Что, если (наши пути пересекутся вновь)
Эйс много слышал о Революционной Армии, но никогда не встречал никого из революционеров лично – до сегодняшнего дня. Он случайно помог им, разобравшись с парочкой кораблей Дозора, и так же случайно оказался на острове, где они разбили временную базу, потому что их благородный командир, как сообщили Эйсу, не пожелал отпускать Пиковых пиратов, не выразив им свою благодарность, и сейчас, следуя за своим провожатым, Эйс очень надеется, что благодарность командира Революционной Армии – это что-то материальное. А потом Эйс видит его – и материальная благодарность отходит на второй план. Все отходит на второй план, потому что Эйс застывает как вкопанный, не веря своим глазам и тщетно пытаясь унять сорвавшееся в бешеный галоп сердце. – Ты его знаешь, – проследив взгляд Эйса, замечает Хак, и это совсем не похоже на вопрос. – Знаю, – отвечает Эйс. Горло будто сдавливают тиски, отчего голос звучит хрипло и кажется чужим, но он находит в себе силы продолжить. – Его зовут Сабо, он родом из королевства Гоа на Острове Рассвета в Ист Блю, и он мой брат, которого я почти десять лет считал погибшим. Эйс дергается вперед с каким-то глухим отчаянием – ему нужно поговорить с Сабо здесь и сейчас и, возможно, хорошенько ударить его, и не раз, а затем задушить в объятиях, потому что какого, черт возьми, хрена, однако не успевает ступить и шага – Хак абсолютно бесцеремонно хватает его за плечо и удерживает на месте. Хак – рыбочеловек, и он несомненно силен, но Эйс легко может вырваться, он может всех тут положить, если потребуется, вот только… Хак ему не враг, как не враг он и в первую очередь Сабо, тогда почему он пытается его остановить? – Он тебя не помнит. Слова Хака пригвождают Эйса к земле, и в воздухе повисает липкая, неприятная тишина. – Что? – Он тебя не помнит, – повторяет Хак. – Вообще ничего не помнит о том, что было до того, как Драгон выловил его из воды всего израненного, он даже имени своего не знал, когда очнулся, но оно было вышито на его одежде, так что да, его зовут Сабо, и у меня нет ни единого сомнения в том, что ты был знаком с ним в детстве. Это все объясняет. От желания ударить Сабо не остается и следа, вместо этого хочется врезать себе – за то, что позволил ему пожертвовать собой и своей мечтой, за то, что отпустил его тогда. Эйс сбрасывает тяжелую ладонь Хака с плеча, и тот отходит в сторону, скрещивая мощные руки на груди. – Я просто поговорю с ним – и все. Хак больше ничего не добавляет, и Эйс расценивает его молчание как согласие. Сабо сидит на одном из многочисленных деревянных ящиков с припасами и разбирает какие-то бумаги, но, завидев Эйса, тут же теряет к ним интерес и поднимается на ноги. Он стройный и высокий, его волосы гораздо длиннее, чем помнит Эйс, и вьются не мелкими кудряшками, а крупными локонами, а вот улыбка такая же, как в детстве – широкая и открытая. – Ну здравствуй, капитан Пиковых пиратов. – Портгас Д. Эйс, – Эйс протягивает ладонь для рукопожатия, и это странно – заново знакомиться с тем, с кем знаком с пяти лет. – Знаю, – кивает Сабо, и в сердце Эйса зарождается крошечный лучик надежды – он помнит, что бы там Хак ни говорил – но уже следующая его фраза спускает Эйса с небес. – Видел твои листовки, неплохая награда для новичка. Я Сабо. «Я знаю», – едва не вырывается у Эйса, но он вовремя прикусывает язык. Он мало что смыслит в медицине в целом и в амнезии – в частности, однако уверен, что вот так ни с того, ни с сего вываливать на Сабо его прошлое – не самая лучшая идея. Эйс не отпускает руку Сабо слишком долго, но тот, кажется, вовсе не возражает. – Я даже через перчатку чувствую, какой ты горячий. Это из-за фрукта? Температура твоего тела всегда выше нормальной? «Только когда я испытываю сильные эмоции и не могу их контролировать. Скажи спасибо, что я не воспламенился, хотя очень к этому близок», – думает Эйс, а вслух произносит: – Зависит от многих факторов. Если бы я разбирался в том, как это работает, обязательно во всех подробностях рассказал бы тебе за кружечкой пива. – Ты можешь рассказать о чем-нибудь другом, – предлагает Сабо. – Мы все равно не отпустим тебя и твою команду, пока не отблагодарим как следует за помощь, так что… как насчет халявной выпивки и еды? – Продано, – соглашается Эйс, и Сабо ухмыляется. Сабо прошел через ад, но его любопытство и горящий взгляд никуда не делись, и Эйс поражается тому, как много, казалось бы, незначительных деталей помнит, несмотря на то, что не видел его уже почти десять лет. Сабо наклоняет голову под тем же углом, что и в детстве, когда задумывается, так же, как и в детстве, подпирает щеку рукой и забавно морщит нос. Его жесты и мимика не изменились – они знакомые, родные и такие настоящие, что Эйсу хочется кричать. Время от времени Сабо взлохмачивает волосы и поправляет обрамляющие лицо пряди так, чтобы они прикрывали след от ожога – он делает это машинально, вероятно, даже не отдавая себе отчета, и это единственная новая привычка, которую замечает за ним Эйс. А еще – и Эйс понимает это непростительно поздно – Сабо с ним флиртует, легко и непринужденно, словно для него это в порядке нормы, и Эйс ругает себя за то, что непроизвольно задается вопросом, часто ли Сабо вот так внаглую клеит парней. Или девушек. Или и тех, и других. Гребаные революционеры, они вообще в этой своей Революционной Армии освобождением угнетенных занимаются или чем? Эйс знает, что у него нет никакого права злиться, и понятия не имеет, почему его это так задевает – как будто он сам никогда не флиртовал и не искал развлечений на одну ночь, но это – все это – по какой-то непонятной причине воспринимается совершенно иначе. Эйс залпом допивает очередную кружку – он уже сбился со счета, какую именно – и валится на спину. Лучше смотреть на звезды, чем на Сабо. – Эйс? Черт. – Ты в порядке? Эта кружка что, была лишней? Эйс хочет ответить, но не успевает. Сабо нависает над ним, обеспокоенно хмурясь, и Эйс посылает меркнущие в сравнении с глазами Сабо звезды к морскому дьяволу. Будь у него чуть больше алкоголя в крови и чуть меньше мозгов, он бы точно сотворил какую-нибудь глупость. – Ты за кого меня принимаешь? Если надеешься меня перепить, то у меня для тебя плохие новости. Эйс аккуратно отпихивает от себя Сабо и садится, скрещивая ноги. Он не знает, как безболезненно разрешить ситуацию, в которой он оказался по прихоти судьбы или еще черт знает почему, и Сабо ему в этом нисколько не помогает. Рассказав правду, Эйс боится сделать хуже, а еще – что Сабо ему не поверит. – А мы соревнуемся? Эйс вскидывает брови. Он потерял нить разговора, когда ушел в себя, но Сабо трактует его реакцию по-своему. – Значит, соревнуемся. «Ох, да катись оно все», – сдается в итоге Эйс. У него в голове бардак, и идиотское соревнование из разряда кто кого перепьет – как раз то, что ему сейчас нужно. Он проиграет, только если случайно уснет посреди пьянки, в любом другом случае Сабо его не победить, и когда Сабо отключится, у Эйса наконец появится время подумать. Эйс удовлетворенно отмечает, что его команда пользуется гостеприимством революционеров на полную, но бдительность при этом никто из них не теряет. Дьюс уже битый час беседует о чем-то с Хаком, и Эйс готов поклясться, что он понял все сразу же, как увидел Сабо – в конце концов, от Дьюса у Эйса секретов нет. Он даже про татуировку Эйса знает – не потому что ткнул пальцем и спросил, как это делают многие, а потому что Эйс поделился с ним этим по собственной воле. Эйс понимает, что пропустил момент завершения соревнования, когда Сабо приваливается к его плечу и закрывает глаза. – Я смотрю, вы все. Ну, Сабо-кун точно. Рыжеволосая девчонка, которая несколько раз подходила к ним за вечер – Коала – снова оказывается рядом с Сабо, и Эйс испытывает иррациональное желание вклиниться между ними, когда она плавным и очень нежным движением убирает волосы с его лица. – Никогда не видела, чтобы он столько улыбался и вел себя так свободно с абсолютно незнакомым человеком, а ведь я знаю его уже много лет, – как ни в чем не бывало продолжает Коала, и Эйс проглатывает готовую было сорваться с языка колкость. Следующие ее слова, которые она произносит, глядя на него прямо в упор, застают его врасплох. – Так кто же ты такой, Портгас Д. Эйс? Эйс молчит несколько минут, и Коала терпеливо ждет. – Вы друзья? – собравшись с мыслями, вопросом на вопрос отвечает Эйс. Это явно сбивает Коалу с толку, но если она и теряется, то виду не подает. – Друзья. Мы выросли вместе. – Тогда я могу тебе доверять. Эйс знает, что Сабо спит – он определяет это по его дыханию и осторожно, чтобы не потревожить, приобнимает его за плечо. Близость Сабо и его тихое размеренное сопение придают Эйсу уверенности, он делает глубокий вдох и выкладывает Коале все как есть – и это на него совершенно не похоже. – Ты обязан ему рассказать! – восклицает Коала, и Эйс на нее шикает. Сабо ворочается, но не просыпается. – Тише! Не хватало ему еще узнать об этом так. Кроме того, Хак недвусмысленно дал мне понять, что не одобряет внезапно сваливающиеся на головы его командиров приветы из прошлого. – При всем моем уважении, это не ему решать. Эти воспоминания Сабо – важная часть его жизни. Ты – важная часть его жизни. Он заслуживает знать правду. Коала упрямо сдвигает брови и упирает руки в бока, и Эйс вдруг осознает – она ему нравится, и Сабо она наверняка нравится тоже, поэтому он говорит ей о том, что медленно съедало его изнутри на протяжении всех этих лет и в чем раньше он мог признаться только самому себе. – Я облажался, Коала. Все это дерьмо произошло с Сабо по моей вине. – Не взваливай все на себя, ты был ребенком и не мог знать, чем все обернется. Никто не мог, – Коала на секунду замолкает, и Эйсу кажется, что в этот момент она думает о чем-то своем. – Поговори с ним утром, у меня такое чувство, что ты именно тот, от кого он должен это услышать. Я пойду вздремну, если что, палатка Сабо вон там, хотя что-то мне подсказывает, что тут ему даже удобнее. – Это все потому что я теплый. Ну, из-за фрукта. – Ага, из-за фрукта. Коала уходит, оставляя Эйса наедине с Сабо, и тогда же наполненная мириадами звезд вселенная вокруг них замирает и погружается в тишину.___________________
Утром Эйс ожидаемо не обнаруживает Сабо рядом с собой и первым делом разыскивает Дьюса, чтобы попросить его подготовить корабль к отплытию и ненавязчиво задать пару ни к чему не обязывающих вопросов о потере памяти и о том, к чему теоретически может привести разговор о прошлом с тем, кто ничего о нем не помнит. Дьюс смотрит на него чересчур понимающим взглядом и вздыхает. – Слушай, Эйс, я бросил медицинский не для того, чтобы пересказывать тебе учебники, кроме того, я действительно мало что об этом знаю. Все очень индивидуально – он может отключиться от шока и пролежать с лихорадкой три дня, а может не поверить тебе или врезать, так что будь готов к любому варианту развития событий. Отправляясь на поиски Сабо, Эйс все еще не знает, с чего начнет разговор, но сбегать не в его правилах, поэтому он встретится с ним лицом к лицу – а дальше будь что будет. Он находит Сабо сидящим на том же ящике, что и вчера, и снова одетым с иголочки – рубашка с накрахмаленным воротником, застегнутый на все пуговицы жилет, брюки без единой лишней складки, начищенные до блеска сапоги, перчатки из тонкой кожи и белоснежный шейный платок. Как ему удается выглядеть так посреди временной базы Революционной Армии, разбитой на маленьком необитаемом острове где-то на отшибе Гранд Лайна, да к тому же после такого количества выпитого накануне алкоголя, Эйс не имеет ни малейшего понятия. – Сабо, мы можем поговорить? Сабо отрывается от разложенной у него на коленях карты и мягко улыбается. – Мы уже говорим, Эйс. Доброе утро. – Ага, доброе. Я… – Если ты насчет вчерашнего, – неожиданно перебивает Сабо, – то да, я слегка перебрал и, возможно, даже вроде как приставал к тебе. Почему возможно и вроде как? Потому что я плохо помню, что было перед тем, как я отрубился, ну и… В общем я зарекаюсь соревноваться с тобой в том, кто кого перепьет, это была катастрофа, и я всецело признаю свое поражение. «Это не очередной сон, после которого просыпаешься разбитым и опустошенным, – глядя на Сабо, думает Эйс, и все, что еще вчера казалось ему таким эфемерным, наконец обретает форму и встает на свои места. – Он правда здесь, передо мной, живой и настоящий, и я ни за что его не отпущу». Нужные слова приходят сами, Эйс не подбирает их, не взвешивает, он просто говорит – правду и то, что чувствует, но определенно не то, что ожидает услышать от него Сабо. – Раньше мы с тобой постоянно соревновались. Не в том, кто кого перепьет, конечно. Мы вместе учились драться, и количество побед и поражений у нас всегда делилось практически поровну. В среднем двадцать шесть побед из пятидесяти боев у меня и двадцать четыре – у тебя. Окружающая их уютная атмосфера рассыпается битым стеклом – Эйс разрушает ее своими собственными руками. Сабо стискивает края карты, сминая их, и весь словно подбирается – если до этого его поза была ленивой и расслабленной, то сейчас он выглядит растерянным, напряженным и напуганным. Эйс видит это слишком отчетливо, и это ощущается так, будто кто-то с хирургической точностью вонзает ржавые гвозди ему прямо в сердце. – Что? Голос Сабо звенит готовой в любой момент порваться струной, и Эйс осторожно подходит ближе. Он не испортит все, он не имеет права облажаться вновь – не тогда, когда дело касается Сабо. – Я знаю тебя, Сабо. Ты мой первый друг и самый близкий на всем свете человек. Тот, кого я потерял почти десять лет назад, но так и не сумел вычеркнуть из своей жизни. Руки Сабо дрожат. Он комкает карту и опускает голову, и Эйс понимает, что если упустит этот шанс, то и впрямь больше никогда его не увидит. – Я догадываюсь, как это звучит, и у меня нет никаких доказательств, ведь то, что помню о тебе я, не помнишь о себе ты. Я сомневался, стоит ли тебе рассказывать, стоит ли тянуть тебя в прошлое, когда у тебя есть настоящее и будущее, и в итоге все равно поступил как последний эгоист. Эйс пытается отыскать то, за что можно зацепиться, любую деталь, которую не может знать чужой человек и которая не пропала вместе с остальными воспоминаниями Сабо. И он находит. – У тебя не было зуба, вот этого, – Эйс указывает на свой левый клык. – Я выбил тебе его в одной из драк, и не то чтобы мне было очень стыдно, но я рад, что он все же оказался молочным. А еще… Об этом говорить сложнее. Эйс отгибает рукав рубашки так, чтобы Сабо видел его татуировку, и очерчивает одну из букв указательным пальцем. – Эта S была твоей подписью, ты ее даже на свой пиратский флаг поместил. Ну а я не смог смириться и добавил ее в свое имя. Это все, что я… Эйс не успевает договорить, потому что в это мгновение Сабо ломается – он всхлипывает и сгибается пополам, с силой прижимая ладони к лицу. Он дышит прерывисто, судорожно глотая ртом воздух, и дрожит уже всем телом, и у Эйса в голове проносится шальная мысль, что это точно не тот вариант, где он не верит ему или бьет его под дых. Эйс не раздумывая бросается к нему. Хорошо, что проклятый ящик, на котором так любит сидеть Сабо, стоит не у всех на виду. – Сабо! Эйс хватает Сабо за плечи, цепляясь за него так крепко и отчаянно, словно от этого зависят их жизни. Он знает, что его ладони сейчас слишком горячие, что он весь сейчас слишком горячий, и инстинктивно загоняет жар глубоко под кожу, чтобы ни в коем случае не причинить Сабо вред. – Сабо, я здесь! Я… черт. Прошу тебя, Сабо, дыши. Слышишь меня? Просто дыши. Эйсу кажется, что проходит целая вечность, прежде чем до него доносится тихий надтреснутый голос Сабо. Он все еще дрожит, и его дыхание по-прежнему сбито, но он не отключился на три дня, и Эйс считает, что это вполне может сойти за добрый знак. – Я не мог понять, – шепчет Сабо, не отнимая ладоней от лица, – почему меня так тянет к тебе. Я никогда ничего подобного… Эйс касается его волос и бережно пропускает мягкие пряди сквозь пальцы. Сабо замирает и перестает дрожать. – Сабо, – зовет Эйс. – Посмотри на меня. Сабо поднимает на него взгляд, и Эйс подается вперед, наконец заключая его в объятия. Сабо, шмыгая носом, обнимает его в ответ. Они сидят так несколько невероятно долгих минут, и когда Сабо отстраняется, Эйс, несмотря на то, что совсем не желает его отпускать, дает ему это пространство – и время на то, чтобы осознать, что его прошлое больше не представляет из себя чистый лист. Немного покопавшись, Сабо извлекает что-то из-под кипы документов, которыми завален соседний ящик, и Эйс удивленно выгибает бровь, когда он протягивает ему небольшую записную книжку в потертом кожаном переплете, она пухлая и щетинится разномастными закладками. Эйс открывает ее на одной из них – и улыбается. C испещренных заметками и какими-то шифрами страниц на него то оттуда, то отсюда смотрят маленькие перечеркнутые S. – Я больше всего боялся встретить однажды кого-то из своего прошлого и не узнать, не почувствовать ничего, но все вышло совсем по-другому, – произносит Сабо, поглаживая S на плече Эйса большим пальцем, и это что-то настолько приятное и интимное, что Эйсу хочется мурлыкать – низко и утробно, совсем как Котацу. – Я не помню тебя, Эйс, как не помню и те годы, что мы провели вместе, и это больно, но я ощущаю нашу связь и верю тебе. Ты поможешь мне вспомнить? – Только если ты действительно этого хочешь. – Я хочу.Что, если (прошлое можно изменить)
Сабо принимает решение не раздумывая – сразу, как только узнает, что то, чего он так отчаянно желает, действительно возможно. Он никогда не понимал людей, грезящих о силе дьявольских фруктов – до тех самых пор, пока не потерял Эйса. Он даже не был уверен, что нужный ему фрукт существует, и ни за что не отыскал бы его, если бы на помощь ему не пришла Нико Робин. – Это опасно, – спокойно, почти отстраненно говорит она и все равно помогает. Они собирают информацию по крупицам – из слухов, сказок и покрытых пылью старинных книг, а затем спустя полтора года находят и сам фрукт – на маленьком занесенном снегом зимнем острове, на который не указывает ни один лог пос. Робин не пытается его переубедить и не рассказывает о том, какими могут быть последствия – они оба о них прекрасно осведомлены. Сабо знает, что рискует, а еще – что поступает эгоистично, он понятия не имеет, что произойдет после того, как он использует силу фрукта, и как его действия отразятся на окружающем его мире, но Эйс стоит того, он стоит того, чтобы рискнуть ради него целым миром и, если потребуется, отдать за него свою жизнь. У него будет лишь один шанс. Он вернется назад, в свое тело не-фруктовика, утратив таким образом способность к повторному перемещению, и сделает все, чтобы изменить ход истории и спасти Эйса. О том, что будет, если он не справится, Сабо предпочитает не думать. Сабо уверен, что не сможет остановить Эйса, когда тот решит отправиться в погоню за Черной Бородой, так же, как не мог остановить его в детстве каждый раз, когда он давал волю своему буйному нраву и ввязывался в очередную драку – в таких драках Сабо всегда был рядом и прикрывал его спину или, если дело принимало совсем скверный оборот, вытаскивал его из них за шкирку. Он не хочет вмешиваться в события слишком рано, опасаясь, что из-за этого они свернут в новое и оттого совершенно неизведанное русло, тщательно взвешивает все варианты и останавливается на том, который, как бы он ни старался убедить себя в обратном, пугает его больше всего. Не оставляя себе ни единого права на ошибку, Сабо выбирает Маринфорд.___________________
Стоя на площади перед эшафотом, Сабо слышит, как Сэнгоку на весь мир объявляет имя отца Эйса, и его охватывает такая ярость, какую он не испытывал никогда прежде в своей жизни. Тайна, которую Эйс хранил за семью печатями и доверял лишь самым близким людям, разлетается, подхваченная изумленными возгласами и скрипом журналистских перьев, и вряд ли Сэнгоку представляет, насколько глубокую и болезненную рану вскрывает своими словами. Он в открытую говорит, что Эйса казнят за то, что он сын Роджера, и для того, чтобы развязать войну с Белоусом, для него и собравшихся здесь правительственных шавок Эйс – кто угодно, но только не человек, и им нет никакого дела до того, что он чувствует. Сабо стискивает челюсти. Ему хочется разрушить Маринфорд до основания, камня на камне от него не оставить и похоронить под его обломками Сэнгоку и всех тех, кто имеет отношение к этому отвратительному фарсу. С трудом сдерживая себя, он дожидается появления пиратов Белоуса и, затерявшись в толпе разом лишившихся самообладания дозорных, начинает действовать, его задача – спасти Эйса и не допустить, чтобы что-то случилось с Луффи, и он выполнит ее, даже если это будет стоить ему жизни. Обстановка вокруг напоминает раскаленный до предела адский котел. С неба вместе с кораблем, наполненным сбежавшими из Импел Дауна заключенными, падает Луффи, в битву вступает не принимавший до этого в ней участия Гарп, и Маринфорд погружается в хаос. Сабо не позволяет себе облегченно вздохнуть, когда эшафот разваливается на куски и ярко вспыхнувшее пламя Эйса, освободившегося от цепей из кайросеки, разгорается в полную силу. Он знает, что счет теперь идет на минуты. «Я опоздал», – с ужасом осознает Сабо, когда видит, как Акаину, растягивая губы в ухмылке, бросается в сторону Луффи, и ему на ум не приходит ничего лучше, кроме как закрыть ринувшегося наперерез уже замахнувшемуся кулаком адмиралу Эйса собой. Он сгребает обоих братьев в охапку и выталкивает из-под удара. Весь его левый бок обжигает нестерпимая боль – это та самая атака, которая убила Эйса, и если это цена за то, чтобы он остался жив, Сабо готов заплатить ее хоть в стократном размере. От Акаину их в ту же секунду отрезает Джинбей, и это обеспечивает им надежный путь к отступлению. Удивленный и немного ошалевший Луффи позволяет тащить себя, послушно перебирая ногами, Эйс же сопротивляется и ругает своего внезапного спасителя на чем свет стоит, и до Сабо запоздало доходит причина его гнева – одетый в форму дозорного, он выглядит как тот, кому не следует доверять. – Да кто ты, черт тебя дери, такой? – рявкает Эйс. Сабо на бегу оборачивается к нему, на мгновение, всего на мгновение, ловит его взгляд, и Эйс, широко распахнув глаза, тут же замолкает. Больше он не упирается. «Не может быть, – отмахивается от непрошеных мыслей Сабо. – Прошло десять лет, он не мог меня узнать». Стремительно покидая поле боя, Сабо старается не думать о пульсирующей жгучей боли, которая туманит его разум, и о том, что его начинает лихорадить. Он видел неподалеку Феникса Марко и должен добраться до него вместе с Эйсом и Луффи во что бы то ни стало. Не сбавляя скорости, Сабо огибает группу приказывающих им остановиться дозорных, а потом его голова вдруг неожиданно идет кругом, и он едва не вспахивает носом землю, но Эйс ловко, как будто этого и ждал, перехватывает его поперек груди, не давая упасть. Он слышит, как воздух разрезают мощные огненные крылья, слышит, как Эйс обращается к Марко и как тот ему отвечает, и понимает, что они достигли своей цели. Сабо делает глубокий вдох, разрешая себе наконец ослабить бдительность, и его ноги предательски подкашиваются. – Держись, – откуда-то издалека, словно преодолевая множество препятствий, долетает до него встревоженный голос Эйса, который, кажется, закидывает его руку себе на плечо. – Я вытащу тебя отсюда, Сабо. Обещаю. Сабо не может выполнить его просьбу. Он повисает на нем мертвым грузом и отключается.___________________
Сабо открывает глаза, и первые несколько секунд нависающий над ним незнакомый потолок походит на залитый перемешавшимися между собой красками холст. Он не знает, в какой именно момент отключился, но отчетливо помнит голос Эйса, который… Эйс. Сабо резко садится и уже в следующее мгновение сгибается пополам от обжигающего приступа боли в левом плече. На его правое плечо опускается ладонь – широкая и чересчур горячая для обычного человека, и ощущение распространяющегося по телу тепла помогает ему прийти в себя, а еще – осознать. – Эй, давай не так резво, тебе вообще-то неслабо досталось. Сабо кажется, что если он сейчас поднимет голову, если встретится взглядом с тем, кто сидит рядом с ним, то дымка рассеется, иллюзия спадет, и все это окажется сном, как оказывалось им бессчетное количество раз. Он всей душой ненавидит эти сны и не хочет опять оказаться в одном из них лишь для того, чтобы, проснувшись, снова остаться наедине со своим горем и целым ворохом гнетущих сожалений, не чувствуя ничего кроме бесконечной усталости и не в силах что-либо изменить. Сабо мысленно отчитывает себя за трусость, сжимает кулаки и выпрямляется. «Я не стану убегать». Эйс не исчезает. Он выглядит уставшим и изможденным, но он цел и, насколько может судить Сабо, жадно рассматривая его вблизи, почти невредим. Темные спутанные волосы, похожая на созвездия россыпь веснушек на щеках и цепкий, внимательный взгляд – хоть Эйс и повзрослел, Сабо все равно видит в нем того самого мальчишку, которого когда-то давно встретил в Сером Терминале и который впоследствии стал его первым и на долгие пять лет единственным другом. С Эйсом он был по-настоящему счастлив, и ему невыносимо думать о том, что он мог вот так просто его забыть. Луффи спит, растянувшись поперек соседней койки, и его мерное посапывание удивительно гармонично вписывается в общую картину. Он, в отличие от Эйса, замотан бинтами едва ли не с головы до ног, но он жив – и это самое главное, больше всего Сабо боялся все испортить и потерять их обоих. Сабо понимает, что нужно что-то сказать, но слова застревают в горле, отказываясь обретать форму. Эйс узнал его – там, в Маринфорде, перед тем, как Сабо потерял сознание, он назвал его по имени. Он узнал, но не может поверить, и Сабо его за это не винит. Сабо не находит слов, потому что понятия не имеет, как начать разговор, способный заполнить образовавшуюся между ними за десять лет пустоту. А потом Эйс тихо, почти шепотом, произносит: – Ты ведь и правда мой Сабо? И вселенная Сабо, центром которой всегда был Эйс, взрывается тысячей сверхновых. Зажатое в тиски грудной клетки сердце срывается с места, грозя переломать ребра, и Сабо рефлекторно закусывает губу – плаксой из них троих всегда был Луффи, и он не собирается отнимать у него это сомнительное звание, но дурацкие слезы, как бы он ни старался их сдержать, все равно наворачиваются на глаза. Сабо улыбается, и слова, которые он никак не мог подобрать, те самые, правильные слова, рождаются на выдохе сами собой. – Я и правда твой Сабо, Эйс. Прости, что меня не было так долго. «Сейчас он меня ударит, – думает Сабо, глядя на то, как эмоции на лице Эйса стремительно сменяют одна другую. Он хмурится совсем как в детстве. – Врежет за все эти десять лет и будет абсолютно прав». Сабо ошибается. Эйс подается вперед и бережно, так, чтобы не потревожить раненый бок, обхватывает его руками и притягивает к себе. Сабо медлит не дольше мгновения, окутанный мягким теплом Эйса, он утыкается носом ему в шею и нерешительно обнимает его в ответ. – Я же десять лет тебя мертвым считал, какого хрена, Сабо. Эйс не ждет ответа, но Сабо все равно рассказывает ему свою историю. Он не собирается врать, как делал это в детстве, скрывая свое происхождение, и если Эйс сочтет его сумасшедшим, то так тому и быть. Здесь и сейчас Эйс жив, и это все, что имеет значение. – Ты сумасшедший, – действительно заключает Эйс, выслушав историю до конца, а затем отвешивает Сабо звонкую затрещину. – Ты хоть осознаешь, насколько это было опасно? Вот кто просил тебя так рисковать? Сабо рассеянно потирает ушибленный затылок. Ударил все же. – Это ведь ты, Эйс. Я не мог не попытаться. Эйс поспешно отворачивается, и Сабо готов поклясться, что успевает заметить, как на его щеках вспыхивает ярко-розовый румянец. Он поднимается на ноги и, не глядя на Сабо, бросает: – Я приведу Марко, он просил позвать его, когда ты очнешься. И, так же не глядя на Сабо, выходит из лазарета. Сабо откидывается на подушку, закрывает глаза и приглушенно смеется, размазывая по щекам слезы. У него, черт возьми, получилось.___________________
Эйс проводит рукой по волосам Сабо, осторожно пропуская между пальцами волнистые светлые пряди – сейчас, после всего, что произошло с ним за последние несколько недель, он стал особенно остро ощущать потребность в прикосновениях. Сабо ворочается, что-то тихо бормоча, и приоткрывает один глаз. – Эйс?.. Он сонный и взъерошенный, и его голос немного хрипит. – Извини, я не хотел тебя будить. Конечно, Сабо спит чутко, учитывая, кто он такой и какой жизнью живет. Начальник штаба Революционной Армии, кто бы мог подумать. – Я просто… – Эйс вздыхает. Он не знает, как продолжить. – Хотел убедиться, что ты здесь, что все это по-настоящему. Все это слишком хорошо, чтобы быть правдой, и слишком похоже на сон. Мне кажется, что если я хотя бы на секунду закрою глаза, то когда открою их, вновь окажусь в Импел Дауне. Не говоря ни слова, Сабо слегка приподнимается на локтях, берет Эйса за руку и прижимает его ладонь к своей щеке. Он теплый и уютный, и он улыбается – широко и открыто, и от этого Эйс замирает, а его пульс непроизвольно учащается. – Ну как, убедился? Эйс не уверен. Он уже ни в чем не уверен, кроме того, что близость Сабо делает с ним странные вещи. Замешательство и растерянность наверняка отражаются на его лице, поэтому Сабо, кивнув, продолжает: – Ладно, тогда давай попробуем по-другому. Эйс даже подумать ничего не успевает, не то что сказать. Сабо сгребает его в объятия, прижимает к своей груди и опускает подбородок ему на макушку. – А теперь? Эйс не просто слышит, как бьется сердце Сабо, он чувствует это каждой клеточкой своего тела – и это именно то, в чем он так отчаянно нуждается в этот момент. На соседней койке громко сопит Луффи, и Эйс наконец понимает, что все это, несмотря на то, как сильно он боится осознать вдруг обратное, действительно настоящее – и крепко обнимает Сабо в ответ. Он хочет жить, и судьба по одной лишь ей ведомым причинам дает ему второй шанс. – Теперь да. И будь он проклят, если его упустит.Что, если (ты меня не отпустишь)
Сабо предпринимает очередную попытку вырваться, и в этот раз ему наконец удается освободиться из захвата – возможно, потому что Блюджем, мерзко ухмыляясь, позволяет ему это сделать. Луффи валяется на земле. В паре шагов от него перепачканный в крови Эйс глухо рычит и яростно сжимает кулаки, не обращая внимания на ссадины и боль и выжидая момент, чтобы снова ринуться в атаку. «Я должен любым способом остановить отца, – понимает Сабо, когда тот кидает Блюджему небрежное «позаботьтесь обо всем». – Иначе он их убьет». Через секунду Сабо уже знает, как ему следует поступить. Он собирается собственными руками разрушить свою жизнь, но ему плевать – если так он сможет спасти Эйса и Луффи, то не раздумывая заплатит эту цену и ни о чем не будет жалеть. – Стой, Блюджем! Хватит, отец! Я все понял! – И что же ты понял, Сабо? – издевательски выгибая бровь, осведомляется отец. – Я сделаю все, что скажешь… буду жить так, как ты хочешь! Только, пожалуйста, не трогай этих двоих! Умоляю тебя… они мои дорогие братья! Эйс выкрикивает его имя, и Сабо, не в силах совладать с дрожью, поворачивается к нему спиной – он не может смотреть ему в глаза и не хочет, чтобы Эйс видел, как по его щекам градом катятся предательские слезы. – Эй! Не уходи! Не надо! – не унимается Эйс. – С нами все будет в порядке! Мы же хотели вместе отправиться в путешествие! Неужели ты решил сдаться?! «Это единственный выход, без меня им будет лучше, – убеждает себя Сабо. – Они уплывут с этого проклятого острова и однажды обязательно исполнят свои мечты». – Сабо! Сабо едва не валится с ног, когда бросившийся вслед за ним Эйс резко дергает его за запястье и оттесняет назад, закрывая собой. Они окружены толпой вооруженных пиратов, но Эйс их нисколько не боится – кажется, здесь и сейчас он готов драться хоть с целым миром. Сабо, привыкший прислушиваться к голосу разума, считает, что он действует опрометчиво и безрассудно – как и всегда. Сабо, жаждущий покорить Гранд Лайн, не может не восхищаться стоящим перед ним мальчишкой. – Сабо твой сын, но он не твоя собственность, и ты не можешь распоряжаться им словно какой-то вещью! Он заслуживает того, чтобы жить так, как хочет, а не так, как хочешь ты! Ты знаешь, что он чувствует? Знаешь, что ему нравится, что вызывает у него улыбку, а что – заставляет грустить? Эйс шумно выдыхает, стискивает ладонь Сабо в своей и подкрепляет этот простой, но такой важный для Сабо жест словами. – Я не отступлю и ни за что не отпущу его никуда с таким ублюдком, как ты, даже не надейся. А затем, слегка склонив голову в сторону Сабо, уже тише добавляет: – Что бы ни случилось, ты не должен жертвовать собой и своей мечтой и не обязан становиться таким, как твой отец, только потому, что вы связаны кровью. У каждого свой путь, так скажи мне, Сабо, какой выберешь ты? Эйс похож на бушующее пламя, и в это самое мгновение Сабо кажется, будто он действительно ощущает исходящий от него жар. Эйс хмурит темные брови и ждет. «Будь что будет», – думает Сабо и стискивает ладонь Эйса в ответ. – Я остаюсь. Эйс ухмыляется уголком губ. Он что, ни минуты в нем не сомневался? – Мне в доме мусор не нужен, так что тебе на этой помойке самое место, – выплевывает отец, с отвращением глядя на вцепившегося в руку Эйса Сабо. То, что происходит дальше, не укладывается у Сабо в голове. Отец щелкает пальцами, отзывая Блюджема и его людей, и уходит, и Сабо надеется, что больше никогда в своей жизни не увидит его лицо.___________________
Сабо находит Эйса в домике на дереве, который даже спустя столько лет по-прежнему остается их самым любимым и надежным убежищем. Внутри пыльно и царит беспорядок, и этот уютный островок застывшего времени радушно принимает Сабо в свои объятия. Эйс ожидаемо спит, подложив руки под голову и надвинув на лицо ярко-рыжую шляпу. Он ни за что не признается, но Сабо уверен, что своим появлением в жизни Эйса эта шляпа обязана ему и Луффи – они часто донимали его по поводу того, что он выбивается из их трио, и, судя по всему, однажды немного перегнули палку. Усевшись на пол рядом с Эйсом, Сабо без лишних церемоний забирает шляпу и устраивает ее у себя на голове. Он несколько долгих мгновений разглядывает хмурящегося во сне друга, а затем легонько щелкает его по чуть вздернутому веснушчатому носу. – Сабо, блин, какого хрена? Эйс называет его по имени до того, как открывает глаза, и Сабо понятия не имеет, как это работает. – Что снилось? Эйс приподнимается на локтях и, попутно взъерошивая Сабо волосы, возвращает шляпу себе. Это недоразумение выглядит хорошо только на нем, как будто отказываясь принимать в качестве своего хозяина кого-то еще. – Уже не помню! Сабо думает, как лучше начать разговор, ради которого он пришел, но все заготовленные накануне слова ощущаются сейчас какими-то неправильными. Эйс же ему не чужой, так почему он не может просто открыть рот и… – Са-а-або, я тебя слышу, – тянет Эйс. Сабо вздрагивает. Он что, сказал что-то вслух? – Слышу, как ты извилинами шевелишь. Выкладывай уже. Сабо иногда кажется, что для Эйса он как открытая книга. Они знают друг друга едва ли не всю жизнь, и Эйс чувствует и понимает его как никто другой. Сабо надеется, что тоже понимает его и что этот разговор не станет ошибкой, которая все между ними испортит. – Через две недели тебе исполнится семнадцать. – Ага, и мне уже не терпится отплыть, я последние полгода как на иголках. То, о чем мы мечтали с детства, теперь так близко – только руку протяни! Аж мурашки по коже. Эйс лучится воодушевлением, и Сабо становится стыдно за то, что он хочет предложить ему нарушить данное ими друг другу и Луффи обещание. – А ты сможешь подождать еще три месяца? – Еще три месяца? – удивляется Эйс. – Зачем? Растерянность в голосе Эйса заставляет Сабо улыбнуться, и он дает ему возможность найти ответ на этот вопрос самостоятельно. Эйс справляется буквально за пару секунд – его брови ползут вверх, а в глазах загорается озорной огонек. – А-а-а, так ты все же решил стать моим навигатором, да? Хочешь отплыть вместе в день, когда семнадцать исполнится тебе? Сабо кивает. Следующие слова, по его мнению, звучат почти как признание, и он искренне надеется, что чтение между строк по-прежнему не является сильной стороной Эйса. – Да, мы договаривались по-другому, но мне не нужен собственный корабль, на котором не будет тебя, Эйс. А еще… знаю, это прозвучит глупо, и ты можешь смеяться, но у меня ощущение, что если мы разделимся, произойдет что-то очень плохое. Эйс собирается возразить, но Сабо примирительно вскидывает ладони и быстро добавляет: – Я не говорю о том, что мы не сумеем постоять за себя поодиночке, и уж тем более я не считаю, что ты нуждаешься в защите, просто… Сабо неопределенно взмахивает руками, не зная, как облечь в слова то, что тревожит его сознание где-то на подкорке и утекает как песок сквозь пальцы, когда он пытается найти в этом хоть какое-то рациональное зерно. – Я не могу объяснить, – в итоге сдается Сабо. – Это как предчувствие, понимаешь? Эйс не смеется. Он молчит слишком долго, и Сабо уже хочет сказать, что все это ерунда, о каком вообще дурацком предчувствии может быть речь, когда Эйс наконец ему отвечает. – А ведь когда я был мелким, то даже мысли не допускал о том, что мы можем покинуть этот остров порознь, потому что, ну… Эйс и Сабо, Сабо и Эйс – мы с тобой всегда были вдвоем. Сабо непроизвольно задерживает дыхание. Эйс не большой любитель беседовать по душам, и вот так сидеть напротив него, слушая, как он делится чем-то сокровенным, дорогого стоит. Сабо взял бы его за руку, но им обоим давно не пять и не десять, а он и так уже наговорил ему всякого. – Потом появился Луффи, наши планы изменились, и я вроде как смирился, но все равно не особо представлял свое путешествие без тебя. Поэтому мне и не терпелось поскорее отплыть – чтобы вновь встретиться с тобой на просторах Гранд Лайна. Ты хорошо все обдумал, не пожалеешь? Сабо пихает Эйса кулаком в плечо, и тот усмехается. – Не пожалею. Хотя Луффи, конечно, будет в шоке и точно не согласится плыть с нами, если мы предложим. – Ну и отлично, мне такой дуралей на борту не нужен, другое дело – ты. – А что я? – Ты полезный, Сабо, и меньше ешь. Вот так просто. Сабо фыркает, а затем начинает смеяться, и Эйс начинает смеяться следом за ним. Прямо сейчас он выглядит по-настоящему счастливым, и Сабо в очередной раз думает, что сбежать из дома в пять было лучшим решением в его жизни.___________________
Они выходят в море в день рождения Сабо. Догра, Магра и другие горные бандиты, образовавшие на берегу небольшую толпу, машут им на прощание руками, пока стоящий рядом с Макино староста вздыхает и сетует на то, что Гарп вряд ли будет в восторге от таких новостей. Луффи провожает их горящим взглядом, и Сабо нисколько не сомневается, что он прямо в этот момент строит грандиозные планы на свое собственное приключение и уже с нетерпением ждет новой встречи со своими старшими братьями, хотя с их отплытия не прошло и пяти минут. Когда Остров Рассвета исчезает за горизонтом, Сабо сверяется с картой и компасом и делает несколько заметок. В то, что происходящее реально, ему все еще верится с трудом. Уйди он в тот день с отцом, как бы сложилась его судьба? Сабо на мгновение задумывается и понимает, что так и не поблагодарил Эйса, и, пожалуй, странно делать это спустя много лет, но лучше поздно, чем никогда, верно? – Эйс, – зовет Сабо, и сидящий на носу лодки Эйс оборачивается. – Спасибо, что не отпустил меня тогда. Эйс запрокидывает голову, подставляя лицо соленому морскому бризу, и широко улыбается. Сабо уверен, что от яркого солнца веснушек у него только прибавится, и внутренне радуется тому, что у него будет возможность увидеть это своими глазами. – Я не смог, – произносит Эйс, глядя на медленно ползущие по бескрайнему небу пушистые облака, и в этом ответе все, что Сабо так нужно было услышать – и даже больше.Что, если (твоя воля продолжит жить в моем сердце)
Это начинается через неделю после возвращения с Дресс Розы. Каждую ночь, засыпая, Сабо видит неясные образы – едва уловимые и расплывчатые, они похожи на отголоски воспоминаний, и как бы он ни старался ухватиться за них и удержать хотя бы на долю секунды после пробуждения, они неизменно обращаются призрачной дымкой и таят с первыми лучами восходящего солнца. Он не уверен в том, что именно они означают, до тех самых пор, пока однажды к ним не добавляется еще один слой – разрозненные обрывки чувств. А затем образы становятся отчетливее, словно кто-то наконец протирает ладонью запотевшее стекло, и Сабо убеждается окончательно – это действительно воспоминания. Вот только ему они не принадлежат. Он смотрит на себя глазами Эйса. Это их первая встреча, и им обоим по пять. Он смотрит на Гарпа и спрашивает его, стоило ли ему вообще рождаться, и Гарп говорит, что это вопрос, на который лишь он сам может найти ответ. Он снова смотрит на себя, задремавшего на плече Эйса, им обоим по десять, и его грудную клетку обволакивает мягкое, уютное тепло. Он злится на Луффи и переживает за него. Он видит, как уходит в тот день, повернувшись к Эйсу спиной, и до побелевших костяшек сжимает кулаки, ощущая дрожь во всем теле и немое отчаяние. Он видит знакомый с детства утес и сливающееся с горизонтом бескрайнее море, в его руке – письмо, он захлебывается слезами, и ему нестерпимо больно – так же, как было больно в тот день, когда он узнал о смерти Эйса и когда первые десять лет жизни нахлынули на него в одночасье с разрушительной силой приливной волны. Он видит то, что было после – после того, как он умер для своих братьев и всех тех, кто знал его на Острове Рассвета. Он отправляется в плавание, получает силу фрукта и становится капитаном Пиковых пиратов. Он присоединяется к Белоусу, оставив попытки убить его в прошлом, и сжигает свой флаг. Он смотрит на погруженный в хаос Маринфорд, на бросившихся за ним в самое пекло товарищей, на рвущегося к нему через немыслимые преграды Луффи и яростно цепляется за это новое для себя желание – такое искреннее и ослепительно яркое, такое настоящее. Он хочет жить. Он освобождается от оков из кайросеки, и по его телу в то же мгновение разливается огонь. Он сражается бок о бок с Луффи и впервые за долгое время позволяет себе надеяться. Он видит Акаину, оскорбляющего Отца, и внутри у него закипает гнев. Он не отступает, он никогда не отступал – и эта его слабость становится роковой. Он закрывает собой Луффи, своего младшего брата, этого маленького плаксу, и понимает, что здесь и сейчас для него это – конец. Сабо чувствует, как сбивается их общее дыхание, когда Эйс произносит его имя. Когда говорит, что если бы не он и Луффи, у него не было бы смысла жить. Все это время он не забывал его, и Сабо не может сказать наверняка, чье сердце в этот момент обливается кровью – его или Эйса. «…вы все равно любили меня… спасибо вам…» – последнее, что он слышит перед тем, как все звуки исчезают и тьма смыкает вокруг него свои ледяные объятия.___________________
Сабо открывает глаза и видит над собой безоблачное небо. Голос, который он слышит, тонет в шорохе листвы и доносится словно откуда-то издалека. Рядом с ним кто-то есть, он это чувствует. Он поворачивает голову набок, пытаясь сфокусировать взгляд на размытом силуэте, и получает в ответ улыбку – широкую, дерзкую и такую родную. Громкий настойчивый стук вырывает его из сновидения, и оно разрушается, оставляя после себя лишь легкий туманный след и тянущую боль в груди. Вместо безоблачного неба Сабо видит над собой потолок. Рядом с ним никого нет. Стук повторяется, он нехотя встает с кровати, накидывает на плечи рубашку и, распахнув дверь, обнаруживает на пороге очень недовольную и уже собирающуюся постучать еще раз Коалу. – Ты хоть в курсе, который час? – Нет, – честно отвечает Сабо. У него с этим в последнее время проблемы, но подробности Коале знать не обязательно. Коала вздыхает, а потом одним сильным толчком запихивает его обратно в комнату и закрывает за ними дверь. – С тобой что-то не так, – произносит она, скрестив руки на груди. – С тех пор, как мы вернулись с Дресс Розы, ты сам не свой. Что происходит? «Возможно, я схожу с ума, – думает Сабо. – Или уже сошел, что более вероятно». Он садится на край кровати, подносит ладонь к лицу и зажигает в ней маленький огонек. Огонек подрагивает в такт его сердцебиению, и Сабо гасит его, сжимая кулак. Пламя успокаивает его и помогает прояснить мысли, а еще – напоминает об Эйсе. – Я в порядке, – врет Сабо, и Коала хмурится. – Собрание еще не началось? – У тебя есть тридцать минут, чтобы привести себя в приличный вид. – Я так паршиво выгляжу? Коала бросает на него оценивающий взгляд и безжалостно заключает: – Да. – Тогда выйди, пожалуйста, потому что мне нужно переодеться, и я не собираюсь делать это при тебе. Щеки Коалы краснеют, и она стремительно вылетает в коридор. Сабо не уверен, но ему кажется, что он слышит над ухом едва различимый шелестящий смешок. Собрание затягивается – после потери Балтиго забот у Революционной Армии и ее командиров значительно прибавляется, и с каждым днем Сабо становится все сложнее концентрироваться на своих задачах. У него плохо получается не винить себя и не считать собственные ошибки, его сожаления растут как снежный ком, и это тоже накладывает отпечаток на его поведение. Он поддался эмоциям на Дресс Розе из-за подначек Берджесса, и в итоге это привело к тому, что штаб Революционной Армии был уничтожен пиратами Черной Бороды. Никто не упрекает его в этом лично, но Сабо это и не нужно – он и так все прекрасно знает. Так же, как знает, что должен был вспомнить раньше, должен был штурмовать проклятый Маринфорд вместе с Луффи и людьми Белоуса, должен был своими руками вырвать Эйса из лап нависшей над ним Смерти – но теперь все это уже не имеет никакого значения. Единственное, что у него осталось – это пламя Эйса и память о нем, которую оно так бережно в себе хранит. Неимоверным усилием Сабо собирает себя по кусочкам, снова погружаясь в дела Революционной Армии – и это помогает. Он действует на заданиях четко и решительно, будто возвращаясь в те дни, когда на месте первых десяти лет его жизни зияла бездонным провалом пустота, когда у него не было прошлого – только настоящее и будущее, а по ночам продолжает слышать свое имя, видеть знакомый с детства пейзаж и сидящую рядом с ним расплывчатую фигуру – и каждый раз просыпается, так и не успев проронить ни слова. «Я боюсь говорить с ним, – вдруг однажды понимает Сабо, когда смутная тень в очередной раз ускользает от него на рассвете. – И еще больше боюсь смотреть ему в глаза». Следующей ночью Сабо слышит звуки так отчетливо, как никогда до этого, и видит все так ясно, словно это не сон, а самая настоящая реальность. – Сабо. Сабо поднимается с земли, утопая ладонями во влажной от утренней росы траве, поворачивается на зовущий его по имени голос, который звучит теперь совсем близко, и впервые за все те недели, что его преследует этот сон, встречается с Эйсом взглядом. Он помнит его ребенком. Этому Эйсу – двадцать, и между ними – огромная пропасть глубиной в десять навсегда потерянных лет. – Эйс. – Ну наконец-то, – произносит Эйс. А затем с размаху бьет Сабо в лицо. – Я считал тебя мертвым десять лет, десять – долбаных – лет, Сабо. А потом умер сам и вместо того, чтобы встретиться с тобой на той стороне – или как там это называется – оказался у тебя, живого, в голове. Объяснить ничего не хочешь? Сабо ощущает эмоции Эйса как свои собственные – они похожи на бушующее в грудной клетке пламя, горячее и неистовое. Эйс сердится, и Сабо его за это нисколько не винит. – Я съел твой фрукт, – глядя куда-то себе под ноги, говорит Сабо, потому что ничего лучше ему на ум не приходит. Он не представляет, как рассказать Эйсу обо всем остальном – о том, что опоздал, о том, что не переставал думать о нем два года, о том, что видел его воспоминания, и о том, что Маринфорд самым жестоким способом из возможных разделил его жизнь на до и после. Сабо чувствует, как пламя Эйса успокаивается, как вспыхнувшие в нем эмоции перестают обжигать, образуя в душе тугой клубок из тонких огненных нитей – и не решается его распутывать. Эйс может послать его к черту, может ударить еще раз – и Сабо позволит хоть до потери пульса себя избить, поскольку заслужил, как никто другой, может исчезнуть из его сознания и уже больше никогда не вернуться, однако он, как обычно, идет наперекор всему, выбирая вариант, который Сабо, просчитав, казалось бы, все, конечно же не сумел предусмотреть. Эйс дергает его за запястье резко и неожиданно, и Сабо заваливается вперед, падая в его объятия. Он не слышит ни шума прибоя, ни крика чаек, ни шелеста травы – ничего, кроме звука бьющегося в груди Эйса сердца. Это и его сердце тоже, и сейчас оно колотится о ребра как сумасшедшее. Пламя Эйса согревает, и Сабо смыкает руки на его спине – он теплый, чертовски теплый – и утыкается лбом ему в плечо. Эйс рвано выдыхает, крепче прижимает его к себе и тихо, надтреснуто шепчет: – Мне так тебя не хватало, Сабо, где ты был все эти годы? Это гораздо больнее, чем удар в лицо. Гораздо больнее, чем что бы то ни было. Слова Эйса вскрывают незаживающую рану, и она начинает кровоточить с новой силой. – Где-то очень близко и вместе с тем очень далеко, Эйс, – борясь с подступающими к горлу слезами, отвечает Сабо. – Расскажешь? – мягко подталкивает его Эйс. – Это довольно долгая история. – А я никуда и не тороплюсь. Сабо не знает, как в этот момент течет время там, за пределами его сна, но знает, что здесь, на залитом золотистым солнечным светом утесе, что бы ни произошло, у них на двоих всегда будет целая вечность. Здесь он рассказывает Эйсу все.___________________
Сабо боялся, что после их разговора Эйс исчезнет, пропадет прямо у него на глазах, рассеявшись дымом, как привидение, выполнившее наконец свое незавершенное дело, но Эйс не пропадает, наоборот – Сабо чувствует, что с каждой следующей их встречей он становится все более и более реальным, куда более реальным, чем все то, что окружает его за пределами этого сна. Теперь его жизнь делится на две – ту, где Эйс мертв, и ту, где он сидит рядом с ним на заросшем густой травой утесе и смеется громко и заразительно, так, что Сабо не приходится сомневаться – здесь, в самом потаенном уголке его души, сколько бы времени ни прошло и что бы ни случилось, Эйс будет жить вечно и никогда не умрет. Сабо в очередной раз ловит себя на том, что украдкой рассматривает его, стараясь запомнить все до последней мелочи – от расположения озорных веснушек на щеках и линий вен на руках до мимолетных, едва уловимых движений бровей и губ – и откровенно любуется. Его взгляд снова и снова соскальзывает на набитую на левом плече Эйса татуировку и перечеркнутую S, которой там быть не должно, но которая там есть, потому что на протяжении всех этих лет Эйс помнил о нем несмотря ни на что. – Почему всегда этот утес? – спрашивает Сабо. – Почему не что-то другое? Соленый ветер ласково ерошит непослушные волосы Эйса, и Сабо тоже хочется зарыться в них пальцами и взлохматить, хочется позволить себе прикоснуться и обнять, чтобы вновь ощутить его мягкое умиротворяющее тепло. Он неимоверным усилием воли подавляет свои эгоистичные порывы и сцепляет руки в замок, чтобы не наделать ими глупостей. Развалившийся в тени деревьев Эйс ехидно ему ухмыляется. – Ты мне скажи, Сабо, мы ведь в твоей голове. Вокруг них простирается до боли знакомый пейзаж – сочная зелень под ногами, раскинувшееся огромным сверкающим полотном море и высокое синее небо с медленно плывущими по нему облаками. – Думаю, потому что это наше общее воспоминание, – озвучивает свое предположение Сабо. – И если это действительно так… – Тогда весь Остров Рассвета в нашем полном распоряжении. Сабо нисколько не удивляется, когда Эйс заканчивает мысль за него. Такое бывало с ними и в детстве, сейчас же их связывает сила дьявольского фрукта, и природа этой связи, непостижимая и таинственная, одновременно пугает и восхищает его. – Предлагаю начать с домика на дереве, – добавляет Эйс, и Сабо, улыбнувшись, кивает. Они находят его быстро, углубляясь по знакомым тропинкам в лес так уверенно, будто покинули остров только вчера, и Эйс устремляется к их цели первым. Взбираясь на дерево следом за ним, Сабо думает о том, что будь у него возможность вернуться на двенадцать лет назад, он бы ни за что не ушел в тот день с отцом. Он бы ни за что не бросил Эйса, даже если это стоило бы ему жизни, но он облажался, и совершенная им ошибка – главная причина, по которой он так отчаянно цепляется за эту хрупкую иллюзию счастья, которая стала доступна ему исключительно по прихоти жестокой и своенравной судьбы. – Эй, ну ты там где? Эйс протягивает ему руку и вопросительно вскидывает бровь, когда Сабо замирает, в нерешительности уставившись на его раскрытую ладонь. Сабо не позволяет себе прикасаться, но Эйс в один миг ломает возведенные им стены, крепко хватая его за предплечье и без промедления втаскивая внутрь, и в ту же секунду Сабо словно обжигает – огонь покалывает даже сквозь рубашку, и этот внезапный физический контакт спутывает в его сознании все карты. Сбитый с толку и растерянный, он спотыкается, теряет равновесие и падает на Эйса сверху, придавливая его всем своим весом. А затем чувствует то самое тепло, чувствует, как вздымается и опускается грудь Эйса под его собственной, и понимает, что отдал бы что угодно и даже больше за то, чтобы воплотить это принадлежащее лишь им двоим мгновение в реальность. – А на вид стройный, – приглушенно-хрипло усмехается Эйс. Сабо слышит, как бьется его сердце. Он знает, что когда его пульс учащается, пульс Эйса учащается тоже, и это воспринимается как нечто удивительно правильное и глубоко личное. Он осторожно приподнимается, упираясь руками в дощатый пол, и оказывается с ним лицом к лицу. Сабо всегда нравились постоянно находящиеся в беспорядке волосы Эйса, его глаза, улыбка и веснушки, и в детстве он считал его симпатичным – в отличие от себя. У взрослого Эйса тот же беспорядок на голове, тот же внимательный, острый взгляд, та же широкая, искренняя улыбка и те же похожие на россыпь сияющих звезд веснушки, и для Сабо все это – чересчур. Эйс красив, и чем дольше Сабо смотрит на него, тем сложнее ему становится держать бушующие в его душе эмоции под контролем. Эйс задает какой-то вопрос, но Сабо его игнорирует. Он подается вперед, разом преодолевая разделяющее их расстояние, и накрывает губы Эйса своими, и это происходит так спонтанно и так естественно, как нечто само собой разумеющееся, что Сабо не сразу понимает, что именно натворил, а еще – что Эйс тянет его на себя за ворот рубашки и отвечает. Они целуются бесконечно долго, так долго, что и без того неясные границы пространства и времени размываются окончательно. У Сабо горят щеки и грудная клетка разрывается в клочья, а в легких заканчивается воздух, но ему все равно – все, чего он хочет, это быть с Эйсом здесь и сейчас. – Сабо, – выдыхает Эйс между поцелуями. – Сабо… Его голос, тихий и бархатистый, проникает под кожу, вызывая мурашки по всему телу. – Сабо… мы должны остановиться. Эйс отстраняется, и отражающаяся в его глазах боль рикошетом ударяет по Сабо, моментально скручивая его внутренности в холодный тугой узел. – Почему, Эйс? Он не говорит «почему, если ты тоже этого хочешь», не говорит «почему, если нам так хорошо вместе», не говорит «почему, если я люблю тебя». Он предпочел бы не знать ответ, но он уже давно его знает. – Потому что я мертв, Сабо. Эти слова, произнесенных вслух, одно за другим вонзаются в сердце Сабо острыми иглами. Он знает ответ, но для него этот ответ ничего не меняет. – Я могу видеть тебя, могу говорить с тобой и касаться тебя, – шепчет Сабо. – Я потерял десять лет и никогда себе этого не прощу, так позволь же мне быть с тобой хотя бы так. Это все, что у меня есть. Эйс берет его лицо в ладони и нежно проводит подушечкой большого пальца по щеке. Он прижимается лбом к его лбу, и Сабо сдавленно всхлипывает. – У тебя есть жизнь, есть близкие тебе люди, есть Луффи. Твое место там, с ними, а не здесь… не со мной. Пора просыпаться, Сабо. – Нет, Эйс, пожалуйста… – Проснись.___________________
Сабо распахивает глаза и рывком садится, его дыхание сбито, а тело сотрясает крупная лихорадочная дрожь. Он один, в своей постели, и он чувствует себя так, будто ему только что голыми руками вырвали из груди сердце.___________________
Всю следующую неделю Сабо не видит снов. Каждую ночь, закрывая глаза, он проваливается в затянутую серым туманом пустоту и каждое утро просыпается подавленным и ничуть не отдохнувшим – и это истощает его физически и морально. Он знает, что Эйс все еще с ним, но больше не чувствует его эмоции – Эйс скрывает их, запечатывая где-то глубоко внутри, и если раньше его присутствие пылало в сознании Сабо ярким неистовым пламенем, то теперь оно ощущается лишь как крошечная, готовая в любое мгновение погаснуть искра. Сабо кажется, что судьба над ним издевается. Он вспомнил Эйса и осознал истинное значение своей детской привязанности тогда, когда уже ничего нельзя было изменить, однако сила дьявольского фрукта неожиданно дала ему второй шанс, и он в отчаянии ухватился за него, как хватается утопающий за тонкую, крошащуюся в руках соломинку, которая, как бы крепко он за нее ни цеплялся, не может его спасти. Благодаря фрукту Сабо открыл для себя Эйса, с которым и не надеялся встретиться, и тот, вопреки его страхам, оказался вовсе не незнакомцем, он оказался тем самым мальчишкой из потерянных на десять лет воспоминаний – повзрослевшим, но не утратившим за эти годы ни твердость духа, ни свой взрывной характер, а еще – чертовски красивым. И Сабо на радость смеющемуся ему в лицо мирозданию конечно же влюбился в этого мальчишку вновь. Если бы только Эйс оттолкнул его, если бы сказал, что он ему противен, все было бы намного проще. – Прости, я… Я все испортил, Эйс. Сабо первым нарушает молчание – так же, как делал это в детстве, когда они ссорились из-за какой-нибудь ерунды. Он сидит на полу в своей комнате, уставший притворяться перед другими, что все в порядке, и вымотанный до предела, и нисколько не сомневается в том, что Эйс его слышит. За окном сгущаются сумерки, и единственным источником света в помещении служит трепещущее в сложенных в пригоршню ладонях Сабо пламя. Оно вспыхивает, разгораясь, из-за чего тени на стенах начинают причудливо танцевать, и боковым зрением Сабо улавливает едва заметное движение, словно в раскаленном пустынном воздухе вдруг возникает идущее рябью марево. Он непроизвольно вздрагивает, когда его загривок опаляет горячее дыхание, резко оборачивается, глупо и наивно надеясь на чудо – и наваждение, так походившее на реальность всего секунду назад, исчезает без следа. Пламя, вспыхнув напоследок особенно ярко, гаснет, и комната погружается в темноту. – Прости, – повторяет Сабо, подтягивая колени к подбородку и опуская на них голову. Он не замечает, как прямо так, сидя на полу, погружается в ставший для него привычным за последние семь дней сон без сновидений, а утром, пошевелившись, с удивлением обнаруживает у себя на плечах пиджак, который накануне не глядя швырнул на спинку стула вместе с перчатками. Успевшее забраться уже высоко солнце слепит – другой погоды на острове Момоиро не бывает. Сабо поднимается на ноги, щурясь и одной рукой придерживая пиджак, и идет проверять замок – просто чтобы удостовериться, что тот заперт, как и должен быть. Он сам повернул ключ в замочной скважине, переступив прошлым вечером порог и закрыв за собой дверь, значит, ночью кроме него здесь никого не было, если только… Что, если бы фрукт достался не ему, а кому-то другому, мог бы новый обладатель его силы так же видеть Эйса и говорить с ним, делил бы он с ним свои сны или причина этой связи кроется исключительно в них двоих? Ограничивается ли их взаимодействие встречами где-то в подсознании или возможности логии простираются за пределы здравого смысла гораздо дальше, чем он может себе представить? Сабо обрывает поток грозящих свернуть в опасное русло мыслей, с силой хлопая себя ладонями по щекам, и острая, жгучая боль от пощечин возвращает его в чувство и отрезвляет. Он списывает все на переутомление, приводит себя в порядок и, нацепив на лицо приветливую улыбку, выходит в коридор. От него зависит слишком многое, прежде всего – жизни других людей, и времени на то, чтобы медленно, но верно сходить с ума, у него нет. Весь день Сабо ведет себя до отвратительного естественно, и это не укрывается от чуткого взора сопровождающей его Коалы. Она пытается поговорить с ним после собрания, но он сбегает раньше, чем она успевает его перехватить – это нечестно по отношению к ней, и он извинится перед ней позже, но сейчас ему нужно побыть одному. Большую часть ночи Сабо проводит за изучением документов и отчетов и отправляется спать, лишь когда на востоке уже занимается, разливаясь над горизонтом, нежно-розовый рассвет. Он ворочается с бока на бок и, вроде бы, все же ненадолго засыпает, но какое-то странное ощущение, которое он никак не может ухватить, не дает ему покоя. Он трет глаза, не без труда приподнимается, упираясь локтями в матрас – и застывает. В изножье его постели, забравшись на нее с ногами и запрокинув голову к потолку, сидит Эйс. На краткий миг Сабо кажется, что он все еще спит, но его окружает не Остров Рассвета, он в своей комнате в штабе, он в этом уверен, а значит это – самая настоящая реальность. – Эйс? Сабо старается держать себя в руках, но голос все равно его подводит. От звука своего имени Эйс вздрагивает и медленно опускает голову. Сначала Сабо видит пляшущие на его коже язычки пламени, а потом понимает – он весь пламя, живое и переменчивое. Он похож на духа огня из сказок, но выражение растерянности на его усыпанном веснушками лице такое искреннее и незамутненное, такое человеческое, что у Сабо не остается ни единого сомнения в том, что перед ним вовсе не морок и не иллюзия, перед ним – Эйс. Эйс, которого он знает с детства и любит всем сердцем. Эйс отводит взгляд, и его силуэт начинает таять. – Постой, не уходи! Сабо боится потерять его снова, боится, что он растает у него на глазах и уже никогда не вернется, боится, что это их последняя встреча. Он импульсивно тянется к Эйсу – и касается его. Огонь не обжигает. Прижатой к щеке Эйса ладонью Сабо чувствует тепло. «А, ясно, волшебный огонь!» – заключил бы в своей неповторимой манере Луффи. «Да, – думает Сабо, глядя в темные, широко распахнутые глаза Эйса. – Волшебный огонь». Сабо так много хочется сказать ему и еще больше – сделать. Хочется обнять и никогда не отпускать, хочется путаться пальцами в волосах, целовать и не переставая просить прощения – за все. – Так ты и правда был здесь прошлой ночью, – вместо этого говорит Сабо. – Но как все это возможно? Эйс хмурится. – Я не знаю. А затем замолкает, и Сабо его не торопит – пока Эйс собирается с мыслями, он считает веснушки на его щеках, запоминая каждую деталь и каждую эмоцию – его и свою, чтобы навсегда сохранить в памяти этот момент. Эйс роняет голову Сабо на плечо и, помолчав еще немного, тихо продолжает: – И это я должен извиняться, Сабо, не ты. Я причинил тебе боль, но ты по-прежнему не хочешь меня отпускать. А я не хочу уходить. Глупо, конечно, звучит, но, может, дело в наших желаниях? Недаром же говорят, что все в мире рождается из желаний – и дьявольские фрукты тоже. – Ты не уйдешь? – Не уйду, если ты позволишь мне остаться. Сабо судорожно выдыхает – невидимые цепи, сдавливавшие его грудь на протяжении недели, наконец спадают – и бережно обнимает Эйса, сцепляя руки на его пояснице. Он тоже не знает, как это возможно, и ему это неважно. Эйс до боли стискивает его в ответ, прижимая к себе, и все тело Сабо окутывает так хорошо знакомое ему ласковое тепло. Теперь, что бы ни уготовила им судьба, они будут вместе всегда.___________________
В следующий раз, когда Сабо высвобождает силу дьявольского фрукта в битве, плечом к плечу с ним сражается сотканный из неукротимого пламени Эйс.