Ирония холода

Юноша просыпается в страхе и холодном поту. На улице по-прежнему темно, еще нет привычного скучно серого, чем обычно и облачен таинственный Санкт-Петербург. Тело прошибает дрожь, а во рту предательски появляется сухость, которая ясно дает понять, что придется подниматься и брести до кухни, но еще какое то время все равно проходит в постели. Взгляд устремлен на окно. Стекло в пластиковой рамке не внушает никакого доверия. Хотя сейчас на это откровенно плевать, ибо хочется выпасть из этой чертовой конструкции и плашмя упасть на асфальт. Усталость. Бесконечная тяжесть бытия неприятно давит на плечи, заставляя кривить губы и прерывисто дышать. Фигурист вылезает из под теплого одеяла, на ватных ногах добредает до кухни, чтобы все таки осуществить свой изначальный план. В подрагивающих руках оказывается стакан с фильтрованной водой. Она другую не пила и его приучила. Бесилась, когда он ей на зло просто пил из под крана. Сосуд опустошается за считанные секунды, вот только сухость в горле никуда не пропадает, а перед глазами стоят обрывки только что приснившегося кошмара, пока к уголкам глаз медленно подступают жгучие слезы, готовые атаковать прям сейчас. А кошмар ли? Не он ведь. Хоть убей не он. В голове так и стоит ужасающая картинка, которая ежедневно напоминает о тех страшных событиях. Начало осени, резкий и очень неожиданный звонок. Прогулка, смех и искренность. Тепло еще, солнце ярко светит из-за угла дома. А потом выстрел. Единственный и смертельный. Но зачем то в уже мертвую плоть прилетает еще несколько свинцовых подружек. Бледное тело, истекающее кровью, падает на ярко зеленую траву. Хотя ноги все равно остаются на асфальте. Или ее туда перекладывают, он уже и не помнит. «А девочка лежит на асфальте За страшную свою оплошность Хочешь знать, какую, нате Её приговор – пошлость» Алые дорожки, что стремглав стекают по коже, завораживающе блестят под солнечными лучами, вот только не весело уже. Женя падает на колени, пытается дозваться до возлюбленной, искренне надеясь, что это какая то глупая шутка, что все хорошо. Она умерла. Больно и быстро. С легкой улыбкой на лице и искрящимися желанием жить глазами. Глубокими, медово-янтарными и очень любимыми. Кто то из прохожих вызывает скорую, пока фигурист пытается оставить голову холодной и оказать первую помощь. «И я честно пытаюсь спасти её, но знаю, что жизнь в ней давно угасла, Была бы она феникс, но феникс это вроде что-то из сказки, А сказки спрятались, их согнали с детских площадок, Над ними смеялись весёлые дяди в поисках своих весёлых закладок». Поздно уже. Да и до этого ничего бы уже не помогло. Виновный в смерти его смысла жизни пускается в бегство, убедившись, что жертва не дышит и спит вечным сном, а русоволосый только и может пару раз крикнуть в след: «скотина, стой». А дальше лишь матерится себе под нос, не веря в реальность происходящего. Больница, морг, ледяное тело девушки схожей с котенком шоколадного окраса. Семененко плачет в открытую, рыдает навзрыд, даже не пытаясь скрыть своих эмоций. Незачем уже. Капли размывают белые линии. Последнее, что осталось от ее тела. Затем похороны, череда соболезнований и полное выпадение из привычного ритма существования. Не прошло и сорока дней, а юноша уже сходит с ума, ловит панички и глюки, истерит и не может заново приступить к тренировкам и учебе. Заживо гниет. «Мне, к сожалению, нельзя теперь так сказать, Но сердце мое тобою измотано» Спортсмен не пьет и не курит, он ведь все еще фигурист, да и брюнетка бы точно не одобрила такую затею. И не важно, что она уже как месяц лежит под землей и не дышит. Молодого человека подкашивает, он увядает на глазах, перестает есть и практически не пьет, не выходит более из дома, в котором каждый чертов сантиметр напоминает ее. Сам себя добивает с концами. И сам не знает зачем, просто считает это чем то нужным конкретно в данный момент. «Мне правда нельзя теперь так сказать, Но я говорю, говорю это сам» Становится ощутимо холодно, по полу тянет сквозняком, но парень не двигается, никуда не уходит, продолжает взглядом прожигать дыру в светлой кухонной стене. Окно здесь, кажется, и вовсе не закрывается. А Жене частенько снится тот день, и ноги вечно мерзнут. Хотя он весь ледяной и больше на труп смахивает. Выглядит так, словно болеет чем то серьезным уже долгое время. Действительно болеет. Разбитым сердцем и очередной психологической травмой, которую не перекроешь чем то по типу: «я должен работать и чего то добиться, чтобы выразить так свою благодарность». В новостных каналах одна за другой появляются новости о бесконечных травмах коллег и завершениях карьеры восходящих звезд. Да и не только восходящих. Уходящих. Отстранение от международки продлили. А есть ли смысл тратить себя ради медальки местной водокачки? А есть ли вообще смысл жить? Евгений его не видит. Упрямо не хочет находить его. Списал себя со счетов во всех планах. Не хочет без нее. Не может. Холодно. Стоило бы закрыть это чертово окно, но на совершение этого действия нет абсолютно никаких сил. Да и обо что нынче греться? В мире, состоящем из бедствий, что было дорого, все давно порвано. Ебучая осень. *** Ярко светит апрельское солнце, вот только вместо привычной улыбки на лице можно увидеть нахмуренные брови и сжатую челюсть. Сегодня было бы 4 года, как они вместе. Но сейчас это уже неважно. Яркие лучи больше не греют, не вызывают никаких чувств и эмоций. Несмотря на весну, руки не меньше немеют. Спортсмен забил на тренировки и учебу, не отвечает никому на звонки и не открывает дверь, если кто то решает посетить его лично. Не хочется лишних разговоров. А после про него постепенно все забыли. Он просто ушел в тень. Остался ни с чем. Один. Разбитый и переломанный. У него ничего, кроме скомканных перьев. Никто ни в чем не уверен. Всем одинаково холодно. К такому выводу Семененко пришел, наконец решив прогуляться в том месте, где не стало самого важного человека в его жизни. Люди куда то бегут и лучше кутаются в шарфы, крепко держа полы пальто. Они все одинаковые. Скучно-серые. Равнодушные. И он теперь такой. Юноша уже минут двадцать прожигает взглядом еле заметное красное пятно на бордюре, который всем лень перекрасить. Служит ориентиром. Хотя он и без него бы пришел сюда по памяти. Слепой и изувеченный. Добил бы. «Капли размывают белые линии. Последнее, что осталось от ее тела. Когда ее уже нет, и прошло время, легче дорисовывать по памяти то, что всем нужно было сохранить целым. Это то, что всем нужно было сохранить целым». *** Его снова кроет. Не выдерживает. Берется за лезвие и без какой либо жалости режет собственные руки. Кричит надрываясь. Ненавидит все живое. Не желает мириться. Да и жить уже тоже. Время близится к рассвету. Скоро бесчеловечные особи вновь натянут на лицо маску дружелюбия и побегут по своим ненужным этому миру делам, попутно желая каждому встречному смерти. Просто чтобы было. Медленно поднимается солнце. Молодой человек содрогается. Тянет кровавую руку в сторону окна, словно ловит солнечных зайчиков. Или желание жить. По пальцам стремительно течет ярко красная кровь. На ее белом пиджаке была точно такая же. «Всё ещё течет кровь, тревожна и живая, Стекает между пальцев поднятых рук, готовых к объятиям, А любовь из окна смотрит…» Перед глазами плывет, Евгений перестает контролировать происходящее, улыбается через боль и слезы, задыхается от беспомощности и собственного ничтожества. А затем падает. Проваливается в темноту. За окном захватывающий дух розовый рассвет. Жаль только, что он его уже не увидит. Он умер. Ушел вслед за ней. Не справился. И этот восход в ее честь. В честь их вечной и настоящей любви.