Чтобы стало легче

      Утро начиналось далеко не с кофе, и даже не простой чашки воды. Первая же мысль Димы была о проверке комментариев под недавно выпущенным роликом. Конечно же, на огромный приток положительных отзывов он не надеялся, как и на повышение интереса у народа к изучаемому пересказу выбранных художественных книг.       Но даже сам Сатана не мог и представить, какой кошмар творился в разделе комментариев: споры о смене выбранной литературы ради эксперимента перетекли в откровенный базарный срач; множество критики насчёт правильного произношения шли потоком нескончаемого черного шрифта на белом фоне яркого до рези в глазах экрана; и конечно же, ну конечно никто не обошелся без упоминания «плохого для озвучки голоса».       Дима устало потер глаза, тихо выматерился, потом ещё раз выматерился. Незаметно для себя он начал говорить вслух сам с собой, проклиная природу за свой голос и всех любителей ткнуть ему лишний раз на больную для него тему. Да, конечно же надо было уметь принимать критику, но слушать из раза в раз про свой голос было уже просто невыносимо. За целый год блоггерства он был сыт этим по горло и иной раз чуть не срывался накатать в комментариях таким шутникам ответ, но вовремя себя останавливал — стало бы только хуже. Был ещё вариант просто начать всех банить, но у него не было на это времени и желания, да и опять же это могло привести к худшему.       Дима закусил губу до боли, его вдруг накрыла сильная ненависть. Он тратил часы, даже дни на поиски нужного контента и записи озвучки текста, потом на монтаж видео и его залив в интернет и желал просто трезвой и рациональной критики. А получал какие-то придирки и море вкусовщины, не говоря уже о горе глупых шуток.       — Задолбало, — прошипел он своим тонким для почти двадцатипятилетнего парня голосом. Сам тут же поморщился от того как это прозвучало, закрыл все вкладки в браузере и быстро выключил ноутбук. — Вам бы столько «критики», сколько вы ее даете мне, чтобы тошно стало.       Во рту и правда было тошно, хотелось чего-то крепкого и запрещенного. На кухне как раз было в одном из шкафчиков немного вина. Решив, что алкоголь горькой редьки и обиды лучше, Дима поплелся в сторону объекта вредной привычки. То и дело он заводил снова разговор сам с собой, рассуждая, в чем опять он облажался и почему же ему достался такой голос. Да, если бы не тонкий и звонкий от рождения голос, все было бы иначе. Жизнь была бы успешней, мнение окружающих было бы не такое предвзятое к нему, одним словом — все было бы намного лучше.       За еле слышным шёпотом собственных мыслей он как-то не заметил, что рукой шарится по пустой полке. Беглый взгляд внутрь шкафчика- ни следа бутылки с вином. Посмотрел направо, стало понятно почему. Чья-то длинная, словно костлявая рука уверенно держала заветную бутылку вне досягаемости расстроенного блоггера-любителя.       — Не стоит налегать на алкоголь, — послышалось из внезапно появившихся из темноты пухловатых серых губ. — Это не решит проблему.       — Сам знаю. Дай бутылку.       — Нет.       — Нина, дай мне бутылку, — настойчиво повторил Дима. — Я не маленький и сам решу, что мне стоит делать.       Нина даже не подумала идти на уступки. В изначально бесплотном чёрном тумане проявились очертания одежды, среди лоскутов которого она и спрятала бутылку. Затем появились остальные руки — всего четыре пары, скрещенные на груди. Далее стали заметны рот и глаза. Последние больше походили на едва горящие угольки, внимательно смотрящие на человека.       Нина точно знала, в чем дело, но все же хотела, чтобы он сам все рассказал. Это злило еще больше. Какое-то неизвестное существо, поселившееся с ним в этой квартире много лет назад и уже считай ставшее больше, чем просто соседом или другом, ставило ему условия, что можно и нельзя делать. Но быть может и правда стоило открыться ей? Нет, кому какое дело до чужого нытья…       — Мне есть дело, — тихо произнесла Нина. Чтением мыслей она не владела но явно знала, о чем он думал. — Я не могу спокойно смотреть, как ты занимаешься самоуничтожением — как физическим, так и моральным.       — Как будто для твоей жизни что-то меняется.       Дима отвернулся от неё, что-то проворчал, вновь возвращаясь на свою волну «сеанса самодушения», как он порой шутил. Но стоило только сделать шаг вперед, как дорогу ему преградила Нина. Он до сих пор не понимал, как ей это удавалось: хождение в тенях, супер-скорость, может остановка времени — вариантов была масса, но истинный ответ никто не давал. Да и это волновало куда меньше, чем настойчивый взгляд красных угольков.       — Ты оставишь меня в покое? — обреченно спросил он. Тихое «нет», тяжёлый вздох Димы. — Ну неужели тебе так важно, чтобы я что-то сказал?       — Держать все в себе — очень трудно и больно. Ты не можешь постоянно скрыть от всех.       — Да бога ради, Нина! Я что, маленький мальчик, который рассказывает постоянно как ему плохо и грустно?! Я взрослый мужик, я могу справиться со своими проблемами! Ну да, не всегда трезвым путем, но могу! Это просто минутное проявление слабости.       — Ты в прошлый раз из-за такой «минутной слабости» напился до рвоты. Я всю ночь сидела возле тебя и боялась, что ты задохнешься возле унитаза.       Это была правда. Тогда под тяжестью множества проблем — работы, личной жизни и все того же интернета — он напился до чертиков. Ощущение было сперва воздушным и приятным, а в конце — будто изнутри гейзер заработал и вытолкал все, что было в желудке. От страха от зарекся пить в больших количествах за раз, но прикладываться по чуть-чуть к бутылке считалось не таким ужасным. Только вот Нина не была согласна.       — Дай просто волю эмоциям. Со мной это сделать не страшно.       Она раскрыла низ одежды, под которым было спрятано её «тело». Со стороны было похоже на большой пушистый ком, изредка освещаемый красными линиями. Они не были похожи на кровяные сосуды, их положение постоянно менялось, пульсация завораживала и словно манила к себе, как огонь мотыльков. В этих красных линиях, ставших ярче, Дима видел свою жизнь.       Сплошной черный фон, разрезаемый множеством красных линий, будь то мелкая неудача или ссора с кем-то. Все они накладывались одна на другую, то гасли, то вспыхивали вновь, напоминая о неприятном. Он и сам не заметил, как уже находился в её объятиях. Все её руки удерживали его, тихонько гладя по голове. Ему было плохо. Ему действительно было плохо, не прошло и минуты, как сначала тихо, потом уже громче и громче начал плакать и выть.       Он вспомнил все: тупые придирки от козла-шефа, несмешные шутки «коллег» по работе, грубость от соседей и их детей, грубость в интернете, злость от всех. Его разрывало изнутри, но почему-то было ощущение, что он сейчас сорвется начало пропадать. Будто кто-то снял с него накинутый на плечи груз.       Дима не помнил, сколько прошло времени. Час, может быть два, но он не отпускали Нину. С ней было мягкий, тепло, с ней он не пытался надевать маску безразличия. Он просто мог позволить ей вытащить из себя все накопившееся.       — Легче? — осторожно спросила Нина. Кивок. — Сделаем тебе пиццу?       Снова кивок, на этот раз уверенный. Пицца это хорошо. Ну и что, что замороженная из магазина, она все равно вкусная. А там по вкусу сыра добавить или колбасы сверху нарезать.       Послышался лёгкий писк. Дима только успел заметить, как пара черных тонких рук перемещаются по шкафчикам, чтобы достать посуду.       — Спасибо. Ты лучший ….лучшая женщина в мире.       — Тебе все же стоило с другими девушками попробовать, — смущённо ответила Нина.       — Нет. Меня с тобой хорошо.