Сердце в обмен на завтрак

      Глаза Сехуна были закрыты, но он видел слабый свет в конце больничного коридора перед ним. Он сделал несколько шагов вперед, свет еле заметно приблизился. В его голове даже не возникло мысли о том, почему он в этом коридоре, почему нет света и почему ему совсем не холодно. Он просто медленно шел вперед. На свет… вдруг он вздрогнул и открыл глаза. Белый потолок больничной палаты. Это был сон. Он провел рукой по лицу и повернул голову влево. Стекло. За ним, словно бескрайнее море, разливались огни ночного Сеула. Он улыбнулся. Завтра его ждет операция. Все будет хорошо.              Сехун надел новые джинсы и уже привычную футболку черного цвета. Он накинул сверху бомбер, выходя из дома. Сегодня его первый день в университете. Он смог, он поступил, он больше не болен. Теперь все иначе. Улыбка не сходила с лица, такого же молочно-розового цвета, как горизонт, окрашенный рассветом. Сегодня он был счастлив как никогда. Переходя дорогу, он подпрыгивал, прохожие хмуро косились на него, но студенту университета Хангук было не до этого. Его переполняли эмоции, били ручьем. Как он еще не начал танцевать прямо на улице? К сожалению, сейчас начал. Да. Он стоял на автобусной остановке и странно двигал бедрами, старшеклассницы в серой школьной форме хихикали, снимая красивого «братика» на камеру. В груди неприятно кольнуло. Сехун тут же положил руку туда, где было его новое сердце. Оно ровно билось, все было хорошо. Но этот укол боли снова повторился. Руки и ноги пробило морозными шипами страха, на лбу проступила испарина. Со скрипом у остановки припарковался автобус, школьницы быстро запрыгнули в прямоугольную пасть транспорта и даже не взглянули на бледного парня, который стоял, как прибитый к земле.        – Вам плохо? – Студент услышал бархатный голос, он хотел посмотреть на того, кто говорил с ним, но не смог пошевелиться. Он слишком боялся этой боли. Он со страхом вспоминал свою жизнь до пересадки сердца.       – Давайте присядем, – снова прозвучал тот же приятный голос. Прохожий взял Сехуна под руку и провел к скамье остановки. Оба сели.       – Я заметил, что Вы держались за грудь. У Вас проблемы с сердцем?       – Да. – Сдавленно ответил студент.       – Знаете… – прохожий начал копошиться в сумке, шурша фольгой. – У меня тут есть лекарство, Вам нужно его съесть. – От этого звука Сехуну стало не хорошо. Он почувствовал, что к горлу начал подступать ком. Он смотрел на серый асфальт под своими ногами, стараясь изо всех сил игнорировать раздражитель.       – Нашел, – довольно произнес прохожий, доставая небольшой сверток из сумки. Он протянул его рядом сидящему студенту, тот взглянул на чужие руки и нахмурился. Бежевый пергамент промок насквозь, багровые капли срывались с краев и разбивались о твердый асфальт. Смуглые руки медленно покрывались такой же багровой жижицей.       – Что это? – Наконец спросил Сехун.       – Как что? – Прохожий развернул сверток, – мое сердце. – В его руках лежало человеческое сердце, оно билось, и при каждом ударе из него плевками изрыгалась кровь. – Съешь мое сердце. – Студент с ужасом смотрел на почему-то живой орган, не веря своим глазам. Он сглотнул ком, который распирал горло, желая вырваться наружу, и только собирался взглянуть на лицо странного человека, с приятным бархатным голосом, как вдруг вздрогнул. Он распахнул глаза, взгляд столкнулся с белым потолком больничной палаты. Сехун повернул голову влево. Стекло. За ним, словно бескрайнее море, разливались огни ночного Сеула. Это был просто сон.       Утро наступило скоро. Сехун открыл глаза, когда почувствовал мягкое прикосновение к своему лицу. Он увидел перед собой усталое, но все еще красивое лицо матери. Когда он был младше, мама часто плакала ночью, она была обеспокоена состоянием сына. Она винила себя в том, что он родился больным. Она всегда говорила это, а отец, бросив попытки переубедить ее, пропадал на работе. Так он попал на пост министра здравоохранения. Избегая семью, он смог добраться до вершины. Используя болезнь сына, он стал национальным отцом в глазах общественности. Но Хун не мог его ненавидеть за это, потому что сегодняшняя операция была возможна только благодаря отцу и его тяжелой работе.       – Почему ты тут так рано? – Спросил Сехун, слабо улыбнувшись.       – Сегодня важный день. – Мать встала со стула, на котором сидела и подошла к окну. – Отсюда такой прекрасный вид.       – Да, мам.       – Не могу поверить, что ты сможешь один ходить по этим улицам без меня или секретаря Бена… без страха. – Она улыбнулась, чувствуя, что вот-вот расплачется.       – Да, мам.       – Где доктор Ким? Почему он все еще не пришел? Нам же нужны были какие-то проверки или нет? – Женщина обернулась и обеспокоенно посмотрела на дверь палаты.       – Все нормально, мам, еще рано. Скоро придут. – Сехуну приходилось часто успокаивать маму, из-за этого он рано повзрослел. Хотя, скорее, болезнь заставила его повзрослеть, как и маму заставила стать невыносимо тревожной, а отца стать отстраненным или он всегда таким был?       – Мам.       – Да?       – Я никогда не спрашивал… но папа… он всегда был таким?       – Таким?       – Холодным. Кажется, мне его всегда не хватало, – Сехун не знал, что на него нашло. Он всегда отодвигал мысли об отце далеко-далеко, в самый темный закуток своего сердца.       – Боже, сынок… – лоб женщины покрылся морщинками, а глаза покраснели. – Грустно говорить об этом, но да, он всегда был таким. – Она подошла к кровати и снова села на стул. – Я думаю, его не научили, как дарить и как получать любовь. – Ее рука мягко сжала руку парня. – Но поверь мне, он любит тебя, просто эта любовь спрятана где-то глубоко.       – Да, мам. Я понимаю. Просто подумал… вдруг он стал таким, знаешь… – Сехун замолчал, боясь сказать вслух, потому что не хотел расстраивать маму, но она и так все поняла:       – Нет, Сехун, ты что… в этом нет твоей вины… он был таким всегда. Тебе не стоит переживать из-за этого. – Улыбка на ее губах казалась вымученной, как и улыбка сына.              Каталка с пациентом медленно ехала в операционную по множеству коридоров. Сехун нервно отламывал маленькие кусочки ногтей, считая лампы на потолке.       – Семнадцать, восемнадцать… – он шептал еле слышно, пока каталка не въехала в операционную.       – Съешь мое сердце, – кто-то хрипло прошептал на ухо, Сехун замер.       – Слушай, Пак, ты идиот? Нахрена пациента пугаешь? – Девушка посмотрела на Хуна, – все нормально?       – Да… это Чанель-хен?       – О, вы знакомы? – Она, хлопая глазами, смотрела то на коллегу, то на парня на хирургическом столе.       – Ага. Мы друзья, верно, Сехун-а? – Из-за маски на лице не было видно улыбки на лице Пака, но по его озорному голосу было ясно – ему очень весело.       – Больше нет, – помотал головой тот. – Ты меня реально напугал.       – Прости-прости, просто я слышал пару раз, что люди при пересадке сердца часто говорят «съесть сердце». Это мне показалось странным.       – Странным и забавным, раз ты решил так пошутить. – Язвительно заметила девушка, подготавливая инструменты для операции.       – Оба рты закрыли, что за базар тут устроили? – В операционную вошел хмурый доктор Ким. – Они тебя достали? – Он посмотрел на Хуна, тот с улыбкой кивнул. – Ну, раз так, тебе лучше сейчас поспать, а то еще какие глупости наговорят. И ничего не бойся, все пройдет хорошо.              Посыпаться после наркоза – то, что Сехун ненавидел больше всего за всю свою жизнь. Тяжелая голова, медленные мысли, рассеянный взгляд и ватные ноги. Одним словом – отвратительно.       – Он проснулся, – отдаленно слышал Хун, не понимая, чей это голос. Ему кажется, что он был обработан с помощью какой-то программы несколько раз. Так и не осознав, кому принадлежал голос, он снова провалился в сон.              Протяжный визг шин, тормозящего автобуса, разбудил Сехуна. Он открыл глаза и растеряно оглянулся. Он сидел у окна, а на подбородке растянулась тонкая тропинка слюны. Старшеклассницы в серой школьной форме тихо хихикали, поглядывая на небрежно выглядящего, но красивого «братика». Парень небрежно вытер влагу с лица тыльной стороной ладони и посмотрел в окно.       – Блин… – прошептал он, поднимаясь с кресла. Автобусные двери захлопнулись.       – Водитель! Подождите! Откройте, я выхожу! – Прокричал он, и двери вновь открылись под недовольное бульканье толпы. – Извините, – он кивнул головой, прежде чем покинуть салон автобуса. Синий рюкзак на его плече небрежно свисал, а бомбер был застегнут невпопад. Сехун вздохнул, прикрывая глаза:       – Почему после операции я так часто вижу этот сон… ладно, без разницы. Сегодня я, наконец, начинаю новую жизнь. – Он посмотрел в сторону университета и удивленно вскинул брови. – Не думал, что его видно с остановки. Остановка… – Его взгляд устремился на стеклянную коробку, внутри которой сидела девушка в зеленых наушниках. Это была та самая остановка из его сна. Точно такая же.       – Какого черта… – прошептал Сехун, чувствуя в груди неприятный укол боли.