I'll meet you in my dreams

За окном едва утро, его телефон вибрирует на тумбочке от сообщения. Слипшиеся ресницы распахиваются как по команде, когда он испускает буквально самый страдальческий, измученный стон, из всех что вообще могли сойти с его губ. Как последний вздох, ей богу. В трусах отвратительно мокро. Скорее, липко, но описывать ещё подробнее всё это Чуя бы не стал, конечно, не хватало ещё удариться в размышления. Для всего этого есть обобщающее слово — "пиздец", и это единственное, что приходит на ум рыжему в данный момент, после таких снов, как сегодняшний. Таких, это значит — отвратительных, нежеланных и абсолютно, твою мать, раздражающих. Ублюдский сон, ублюдское утро, и ублюдский Дазай. За окном хорошо, суббота, в университет идти не надо. Лучи солнца уже вовсю просачиваются через комнату, весна всё-таки, и он был бы бесконечно рад столь блаженному пробуждению, если бы всё вокруг не выбешивало бы его прямо сейчас. Всё живое и неживое буквально насмехается над ним и его относительно жалким состоянием в данный момент. И раздражающее щебетание птиц за окном, и шум блядских гонщиков на их не менее блядских мотоциклах (нет, серьезно, кто вообще в здравом уме сядет на мотоцикл в 11 утра несчастной субботы?), и мерзотно звенящий будильник. Блять. Просто блять. Его всё бесит. Чуя поворачивается на другой бок с абсолютно испорченным настроением, наверное, на весь оставшийся день. И кто его испортил? Дазай, ага. У него получается всё портить даже если Чуя заблокировал его контакт ещё вчера. Даже если он расстался с ним уже в чертов третий раз. Их отношения с Дазаем по меньшей мере странные, по большей — ебанутые. То есть, зажимания по углам университета, пьяные поцелуи, вечные скандалы, высосанные из пальца, вряд ли шли им обоим на пользу. Ну, по крайней мере ему. Дазай уже давно положил огромных размеров болт на свое психическое здоровье. "Сто процентов уже нашел другого ебыря, на кой черт ему я, вот пристал," — Чуя думает так, но если бы его мысли действительно являлись исключительно такого рода рассуждениями — этот сон бы не приснился бы ему. Это уж точно. Чуя пытается хотя бы сесть на кровати, для начала поднять тушку с мягкого матраса. Серьезно, он старается просто проигнорировать очевидно настойчивые сообщения на телефоне, пульсирующее чувство где-то в области паха и всё это. Очень старается, но когда закрывает глаза, перед веками всплывает всё что он видел и если бы это был кто угодно другой — окей, он бы наплевал на это с высокой колокольни. Но это не кто-то, а Дазай. Красивый, у Чуи в жизни язык не повернется его таким назвать, но до жути соблазнительный. Сексуальный, в конце концов. Дазай знает какой он, и в этом вся проблема. Он знает, что сколько бы "Катись отсюда," с губ Чуи не слетело, сколько бы раз он не блокировал его номер, он всё равно даст возможность вернуться. Может быть, Чуя даже хочет, чтобы он вернулся, потому что невозможно не хотеть, когда это Дазай. Дазай — не среднестатистический однокурсник без мозгов, с типичным смазливым личиком. Может, мозги у него отбитые к черту, но есть, и этими мозгами он осознает, насколько он такой "не такой как все". Осознает и очень нагло пользуется, оставаясь под веками Чуи этим липким жаром. О чем он вообще думает? Это бред, честное слово. Чуя вздыхает, ладно, ещё раз. Его синие глаза хмурятся от нежелания привыкать к яркому свету, лицо становится максимально недовольным, когда в трусах становится не только липко, но ещё и, блять, тесно. Остаётся только молиться, что воспоминание об этом сне просто уйдет. Может уйдет после душа, сольется с грязной водой и кофейным гелем для душа. По крайней мере, Чуя очень надеется на это. Вода льется с плеч и мокрых рыжих локонов, приятное тепло обволакивает кожу, воздух вокруг влажный и жаркий, а сонливость как рукой снимает от одного нахождения под струями. Одним словом, реально хорошо. Было бы, если бы не этот, мать его, сон. Чуя прикрывает глаза на секунду и перед ним всплывает он. Его шоколадные пряди волос, почему-то в пальцах Чуи, его донельзя глубокие карие глаза, почему-то смотрящие прямо на него, буквально поглощающие всё его существо целиком, и эти ублюдские искусанные, зацелованные губы. Угх, это правда очень тяжело, почти как проходить через пубертатный период заново, когда всё вокруг возбуждает, а соблазн быстро справиться с этим отвратительного рода напряжением реально велик. Дазай красив, но он не красив как девушка или как парень, как кто угодно. Он красив по-своему, по-своему блядски и порочно, такой жутко раздражающий и желанный одновременно. Так, стоп, вроде они расстались вчера. Он почти стонет в голос, опуская руку ниже, стоит изображению пронестись в голове ещё раз, ещё, и ещё один, и так по кругу. Он буквально видит, как Дазай раздевается, чувствует, как до дрожи хочется провести пальцами по его затылку, по этим выпирающими ключицам, как хочется вгрызться в эту длинную шею с первой секунды. Чуя чувствует, что проиграл. Чувствует, что это полный позор, но плевать, пока ему хорошо. Пальцы, теплые от горячего душа, сжимаются кольцом возле основания и проходятся по всей длине в размеренном темпе. Под водой не очень приятно, но это хорошо, слава богу что он не узнает, какими бы чертовски липкими были его пальцы прямо сейчас, если бы не вода. "— Ты не хочешь меня видеть? —, конечно, он, блять, не хочет, этот вопрос был самым тупым за вечер и, к сожалению, самым противоположным истинным желаниям Чуи, — Значит, встретимся во снах." Вот теперь он понимает, что тот имел ввиду. Это приворот? Ещё что-то? Чуя не знает, но он абсолютно точно облажался настолько сильно, насколько вообще мог. Его лоб упирается в мокрую плитку напротив, когда подозрительно четко различимое лицо Дазая перед ним нагло ухмыляется, перед тем как его губы откроются в стоне. Просто, боже мой, он бы серьезно согласился поцеловать его сейчас, если бы Дазай стоял тут, плевать на то что он сам около часа доказывал Дазаю с какого хрена целоваться с сомнительным новым знакомым прямо перед его лицом - не лучшая идея, что лучше не приходить на пары, если единственные его планы - это перепихнуться в ближайшей кабинке, и всё прочее. Чуе уже всё равно. Либо так действует на его тело вид обнаженного тела Дазая, либо это вода слишком горячая, Чуя отчаянно склоняется ко второму, но не может отрицать первое, пока перед глазами неторопливо пляшут картинки из сна. То есть, Дазай всегда был красивым на нем сверху? Его пальцы перебираются по длине, вверх и вниз привычными движениями, и он не может думать о том, что Дазай сделал бы это лучше. Его рот, горячий рот с этим отвратительно острым языком, заставляющий Чую буквально таять, был бы лучше, его задница и жаркие внутренности были бы лучше. Дазай не прям блядь, ну, может слегка. Особенно когда на нем руки Чуи, когда они гладят его везде где можно, хотя пару минут обещали придушить, когда его реально душат, но лишь чтобы услышать очередной задушенный хрип-тире-стон. Может, Дазай реально нестабилен, и отношения с ним то ещё дерьмо, да он сам то ещё дерьмо, но такой он, собака, сексуальный. Весь из себя грациозный в начале, а потом растрёпанный и мокрый от жаркого пота, разваливающийся на части в его постели, с его членом внутри. Чуя ловит себя на мысли, что, вероятно, ему бы не понравилось знать о том, что Дазай такой же в чей-то ещё постели. Да, может он отчаялся, может он просто идиот, но прямо сейчас он дрочит на свой сон. На сон про Дазая, на эротический сон с ним в главной роли. Его колени предательски подкашиваются и он чуть не поскальзывается на грёбаной плитке, когда позорно стонет, кончая от мыслей о том, насколько приятно быть внутри Дазая, касаться его крепких и одновременно худых бедер, иметь возможность быть единственным, кто трахает его так хорошо, что к середине ночи от Дазая остаётся лишь имя. Чуя просто надеется, что вода смоет весь его позор, но не то чтобы он жалеет. Он не мог по-другому, ладно? Либо его воображение слишком бурное, либо это Дазай слишком запоминающийся персонаж в его истории. А может и то и то. Чуя не может, блять, не вспоминать их последний вечер, когда он буквально выставил его из своей квартиры, когда сказал что в этот раз они абсолютно-точно-честно-клянусь закончили их недо-отношения. Ага. Сейчас, разбежался, Чуя, этот идиот никогда не даст тебе покоя. Даже в гребаных снах. "Плевать", — единственное, о чем он думает, кое-как большим пальцем набирая нужные символы для разблокировали телефона. Одна рука с щеткой чистит зубы, а другая — совершает, наверное, самую лучшую и желанную ошибку в его жизни. Ну, конечно, утром писал Дазай, с другого, мать его, номера. Никто кроме него не написал бы уже двадцать с лишним сообщений за пару гребаных минут его душа. Гудок. Второй. Третий. "Ало-о?", Дазай говорит протяжно, издевается, тварь эдакая. Сначала сна лишил, а теперь веселится. Нет сомнений в том, что Дазай знал о том, что он позвонит. По крайней мере, предполагал и оказался верен. "Во сколько ты свободен сегодня?"