O Diluc, My Diluc

У Дилюка красивые руки. Нет, немного не так. У Дилюка невыразимо красивые руки — утончённые, с длинными пальцами, нежные, но сильные и крепкие. Словно сделанные из фарфора или выкованные из редкого драгоценного камня. Такими руками только держать скипетр да сидеть на троне, грозно повелевая подданными. Руки Дилюка отточенным движением открывают бутылки с вином и смешивают коктейли. Мягко и аккуратно срывают ягоды с виноградных лоз у винокурни. Безжалостно расправляются со слаймами, хиличурлами и прочими тварями Бездны. В порыве ярости поднимают двуручный меч на лучшего друга детства и юности. Руками Дилюк метал цепи в бесконечных битвах, сжимал глаз Порчи в порыве гнева. Руками же стягивал волосы на голове в порывах немого отчаяния. Дилюк не бережёт свои руки — их покрывает едва заметная паутинка шрамов от царапин, ожогов, ссадин. Бóльшую часть времени руки Дилюка обтянуты перчатками — чёрными с тыльной стороны ладони, красными с внутренней, будто алое пламя вырывается через тонкую ткань. Несмотря на перчатки, некоторым особо заинтересованным удаётся разглядеть каждый изящный изгиб пальцев, пересчитать острые костяшки, облюбовать взглядом наверняка тёплые ладони. А если этот кто-то случайно дотронется до руки Дилюка, пока тот передаёт бокал «Полуденной смерти», то будет бережно хранить ощущение лёгкого жжения на кончиках пальцев ещё несколько дней. У Дилюка восхитительные волосы. Яркие, буйные, непослушные. Расчёски запутываются в них, а шёлковые ленты для заплетания пышных хвостов живут не дольше недели. Волосы Дилюка словно отражают его натуру — живой огонь, ярко-красный, неиссякаемый. Такой огонь жжёт сильнее и больнее настоящего. Его волосы похожи на кровавую реку, будто напоминающую о многочисленных убийствах, что тянутся багровым цветом сквозь всю жизнь. Волосы Дилюка слегка вьются, что прибавляет воздушность и мягкость его образу. Он такой многогранный и неоднозначный, совмещает в себе острые углы и округлые края. Его хочется узнавать и познавать, разгадывать, погружаясь с головой. Алый водопад, стекающий по плечам, неизменно привлекает внимание. К нему хочется прикоснуться, но боязно: обожжёт, не пожалеет. Поэтому остаётся лишь молча любоваться волнами волос, колышащимися с каждым движением изящного тела. Смотреть на аккуратную длинную прядь рядом с левым ухом, зная: сохранил ради тебя, не обрезал. Держит обещание. От этого осознания колет живительным теплом где-то в глубине холодного сердца. От Дилюка трудно оторвать взгляд, но, когда он собирает волосы в высокий хвост, это становится совсем невозможно. Открывается длинная и изящная бледная шея. Становятся более заметными, словно из камня выточенные, черты лица: аристократичные скулы, острый подбородок, прямой нос. Они захватывают внимание и заново очаровывают, не оставляя пути назад. У Дилюка невероятные глаза. Большие, глубокие, мудрые. За секунду в них может пролететь вереница эмоций: от печали до восхищения и обожания. Яркие блики в зрачке переливаются на солнце и блестят в темноте. Если вглядеться повнимательнее, становится понятно, что искра, горящая в маленьком мальчике, не потухла и не исчезла, просто стала сдержаннее, скромнее. В глазах Дилюка можно найти все оттенки красного. Вишнёвый, рубиновый, мареновый и гранатовый сталкиваются в бушующем водовороте чувств и эмоций. Обрамлённые тонкими ресницами, они приоткрывают тайны, что хранятся в глубине души. У Дилюка такие глаза, в которые смотришь и утопаешь, но ты и рад в них тонуть. Глядя в них так не хочется, чтобы они когда-либо вновь наполнялись горькими слезами. Дилюк хмурится, брови сводятся к переносице. Он стреляет взглядом, и собеседник уже жалеет, что связался с ним. Глазами можно сказать многое, и Дилюк говорит: и о ненависти к фатуи перед их последним вдохом, и о нежной привязанности к Аделинде, заменившей ему мать, и о непроходящий обиде на рыцарей. Иногда он смотрит прямо в бездонные голубые глаза, пытаясь донести что-то, сам не понимая, что именно. Но он забывает, что они понимают друг друга без слов. Всегда понимали. Глаза Дилюка просматривают бесчисленные документы, запоминают лица врагов, любуются закатом на винокурне. Они повидали многое, даже то, что никогда в жизни не хотелось бы увидеть. Запомнили бескрайние пустыни Сумеру и белоснежные леса Снежной; горы Ли Юэ, уходящие в небо, и искрящие молниями острова Инадзумы. Однако ничего лучше и уютнее просторов родного Мондштадта и дорогих сердцу людей они точно не видели. У Дилюка прекрасная кожа. Морозные снега, утончённый фарфор, белый жемчуг. Она ярко контрастирует с огненными волосами и глазами, что добавляет его облику узнаваемость, впиваясь в память и не уходя оттуда ещё очень долго. Дилюк с детства легко краснел: вспыхивающие кончики ушей от редкой похвалы отца, румяные щёки после целого дня прогулок под палящим солнцем, алеющая шея из-за неловких комплиментов брата по оружию. Когда Дилюк стал старше, кожа раскрашивалась бордовым от гнева и обиды, обретала синий оттенок от истощающих организм странствий по чужим землям, покрывалась полосами ран и темнела пятнами синяков. Шло время, и ранения сходили, навсегда оставляя блеклые следы. Дилюк не даёт чужому взору любоваться открытыми участками кожи больше нужного, одеваясь закрыто даже в жаркую погоду. Оно и к лучшему: меньше шансов ослепнуть от белоснежного сияния. На такое чудо смотреть нужно с осторожностью, запрещая себе прикоснуться и почувствовать нежный бархат кожи кончиками пальцев. У Дилюка великолепные губы. Обычно бледные, но слегка розоватые. Они складываются в вызывающую ухмылку, пока глаза бесстрашно смотрят прямо в лицо; коротко улыбаются при воспоминаниях о детстве. Приоткрываются в удивлении. Смеются, прячась в укрытии из ладошек. Дилюк часто кусает губы. Раздражение, волнение, размышления. Редкие смешки, вырывающиеся наружу, которые нужно заглушить, скрыть. Только в кругу надёжных и близких людей Дилюк может наконец вдохнуть полной грудью и полностью отпустить себя. Он улыбается, расслабляет вечно зажатые губы и отпускает редкие смешки. И как же на это приятно смотреть: хочется подойти поближе, впериться взглядом в эмоции на чужом лице и ловить их, бережно сохраняя на подкорке мозга. Губами Дилюк может ранить сильнее ножа. Они произносят слова, о которых он потом будет жалеть, прокручивая в голове раз за разом. Дилюк говорит совершенно необдуманные фразы, несвойственные ему, а потом прикрывает рот рукой, прислоняя к губам пальцы и желая оставить их там навсегда, чтобы не сказать лишнего в следующий раз. Однако этими же губами Дилюк говорит настолько невероятные, красивые, глубокие, вдохновляющие и тёплые вещи, что хочется остаться подле него и не слушать больше никого другого. Дилюк настолько красивый, что кажется, будто идеальнее человека не существовало и никогда не будет существовать. Он проводит руками по волосам, заправляя прядь за слегка покрасневшее ухо. Внимательно цепляется взглядом, приподнимая кончик губ в понимающем смешке. И это становится невозможно терпеть. Хочется выбежать на улицу, забраться прямиком на статую Архонта и закричать о том, какой же Дилюк замечательный. От красоты Дилюка хочется задохнуться, хочется упасть перед ним на колени и умереть в его руках, смотря в любимое лицо и сгорая в алом пожаре очей. Кэйа усмехается своим мыслям. Очередной день подходит к концу, пора уходить из таверны. Он бросает последний долгий взгляд на Дилюка и нехотя собирается, доставая монеты. Громко прощается с постояльцами, подходит к Дилюку, бросая короткое «увидимся». И идёт домой. Ждать Дилюка со смены, чтобы потом слушать его историю о задерживающихся поставках товара и смотреть, смотреть, смотреть, впитывая всем своим существом его красоту.