И на седьмой день...

Усталость последних дней настигает Кастиэля по дороге обратно в город. Он смутно осознает, что идет по лесу, любуясь спиной Дина, пока тот на ходу выкрикивает приказы в рацию. Он также осознает, что Анна в какой-то момент потянулась к нему и положила его руку себе на плечо, направляя вперед. Есть также странный момент, когда кто-то — не Анна и не Дин — падает на колени и плачет, целуя его руку: такое вряд ли ему приснится, значит, возможно, и вправду произошло. Далее, после пробуждения в рексфордской больнице Кастиэль пытается мыслить здраво. Он знает эти стены и запахи; поблизости слышен голос Дина, которого достаточно, чтобы Кастиэль снова погрузился в сон, пока другие занимаются делами. Ясное сознание возвращается позже, когда он снова просыпается. На этот раз его тело тяжелое, но отдохнувшее, и гложущей боли в животе больше нет. К левой руке прикреплена трубка, обеспечивающая питание, которое сам он пока не может нормально принимать. Бинты на руке беспокоят. Значит, по крайней мере один человек видел покореженные татуировки, а учитывая скорость, с которой нынче расходятся слухи, есть вероятность, что это может стать широко известной информацией. Кастиэль помнит, как беспокоился об этом, когда хотел избежать вопросов о законности их брака, но сейчас это уже несущественно. Спасибо Люциферу, который поделился с миром, что Кастиэль и Дин никогда не были юными влюбленными. Есть некое облегчение от того, что истина всплыла. Может, теперь это смоет предполагаемую ценность, придаваемую их браку, и они с Дином просто смогут быть… Вот какие мысли крутятся в голове Кастиэля на больничной койке. Чем больше он думает, тем больше осознает другие детали своего местоположения. Это не одна из палат, которых он посещал во время своего обхода на днях. Отдельная комната, свет приглушен, а на окне справа от Кастиэля задернуты тяжелые шторы. Он кряхтит, поворачивая голову — слева стоит еще одна кровать, на которой лежит Дин. Непонятно, проснулся он или нет. Кастиэль вынужден встать и выяснить, тем более, чувствует себя приятно отдохнувшим. Единственная трудность в коротком переходе между их кроватями — приходится тащить за собой стойку с капельницей, а значит, нужно как-то маневрировать. Когда Кастиэль добирается до постели Дина, тот уже определенно проснулся, приподнялся на подушках и весело наблюдает за ним. — Соскучился? — интересуется Дин. — Да, — Кастиэль отмахивается от попытки Дина помочь ему и садится на стул рядом с кроватью. — Прости, если разбудил. — Не-а, — говорит Дин, морща нос. — Не могу здесь спать, кровать слишком… Эх. — Лучше спать в твоей машине? — И оставить тебя одного? Ага, конечно. На Дине нет куртки, а бинты на его торсе и руке кажутся свежими. Хорошо, хотя лицо у него все еще бледное после недавних приключений. Кастиэль берет ближайшую к себе руку Дина и обхватывает ее ладонями. — Как ты? Кажется, я потерял сознание по дороге сюда. Дин ухмыляется. — По большей части, ты немногое пропустил. Как видишь, мэр Кейс весьма любезно предоставила нам этот роскошный номер, и снаружи нас кто-то караулит. — Это необходимо? — Пф-ф, да. Тебе повезло, что ты отключился, иначе твои приятели приставали бы к тебе до Судного Дня. Анна разберется, и я поручил Виктору позаботиться о Люцифере и его… стаде, называй как хочешь, — Дин проводит кончиками пальцев по ладони Кастиэля, прикосновение мягкое, словно шелк. — Тебе действительно нужно немного отдохнуть. — Тебе тоже, — отзывается Кастиэль. — И все же ты встал. Я составлю тебе компанию. — Похоже, в этом плане есть недостаток, Кас. — Нет, план идеальный, — Кастиэль пододвигает свой стул, чтобы тот стоял вплотную к кровати Дина. Затем наклоняется вперед и ложится поперек — так он может положить голову на живот мужа достаточно низко, чтобы не повредить бинты. Он смотрит на Дина, который выглядит так, словно пытается контролировать выражение своего лица, и говорит: — Твое отсутствие — это боль, которую успокаивает только близость. Придет время, когда эта боль утихнет, и я буду уверен, что ты всегда вернешься ко мне, а я к тебе, но не сегодня. — Боже, — мягко отвечает Дин, — да просто скажи, что хочешь обняться. Кастиэль закрывает глаза и позволяет теплу тела Дина проникнуть в него. Скорее всего, очень скоро его спина напомнит о себе, но до тех пор Кастиэль не сдвинется с места. — Прости, что заставил тебя волноваться. Услышав, что ты рванул ловить Люцифера в одиночку, я сразу подумал, что ты не должен быть один. — Нет, я понимаю. Стоило ожидать, что именно так ты и отреагируешь. Я просто подумал… — Дин вздыхает. — Я просто хотел, чтобы все закончилось, понимаешь? Хотел хоть что-то сделать правильно. Кастиэль открывает глаза. Дин улыбается, но очень устало. Может, просто незнакомая кровать не дает ему уснуть, но, скорее всего, дело не только в ней. — Это какая-то отсылка? — интересуется Кастиэль. — Да, это отсылка ко всему остальному, — Дин закатывает глаза. — Кас, ты же знаешь, что я имею в виду. — Не совсем? — Серьезно? — Дин моргает, пристально смотрит, а затем смущенно отворачивается. — Да ладно, ты же знаешь… Я снова и снова все порчу. — Это неправда. — Конечно, правда, — Дин пытается казаться беспечным, но его тревога очевидна. Он драматично выдыхает, когда Кастиэль сжимает его руку. — Я просто не в состоянии хоть что-то сделать правильно. Я не смог удержать Сэма от побега, не смог быть достаточно хорош для тебя, не мог даже… даже уберечь тебя. Я имею в виду, насколько же бесполезным нужно для этого быть? — В конце концов, ты бы меня нашел. Ты и так почти дошел до пещеры Люцифера. — Я говорил не о… — Дин быстро трясет головой, словно пытается прояснить мысли. — То, что я не успел добраться до тебя вовремя — всего лишь последний провал в длинной череде провалов. Я говорил о том времени… о нашем медовом месяце. Кастиэль все еще удобно лежит на животе Дина, но хмурится. Джошуа-Хаус сейчас так далеко, и с тех пор между ними столько всего произошло, причем к лучшему. Странно сейчас поднимать эту тему, поэтому Кастиэль молчит, гадая, о чем, черт возьми, думает Дин. — Да знаешь ты, — раздраженно говорит Дин. Когда Кастиэль лишь мягко смотрит на него в ответ, Дин стонет. — Я солгал тебе, а потом даже не смог помешать своим приятелям запереть тебя. Тебя. Которому и без того хватало дерьма в жизни. Не говори, будто это не моя вина, потому что так оно и было. Я мог бы сделать все по-другому. И пытался, Господи, Кас, я пытался стать лучше, но просто… Я просто продолжаю делать все еще хуже. Глаза Дина блестят, взгляд дико мечется по комнате, а на щеках проступает румянец. Кастиэль обнял бы его сейчас, но момент кажется хрупким. Сам Дин хрупок так, как Кастиэль не часто видит. Его муж редко позволяет себе быть таким, значит, всё это назревало какое-то время. Несмотря на попытки Кастиэля убедить Дина, что ему наплевать на то, что тогда произошло, Дин не отпускает прошлое. Возможно, ему нужно произнести это вслух, чтобы сделать реальным, услышать самому. — Я обещал себе сделать тебя счастливым, — продолжает Дин слегка хриплым голосом. — Я собирался стать всем, чего у тебя никогда не было. И когда ты сказал мне, что я твоя семья, единственное, о чем я мог думать, что я, черт возьми, этого не заслуживаю. Я должен быть лучше, но увы. — Ты и есть лучшее, — тихо говорит Кастиэль. — Ой, да ладно! — рявкает Дин. — Я виделся с Люцифером, да? Он согласился встретиться с нами для переговоров или типа того и тут же показал мне твою фотографию, и… Казалось, будто все мои худшие опасения стали реальностью. Я отправил тебя туда. Я сотворил это с тобой. Да, знаю, что ты мне скажешь — мол, это сделал Люцифер, но сделал для меня. Потому что думал либо задеть меня, либо исполнить мое желание. — Тут он оказался неправ, — говорит Кастиэль. — Да неужели?! — немного истерично отвечает Дин. — Он предложил разорвать связь, потому что знал, что я уже пытался это сделать! — В момент отчаяния, — возражает Кастиэль. — Но сейчас ты хочешь ее сохранить. Сейчас ты хочешь быть со мной. Дин откидывается на подушки. — Люцифер говорил что-нибудь обо мне и Бенни? Мне он сообщил, что сказал. — Он сказал, что у вас был роман. Но еще он сказал, что я заключил с тобой сделку, чтобы манипулировать всеми, и стать королем, поэтому я не придаю особого значения его детективным способностям. Наступает пауза, а потом Дин безудержно хохочет. Его лицо морщится, все тело сотрясается, а грудь вздымается с каждым хриплым вдохом, который следует за звуком. В конце концов это утомляет Дина настолько, что ему приходится хватать ртом воздух и хлопать себя по глазам тыльной стороной ладони. — Охренеть, — хрипит Дин, — это даже не очень смешно. — Это весело, — говорит Кастиэль. — Бенни просто… — Дин делает паузу, прыская со смеху: — Бенни был единственным, с кем я мог поговорить о тебе, потому что он видел нас вместе до всей этой дичи. Возможно, я не раз напивался, и тогда ему приходилось поднимать меня с пола, поэтому некоторым со стороны могло что-то показаться. Но ничего не было. — Я знаю. Ты любишь меня. И хотя в то время ты не был в нас уверен, мы были женаты. Брак как институт кое-что значит для тебя. Ответная улыбка Дина неуверенная, но довольная. Кастиэль благословляет свою усталость, которая не дает ему еще больше переживать. Возможно, именно поэтому Дин сейчас заговорил с ним об этом, когда у Кастиэля мало шансов начать спорить. Еще его удивляет, что Дин обвиняет себя в ошибках, которые видит на их совместно пройденном пути. Ведь и Кастиэль винит себя за то, что неоднократно ошибался на том же пути. Дело даже не в том, что Дин исподволь пытается вытянуть из Кастиэля слова, будто его мысли ошибочны. Тут каждый должен договориться сам с собой. Кастиэль думает — судя по беспокойству Дина, очень похожее на стыд, — что тот просто хочет, чтобы Кастиэль знал это и знал его самого. Кастиэль также услышал то, что Дин не произнес вслух. Ему казалось, будто он может говорить о Кастиэле только с Бенни, что само по себе неправильно, ведь у Дина есть семья и множество друзей. Дину знакомо одиночество и отторжение, и Кастиэль так ошибался, считая иначе. — Мне жаль, что ты так думаешь, — говорит Кастиэль. — Но спасибо тебе. — Спасибо, что вывалил на тебя всю свою чушь? — Я не знал, что ты все еще зациклен на этом, — признается Кастиэль. — И рад, что ты мне рассказываешь. Мне бы не хотелось, чтобы ты носил это в себе. Глаза Дина все еще блестят, но во взгляде на Кастиэля таится удивление. Так много можно прочитать в щедрости этого момента, самое грандиозное — захватывающее дух свидетельство того, насколько глубоко Дин предан их союзу. В его словах могут быть страх, неуверенность и сомнение — особенно в отношении собственного достоинства, — но Дин все равно хочет двигаться вперед. Потрясающе. Конечно, вскоре смущение берет верх, и лицо Дина по разным причинам краснеет. Он прочищает горло, возможно, стараясь избавиться от минутной слабости, но Кастиэль решает заговорить: — Я все еще иногда смущаюсь, когда ты реагируешь неожиданно для меня. Это помогает мне лучше понять тебя, и я хочу понять тебя еще больше. Я по-прежнему не вижу тут твоей вины, но если тебе нужно услышать, что я прощаю все обиды, тогда да, я прощаю всю боль и обиды. Рот Дина захлопывается. — Хорошо, круто, — неловко бормочет он. — Надеюсь, это взаимно? — говорит Кастиэль. — Я тоже причинил тебе боль. — Что? Да, конечно, я не держу… Тут другое дело, Кас. Кастиэль морщится. — Вряд ли. Твое благополучие так же важно. Дин раздраженно фыркает. Кастиэль впервые с момента их воссоединения в поместье Тёрнеров видит в Дине неуверенность. Все это время Дин был решительным и замечательно настойчивым в своем желании изменить их отношения теперь, когда у них есть такая возможность. Кастиэль восхищался уверенностью Дина, радовался, что по крайней мере один из них четко представляет, как двигаться дальше, но такой настрой далек от прочности. У Дина, как и у всех, бывают свои колебания, и моменты сомнений. И тогда задача Кастиэля — наверстать упущенное. — Есть гораздо больше способов спасти человека, чем просто защитить от физических испытаний, — говорит Кастиэль. — Ты помог мне понять, что хотеть чего-то для себя — нормально. И что мне не нужно ради политики мириться с тем, что делает меня несчастным. Как и с причиненными обидами. Из-за тебя я изменился. Дин хмурится и быстро моргает, глядя на руки Кастиэля. Он до сих пор почти ничего не знает об отношениях Дина со своими друзьями и близкими, но, вероятно, его муж не часто слышит о своей важности. Кастиэль также подозревает, что когда тот получает похвалы, воспринимает их скорее как похвалу достигнутого, а не себя самого. Может, это лишь предположение, основанное на различных моментах в воспоминаниях Кастиэля, о том, как Эллен, родители и случайные охотники описывали Дина, — подчеркивая его верность своим близким и статус хорошего человека, — но это имеет смысл. — Кас, — хрипло говорит Дин, — можешь подняться сюда? — Тебе нужно немного… о, о, хорошо, — теперь Кастиэль узнает этот настойчивый взгляд и тон и поднимается со стула. Он осторожно тащит за собой штатив для капельницы, когда тянется к Дину у изголовья койки. Рука Дина мгновенно находит плечо Кастиэля, перехватывая ткань его рубашки и притягивая его достаточно близко, чтобы их губы соприкоснулись. Кастиэль должен сохранить нежность поцелуя, сдерживая Дина, когда тот пытается вырваться и требовательно его поцеловать. Он в восторге от эмоций физического прикосновения, но сейчас не время заползать на него, как бы им обоим этого ни хотелось. Дин целует настойчиво; Кастиэль принимает, но отвечает мягко, нежно, терпеливо. От настойчивого прикосновения языка к его губам Кастиэль немного отстраняется, нежно посасывая. Кажется, Дина это даже не раздражает. Он смеется, расслабляется, а затем улыбается, когда Кастиэль возвращается и снова целует его. Теперь Дин двигается медленнее, губы Кастиэля томные и чувственные. Их поцелуи мягче, короче, но не менее приятны, и Дин одобрительно хмыкает каждый раз, когда Кастиэль меняет угол наклона, чтобы соединить их губы. Кастиэль думает, что в этот момент его привязанность к мужу, должно быть, просачивается сквозь его поры; даже не знай его Дин так хорошо, он бы заметил. Кастиэль отстраняется и проводит большим пальцем по пухлой нижней губе Дина. — Хочешь минет? Дин смеется. — Что, прямо сейчас? — Ты сказал, нас здесь только двое. Дин снова начинает смеяться, но замирает при виде серьезного выражения лица Кастиэля. — Это не… ты не можешь… это так… Да, — он быстро кивает, широко раскрыв глаза. — Да, это было бы потрясающе. Кастиэль возвращается на свое место, спокойный и собранный, несмотря на недоверчивый взгляд Дина. Думает, он этого не сделает? Они любят друг друга и находятся в общей больничной палате после мучительного опыта. Честно говоря, совсем не странно их желание насладиться некоторой близостью. Кастиэль осторожно откидывает край одеяла в сторону, чтобы получить доступ к штанам Дина. Беглое прикосновение подтверждает, что Дин все еще в основном мягкий, но он сказал «да», так что Кастиэль более чем счастлив приступить к работе. К тому времени, когда Кастиэль расстегивает штаны мужа и вытаскивает его член, Дин тихо смеется. Ну, это не совсем смех, думает Кастиэль — больше похоже на низкое, недоверчивое хихиканье, которое звучит, как двигатель, пытающийся с грохотом завестись. Он издает этот звук, пока Кастиэль гладит его до жесткости, а затем шепчет: — Господи, Кас, ты и правда… Поверить не могу… чувак. — Тут нет ничего неприличного. Ты мой муж. — Да, но… — Дин облизывает губы, взгляд опускается на рот Кастиэля. — Иногда мне кажется, что ты мне приснился. — Ты не мог вообразить меня с более лучшими социальными навыками? — Зачем? — Дин вздыхает, когда Кастиэль обхватывает губами головку его члена. — Тогда ты не был бы… о Боже. Тогда ты не был бы собой. Дин говорит это так просто, словно Кастиэль не сталкивался с неодобрением почти всю свою жизни за то, какой он есть. Не горечь заставляет Кастиэля думать об этом сейчас, а благодарность — ведь все эти моменты его жизни привели сюда. Дин так счастлив, что бормочет и смеется между стонами, и Кастиэль понимает. Он так хорошо понимает это счастье, что едва может сосредоточиться, отсасывая Дину. — О, блин, о Боже, — выдыхает Дин. — Ты… Так ты любил меня еще с Джошуа-хаус, да? Какого хрена, Кас, я даже не… не пытался завоевать тебя, просто хотел… Я был согласен на все, как ты можешь быть настоящим, я не… такого просто не бывает. Дин имеет в виду, что с ним такого не бывает? Возможно, так и есть, и от этого ошибочного убеждения сердце Кастиэля болит. Он не может говорить с членом во рту, поэтому протягивает руку и берет руку Дина, переплетая их пальцы, насколько позволяет их положение. Дин с радостью сжимает руку в ответ. Кастиэль занимался этим всего несколько раз, но пришел к мнению, что делать минет — прекрасно, когда хочется уделить внимание удовольствию его мужа. Дин беззастенчив и открыт в своей радости, поэтому невероятно щедр, даже когда технически не в главной роли. Кастиэль наслаждается его видом, ублажая Дина ртом, следуя прошлым урокам по сосанию, мурлыканью и плавным движениям, так что головка члена Дина может касаться неба его рта. — Да, да, вот так, — говорит Дин. — Боже, Кас, это так здорово, да, ты быстро научился. Кастиэль научился, потому что у него есть стимул. По его спине пробегает приятная дрожь, когда Дин переступает порог, его глаза закрываются, а в горле урчит от облегчения. Кастиэль глотает столько, сколько может, а затем отстраняется и нежно гладит член Дина, пока Дин не приходит в себя. — У-у-ух, — выдыхает Дин. — Хорошо. Кастиэль сияет. — Спасибо. — Эм, а ты хочешь?.. — Нет, все в порядке. Можешь услужить мне позже. Я просто рад сделать это. Дин все еще улыбается, но в его глазах мелькает блеск, — возможно, проснулась старая неуверенность, — но затем он слегка качает головой и твердо поджимает губы. Кастиэль может сказать очень мало — Дин должен убедиться в надежности их отношений. — Хорошо, — говорит Дин. — Я еще напомню тебе.

***

Дин засыпает вскоре после своего оргазма, который настолько превосходен, что Кастиэль почти жалеет, что не догадался отсосать Дину, чтобы помочь ему немного отдохнуть. Но он не настолько умен, поэтому принимает успех, укутывая Дина в одеяло и возвращаясь в свою кровать. Смысл в том, чтобы побольше поспать, но Кастиэль уже проснулся. Он несколько раз ворочается, что достаточно сложно, ведь нужно следить за капельницей, затем, наконец, сдается и решает что-нибудь поесть. Однако, кажется, неуместно использовать кнопку вызова только для того, чтобы получить еду. Кастиэль проходит мимо кровати Дина и открывает дверь. В коридоре находятся люди: Маки, стоящий на страже у двери, сразу же косится на Кастиэля; Эспер, который сидел в кресле, при виде него немедленно вскакивает на ноги; Ханна и Виктор — те разговаривали, но теперь повернулись к нему. — Все в порядке? — интересуется Виктор. — Я, эм, — неловко говорит Кастиэль, — надеялся раздобыть что-нибудь поесть. Эспер немедленно отдает честь и убегает, предположительно, чтобы что-то принести. Ханна ловит взгляд Кастиэля и слегка пожимает плечами, мол, что с ним поделаешь? — Он что-нибудь принесет. Вам следует отдохнуть. — Тебе тоже, — говорит Кастиэль. — Наверняка последние несколько дней ты работала не покладая рук. И, Виктор, я думал, ты заботишься о городе? — Все под контролем. Мы поймали Люцифера и большинство его прихвостней, а шериф проводит проверки, чтобы все прояснить. Вообще-то я надеялся увидеть Дина. — Я бы предпочел, чтобы ты этого не делал. Он только заснул. В чем дело? Виктор вздыхает. — Дин рассказал тебе о Сэме? Кастиэля захлестывает чувство вины — он и забыл спросить о своем шурине. — Нет. Что с ним? — Он под стражей у Майкла. Мы снова на связи с городом, и, по-видимому, Эллен отправила группу переговорщиков к королю, чтобы заставить его отступить. Я не очень понял, но одно из условий — что Сэма передадут, как гарантию того, что Эллен выполнит свою часть сделки. — Гарантия? — резко говорит Кастиэль. — Вы же больше такого не делаете. — Мы нет, в отличии от Майкла, а ты знаешь, как он относится к традициям. — Сэма уговорили, или он сам вызвался? Если подумать, можешь не отвечать. Теперь уже я неплохо разбираюсь в мышлении Винчестеров. — Это ли не правда, — криво усмехается Виктор. — Итак, Майкл взял его, но, насколько нам известно, не соблюдал условия переговоров, и Эллен пришлось давить силой. Стараться почти не пришлось, учитывая, что Майкл остался без желаемого подкрепления. Но он отступил на Каунсил-Хилл и при желании может торчать там неделями. Последнее, что мы слышали — ситуация патовая. — Итак, теперь, когда вы выполнили свою миссию по поимке Люцифера, вы можете вернуться в Столицу и помочь. — Если именно этого хочет Дин, — говорит Виктор. Ханна вмешивается: — Вы тоже должны быть там. Вы схватили Люцифера, поэтому обязаны присутствовать на месте капитуляции Майкла. — Это крайне оптимистично, Ханна, — говорит Кастиэль. — У меня есть на то веские причины. И это очень поможет, если вы хотите заполучить корону. Кастиэль вздыхает. Теперь понятно, отчего Ханна так смотрит на него сейчас — немного иначе, чем прежде. Она всегда была формальна, но теперь в языке ее тела появилось более явное уважение: стоит немного прямее и сцепляет руки перед собой. Рядом с ней лицо Виктора тоже слегка изменилось, но у него такое выражение лица, будто он вот-вот закатит глаза. Однако для этого он слишком вежлив. — Люцифер всем сказал, что я хочу стать королем? — уточняет Кастиэль. — Если под всеми ты подразумеваешь тех, кто имел удовольствие столкнуться с ним, — говорит Виктор. — Очаровательный парень, я думал, он будет выше. — Ну, я не заинтересован в короне, — заявляет Кастиэль. — И крайне непригоден для нее, так что, если ходят какие-то слухи, надеюсь, вы сможете помочь прояснить ситуацию. — Да, сэр, — быстро отвечает Ханна. Трудно сказать, испытывает ли она облегчение или разочарование; возможно, она сама не знала, что и думать. — Будет сделано. — И, Виктор, — говорит Кастиэль, — я скажу Дину, что тебе нужно, когда он проснется. До тех пор можешь подождать? — Да, все в порядке, — отзывается Виктор. — Я должен уладить кое-какие дела, поэтому просто скажи ему, что мы передали людям Эллен, что Люцифер у нас под стражей, и не было никаких инструкций, что с ним делать. Спасибо. Кастиэль наблюдает за уходом Виктора — его высокая фигура прокладывает себе путь сквозь коридор, полный медсестер, пациентов и посетителей. Видимо, палата Кастиэля и Дина отделена от этой активности невидимым барьером, который, по-видимому, охраняет Макки, что кажется несправедливым. Но Кастиэль слишком устал, чтобы сейчас спорить. Он поворачивается к Ханне, которая, по-видимому, ждала ухода Виктора. — Дин сказал, что какие-то люди хотели меня видеть? — спрашивает Кастиэль. — Ваша сестра пока справляется с ними, — отвечает Ханна. — Я скажу им, что видела вас лично, и вы поговорите с ними, как только отдохнете. — Очередная забота о моем благополучии? — иронично спрашивает Кастиэль. — Сейчас совсем не так, как с вашим исчезновением, — говорит Ханна. — Они знают, что Люцифер похитил вас. — К счастью, это уже не так. Ханна прочищает горло. — Сэр Кастиэль, если вы не против, что я спрашиваю… С Дином все в порядке? — Да, — серьезность, с которой Ханна задала вопрос, заставляет Кастиэля спросить: — Он очень давил на себя? Я не знаю степени его травм. — О, — удивленно говорит Ханна, — хм, да, да, это было весьма… Приятно собственными глазами увидеть его преданность вам. Кастиэлю требуется секунда, чтобы разобрать это через соответствующий переводчик. — Он… расстроился? — девушка отводит взгляд, поэтому Кастиэль добавляет: — Я уже упоминал, как ценю откровенность. — Я понимаю, почему вы его любите, — отвечает она. — Раньше и правда не понимала, ведь он казался таким… игривым, даже когда нужно было решать важные вопросы. Но теперь я понимаю, что он такой же сильный, как и вы. Просто выражает это по-другому. Чем больше Ханна говорит, тем сильнее Кастиэль хмурится. — Он напугал вас? — Немного. Но, пожалуйста, не поймите меня неправильно, это было полезно. И облегчило нам выполнение его приказов. А то, как он на ленточки порезал существ, безусловно, заставило Люцифера отнестись к нему серьезно, что было… самым интересным. Услышав это, Кастиэль действительно не должен был чувствовать тепло. Ему стоит расстроиться при одной только мысли, что, беспокоясь о нем, Дин обрушил праведный гнев на других. Он сожалеет, что поставил Дина в такое положение, правда сожалеет, но в этот момент это чувство затмевается ужасным восторгом от того, как сильно Дин заботится о нем. Кастиэлю не нужны доказательства чувств Дина; это, скорее, новое осознание того, что кто-то действительно прикрывает его спину, ведь Кастиэля редко в жизни не использовали в той или иной степени. Эти мысли, видимо, читаются на лице Кастиэля, потому что Ханна вежливо отводит глаза. — Вы хотите, чтобы я развеяла разговоры о том, что вы с Дином поженились ради получения короны? — спрашивает Ханна. — Люцифер и это сказал? — стонет Кастиэль. — Думаю, это уже не важно. Как только Эллен возьмет Люцифера на себя, мы сразу же умываем руки. Но можешь рассказать, если думаешь, что это поможет. Нас с Дином не интересует корона, мы хотим быть вместе ради самих себя. Эспер, вернувшись с подносом с едой, услышав последние слова Кастиэля, резко останавливается. — Вы не можете так думать, сэр. Ханна понимающе качает головой. — Вы разобьете немало сердец. — Ну и ладно, — говорит Кастиэль. Он разводит руками, берет поднос у Эспер и изучает его содержимое. Сэндвичи, пакеты с соком, фрукты, хлопья — достойный выбор. — Чем скорее мы избавимся от всего лишнего, тем лучше. — Но кто защитит нас? — волнуется Эспер. — Если Майкл вообще сохранит власть в каком-либо качестве, мы обречены. — Сомневаюсь, что Наоми допустит это. — Наоми, — плоско говорит Эспер. — Ну, да. Если они с Эллен хотят пересмотреть соглашение, тогда им придется защищать ваши интересы. Ханна морщится. — Я мало что знаю о леди Харвелл, но Наоми не была откровенна в своих действиях. Не говоря уже о том, что именно она предложила продолжить… предыдущие версии соглашения. Кастиэль не может с этим не согласиться, потому что именно Наоми сплела ложь об их с Дином истории любви. Он даже не может встать на защиту Эллен, поскольку мало ее знает, кроме того, что слышал от других. Тем не менее, Ханна и Эспер теперь обмениваются обеспокоенными взглядами, которые вместо сопереживания вызывают в Кастиэле раздражение и неуверенность в собственных силах. Дело не в том, что он не хочет помогать, но люди снова переоценивают его и его возможности. — У меня все еще есть теоретическая опека над Люцифером, — говорит Кастиэль, — а значит, я буду как-то вовлечен до его передачи. — И все? — Эспер говорит. — Но… — По крайней мере, поговорите с Наоми, — предлагает Ханна. — Я, конечно, не указываю вам, что делать, это просто… прошение. От того, кто думает, что вы можете помочь. — Ты имеешь в виду прошение к своему сеньору, — сухо отвечает Кастиэль. — Я понимаю, к чему ты клонишь, но, думаю, ты слишком полагаешься на мое влияние. Ханна пристально смотрит на него. — При всем уважении, никто из нас не ставил под сомнение возможность вашего восшествия на трон. — А стоило, — говорит Кастиэль. — Это нелепо. — Правда? — спрашивает Ханна. — Так же нелепо, как свержение Майкла? — Я лжец, Ханна, — говорит Кастиэль. — В этом Люцифер не ошибся. Я действительно обманул всех вас этим дурацким рассказом о нашем с Дином воссоединении. Этого никогда не было, и мне не стоило придерживаться этой байки. — Некоторые назвали бы это стратегией, — проницательно говорит Ханна, — когда больше под рукой ничего нет. Кастиэль демонстративно поднимает свой поднос. — Я собираюсь поесть, — спасибо, Эспер, — а потом немного отдохнуть. А вы проследите, чтобы ни одна из этих глупостей не нашла отклика среди ваших людей. — Ваших людей, — бормочет Ханна себе под нос. — Вы все еще держите наши клятвы. — Послушай, это лестно, правда лестно, — говорит Кастиэль, — но я не создан для такого. Я просто хотел помочь таким же, как и я — потерявшимся и выгнанным сюда. Если я вдохновил людей сопротивляться Майклу и Люциферу, что ж, отлично, но на этом мои способности иссякли. Когда все это закончится, мое единственное желание — быть со своим мужем. Оставьте политику политикам. Эспер, похоже, хочет что-то сказать, но передумывает. Ханна же слегка отводит взгляд, кажется, желая скрыть от Кастиэля разочарование, которое проявляется на ее лице. Кастиэлю приходится подавить желание извиниться. Он прекрасно понимает их страхи, поскольку ситуация все еще весьма непредсказуема, а их судьбы так неопределенны. Благодаря соглашению Наоми все еще имеет власть над ним и Дином, и хотя она, по-видимому, сотрудничала с Эллен и ее людьми, чтобы подчинить двух принцев, невозможно предсказать, к чему приведет ее план. Как она будет относиться к тем, кто открыто восстал против королевской власти? Кого выберет в качестве козла отпущения за весь этот абсурд? (Всегда есть козел отпущения.) Кастиэль и правда понимает желание Ханны и Эспера иметь защитника, но это не его роль, особенно, когда он сам едва справляется со своей судьбой. — Анна, — внезапно говорит Кастиэль. — Обсуди это с Анной. Она видит то, что не вижу я. — Да, сэр, — говорит Ханна. — Отлично. Кастиэль пытается не чувствовать себя придурком, возвращаясь обратно в свою с Дином комнату и закрывая за собой дверь. Дин все еще крепко спит — пока свободный от забот их теперешнего мира. Несмотря на все их поцелуи и обещания, им придется вернуться в тот мир еще ненадолго, хотя бы для того, чтобы уладить свои дела. Они обезопасят Рексфорд настолько, насколько смогут, а затем отправятся на север, обратно в столицу, чтобы увидеть ту сторону конфликта. Дин уже отдал себя этому месту — и Кастиэлю — так что теперь они должны позаботиться о семье Дина. Еще не время отдыхать. Но скоро.