остальные, уйдёт, едва поняв, что книга скучна, но тот внезапно всё понял и искренне продолжал общение, а затем попросил дать книгу почитать. Тогда они и начали общаться…       Два уникума, два умнейших из класса, всегда вдвоём отправлялись на любые олимпиады и всегда побеждали. Но Роберт всегда был на первом месте, и Том завидовал… А Роберт искренне поздравлял Тома и предлагал снова пойти на следующую олимпиаду, чтобы снова победить вместе, не видя смысла в соревновании между ними.       А потом они стали подростками, и если Том сутулился, был в прыщах и с глупыми очками, Роберт словно проскочил весь период изменения тела, оставаясь красавцем, который вскоре стал получать множество валентинок… Среди которых однажды оказалась валентинка и от Тома.       Том боялся, что однажды тот увидит, насколько они разные, и поймёт, что не хочет больше дружить с таким, как он… А Роберт не видел того, что они разные, и не соревновался против него. Он соревновался с Томом за руку…       И Том проваливается в сон, наконец оказавшись в объятиях Роберта, и тот, улыбаясь, поднимает любимого на руки и переносит его в кровать, присаживаясь рядом. Ему нет необходимости спать после воздействия Х, а вот Тому как следует выспаться точно не помешает. В мешки под глазами уже всю фабрику спрятать можно…       Роберт горько усмехается, оставляя поцелуй на лбу Тома и ложась к нему, бережно прижимая к себе и обнимая, в своих руках пряча от грядущих кошмаров, не позволяя им приблизиться. Сейчас, когда безумие, пришедшее с ломающей человеческую сущность силой, сошло с него, Роберт не мог позволить себе потерять Тома.       Он никогда не видел в Томе того, кого он, ослеплённый самоненавистью, видел в себе сам. И хотел стереть с глаз любимого эту пелену и показать наконец, насколько тот на самом деле прекрасен. И пусть на это уйдёт даже целая вечность… Он исправит то, что произошло из-за его невнимательности и молчания Тома.       Роберт улыбнулся, прикрыв глаза и вспоминая…       Он помнил, как Том приносил ему свои любимые книги, и они вместе читали то, что было им явно не по возрасту, и с интересом обсуждали.       Он помнил, как Том впервые смущённо передал ему валентинку, и до сих пор прятал ту где-то в своём дневнике, где когда-то — пару лет или целую вечность назад — делал записи о каждом дне. И в каждом дне был его Томми…       Он помнил, как Том ругался на то, как Роберт питался чем попало, и готовил для него вкуснейшую еду, а потом стучал ему по лбу поварёшкой за шутки про «жёнушку».       У них было слишком много общих воспоминаний. Жизнь связала их крепче, чем они могли представить… И оба надеялись, что ничего уже не заставит их разлучиться вновь.