Та ещё колючка

2015 год

— Ремезов, ты слышишь меня вообще? Матвей среагировал скорее даже не на свою фамилию — просто боковым зрением заметил, как все одноклассники обернулись к нему. Он сидел один за задней партой на первом ряду и, подперев подбородок кулаком, тоскливо глядел в окно. — Матвей, — устало выдохнув, учительница кивнула на доску, где страдал несчастный троечник. — Помоги нам давай. Мы не справляемся без тебя. Юноша, нервно поджав губы, медленно поднялся и, весь сжавшись под насмешливыми взглядами одноклассников, пошел к доске. Он ненавидел, когда учителя выставляли напоказ его успехи в учебе… И не важно: хвалили они его, заставляя краснеть перед всем классом, или же отчитывали за четверку: «Ремезов, ты обалдел?! У тебя «четыре» за контрольную. Ты готовился вообще? Ты на химию забил, да? Ты понимаешь, что с нас требуют золотую медаль тебе! Обнаглел и расслабился! Вообще учиться не хочет!». Вот и сейчас их классная руководительница решила лишний раз вывалить на него свое недовольство: — Ты о чем замечтался так? У нас ОГЭ на носу — а ты сидишь себе: устал, на кулачочек оперся! Матвей редко заговаривал с учителями, поэтому они сами могли без повода наговорить ему колкостей. Ему вообще казалось, что они его недолюбливают, но за что — он не знал. Наверное, он был слишком хмурым и закрытым подростком. Таких даже с хорошими оценками не жалуют. Как-то в столовой он подслушал учительский разговор о себе: — Я вот не понимаю… Ремезов, старший этот, круглый отличник который год! А младший — раздолбай. Как это вообще: из одной семьи, три года разницы, а как небо и земля… Что с ними по-разному дома занимаются что ли?.. — А это никаких занятий не надо. Старший он, наверное, аутист — они там все с ходу запоминают, как фотокамера. А младший — у него тоже какие-то отклонения, только из-за которых он, наоборот, учиться не может. И хамит постоянно! Надоел — сил нет! А старший шелковый — вообще не разговаривает. Ни с учителями, ни с детьми. Жуткий конечно, но учится — да… Матвей тогда спрятался в толпе школьников, чтобы случайно не попасться на глаза учительницам, и только ухмыльнулся про себя: «Фотокамера, ага, конечно…» Знали бы каких трудов и нервов ему стоило держать эту планку в учебе… Знали бы они, почему за ту контрольную по химии вышла «четверка» — готовясь к ней накануне, Матвей никак не мог разглядеть конспектов, потому что из глаз быстро бежали слезы, падали в тетрадь и размывали формулы… Пришлось даже вырвать страницу и переписать заново, чтобы учительница не подумала чего лишнего… Но об этом позже… А сейчас парень у доски уверенно решал недомученное его предшественником квадратное уравнение. Выходило все быстро и четко, юношу даже не сбивали мерзкие перешептывания за его спиной: «Понятно: о чем он замечтался — о хуях…» «Боже, как неостроумно», — с ноткой высокомерия успевал замечать в мыслях он. Закончив, Матвей повернул мрачное лицо к математичке: мол, «Свободна моя душа?». Та кивнула, но почему-то тоже с недовольным лицом. Только юноша опустился на свое место в самом конце у окна, как прозвенел звонок на большую перемену. Все быстро разошлись кто куда, но Матвей и несколько одноклассников остались в кабинете — сразу после алгебры стояла геометрия. — Матвей, слушай, есть вопрос. Юноша не ожидал, что к нему опять кто-то пристанет, и испуганно глянул на подошедшую девушку. Это была Ева. Она училась с ними только первый год, поэтому часто нарушала устоявшиеся правила. Одним из таких правил было не заговаривать с Матвеем. Потому что Матвей странный. Матвей всегда молчит. С такими не дружат. Хоть сам парень и не считал себя аутичным человеком, но сейчас ему стало жутко не по себе от нарушения этого ритуала. Ничего не говоря, он продолжил озадаченно смотреть на Еву. Обычно юноша разглядывал одноклассников, когда они его не видели. Сбоку или со спины. Ему нравилось изучать людей. Подслушивать их разговоры. Додумывать, что у них на душе. Поэтому сейчас Матвей с интересом вгляделся в ее лицо: смуглая кожа, карие глаза, черные пышные кудряшки до плеч — кажется, парни в классе считают ее симпатичной… Но ему-то, впрочем, какое дело до этого? Быстро сев за парту перед ним, Ева обернулась вполоборота и, плюхнув на его стол тетрадь, тыкнула блестящим ногтем в свой аккуратный почерк: — А как ты решил вот этот номер в домашке? Матвей растерянно похлопал глазами и, не сразу решившись, перевернул лист в своей тетради и показал девушке. Он знал, что они оба отличники, и удивился, что ей понадобилась его помощь. А через минуту удивился еще больше, потому что она быстро сказала: — А у тебя неправильно. У тебя вот здесь ошибка. Я тоже так сначала подумала. Матвей недоверчиво нахмурил брови и глянул на указанное место. Быстро пересчитал в голове и даже рот приоткрыл. Правда выходила ошибка. Ева разочаровано цокнула губами: — Вот и у меня не получилось. И в ГДЗ ошибка… Я думаю, в учебнике косячное задание… — захлопнув свою тетрадь с котятами, она улыбчиво глянула в его лицо. — Читала твои посты ВК… Красиво пишешь. Тебе же нравится «Превращение» Кафки? Необычно… Я тоже читала… Но мне показалось, что оно местами такое тяжелое… Имею в виду, когда понимаешь, что он отражал там свою биографию… Как он это все воплотил в художественную форму. Грустно, да? Матвей долго посмотрел на нее и так ничего и не ответил, каменея лицом. — Ты правда… не разговариваешь? — спросив это, Ева неловко поджала губы. — Я знаю есть такое расстройство, когда не хочется разговаривать… селективный мутизм. — Да, наш Матвей — мутант, ты знала? — сидевший на другом ряду гоповатого вида пацан даже от игры на телефоне оторвался, чтобы вставить свои пять копеек. — Думаешь, почему у него волосы такие белые, как у деда… Канеки нахуй. Гуль ебаный. Ты к нему не подсаживайся, он радиоактивный. Говорят, в детстве упал в чан с радиоактивным говном и теперь сам радиоактивное говно. — Ой, блин, с тобой не заговаривали, завались, — поморщившись, резко крикнула ему Ева. Матвей закатил глаза и холодно выдавил: — Разговариваю… Извини, — медленно поднявшись, он пошел в коридор. Девушка проводила его виноватым взглядом, а тот гопник и тут ввернул свой экспертный комментарий: — Смотри, с ним девка первый раз в жизни заговорила — сразу дрочить пошел! Выйдя за дверь, Матвей уже больше ничего не слышал и как в тумане брел до туалета. Хоть руки помыть для приличия — а то если он просто кружок туда-сюда сделает — вдруг они заметят. Ходить в туалет на втором этаже на большой перемене — себе дороже. Тут кучковалась бандитская сборная солянка из всей параллели девятых классов. В предбаннике не было света. Матвей на ощупь крутнул вентиль единственного крана — но и воды там не оказалось… Матернувшись, он решил постоять с минутку, чтобы хоть не сразу вернуться. Из-за закрытой двери туалета слышался гогот и шел удушливый запах вейпов вперемешку с дымом сигарет. Юноше стало любопытно, и он даже прислушался: о чем шутят; но так и не разобрал, а через минуту пожалел о заминке. В темноту предбанника с коридора влетели двое заряженных молодцов из параллели и светанули телефоном Матвею в лицо. Тот зажмурился и хотел было обойти их, но ему помешали. — Ты че тут трешься, пидорок? — гаркнул на него тот, что был совсем высокий. — Дятел что ли? Стучишь? Юноша только беспомощно замотал головой и опять предпринял попытку к бегству, но этот высокий одной рукой удержал его и постучался. Дверь открыли, парень зашел и втащил Матвея вместе с ним. Оказавшись, в маленьком вонючем помещении, набитом курящими девятиклассниками, юноша быстро повернулся к двери, но ее уже закрыли и прижали. Покрутившись, Матвей растерянно пробежался глазами по ребятам, выискал несколько знакомых лиц — остальные были из других классов. Это совсем напугало: одноклассники его не трогали: знали, что он молчит и делать с ним нечего, а вот чужие пацаны могли попробовать его и растормошить… Так и вышло. Начались словесные нападки: — Откуда ты этого бедолагу притащил? — Да тут терся! Че-то вынюхивал! — Ты откуда такой красивый — с парада пидоров что ли? — Ты че волосы красишь? — Это у него свои. Он выродок. — Пиздец. Чувствуя, как сердце загремело в ушах, Матвей перестал разбирать слова вокруг себя и пытался высчитать, сколько еще минут до звонка. Если больше двух — они с ним что хочешь сделать успеют. Очнулся парень, только когда кто-то грубо сунул к его лицу фляжку, из которой несло водкой с апельсиновым энергетиком. — Че ты такой молчаливый. На, вон — бахни для храбрости! Двое других уже ухватили его за руки, а кто-то третий для дела (а иначе зачем это было нужно?) от души вдарил ему по колену. Жмурясь и пытаясь извернуться так, чтобы вырваться, Матвей чуть не вскрикнул от боли, но побоялся разжимать губы. — Хорош… — он не сразу узнал голос одноклассника. — Да хорош, пацаны… Чего вы докопались до него-то? Матвей боязливо приоткрыл глаза — напротив, прислонившись к подоконнику, курил Андрей. Кашлянув, он кинул бычок в унитаз и, недовольно глянув на ребят, серьезно сказал: — Пустите его. Втроем на одного — нахрен это надо? Парни нехотя отстали. Матвей, не веря, встретился с ним глазами и, благодарно кивнув, на дрожащих ногах вышел за дверь. Он знал, что парни в классе уважали Андрея, но что его слушались и ребята из параллели — для него было неожиданно. До класса Матвей, прихрамывая, дошел только после звонка. Андрей нагнал его почти в дверях и бросил: — Ты в порядке? — Да, спасибо… — улыбнувшись, юноша ответил это удивительно легко — хотя зачастую ему правда нужно было заставлять себя говорить с людьми. Тот мягко хлопнул его по плечу и, вытянув тонкие губы в ответной улыбке, пошел вперед. Опустившись за парту, Матвей судорожно выдохнул и, оглядевшись, стал разглядывать Андрея внимательнее — он сидел на второй парте второго ряда по диагонали от юноши. Матвей и раньше много наблюдал за ним. Ему нравилось, что он был одновременно ярким и спокойным. Одноклассники любили собираться вокруг него кружком и травить какие-то истории, чтобы он посмеялся, а он сам не прыгал выше головы: больше слушал и говорил мало, но все равно всем нравился. Успевая ходить на перекуры с быдланами на переменах, на уроках он хорошо учился и заканчивал четверть без троек. Матвею особенно нравилось, что юноша одевался аккуратно: носил стильные коричневые пиджаки и идеально выглаженные рубашки. Короткие русые волосы зачесывал назад так, чтобы они не топорщились. А еще роста он был высокого и плечи у него были широкие — Матвей этому страшного завидовал. Сам он был среднего роста, щупленький и постоянно нервно сглатывал, когда попадал в немилость к какому-то хулигану на голову его выше. Матвей разглядывал его с такой увлеченностью, что даже забыл следить за своим лицом и разок закусил губу. Вспомнив, как Андрей нежно коснулся его плеча, юноша медленно выдохнул: это же правда было нежнее, чем нужно? Ему не показалось?.. «Да он точно гей… У него бы уже давно была бы девка, если бы он захотел…» — почувствовав на себе чужой взгляд, парень тут же опомнился и уткнулся в тетрадь. Глядя на уравнение, он вспомнил про ошибку и про Еву — несмело покосился в ее сторону — она смотрела на него во все глаза. В них было столько любопытства, что Матвей почувствовал себя как под исследовательской лупой и насупился. Тут же заныло ушибленное колено. Потерев его, он подумал про папу… Отец, конечно, учил его, что все беды от женщин — но чтобы настолько…