***
Март 51-го. Трэнт Хейдельстам, Жюдит Мино, и, конечно же, Жан Викмар сопровождали Гарри Дюбуа до Мартинеза. Уже тогда у Жана Викмара было слабое предчувствие медленно надвигающегося точки невозврата. Ситуацию усугубляет дрянная погода: то снег, то дождь, из-за чего все дороги покрылись корочкой льда. В мотокарете душно, тесно и пахнет алкоголем. Не спасает даже повешенный для красоты ароматизатор в виде ёлочки. Гарри Дюбуа не клялся, что не будет пить перед заданием, так что, несмотря на дорожную ситуацию и явное нарушение правил безопасности при вождении, перед самим выездом выпил бутылку Красный командора. Какого именно, Жан не хотел разбираться. Ему уже было ровным счетом всё равно, что именно будет сжирать печень этого алкоголика. Глядя в окно, Жан Викмар рассматривал одинокие и угнетающие пейзажи. Тревога внутри него возрастала с каждой секундой, особенно, когда тот переводил взгляд на трясущиеся руки Гарри Дюбуа. Крепкие ладони с силой сжимали рычаги мотокатеры. Казалось, что один момент и всё — Гарри резко потянет рычаг, и они вдвоем закончат свою жизнь в канаве. Иронично, учитывая то, что во время запоя Гарри Дюбуа, Жан всегда упрекал его в том, что тот обязательно сдохнет в канаве или под мостом. — Было спокойнее, когда у нас не было этой мотокареты, — чтобы разбавить тишину, бросил Жан Викмар с тяжелым вздохом. — Что ты имеешь в виду? — глухо и без энтузиазма спросил Гарри. — То и имею в виду. Посмотри на себя. Ты даже рычаг нормально держать не можешь. Жан бросил взгляд на всё ещё трясущиеся руки Гарри Дюбуа. Если бы только он разбирался в этом хреновом «велосипеде», он бы сел на место водителя, но, увы, что пьяный Гарри, что Жан Викмар, а риск попасть в аварию одинаковый. — Со мной всё нормально, — отрезал Гарри Дюбуа, всем своим печально-потерянным видом показывая, что он сейчас он не нуждается в дискуссии на эту тему. — Ну да, ну да, конечно. Я вижу, господин «со-мной-всё-нормально». Вчера ты мне ныл про то, что твоя любимая Дора бросила тебя, а сегодня у тебя уже всё хорошо. Тошнит уже. Гарри замолчал. Это молчание было страшным, гнетущим, но Жан Викмар чувствовал себя слишком бесстрашно. Будто бы даже если Гарри дернет рычаг, чтобы сдохнуть в море, он хотя бы погибнет с ним. — Конечно, молчи. Напился перед самым заданием, а теперь у тебя всё хорошо. Саморазрушение, Гарри, никогда не спасало никого от боли. — Правда? — голос Гарри звучал настолько холодно, что духота, мучащая Жана всё это время, пропала. — И это мне говорит человек с клинической депрессией, который не может встать с дивана, даже чтобы банально поссать? — По крайней мере, я не торчу, чтобы почувствовать хоть что-то от этой блядской жизни, — дернув плечами, отрезал Жан Викмар и посмотрел на Гарри. Тот даже не взглянул на него. Его пустые глаза, в которых плясали потухшие звезды, неустанно смотрели на дорогу. Откинувшись на спинку сиденья, Жан продолжил: — Что думаешь, ты особенный? Всем сейчас плохо, не строй из себя доблестного героя. Или как ты там себя называешь? Суперзвезду. Сейчас мотокарета была их капканом. Заточенные в ней два потерянных человека на грани жизни и смерти были пьяны не только смрадом алкоголя, но и той болью, что заставляла лезть в петлю. Дождь усиливался. Он барабанил по лобовому стеклу, будто бы сотня выстрелов. Вот-вот оно треснет и этот артиллерийский обстрел будет направлен прямо на Жана и Гарри, двое коллег, напарников, которых порой хотелось назвать партнерами. Они сдохнут в этой карете, навсегда оставив свои тела и души на дряхлых сиденьях. Под грохот капель Жан продолжил: — Ты ведь на деле не книжный герой. Не, ебись оно конем, Дик Маллен, Гарри. В один момент ты просто сдохнешь от запоев. Или же кто-то, кому ты был действительно дорог, оставит тебя в одиночку с твоими сраными проблемами. Жан Викмар действительно считал себя дорогим человеком. По крайней мере надеялся. Ему хотелось вытащить Гарри Дюбуа из всего того дерьма, в которое он себя затянул, был готов стерпеть любую выходку, пусть и раскритиковав её до невозможности, но тот будто бы сам не собирался подниматься на ноги, предпочитая волочиться по жизни ровно до тех пор, пока Жан не отпустит его руку. Но он держал её слишком долго, раз за разом пытаясь поверить в чудо, что Гарри Дюбуа не просто алкоголик и наркоман, который пытается оправдаться тяжёлой работой и не взаимной любовью. Жан Викмар ждал хоть какой-то реакции. Хотя бы слова, бормотания, мычания или, прости Господи, рвотного позыва. Но Гарри Дюбуа молчал. Его ладони потели, а лицо краснело, в особенности толстый, похожий на гнойный прыщ, нос. — Гарри, ты меня слышишь? Вместо ответа Гарри резко отпустил педаль, из-за чего оба офицера дернулись вперёд, чудом не вписавшись лицами в лобовое стекло. — Ты, блять, совсем чокнутый?! — выругался Жан Викмар. — Выйди, — отрезал Гарри. Недолгое молчание будто бы остановило время. — Что? Жану не послышалось? Гарри только что попросил его выйти? В такую погоду, когда хозяин собаку на улицу не пустит? — Я сказал, блять, выйди! Что тебе не понятно?! — очередной всплеск агрессии обрушился на панель управления, из-за чего на всю дорогу раздался оглушительный гудок. — Да уймись ты, Гарри, — прикрикнул Жан Викмар. — Гарри! Лейтенант вскинул дрожащие руки и схватился за волосы, оттягивая из в разные стороны. Он походил на больного, безумца. Выйдя из мотокареты, он хлопнул дверью. Он даже не надел пальто, вышел под дождь в одном блейзере, который быстро впитал в себя холодные капли. Мотокарета, которая следовала за Гарри и Жаном тоже остановилась. Она обеспокоенно посветила фарами: сидящие внутри Жюдит и Трэнт явно не хотели выходить в такой ливень. — Да твою мать, — выругался Жан прежде, чем выйти из мотокареты. Встретившись с Гарри Дюбуа взглядом, он обомлел. Его конечности словно бы покрылись корочкой, он не мог поверить, что перед ним правда Гарри Дюбуа. Это убитое временем и алкоголем лицо, опухшее, словно вонючая гусеница. Казалось, что если его ударить, кулак навеки пропитается этим зловонным запахом. Безжизненные глаза Гарри смотрели на своего напарника. Бывшего напарника. На него было тяжело смотреть. Физически и морально. Хотелось отвернуться, проблеваться в кустах, чтобы вернуться и вновь лицезреть его пьяную рожу. Но зачем? Зачем Жану Викмару это все? Зачем ему эта бесхребетная туша? Под ледяным ливнем он осознал: он заебался. Заебался вытаскивать Гарри Дюбуа и даже стоять рядом с ним, вдыхая запах перегара. Он заебался быть его спасательной шлюпкой, которая и так под весом собственных проблем тонет в море. — Ну? И что теперь скажешь?! — перекрикивая колотящий по мотокарете дождь, язвил Жан Викмар. — Опять будешь ныть и строить из себя обиженного? Честно говоря, я уже устал разбираться во всей этой хуйней, пытаясь достучаться до тебя. — Да может я хотел быть в этой хуйне, — тяжело ответил Гарри. Его голос был похож на скрип несмазанной двери. — Что блять? Хотел? Какой человек вообще захочет такой жизни? Пропитой, одинокой, жалкой жизни, когда ты не живёшь, а борешься за существование. На месте Гарри Дюбуа Жан бы уже давно залез в петлю и удушился, чтобы вместе со своей никчёмной жизнью унести и страдания. — Что ты, блять, несешь?! — выругался Жан Викмар, сделав шаг к Гарри. — Ты что, думаешь, что найдется в мире ещё один еблан, который будет выслушивать твое ссаное нытье и тащить тебя за собой?! Да если такой найдется, я ему лично руку пожму и приглашу работать к нам в участок, чтобы ты, сука, не сдох от алкогольной интоксикации или от передоза. Конечно, Жан Викмар не считал себя единственным и неповторимым, но он хотел быть им. Жаждал. И эта жажда превращался в мучение. Всякий раз, когда Жан Викмар наблюдал запои Гарри Дюбуа, он понимал, почему его драгоценная Дора ушла от него, но он не хотел быть, как она. Не хотел отворачиваться. Не хотел бросать его в одиночестве. Но и оставаться рядом с ним было невыносимо. И, кажется, Гарри Дюбуа тоже было невыносимо стоять рядом с Жаном. — Да лучше я сдохну один, чем найду ещё одного такого же еблана, как ты, Викмар! Всё это время я только и слышал от тебя, как я тебе неудобен, как я тебя раздражаю! Думаешь, я, блять, не знаю этого?! Приступы гнева Гарри походили на раскаты грома, которые способны поразить человеческое тело, лишив его на век жизни. — Убирайся, — еле отчеканил Гарри, поднимая тяжелый взгляд. Жан Викмар не двинулся с места. Его рубашка насквозь пропиталась ледяными каплями, но он не чувствовал холода. Гнев и боль были сильнее внешних неудобств. Ещё один шаг к Гарри. Ещё один. Он сможет дать ему шанс. Он думал так ровно до тех пор, пока не оказался рядом с Дюбуа вплотную, нос к носу. Жану казалось, что он сейчас сам станет пьяным от удушающего запаха спирта. Шумно сглотнув, он произнес: — Хочешь, чтобы я ушел? — Да. Ты портишь мой стиль. Вы все. Вы все всё портите в моей блядской жизни. Этот ответ был хуже пулевого ранения в легкое. Жан Викмар попробовал сделать вздох, но боль в груди заставляла его только глухо стонать, не давая отдышаться. Из последних сил Жан Викмар замахнулся на Гарри и ударил его по щеке кулаком. Гарри Дюбуа пошатнулся, словно манекен, обессиленно опустив голову. — Какая же ты сволочь, Дюбуа! — выкрикнул Жан Викмар, тряссась от злости. — Какая же ты мразь! Он схватил своего напарника за плечи и принялся трясти, как полоумного, несмотря на запах и правила приличия. Жан Викмар хотел стереть Гарри с лица земли, а вместе с ним сгореть и самому. Обычно люди называют это любовью, страстью, когда ты одурманен партнером настолько, что готов даже умереть вместе с ним, но Жан Викмар не чувствовал никакой легкости, никаких «бабочек в животе», лишь гниющих внутри его поджелудочной червей. Потому что это была не любовь, это было отчаяние, ненависть. Он возненавидел Гарри Дюбуа. Возненавидел всё, что когда-то всячески старался оправдать. Оттолкнув Гарри, Жан Викмар впился пальцами в волосы, так, как хотел бы впиться в голову своего напарника, но не мог, потому что понимал, что это бесполезно. Он портит его стиль. Стиль бомжа, алкоголика и наркомана. Стиль диско-мэна, который всё ещё живет душой в своих двадцати годах, а телом — давно в шестидесятых. — Раз я порчу твой стиль, то скатертью тебе дорога. Уходи, если хочешь! Я так заебался, Гарри, от твоего сучьего эгоизма! Ты можешь хотя бы день думать не о своих проблемах, а о проблемах других?! Своих товарищей, блять! Друзей! Он кричал в пустоту. Дождь между ними был стеной, об которую бились полные боли и отчаяния слова Жана Викмар. Это был пиздец. Высказавшись, ему стало чуть-чуть легче. Он будто бы выблевал всё то, что накопилось внутри за три года работы с Гарри Дюбуа. Теперь на месте сочувствия на гране жалости была бездонная и страшная пустота. Он хотел закончить этот скандал. Закончить и даже не посмотреть, куда поедет Гарри Дюбуа. Пусть едет туда, где его диско будет играть бесконечно — в могилу. Развернувшись, Жан Викмар направился к мотокарете коллег, которые не решились выйти и попасть под горячую руку двух бывших напарников. Хлопнув дверью, Жан Викмар приложился головой к холодному стеклу. Ему уже было всё безразлично. На его ладонях всё ещё остался этот кислый запах алкоголя… — Что ж… — голос Трэнта звучал по противному мягко и безучастно, будто бы он решил начать говорить лишь для того, чтобы не показаться равнодушным к проблемам коллектива. — Выдвигаемся? — Поворачиваем в Джемрок, — отрезал Жан, не глядя на Трэнта. Жюдит тяжело вздохнула. — Может быть, лучше нам поехать за ним? Он нетрезв, мало ли что… Жан перебил её, не дав начать оправдывать Дюбуа: — Он сказал, что мы «портим его стиль». Сука, да мы и есть те, кто сохраняют его стиль! — Ну… Хе-хе, — Трэнт неловко посмеялся, барабаня пальцами по рычагам. — В его словах есть некая частица истины. Самая маленькая… Я имею в виду, если мы представим себя на его месте… Ну, представим, что мы такие же любители диско, наркотиков и алкоголя, то, действительно, среднестатистические работники РГМ на его фоне будут… Скажем так, мы не будем сильно рады стоять рядом с ними. Особенно, если они запрещают делать то, что мы делаем обычно. Вся эта лирическая поэзия Трэнта ощущалась ядом, проникающим под кожу и медленно убивающим тебя изнутри. Сейчас эта попытка усидеть на двух стульях сразу — и Гарри Дюбуа поддержать, и Жану Викмару сделать легче — ощущалось гадко и тошно. Жану Викмару сейчас в принципе было противно слышать это имя. — Трэнт, будь другом, завали ебало. Трэнт хоть и был болтливым, но быстро понял, что сейчас лучше отбросить свои попытки отыграть святого и понимающего пастора, который поможет заблудшим душам найти свой покой. Возвращение в Джемрок было тяжелым. Жана душила изнутри его злость, обида и разочарование. Как можно было променять три года общения, тесной дружбы, полной личных и совместных достижений? Неужели Гарри Дюбуа было плевать на всё это? Ему было важнее отыскать усладу в горечи алкоголя и наркотиках, поэтому Жан решил для себя более никогда не связывать свою жизнь с тем, кто способен и его утянуть на дно.***
Но вот он снова здесь. В Мартинезе. В «Танцах в тряпье». В этом ссаном парике и в темных очках. Перед ним. Перед Гарри Дюбуа. — Тяжелая неделя, — фыркнул Жан Викмар. Гарри Дюбуа прищурился. Морщинистые веки скрыли его спокойные глаза. Он явно пытался разглядеть что-то за этими темными очками и дряхлым париком. — Такое ощущение, будто ты меня знаешь. Мы из одного участка? — О боже, блять, — выругался Жан Викмар. — Ну, предположим, да. Мы из одного участка. Только ты, блять, помнишь, в каком участке сам-то работаешь? Его нога вновь нервно стала постукивать по полу. — В 41-м, — уверенно ответил Гарри Дюбуа, будто бы это было каким-то достижением. Жан, борясь с желанием избить Дюбуа ногами, принялся аплодировать. Жюдит устало покачала головой. — Вик, хватит, — вновь попросила она, уже заранее понимая, что это бесполезно. И ведь действительно, это было бесполезно. Жан Викмар слишком устал для того, чтобы сдержаться и не смешивать Гарри с дерьмом, после того, что он сделал, после того, как бросил его. — И, как ты думаешь, в этом 41-м участке кем мы были бы друг другу? Коллегами? Напарниками? Партнерами? Гарри Дюбуа потребовалось около пары секунд на раздумье, но для Жана Викмар они ощущались вечностью. — Мм… Не думаю, что мы были бы напарниками. Ты выглядишь, как балласт. — Ну да, конечно, — пытаясь выразить на своем лице высшую степень безразличия, бросил Жан. — Я же должен «отвалить», потому что «порчу твой стиль». Гарри Дюбуа не успел ничего ответить. Ким Кицураги как раз вернулся с блокнотом, спасая своего напарника от ответа, который покажется лишь ему нормальным, а для Жана станет пулей в висок. — Прошу прощения за задержку, — вежливо произнес лейтенант, поправляя очки. Гарри резко оживился. Он хлопнул Кима Кицураги по плечу и обратился к Жану: — Более того, у меня уже есть напарник. Не думаю, что я осилю двоих. И тут же захохотал, будто это была какая-то действительно смешная шутка, юмор которой мог оценить только он. Жан Викмар встретился взглядом с Кимом Кицураги. Он знал его. Знал этого выдающегося лейтенанта. В груди разлилось единое чувство: он лучше? Он не портит стиль этого пропитого жалкого пса, который так и лезет к дулу ружья, лишь бы уже покончить с мучениями? — Рад за тебя, — тяжело отрезал Жан Викмар, но этих слов Гарри Дюбуа не услышал. Его уходящая из кафетерия фигура сопровождалась заливистым смехом, радостным таким, чистым. Будто бы у него никогда нет проблем, будто бы он вечно молод, горяч и бессмертен. — Он точно пьян… — пытаясь словно бы найти оправдания для самого себя, произнес Жан Викмар.