Перегорел.

      Спина деревянная, прямая. На кровати сидится неспокойно. Из приоткрытого окна навивает холодный ветер. Свойственная этому болотному городу погода. Сырость и завывающие ветра делают даже минимальный минус таким ощутимым, словно в Сибирь сослали за восстание. Складками собравшееся на паху лёгкое одеяло. Ноги опущены на холодный пол. Глаза придирчиво осматривают окружение. Комната погружена в тотальную тишину, утонула в ней. Её верную подругу тьму прогоняют лучи холодной луны, просвечивающей сквозь оконные рамы. Предметы едва различимы, однако встань он с кровати не ошибся бы, вышел тихо. В конечном итоге ему далеко не в первой. Под сердцем болезненно ноет липкое горячее чувство — стыд. За его спиной, на второй половине кровати крепким сном спит тот, ради кого он сейчас с собой борется. Ради кого каждую ночь убивает в себе едкое желание уйти на улицу, выкурить пачку за раз и уснуть прямо там на скамейке. Сожрать голову мыслями перед сном. О собственной ничтожности, задохнуться от жалости к самому себе. Заледеневшие ладони растирают лицо, сон давно ушёл, не оставив даже усталости, чтобы закрыть глаза и сделать вид, что ты действительно спишь. Иногда сознание верит ему, позволяет провалиться в спасительное небытие, утонуть во тьме и проснуться не так рано, не привлекать к себе подозрений.       Горячие большие руки обвивают торс наискось, прижимаясь лицом к одному из плеч. Тело даже не вздрагивает, привыкшее к постороннему теплу и присутствию слишком давно. Даня сонливо растирает лицо в чужую кожу, через силу разлепляет глаза, осматривая освещённый лунным светом профиль лица. Не улыбается, хмурится и вроде даже злится. По крайней мере внешне так кажется из-за хмурых бровей и напряжённого взгляда. Илья знает значение этого выражения наверняка — недовольное беспокойство. Конечно, этот агрессивный рыжий амбал никогда ему не скажет прямо, что ему не всё равно на его сопливые мысли и попытки доказать себе и всему миру, что он чего-то стоит. Но когда подрываешься раз четвёртый за ночь, а он всё так же рядом, встаёт следом так спокойно и невозмутимо, будто и спать не сильно хочет, обнимает крепко и слушает весь твой словарный поток, понимаешь истину — нет, ему не всё равно. Он так же волнуется и хочет помочь, как хотел бы человек, говорящий всё прямо. Может даже сильнее, именно поэтому не знает, как такое желание выразить.       — Не заебался ещё подрываться по пятнадцать раз за ночь? — это он в своей манере сообщает, что нужно бы как-то позаботиться о своём ментальном состоянии. Обратиться к специалисту, попить таблеточки. Как давно Илья начал понимать его правильно? Учился на ошибках? Воспоминания подсказывают, что Даня шёл на встречу, пересиливая себя, разжёвывал своё поведение, поступки и слова, чтобы показать — не безразличен, не обижает. Коряков запоминал его уроки слишком хорошо. Хотя бы по той причине, что хотел понимать единственного мужика, который вызывал такой же сильный отклик, как девушки. Сильнее даже, это сравнимо с эйфорией безумия. С осознания собственного превосходства. Любить и быть любимым, класть вместе хуй на чужое мнение, просто потому, что так спокойнее, так лучше.       — Покурить хотел, — отличное лекарство, проверенное. Илья практикует уже не первый год. Помогает стабильно, хотя дозировка всегда разная — по случаю. Иногда одной хватит, иногда пачки будет мало. В висках начинает болезненно покалывать, рёбра сжирают черви, заламывает кости — любимые симптомы переутомления. Даня подтягивается ближе, обвивая руками за талию, прижимает спиной к своей груди, зарываясь носом в мягкие растрёпанные волосы.       — Не поможет, — «О, я знаю» — с радостью хотел бы ему ответить Илья, но Даня знает это и без его ответов. Отводит только глаза, поднимая одну руку к сцепленным горячим на собственном животе. Большим пальцем оглаживает костяшки, опускает голову и искренне хочет, чтобы это состояние закончилось. Кашин за его спиной дёргает щекой, но руки не разжимает, осматривая комнату. Несколько бутылок воды с его стороны кровати. Каждый раз приносит на ночь, Илья как проснётся после своих кошмаров мучается от сухого горла, встаёт громко, сам себя пугает. Чуть дальше, у изножья кровати свалена большим комом их одежда. Страстными эти ночи можно назвать только в шутку, и то смеяться некому, оба в таком убитом состоянии, что о подобном думают в последнюю очередь.       — Как меня это заебало… — растирая лицо руками, Коряков искренне сдерживается, чтобы не ударить первое, что попадётся под руку. Кто-то плачет, кто-то кричит, а ему уже драться хочется, бросаться предметами и биться головой о стену, в призрачной попытке выбить оттуда паразита, что вышел из спячки спустя столько лет. Почему именно сейчас? Как бы сильно они оба хотели знать ответ на этот роковой вопрос. Почему-то кажется, что это помогло если не решить, то хотя бы уменьшить проблему. Апатия. Для Мазеллова она сродни рака, и ремиссия, как выяснилось, длится не так долго, как хотелось бы. Кашин отпускает сгорбившееся тело, садится рядом, спуская ноги с кровати. Прижимается коленом к чужому и осунувшееся лицо осматривает. Серо-зеленые глаза особенно пустые на этой неделе.       Раньше ему помогали стримы. Если не выйти из состояния, так хотя бы приподнять настроение. Вдохнуть полной грудью и отоспаться один день нормально, не мучаясь от кошмаров и бессонницы. Второй стадией спасения были друзья, шумный Стинт, веселящий и сострадающий Антоша. Третьей и последней был Даня, забирал к себе и выхаживал. Противореча себе вытаскивал на улицу, водил по разношёрстным местам, устраивал красивые вечера. Сейчас все стадии пройдены и эффекта нет. Этот раз стал самым долгим на памяти парней. Даня отстранённо думает, что этот пиздец ему не нравится от начала и до конца. Ни нравится не потому, что ему приходится выхаживать Илью, как безрукого, а потому, что это убивает его. Разрушает то солнце, к которому Кашин так привык. Весёлый, яркий, смешной, всё понимающий и хитрый. Сердце кровью обливается от мысли, что вместо яркого силуэта в памяти отобразится длительный период этого осунувшегося вида. Опущенные плечи, пустые глаза, холодные пальцы, осипший голос. Стоит ли отмечать, что он успел похудеть на несколько килограмм за эти пару месяцев? Как бы певец не старался исправить это состояние, получалось ужасно. Нет. Получалось херово.       Пристальный взгляд голубых глаз изучает знакомые черты лица. Бегают от одной родинки к другой, собирая на тусклом лице созвездие из тёмных звёзд. Илья подмечает пристальный взгляд. Перестаёт пялиться в одну точку и встречается с ним. Сталкивается пустыми с усталыми и проклинает себя вновь. Чернеющая дымка уныния копотью покрыла каждый сантиметр лёгких и внутренностей. Почему он такой проблемный? Почему из-за него близким людям всегда приходится так трудно? Измотанные глаза Дани напоминают ему серое от сочувствия лицо Макса, не знающего, как помочь своему другу. Вслед за ним осунувшийся Антон, говорящий особенно тихо с Денисом. Они молчаливые были как никогда раньше, старались лишний раз глаза не поднимать на Илью. Большая ладонь по-свойски прижимается к щеке. Кашин большим пальцем оглаживает скулу, подтягивает его лицо ближе. Когда старший лбом ко лбу прижимается, Илья чувствует в горле колючий ком слёз и жмурит глаза, искренне желая утопить эти эмоции где-то в глубине души.       — Как же я тебе помочь хочу, Илюш, — почему именно его голосом эти сопливые слова звучат так серьёзно? Почему от одного осознания правдивости этих слов хочется в слезах благодарности захлебнуться? Илья тянется, крепко сжимая чужие плечи, замирает. Кашин пристально следит, как он сжимает губы в одну тонкую линию, сдерживает эмоции. Не будь они в такой заднице, хер бы Даня вообще эти слова произнёс. Но сейчас плевать на свои эмоции, плевать сейчас вообще на всё. На всё кроме него и его состояния.       ДК обнимает первым, притягивая к себе так крепко, как получается в неудобном положении, трепетно гладит по спине, утыкаясь носом в сгиб шеи. Илья жмурится, несмотря на все старания всё же чувствует, как по щекам предательски текут горячие слёзы. Неожиданное осознание пробивает его так сильно, что вырывает из груди громкий всхлип — не всё равно. Когда Дане не всё равно, Илья зеркалит его чувства. Дышать становится легче, даже несмотря на забитый нос и склизкий ком в горле. Это на грудь перестала давить вина. «Ты волшебник» — проносится в голове не озвученная мысль. Он обнимает так же крепко, честно немного шокируя привыкшего к обмякшему телу Даню. Эта неделя станет началом ремиссии. Илья с удивлением на следующий день отметит, что несмотря на состояние рёвы-коровы он чувствует себя лучше. И даже опухшие глаза и севший голос никак не уменьшают радость от чувства возникшей свободы. Он всё так же будет чувствителен к шуткам и ядовитым подколам. С явным трудом будет адаптироваться к миру, выбираясь с Даней сначала просто за продуктами в магазин. Потом отдаляясь всё дальше. В кафе, стритфуды, подворотни, в которых многоэтажным эхом расстилался их задорный хохот с очередной шутки о произошедших за это время событиях.       Ещё через неделю Илья, скрывая напряжение вернётся в Москву. Даня покорной тенью последует за ним, подбадривая и шуточно пощипывая за плечи. Близкое дружеское взаимодействие для них куда роднее и привычнее, чем поведение латентных геев, делающих вид, что друг друга не знают и по ночам в одной кровати не спят. Антон встречает их прямо с аэропорта, искренне обняв обоих. Татыржа продолжит начало ремиссии, заложенной Кашиным. Будет выводить в стримерское общество, вытащит к друзьям, заставит выпить со сквадом, поиграть не под камеры, поговорить с кем-то кроме Дани. Когда терапия восстановления окончится, Коряков наконец-то сможет вернуться к стримам, запостит несколько кружочков в телеграмм, сфотографирует обожранного у Антона Завертина. Месяц в Москве окончится отъездом обратно в Петербург ночным рейсом. Даня встретит невозмутимо лыбясь. Ему не надо ничего говорить, он всё понимает и лишь скалится забавно, подмечая заведомо хорошее настроение Ильи.       Коряков за это время открыл для себя новую сторону Кашина. Научился понимать ещё несколько его действий и взглядов. Пристальнее стал наблюдать за движениями и словами, прекрасно зная, что этот мужчина для него как скрытый персонаж. Раскрывается охотно, но так осторожно и долго, что вызывает только нарастающее обожание, вперемешку с жадным желанием целоваться ночами, соревнуясь в том, кто пикантнее отвесит шуточку. Потому что им так нравится. Потому что они так любят.