Ненавижу мёд

Хак тяжело вздохнул, сглатывая очередное ругательство и откладывая старый бинт в сторону. Каждый уголок комнаты был пропитан горьковатым запахом трав; последние лучи заходящего солнца ласкали шею, навевая легкую дрему. Сняв последний слой ткани, Хак на секунду замер, приковав взгляд к поджарому торсу и глубоким полосам, почти затянувшимся темными рубцами. Что-то тяжелое снова заскрежетало на душе при виде заживающих ран. «Дурак. Дурак, дурак, невыносимый…» — Глаз оторвать не можешь? — промурлыкал Джи-Ха, иногда крепко зажмуриваясь от жжения крошечных царапин. Хак будто нарочно давил на зудящую кожу, втирая в нее капли спирта; тяжелый взгляд темно-голубых глаз буравил грудь ледяными глыбами; даже на языке юноша чувствовал пресноватую прохладу снега. — Идиот, — отчеканил Хак, в очередной раз несколько грубо касаясь свежих порезов, — неужели жизнь ничему не учит? — Кто бы тогда спас красавицу-принцессу? — гордо парировал Джи-Ха, разглядывая десятки ранок, усеявших плечи и руки до самых запястьев. — Не спорю, продираться через кусты было не лучшей идеей. Хак раздраженно фыркнул и потянулся за походной сумкой, аккуратно доставая оттуда полупрозрачную баночку. Приторно сладкий запах меда побежал по комнате, и молодой пират незаметно облизнулся. — Награда для сладкого мальчика? — попытался пошутить он, но Громовой Зверь будто пропустил эту фразу мимо ушей. Резким движением он притянул сложенные лодочкой ладони к себе, и мед тоненькой струйкой побежал по изрезанной коже, приятно ее согревая. Сладкий нектар переливался в угасающем солнечном свете, как золото, сквозь жилки которого проглядывались рубиновые крупицы. Можно было подумать, что огненный закат наступил раньше времени, но то был Джи-Ха, с трудом пытающийся сделать вдох и спрятать вспыхнувшие щеки. В голове на миг помутилось; краски уходящего дня побежали перед глазами крошечными калейдоскопами: секунда — бывший генерал задумчиво смотрит перед собой, размазывая липкий мед по запястьям; другая — наклоняется ближе, опаляя горячим дыханием пальцы и почему-то выжидающе заглядывает в глаза, выжигая аметист холодом; третья — медленно проводит по запястью языком, слизывая с губ застывшие на них капли меда. Джи-Ха хотел было выдать что-то нелепое, но слова застыли поперек горла; юноша притянул чужую руку еще ближе и начал рваными поцелуями освобождать кожу, бережно обводя края царапин. В плавящейся тишине одно дыхание переплеталось с другим; еще одна горсть меда мягко укрыла плечи и шею, растекаясь золотистыми дорожками по лопаткам и ключицам. Хак придвинулся к пациенту и завороженно наблюдал, как мед скапливается в лунках ключиц полупрозрачными озерцами. — Достаточно аккуратно? — как ни в чем не бывало спросил он и впился в шею губами, чувствуя бешеное бурление крови под тонкой кожей. — Думаешь, это… — пробормотал пират и тут же закусил вдох, чувствуя, как по телу разливается приятная сладость с каждым новым прикосновением. Хотелось разрушить затянувшийся неловкий момент, отвесить щедрую пощечину или что есть силы дать по лбу этому идиоту… Однако, тело уже не слушалось, а мысли продолжали таять под чужим языком. Мед густыми теплыми ручейками бежал по разгоряченному телу; Джи-Ха плавился под сильными руками, чувствовал, как непростительный стон подступает к горлу. Мысли перемешались и мельтешили перед глазами, как золотистые сверчки. Думать становилось все тяжелее. Горячо. Как же горячо. — Хак, по-моему ты… Юноша вздрогнул, и по телу побежали мириады мурашек; медовые струйки поползли от колышек ключиц ниже, прячась под спасительными полами одежды. Липкие руки уже было потянулись к воротнику, но Хак вовремя одернул себя: — Нет, так не пойдет, Зеленый Дракон. Мы ведь не хотим заляпать драгоценную ткань. Джи-Ха глубоко втянул носом воздух, когда бывший генерал приник к шее, отодвигая носом края ворота; под довольным взглядом ледяных глаз полупрозрачные капли побежали снова, оставляя после себя сладкий след. Пират ожидал было очередного шершавого прикосновения языком, но Хак разве что наклонился еще ближе, почти нависая над растерянным и разгоряченным юношей. Облизнул сахарные губы и осторожно прикусил краешек ткани, стягивая петли с бусин-пуговиц — мантия распахнулась, оголяя точеный рельеф груди и очерченные кубики пресса, к которым уже подступал жидкий нектар. «Какое… Странное чувство», — прошипел про себя Джи-Ха, чувствуя, как неловкая тишина поднимает градус. Он хотел было выдать очередную насмешливую остринку, как вдруг вспыхнул; кровь забурлила огненными потоками по всему телу, отчего румянец стал походить на болезненный жар; этот очаровательный мерзавец… Хак опалил дыханием кожу и осторожно собрал каплю меда с окаменевшего соска, поднимаясь выше и внезапно возвращаясь вслед за очередной сахарной крупицей. Снова и снова, поглядывая на едва ли живого юношу лукавыми глазками. — Для вербовки в пираты мне придется проделать то же самое? — ухмыльнулся юноша, но пылающие щеки уничтожали напускную серьезность. Хак на мгновение отстранился, и снова ледяные камушки глаз хлестнули по разгоряченному лицу. Невероятных усилий стоило не отводить глаза — пряный запах меда застыл липкими каплями на губах бывшего генерала; а льдинки глядят выжидающе, испытывающе, и вот Джи-Ха уже готов поддаться невыносимому искушению… Но горячий язык оставил липкую кожу в покое как ни в чем не бывало. Хак с невозмутимым видом закрутил крышку баночки и сунул ее обратно в сумку, поднимаясь с колен с едва слышным кряхтением. — Уже уходишь? На самом интересном? — не поверил увиденному Джи-Ха, застыв с оголенным торсом посреди комнаты. — Совсем забыл сказать, — Хак стремительно обернулся, оказавшись снова предательски близко к «сладкому мальчику» и его разгоряченным щекам. Постоял несколько секунд над по-прежнему растерянным юношей и направился к двери, коротко бросив через плечо: — Никогда не любил мед.