***
К тому времени, как Югём добрался до дома и, минуя лестницу, ведущую на крыше, где он и снимал комнату зашел в дом, снег прекратился. Там его уже ждали тетушка Нам и Нам Сухо, её младший внук. Кажется, старший опять задерживался на работе. Хотя Югём подозревал, что тот обзавелся девушкой и пока не собирался знакомить с ней родню. Пахло острой пастой кочхуджан и рисовой мукой. На столе уже кипел бульон, осталось лишь забросить ингредиенты. Тетушка махнула Югёму рукой и принялась разливать горячий чай в пиалы. Обычно Югём предпочитал кофе, но её зеленый чай был, пожалуй, вне конкуренции. Сухо улыбнулся и похлопал рукой по подушке рядом с собой. Насколько странно было чувствовать себя с ними семьей? Родители Югёма любили и уделяли ему достаточно времени, но он никогда не ощущал той заботы, которой окружала его семья Нам. — Ты сегодня позже обычного, опять с Кан Миной выпивал? — мягко произнесла тетушка. — Мы с ней друзья, — поправил её Югём, усаживаясь рядом с Сухо. — Очень жаль, она милая, — зацокала тетушка и тут же переключила внимание на главное блюдо — внука. — Сухо, почему сидишь без дела? Ужин себя не приготовит. Наблюдая, как Сухо напрягся, Югём рассмеялся. Кажется, наваждение временно затихло или замерло в ожидании. Обманчиво утонуло во вкусной еде, разговорах и рассказах тетушки о своих детях. Она любила всех, даже тех, кто просто снимал комнату в её доме. Приветливая, милая и обходительная старушка, которой Югём любил помогать. Вопреки веселью Югёму не удалось до конца избавиться от тяжелых мыслей. Иногда он возвращался к входу в бизнес-центр и продолжал с надеждой прокручивать в голове всё, что успел заметить. Неужели ему показалось? С чего вдруг разум решил сыграть злую шутку? За три года он ни разу не возвращался в прошлое, старательно топил его в рутине. Ему страшно не хотелось сталкиваться с совершенными ошибками, иначе придется их признать. Иначе вновь придется ненавидеть дождь. — Хван Югём, ты с нами? — тяжелая рука Сухо легла на плечо. Они уже успели помочь тетушке убрать со стола и отправились вдвоем на крышу. Югём ссутулился и потянулся за сигаретой. Упрямый дым взметнулся вверх, рассеиваясь в зимней прохладе. Вот бы тяжелые тучи ушли и явили звезды, пока лишь луна изредка проглядывала, сияя без особого осуждения. Просто, так было нужно. — Дай, — Сухо вытянул из его руки сигарету и с каким-то отчаянием затянулся. Он всегда курил лишь в присутствии Югёма, поэтому частенько заходил на крышу. Его даже не смущало забираться посреди ночи, когда Югём уже давно спал. — Признайся уже ей. Прячешься, как ребенок, — вздохнул Югём. — Не хочу её разочаровывать, — Сухо широко улыбнулся, выпуская густой дым. — Ты сегодня сам не свой. Пропустил половину разговора, решил от нас съехать? — Что у тебя в голове? — возмутился Югём. Но Сухо не дрогнул, смотрел заинтересованно. Он не собирался сдаваться, поэтому сдался Югём. — Если я скажу, что совершил кое-что ужасное, как к этому отнесешься? — Правда? — темные глаза Сухо расширились. Он сел ровнее и заправил выбившуюся из хвоста каштановую прядь за ухо. — Убил кого-то? — Нет, почему сразу убил? — Югём отклонился спиной к стене, из-за чего лавочка слегка заскрипела, и, подняв взгляд к небу, скривил губы. — Это ничего, просто знай, если надо спрятать труп, то я готов помочь, — Сухо одной сигареты показалось мало, поэтому он потянулся за следующей. — И много трупов на твоем счету? — Югём подозрительно прищурился. — Не пытайся от меня отгородиться, — Сухо понял манипуляцию, поэтому не поддался. — Ничего такого, — Югём пожал плечами. — Я просто бросил того, кто во мне нуждался.***
Холодные капли воды стекали по посеревшему зеленому козырьку дома, стены которого покрывала плесень и разводы, то ли от сырости, то ли от старости. Пальцы Югёма онемели от холода, несмотря на июнь. Он не понимал, это дождь стекал по его лицу, смешиваясь с солью, слепившей длинные ресницы или слезы скопились тяжелым удушающим комом в горле. Дождь размывал по асфальту цветные следы топлива, мешал с кровью и уносил в водосток. Люди в форме накрыли черным брезентом неподвижное тело Минхо. Его лучшего друга. Никто так и не понял, что произошло. Почему подросток решил выбежать на дорогу прямиком под машину. Не было криков и истерик. Ненужного шума и любопытных разговоров. Звенящая тишина давила на барабанные перепонки. В этот день Югём возненавидел дождь. Мир оглох. Замедлился. Окрасился в серо-красный. Тучи низко нависли грязной массой, рискуя обрушиться на такой же грязный асфальт. Ровно до тех пор, пока детский крик не разорвал картину переполненную скорбью. Спохватившись, Югём перехватил Ён Джина, чтобы он случайно не выбежал на дорогу. Тонкие детские пальцы до скрипа сжали ткань его школьного пиджака. И Югём прижал его к себе, разворачивая, закрывая рукой голову. Позволил горячим слезам пролиться теплом на его груди. Югём единственный, кто пока был способен мыслить. Он цеплялся взглядом за равнодушные переливы красного цвета мигалок, за плечи фигур людей в форме. Он пытался от них отгородиться, как и они от эмоций. Югём помнил Джина веселым. Минхо не сильно радовал младшего брата вниманием, но дразнил постоянно, заигрывая. А Югём уговаривал Минхо взять брата с собой, ведь они ничем таким не будут заниматься, просто гулять. Если Джину так с ними весело, то пусть идет. Джин постоянно улыбался. Он был очень добрым и отзывчивым. Но дождливый летний день навсегда стер с его лица сильные эмоции. Они превратились в какие-то картонные образы, натянутые и отчасти эфемерные. Забыть тот день Югёму так и не удалось. Каждый раз он прокручивал в голове случившееся, но не мог определиться. Не мог понять. Полиция сказала утешительное: «самоубийство». В маленьком городе дети умирают не так чтобы часто. Очевидно, всем очень хотелось скорее об этом забыть. Югёму хотелось того же. Единственный, кто не давал ему покоя — Джин. Из счастливого парня он превратился в тихого и послушного того, кто легко со всем соглашается. С сочувствием, с которым на него смотрел теперь каждый, даже с осуждающими взглядами, что не понимали его равнодушия. В школе это не поняли и не приняли, кто-то обвинял в смерти брата. И Джин соглашался. А Югём его защищал. Защищал от всего. От нападок, от приставаний. Даже от матери, которая так и не справилась с потерей, предпочла топить горе в вине и отыгрываться на Джине, обвиняя во всем его. Сбившись однажды со счета, сколько раз Джин приходил к нему посреди ночи, весь разбитый и мокрый от дождя, Югём предложил ему поселиться у себя. Мама всё равно не заметит. Люди всё равно не спросят. Они могут только осуждать, не больше. И какая им разница, когда друг у друга остались только они вдвоем? Потому что Минхо связал их. Но Минхо больше не было, он не вернется, не улыбнется и не позовет их гулять. А Мокпхо не будет более дождливым, чем уже есть. Ничего не изменится. Джин всё равно не перестанет ненавидеть дождь. Югём всё равно не сможет его оставить. Всё казалось таким простым. Но с каждым днем в Югём крепло отчаянное осознание того, что он устал. От воспоминаний и от себя самого. Он ненавидел тот перекресток, тот сломанный светофор, того водителя. Он ненавидел капли, отчаянно бьющие по стеклам, напоминая ему о внутренней истерике. Но он должен был оставаться сильным для Джина. — Ненавижу дождь, — снова и снова повторял Джин. — Идем ужинать, — снова и снова отвечал Югём. Он не заметил, как Джин занял всю его жизнь и мысли. Он жил от встречи до встречи. Обычные подростки находят новых друзей и забывают про взрослых, но Джин всегда возвращался. Его ничего больше не интересовало. Он равнодушно наблюдал за ненавистным дождем, а потом садился ужинать. Они въелись друг в друга, как та плесень на стенах. Превратились в обыденность, уныло отмеряющую годы жизни. Выработались в привычку, в которой забота больше не казалась необходимостью. В момент, когда взгляд Джина изменился, Югём понял, что должен остановиться. Но не заметил, как сердце отчаянно нуждалось в том, кого он считал младшим братом. Мелькнуло слабое осознание того, что их «вместе» не будет долгим. Оно наступило не сразу, смешалось с чувством вины и отвращением к себе. А потом вытолкнуло его на тот перекресток, поставив перед выбором. Проще оказалось притвориться, обмануть себя и утопить печаль в бушующей стихии отчаяния.***
— Так ты влюбился в брата своего друга, — Сухо пытался не смеяться, но неудачно, — и почему это плохо? — Я на десять лет старше, — Югём скривился. — Хорошо, когда тебе было восемнадцать, ему было восемь, выглядит не очень хорошо, — Сухо принялся загибать пальцы. — Когда ему было восемнадцать, тебе двадцать восемь. Сейчас тебе тридцать три, а ему двадцать три. Возраст условность, как и ваше знакомство с самого детства. Понимаешь меня? — Что-то не хочется, — уклонился Югём. — Ты же не влюбился, когда он был совсем маленьким? — возразил Сухо, замахав руками. — Или… — Не говори так, мне и без тебя противно, — Югём заскрипел зубами. — Ему было семнадцать. — Всё ещё не понимаю, — Сухо нахмурился. — Ты честно дождался, когда он вырастет. Значит в твоей любви нет ничего предосудительного. Люди иногда влюбляются, такое случается. — Дело не в разнице в возрасте, — Югём покачал головой. — А в чем же тогда? — Сухо нахмурился. — Попробуй заботиться о ком-то, считать своим братом, — Югём достал сигарету. Пачка почти закончилась. — А потом скажи, что любишь его. — Попробуй довериться своим молодым сердцем взрослому, позволь о тебе заботиться, заменить брата, — Сухо закатил глаза. — А потом дай ему растоптать твои чувства. — Не дави, мне и так непросто, — Югём поморщился. — Мне бы тоже было противно, я понимаю. Но это вопрос времени. И, судя по всему, у него никого не осталось, кроме тебя, — Сухо поднялся с места. — Знаю, — Югём опустил голову, разглядывая обледенелый зеленый настил. Кое-где виднелся пепел. — Он был мне важен и дорог. Вероятно, это одна из причин, по которой я всё ещё один. — Раз он так важен, почему оставил? — Сухо сложил руки на груди в замок. Югём криво усмехнулся. У него не было оправданий, да и не хотелось. Он прекрасно осознавал, что поступил подло. Чувство вины его никогда не оставляло. Хуже всего осознавать собственную трусость. Ещё сложнее справиться, когда ошибки настигают, возвращая долги за содеянное. — Знаешь, от него пахло ванильными булочками, — Югём грустно улыбнулся, он и сам не знал почему. — Я правда себя боялся. Думал, что поступаю с ним нечестно, что не должен всего этого чувствовать. Мне так хотелось оградить его от себя, от собственных мыслей… А теперь прошло три года и я вдруг осознал, что жалею… И, кажется, уже слишком поздно. Я никудышный взрослый. Сухо посмотрел на Югёма с сочувствием, отчаянием и легкой долей неприязни. Он выбросил сигарету и, перед тем, как уйти, тихо произнес: — Никогда не поздно признать собственные ошибки. И исцелить чье-то сердце, даже если глубоко ранил его. Даже никудышные взрослые имеют право быть счастливыми. Скривив губы, Югём махнул ему рукой. А ведь он не говорил, что его чувства взаимны. Тогда, почему же в груди так тоскливо?***
— Хённим, ты не оставишь меня? — спрашивал Джин, глядя, как усталые капли лениво скользят по стеклу. Каждый раз, стоило небу нахмуриться, Джин испытывал острую необходимость отправиться к Югёму. Во всяком случае, Югём думал именно так. — Не оставлю, — отвечал Югём. Всё чаще они проводили время в тишине. Иногда читали или учили уроки. Джин был внимательным и тихим. Он со всем соглашался. Согласился и в тот день, когда Югём сообщил, что должен уехать из-за работы. Он всегда соглашался. — Хённим, я могу поехать с тобой? — Джин стоял рядом с поездом и накручивал на палец край шарфа. Он смотрел вниз, а длинная черная челка лезла в слезящиеся глаза. — Тебе надо закончить школу, — Югём погладил его по макушке, растрепав волосы. — А потом я смогу к тебе приехать? — Джин повел плечами и воспрял, задирая голову. В его глазах Югём видел свое отражение. Он закусил губы, не зная, как попрощаться. Не хотелось уезжать вот так. Вернее, уехать хотелось, но не разбивать чувства Джина. Почему-то казалось, что он не поймет, не сможет принять. Порой тяжело чем-то жертвовать, ради сохранения собственного благоразумия, но Югём был уверен — он поступает правильно. Даже если ему нестерпимо больно смотреть Джину в глаза. Даже если хочется обнять и остаться навсегда. Даже если он готов полюбить дождь, ради минутной слабости. — Хотя бы пообещай вернуться, — Джин сжался, как струна, готовая надломиться. — Обещаю. Сделанного шага навстречу оказалось недостаточно. Двери закрылись и Югём улыбнулся, сжимая пальцы до побелевших костяшек. Руки не слушались, разум утопал в отрицании. Он смотрел в его глаза понимая, что Джин не поверил. Небо тоже не верило. Пока Югём отдалялся, разрушая себя изнутри, оно пролилось злым дождем.***
Всколыхнувшиеся воспоминания больше не оставляли Югёма в покое. Не было никакой надежды, что тогда он столкнулся с Джином. В день, когда двери поезда закрылись, Югём вздохнул с облегчением. Хоть сердце противилось. Желало поверить, что во взгляде Джина были взаимные чувства. Но разумом Югём понимал, что с самого начала не должен был путать родственные чувства с любовью. Осталось лишь убедить себя в этом. Снова. Вот только секунды хватило, чтобы сердце заныло от тоски. Югём много раз пытался найти причины, почему удерживал себя, но ничего не получалось. Часы медленно отмеряли минуты, пробивали дыру в терпении Югёма, тонкие струны которого оборвались, стоило оказаться на работе. Он не ожидал увидеть Джина, не надеялся осознать, что всё это ему не привиделось. Он уже успел смириться с обманчивой надеждой, она была лишь плодом воспалившегося сознания. Первым было желание убежать. Следующим — спрятаться. Но ничего из этого не помогло бы от самообмана. Реальность вырвала и растоптала ложь. Собрала воедино все эмоции и бросила с высоты небоскреба прямиком на голову. Только Югёму было уже всё равно. Он вновь рушился изнутри, не в силах сосредоточиться, оторваться от обманчиво искренней улыбки Джина. Такого взрослого и смелого, с вызовом смотрящего на него. Он узнал бы его вопреки всему. Он не забыл его так же, как когда-то Минхо. — Знакомьтесь с нашими стажерами, — генеральный директор потер ладони и принялся представлять новых работников поочередно. — …Ён Джин… И всё прочее перестало существовать. Голоса стихли. Мир померк, сжавшись в одной точке. Но вопреки опасениям страха не было. Шока, в общем-то, тоже. Короткая вспышка разлившегося жара в груди сменилась спокойствием. Югём сумел с собой совладать и вернуть напускную вежливость. Видеть Джина спустя столько лет было странно. Ещё более странно наблюдать, какой он беззаботный и дружелюбный со всеми. Югём даже не понимал чего в нем из-за этого больше, радости от мысли, что Джин наладил свою жизнь или одиночества от того, что сам не был частью всего этого. Не был причиной. Джин больше от него не зависел. Мимолетные беглые взгляды и немые вопросы, почему всё же он? Как они оказались рядом? Взгляды таяли на кончиках ресниц, слова тонули на сжатых губах. Попытки сделать шаг ближе заканчивались провалом. Надежда найти подходящие слова осыпалась песком в песочных часах. Югём не знал, как подступиться к Джину. Тот постоянно с кем-то был, говорил и улыбался. Такой участливый. Но порой Югём ловил на себе его взгляд. Томительный и неприкрытый. Он чего-то всё ждал, но не выражал эмоций. И тогда Югём смотрел в ответ. Недосказанность пропастью легла между ними, оставляя всё меньше слов. Только излишнее желание коснуться, ощутить кончиками пальцев тепло. Уставая от наблюдений Югём сбегал в курилку и топил печаль в дыме. Запрещал себе даже думать, ведь сам себе больше не верил. Отклонившись к спинке лавочки, Югём задрал голову и закрыл глаза. Он должен что-то с этим сделать. Но всё сделали за него. — Настолько меня избегаешь, что даже смотреть боишься, — послышался тихий голос. Югём открыл глаза. Белое сияние ламп слепило. Запах ванили навевал воспоминание о дожде. Он так боялся с ним заговорить. Он так мечтал оказаться ближе, чем расстояние вытянутой руки. — К сожалению, у меня нет оправданий. Если попытаюсь, то всё равно не смогу найти причины своих поступков, — Югём набрал в легкие больше воздуха. — Но я точно тебя не избегаю. — Это лучше, чем ничего, — кажется, Джин улыбнулся. Вероятно, ответа ему хватило, он попытался встать, но был остановлен. — Как ты здесь оказался? — Югём не знал с чего ему начать разговор, но с чего-то было нужно. — Искал тебя, — равнодушные слова Джина резанули по сознанию, ввергая Югёма в почти отчаяние. — Да, я ждал поначалу. Надеялся, что заберешь меня к себе, ведь ты был моей семьей. Потом наивно полагал, что если чего-то добьюсь, то ты точно вернешься, — Джин пожал плечами, повернув голову в его сторону. — А теперь вижу — всё было зря. Я с самого начала не входил в твои планы на жизнь, верно? Ты не собирался возвращаться. Югём сел ровно. Он повернулся к Джину, чтобы наконец-то посмотреть в его карие глаза. Понять, чего он там не видел, не успел заметить. Джин смотрел открыто и даже не злился. А лучше бы был в ярости. Было бы проще. — Не собирался, — тихая мольба, похожая на просьбу о прощении. Джин отвернулся, глядя перед собой. Моргнул и по щеке покатилась упрямая слеза. За ней другая. Спохватившись, он стер влагу с лица. — Ён Джин, — произнес одними губами Югём, но Джин выставил перед ним руку, призывая к молчанию. — Хван Югём, — резко отчеканил Джин, пытаясь остудить накопившиеся эмоции, рвущиеся быть высказанными. — Не смей говорить, что хотел как лучше. Надо было спросить меня, а не мнить себя взрослым, который всегда знает, как лучше. Но я в порядке. Я услышал всё, что хотел. Мне больше не больно. Джин ушел. Югём ощутил себя беспомощным. Он должен был разобраться в какой момент ошибся. Между ними не было громких слов и пылких признаний. Между ними было лишь спокойствие и необходимое присутствие. В какой момент для Джина всё изменилось? В тот, когда закрылись двери? В тот, когда он впервые заснул на его плече? Когда они подавляли попытки сказать важное? Что из случившегося сделало их такими? Югём понимал, что неправ. Он знал, что разбивает очень хрупкое сердце, которое должен был беречь. И раз Джин сам его нашел, то, может, стоит прислушаться к вселенной, что дала ему ещё один шанс? Вернувшись в кабинет и схватив пальто, Югём заметил Джина заходящим в лифт. Он еле успел следом. Он заметил, как к лифту бежит Кан Мина и резко надавил на кнопку закрытия дверей. Они поехали вниз, а звяканье отмеряемых этажей тяготило. Джин даже не обернулся. — Джин, я не в праве просить, но мы можем поговорить? — тихо спросил Югём. Ответом была тишина. Югём потянул к нему руку, но не успел ухватиться. Джин ускорился, когда звон возвестил об остановке на первом этаже. И Югём, коря себя за медлительность, пытался его нагнать. Он не мог позволить дать ему вновь ускользнуть. — Джин, постой же, — Югём нагнал Джина на улице. Его плечи вздрогнули, он нехотя обернулся. Лучше бы ненавидел, потому что смотрел спокойно. — Ён Джин… — Что ты всё заладил, — сквозь зубы отчеканил Джин. — Почему ты не дождался меня! — из-за спины выскочила Мина и снова повисла на руке Югёма, хоть он и пытался отделаться от неё. Нельзя было упускать Джина из виду. — Кан Мина, хватит на нем виснуть, — послышался голос Сухо и Югём обернулся, чтобы заметить его приближение. — Нам Сухо, рада тебя видеть, — её руки исчезли и Югём был благодарен. — Что ты здесь делаешь? — Пришел забрать своего парня, — Сухо ей подмигнул и широко улыбнулся Югёму. Очевидно он сделал это не со зла. Прекрасно знал, как Югём не любил, когда на нем висли. Югём внутренне сжался, эта ситуация ему не подходила. Он столкнулся взглядом с Джином, тот терпеливо ждал. Хоть, очевидно, ему это не нравилось. Джин старательно игнорировал и ждал. — Почему бы вам не уйти, — довольно резко отчеканил Югём. — Что за отношение к друзьям, — возмутилась Мина. — И почему ты не сказал мне, что встречаешься с Сухо? — Почему ты продолжаешь на нем виснуть, когда я здесь? — не унимался Сухо. Пока они замерли в неловком молчании Джин куда-то исчез. Югём сразу забыл обо всем, сделал шаг в сторону, стоило им начать спорить, и заметил, как Джин исчезает в дверях автобуса. — Проклятье, — Югём внутренне взмолился, чтобы автобус не уехал. — Хван Югём, мы с тобой разговариваем, — набросилась Мина с просьбой объяснить. — Рассказать, как это происходит? — Сухо пытался её остановить, ухватившись за плечо и оттягивая в сторону. И всё это не помогало. Даже погода грустила об упущенном времени. Мокрый снег кружился в воздухе, превращая снежинки в воду, стекающую по щекам. Тихо провожая уезжающий автобус. Югём ненавидел всё это. Поймав такси и оставив друзей без объяснений он велел ехать за автобусом. Оставалась самая малость — догнать Джина. Бежать за ним и искать столько, сколько потребуется. Только бы не оказалось слишком поздно. Пока в нем достаточно смелости и безрассудства, он сможет наконец-то донести свои чувства. Даже если их разобьют и растопчут. Он сможет жить дальше без сожалений. Джин нашелся не быстро. Он стоял посреди парка в центре города и смотрел на огромный фонтан, занесенный снегом. Вокруг медленно проходили люди или для Югёма они все замедлились, став совсем незначительными. Значил лишь Джин, который смотрел вверх. И нельзя было понять, насколько ему ненавистен этот дождливый снег. Подойдя ближе, Югём раскрыл зонт и поднял над его головой, заставив Джина обернуться. — Не говори ничего, позволь мне всё объяснить, пока я могу, — Югём решительно сжал ручку зонта, будто она была способна даровать ему смелость. — Я запутался… — он тяжело сглотнул и покачал головой. — Нет, я дурак, Ён Джин, — Югём сделал шаг к нему, чуть склонившись и заговорил тише. — Ты всегда был мне важен и дорог, но как брат, понимаешь? Мне не хотелось рушить то, что было у нас из-за своих эгоистичных помыслов. Мне не хотелось причинять тебе боль и всё же, моё бегство именно это и сотворило. Хотя я упрямо думал обратное. Я ненавидел себя, винил за свои чувства. Я знал тебя с самого детства, мне так хотелось, чтобы ты был счастлив. И в рамки этого счастья мои чувства не вписывались. Я поступил как трус, испугался самого себя. Я был ужасным взрослым, который не хотел обременять тебя. Ведь несправедливо рассудил, что предаю тебя. И поступил нечестно. — Если собрался оправдываться, не утруждайся, — Джин вздохнул. — Не надо пытаться беречь мои чувства, иначе я уйду. Джин опустил взгляд вниз, повернувшись к нему. Югёму так много надо было сказать, но он не знал, как это донести. Как сократить всё до смысла? Чтобы всё было правильно и понятно. Скривив губы Югём ослабил хватку. Зонт опустился вниз, шурша по снегу. Югём по-прежнему считал себя кем-то недостаточным, чтобы сделать Джина счастливым. Но сейчас, видя его снова, спустя столько лет разлуки — больше всего прочего Югём не желал больше его отпускать. — Тем, кто всё это время ненавидел дождь — был я, — слова прозвучали резко, отчаянно. Тяжесть слегка ослабила плечи, но груз на душе не отступил. Горячее дыхание вырывалось паром в воздух, напоминая сигаретный дым. Даруя после удивления столь резкому признанию желанную легкую улыбку губам Джина. Но в ней была лишь тоска, не больше. — Если позволишь себе слабость поверить в меня ещё раз, я… — Югём осекся, собираясь с мыслям. — Мне бы хотелось остаться с тобой. Этот глупый взрослый хочет всё исправить. Этот глупый взрослый больше не хочет ненавидеть дождь. Джин посмотрел на него. Сомнения плескались в его глазах, намереваясь вылиться криками внутренней борьбы. Югёму потребовалось много усилий, чтобы перестать ненавидеть. Джину потребовалась секунда, чтобы решить. Сделав шаг навстречу Джин медленно коснулся руками его груди. Перебрался к плечам, стряхивая с них влагу. Потянулся выше, убирая длинную челку с глаз. Его руки нерешительно дрогнули. Но решительности Югёма хватило на двоих. Порывисто сократив расстояние, он позволил себе утонуть в объятиях. Кажется, ему удалось сократить недосказанное до смысла. Ведь он был лишь в одном — в том, чтобы обнимать Джина. Джин схватился за него, сжимая пальцами пальто за спиной. Вжался носом в его плечо и тихо засопел, с облегчением вдыхая морозный запах. Он прижался ближе, сложно пытался укутаться в его объятиях. — Это значит да? — хрипло проговорил Югём. — Тебе ещё много предстоит мне объяснить, — Джин оторвался от его плеча, коснувшись своим лбом его лба. — Но я готов слушать. — Я готов сделать всё, чтобы ты услышал, — подавшись вперед Югём осторожно коснулся губ своими. И, не встретив сопротивления, позволил себе слабость просто быть рядом с ним. Джин оказался чуточку смелее и всецело отдался мгновению. Смелые движения губ навевали ворох непрошенных чувств. Новых и таких желанных. Позволяя утопать в нежности поцелуя. В моменте, растворившем ожидание. Равнодушные зонты продолжали скользить мимо, убегая и сливаясь в монотонную ускоренную картинку. Но для них мир засиял новыми красками. Наполнился желаемым смыслом.