Приступ Кости Нечистоты

Гу Юнь и раньше видел приступы Кости Нечистоты, но тогда не знал, чему именно становился свидетелем. За что бы Чан Гэн ни брался, он ни перед чем не останавливался в достижении своей цели и порой его увлеченность делом граничила с помешательством. Но даже тогда приступы не были настолько жуткими. Казалось, Чан Гэн испытывал невероятные муки — свернулся калачиком, его била крупная дрожь. Чан Гэн был настолько силен, что Гу Юнь не смог его удержать. Неожиданно Чан Гэн яростно его оттолкнул. Изогнутые наподобие ястребиных когтей пальцы безжалостно впились в руку Гу Юня. Ужасно тяжело было смотреть на то, как Чан Гэн себя калечит. — Чан Гэн! — воскликнул Гу Юнь, схватив его за руку. От этого окрика разум Чан Гэна немного прояснился, но просветление не продлилось долго. Погасшая паровая лампа в изголовье кровати качнулась — цепь, на которой она висела, заскрипела — медленно повернулась и постепенно начала вновь разгораться. В мерцающем призрачном свете глаза Чан Гэна имели кроваво-красный оттенок. А губы у него были страшно бледные — в них не осталось ни кровинки. Кроме того в его глазах, обычно ничем не примечательных, будто появились смутные очертания ещё одной пары зрачков. Теперь этот молодой человек действительно напоминал злое божество из легенд. «Уэргу» как называла его барышня Чэнь. Когда Гу Юнь впервые слушал эту историю, сердце сжалось от тревоги. Тогда ему было трудно поверить до конца в ее слова, а уж вообразить, что он увидит это воочию, Гу Юнь точно не мог — до сегодняшней ночи. По спине прошел холодок. Одной пары яростных глаз оказалось достаточно, чтобы до смерти перепугать закаленного в боях полководца. Они пристально смотрели друг на друга. Это напоминало встречу с диким зверем в безлюдном месте: боясь хоть на мгновение отвести взгляд, Гу Юнь медленно протянул к Чан Гэну руку. Тот не стал ее отталкивать. Когда теплая ладонь коснулась лица, Чан Гэн чуть наклонил голову и с бесстрастным видом потерся о нее. — Ты узнаешь меня? - тихо и испуганно спросил Гу Юнь. Чан Гэн опустил густые ресницы — гуще, чем у жителей центральной равнины, — и прошептал: - ... Цзыси. Хорошо, что пока тот его узнавал. Гу Юнь испытал облегчение и не обратил внимания на странную интонацию. Ещё было рано радоваться. Не дав ему перевести дыхание, Чан Гэн вдруг накинулся на него и попытался сжать руку на горле. — Ни за что не отпущу! Гу Юнь оторопел. Горло — очень уязвимое место, Гу Юнь рефлекторно ушел от атаки и выставил вперед руку. Чан Гэн воспользовался этим и грубо схватил его за запястье. Гу Юню ничего не оставалось, кроме как в ответ сжать пальцы на его локте. В узком пространстве спальни они успели обменяться несколькими ударами. Наделенный безграничной силой злого божества и великолепно владевший боевыми искусствами Чан Гэн впал в буйство и неудержимо бросался на Гу Юня. Тот боялся случайно ему навредить и от натуги покрылся потом. — Твою мать! — сердито выругался Гу Юнь. — Я только домой вернулся, куда мне теперь податься? Чан Гэн внезапно замер. Гу Юнь ласково погладил его шею и подбородок. — Очнись! Похоже, этого было мало. Чан Гэн неожиданно прищурился, напомнив Гу Юню молодого леопарда, а затем повернулся и зубами впился в его руку. Гу Юнь потерял дар речи. Ух, знай он, как Чан Гэн себя поведет — сразу отвесил бы ему пощечину! Гу Юнь зашипел, уголки его глаз гневно опустились. В жизни бывало всякое — его избивали, он чуть не погиб во взрыве, но прежде никто настолько не ненавидел его, чтобы кусаться и пытаться буквально сожрать живьем. От возмущения ему захотелось выбить этому сумасшедшему передние зубы! Укушенная рука онемела. Но Гу Юнь так и не решился навредить Чан Гэну и постепенно расслабился. Вместо этого он погладил его затылок свободной рукой и прошептал: — До того ненавидишь, что решил содрать с меня шкуру и сожрать живьем? Неужели ты настолько сильно меня презираешь? Чан Гэн лишь сильнее сжал зубы, глубже впиваясь в плоть. Гу Юнь поморщился и зашипел. Его кровь стекала по руке, впитываясь в рукав пыльных одежд, скапливалась каплями на губах Чан Гэна, а затем одним широким ручейком спускалась к подбородку, откуда пузатыми темно-красными каплями падала на кровать. Мгновенье затянулось. Чан Гэн, будто хищник, ожидал, когда жертва потеряет бдительность, чтобы сомкнуть свои зубы у нее на шее. Гу Юнь встряхнул рукой, пытаясь смахнуть с неё зубастого комара, но тот оказался куда более прилипчив, чем думал маршал. — Отпусти. — наконец не выдержал Гу Юнь. Кажется, несколько бессонных ночей не пошли ему на пользу, так что он готов был прямо сейчас оттаскать этого несносного комара за шкиру, но держал себя в руках, понимая, что комарику гораздо хуже. Роковая ошибка. Гу Юнь, погрузившись в мысли о том, что ему хочется сделать с Чан Гэном, чтобы вернуть того в чувство, упустил момент, когда тот оторвал кусок мышц с его руки и, воспользовавшись замешательством своего ифу, впился зубами в кадык. Гу Юнь не успел осознать происходящее, как почувствовал, что не может дышать. Кровь заполняет его горло и пузырится. Больно! От жгучего ощущения на глазах проступили слезы. Нет… Так обидно! Обидно, что тот ребенок, которого Гу Юнь когда-то спас от волков и приютил в своем доме, так жестоко поступил с ним. А может он сам виноват, что не разглядел в этом мальчишке зверя? Да какая уже к черту разница, если на этом жизнь великого маршала закончится. Слезы хлынули с новой силой. Гу Юнь потратил все силы на то, чтобы взглядом попрощаться со своим убийцей. Зрение привычно мутнело, в ушах становилось все тише, а жгучая боль плавно становилась всепоглощающим теплом, стелющимся по его телу. Твердая кровать стала мягче, будто душа переместилась на пушистое облачко и уже собиралась улететь. — До чего дерьмовая смерть… — одними губами произнёс маршал прежде, чем зрение пропало окончательно. Кровь еще вытекала какое-то время. Сначала несколько затихающих волн, а затем лишь медленный поток, растекающийся в багряно-красную лужу на простынях. Чан Гэн выплюнул сломанный кадык Гу Юня и молча оглядывал тело, пока нечто необъяснимое с новой силой не впилось клыками и когтями в его разум. Красные глаза с раздвоенными зрачками стали насыщеннее и ярче, будто впитали цвет вытекшей крови. Чан Гэн наклонился к обезображенной шее возлюбленного и нежно провел языком по бледной, сочащейся кровью коже. Он поднялся чуть выше, проводя языком по подбородку и переходя к бледным губам, создавая живые киноварные разводы. Чан Гэн отстранился, рассматривая лицо Гу Юня. Точки под глазом и на мочке уха, по мнению Чан Гэна, отлично дополняли картину, совпадая по цвету с кровью и делая мужчину еще красивее. Юноша снова приблизился к губам Гу Юня, одаривая того поцелуем. Не получив никакой реакции на свои действия, юноша разозлился и с силой сжал руки на плечах мужчины. Он хотел бы укусить его или дать пощечину, но побоялся изуродовать столь прекрасное лицо. Внутри кипела ярость. Пальцы сжимались все сильнее, пока не послышался жалобный хруст костей. Неужели пребывание маршала на поле боя и долгая дорога домой настолько плохо отразилась на его здоровье, а кости стали столь хрупкими, что могли сломаться от одного легкого нажатия? Чан Гэн отнял руки, осматривая плечи мужчины, однако они оказались целыми. Хруст издала флейта, на которую юноша встал коленом и даже не заметил. Кусочки белого нефрита были совсем тоненькими и жалобно сбились в кучку, будто бы испугались, что Чан Гэн разломает из еще сильнее. Они напоминали хрупкие косточки чего-то маленького, чего-то хрупкого… например, души Гу Юня. Чан Гэн сгреб черепки в руки и поднял к лампе, осматривая еле заметный рисунок камня. Будто бы душа… Зрачки медленно слились в один, а глаза приняли привычный темный оттенок. Юноша несколько раз моргну, будто в забытии. «Осколки души» все так же лежали у него на ладонях, а руки и светлые одежды были испачканы кровью. И прежде, чем Чан Гэн вспомнил, что натворил, он опустил взгляд на кровать. Его ифу лежал в огромной луже крови, вытекшей из его горла. Вырванный кадык лежал прямо рядом с головой, запутавшийся в черных длинных волосах, слипшихся от крови. По бледному лицу расползались выведенные языком узоры крови, идущие от шеи. — Гу Цзыси! — вскрикнул Чан Гэн, отбрасывая осколки флейты подальше. А что он мог сделать? Только вспомнить, как сам вырвал зубами кадык а потом, будто бы извиняясь, нежно целовал бледные губы. Волосы по всему телу встали дыбом. Чан Гэн смог выдавить из себя жалобный вой, напоминающий скулеж раненного волка, и упасть на грудь Гу Юня. Он не слышал стука сердца и не чувствовал движения от дыхания. Сердце защемило от звенящей в ушах тишины. — Ифу… — взвыл Чан Гэн, поджав к груди ноги, обнял тело и уснул в такой позе. Наутро не было никакого Чан Гэна. «Осколки души» в последний раз пробудили сознание юноши прежде, чем Кость Нечистоты полностью поглотила его разум. Хо Дань намеревался разбудить жившего в поместье Чан Гэна, однако запах крови, исходящий из комнаты Аньдинхоу, насторожил слугу, поэтому он решил проверить, что происходит. К его ужасу рассвирепевший Чан Гэн, с ног до головы испачканный запекшейся кровью, со спутанными слипшимися волосами хотел убить и слугу, но Хо Дань успел закрыть дверь, дав понять, что не собирается заходить. Слуга тут же побежал писать письмо Шэнь И. Но как он мог помочь? Пришлось уведомить и лекарку Чэнь о странном поведении Янь-вана. Оба прибыли в поместье Аньдинхоу тем же вечером. — Так, что, ты говоришь, случилось? — спрашивал Шэнь И, смотря на взволнованного Хо Даня. Невзирая на присутствие барышни Чэнь, Шэнь И вел себя вполне обыкновенно. Наверное, волнение за друга затмило собой сердечные волнения. — Е-его Высочество Янь-ван, — заикаясь говорил слуга, восстанавливая в памяти увиденное, — словно зверь, весь в крови чуть не набросились на меня. Т-точнее набросились, н-но… — Кость Нечистоты… — задумчиво произнесла Чэнь Цинсюй, прерывая сбивчивый рассказ Хо Даня. Шэнь И, который считал слова слуги бредом, резко переменился во мнении и его лицо вдруг посуровело. — Что это значит? — Кость Нечистоты — ритуал, проведенный богиней-варваркой, который может свести человека с ума. До сих пор Его Высочество сдерживали себя, но, кажется, что-то повлияло на него, и действие Кости пересилило его. — А… — подал голос Шэнь И. — Что насчет Гу Юня? Хо Дань, которому был адресован вопрос, лишь похлопал глазами. — Он должен был приехать в поместье еще вчера вечером. — Шэнь И мертвой хваткой вцепился в плечи слуги. — Е-его Высочество были в крови… — снова заикаясь произнёс Хо Дань. Шэнь И перевел отрешенный взгляд на Чэнь Цинсюй. Девушка о чем-то задумалась. — Человек, страдающий от Кости Нечистоты, если не сходит с ума в детстве, обладает нечеловеческой силой и умом… Шэнь И отпустил Хо Даня, опустил руки и сжал кулаки, впиваясь короткими ногтями в ладони. — То есть, вероятность, что маршал мертв..? — Есть, — закончила на него лекарка Чэнь. — Хо Дань, где они? — Сжав в руке гэфэнжень спросил Шэнь И. Слуга, не произнося ни слова, повел парочку к покоям Гу Юня, где за дверью творился неописуемый кошмар. От пробившегося в нос запаха крови у всех троих волосы встали дыбом. — Барышня Чэнь, если Янь-ван так силен, может вам стоит отойти на безопасное расстояние? Не слушая генерала, девушка достала серебряные иглы и потянулась к двери. В комнате тишина. Из гэфэнженя с тихим шипением пошел пар. Щелкнула дверная ручка. В слабых лучах заходящего солнца алел силуэт скрючившегося на кровати Чан Гэна. Он припал к лицу Гу Юня, то одаривая его поцелуями, то проводя по нему языком. При этом тело маршала больше походило на решето. Все шрамы с его кожи были выгрызены или оторваны и кусками валялись на полу. Чан Гэн обернулся на открывшуюся дверь. В его красных глазах темнели двойные зрачки. Шэнь И, увидев тело своего друга растерзанным на куски, на мгновенье потерял самообладание и хотел было отступить, но зверь в лице Чан Гэна не дал ему времени для этого. Он тут же спрыгнул с кровати и бросился на более слабую жертву — Чэнь Цинсюй. Девушка не растерялась и ловким броском попала иголкой в глаз. Чан Гэн зашипел, вынул иглу и бросил её обратно. Та попала в руку барышни Чэнь, но девушка никак не отреагировала, будто бы не заметила. Гэфэнжень в руке Шэнь И загорелся фиолетовым, и вращающиеся лезвия угодили прямо в грудь Чан Гэну, разбрызгав свежую кровь по комнате. Шэнь И протер лицо, лишь размазав красную жидкость, и наконец смог в полной мере рассмотреть комнату и… тело друга. Бледная кожа лица была усеяна кровавыми разводами, глаза цвета спелого персика смотрели вперед. Гу Юнь не боялся, не испытывал боли, но и привычная улыбка больше не играла на теперь уже бледных губах. Тело было скорее похоже на рубленый фарш. С трудом верилось, что человек способен сделать нечто подобное зубами и ногтями. От этой мысли по спине Шэнь И пробежали мурашки. Наконец его нос почувствовал другой, не менее резкий запах. Шэнь И через силу подошел к кровати и понял, что Чан Гэн на поцелуях не останавливался. Желудок свело судорогой, он с трудом сдержался, чтобы не выблевать все содержимое, и тут же отшатнулся от кровати. Чэнь Цинсюй вытащила из руки иголку, протерла её от крови и убрала к остальным. От развернувшегося зрелища на её скупом на эмоции лице отчетливо читалось разочарование и отвращение. Она осталась стоять на пороге в комнату, молча наблюдая за переменами на лице Шэнь И. Хо Дань в комнату заглянуть боялся. Молчание затянулось. Ни у кого не находилось слов, чтобы хоть что-то сказать в этой ситуации. Красная от крови комната, раскиданные куски кожи Гу Юня, покрытый кровью Чан Гэна Шэнь И, стоящий посреди этой самой проклятой комнаты, и сам Чан Гэн, перемолотый вращающимися лезвиями гэфэнженя в сырую котлетку, — все это казалось нереальным. — Барышня Чэнь, — повернулся к ней Шэнь И. — Пожалуйста, поберегите себя и забудьте о сегодняшнем дне. Хо Дань, организуй барышне Чэнь экипаж. — Слушаюсь, — пролепетал слуга и на одеревенелых ногах пошел выполнять приказ. Чэнь Цинсюй последовала за ним. Шэнь И еще раз протер лицо рукой и медленно вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. — Как же, блять, об этом сообщить императору..? — произнёс мужчина, убирая оружие за спину.