Интерны, пациенты

      Это происходило где - то в начале осени, когда листья только начинали сбегать от деревьев, когда школьников было видно чаще обычного, когда началась пропажа летней безответственности. Это происходило в больнице, воздух в которой пропитан запахом лекарств и дезинфицирующих средств, словно сама сущность страдания наращивает вес своей грусти. Но сквозь противные запахи, каждый вздох здесь все же направлен не на смерть. Надежда есть даже здесь. Это происходило с Димой. В его жестах и движениях всегда была тяжесть, словно бремя, которое ему приходилось нести ежедневно. Он был неловким и вечно грустным. Он всегда вяло перебирал листы бумаги, которые ему приносили врачи. Он всегда медленно шел с каталкой, которую заставляли нести вахтерши с аргументом «у интернов много сил». Он всегда отвечал коллегам и пациентам односложно, слова проскальзывали с его губ не задерживаясь. Он выглядел таким слабым, что никто и не верил в его «огонь». Еще это происходило с Андреем. Он, наверное, и был огнем. Худющий парень, который в больнице лежал еще задолго до появления Дмитриева. Он был таким устрашающим, но почему - то все к нему тянулись. Он никогда не утрачивал своей жизнерадостности, никогда не переставал громко смеяться и рассказывать истории. Он стремился отдать себя миру, в этом была его цель с самого начала. Их встреча должна была случиться. Дима тогда медленно шел по коридору, уткнув руки в карманы своего белого халата. Его взгляд был направлен в пол, ему хотелось вообразить себя героем с лазерами в глазах. Он уничтожал то, на что наступал, поэтому и остался с шишкой. Андрей, слишком активный, выбежал из своей палаты, со всей силой раскрыв тяжелую дверь, что влетела в чужой лоб. — Простите. — пробормотал интерн, потирая ушиб на голове и оглядываясь, чтобы понять произошедшее. Его усталые глаза встретились с улыбающимся лицом Чернышева. Появилось ощущение того, что ему никогда еще так искренне не улыбались. — Вы меня простите! — Слетело с его уст так громко, разлетевшись по всему этажу. И тогда у Дмитриева будто сдвинулись мозги. Уже через пару минут он шел впритык к больному, внимательно слушая его рассказы. И тогда оба перестали выглядеть мертвыми. Пучины уныния теперь в больнице не было. День на десятый их знакомства, они обозвали себя одной душой в двух телах. Это было глубокой связью, которая особенно ощущалась в те моменты, когда Дима позволял себе делать бред вместе с Чернышевым. До этого грустный теперь смеялся на все помещение. И плохих разговоров у них никогда не было. Был только один, лишь частично плохой. «— Все, кроме тебя, думают, что я должен умереть. Поэтому и не лечат. — И как ты живешь с этой мыслью? — В том то и дело, что живу. С этой мыслью или без, главное — жить.» Но Дмитриев знал, что если бы Андрей тогда умирал, то вел бы себя иначе. Поэтому он сейчас и сидел рядом с ним, ничего не понимая.       Сообщение о смерти Андрея пронеслось по коридорам больницы так быстро и неважно, как не должно было. Дима тогда вернулся в привычное всем состояние, но начал выглядеть еще хуже. Сердце было разорвано на части, жаждя перемен. Смотря на плывущие в никуда облака и было принято решение об увольнении. Мучительные мысли эхом отдавались в его ушах, напоминая о моментах, которые сделали его решение неизбежным. Ушел оттуда, оставив все отвращение там. Там, где он нашел себя, было суждено потеряться. Все начинается и заканчивается именно этим. Сидя рядом с могилой Андрея.