***
Берег залива, укрытый бирюзовыми волнами, давно стал для Ксавье фоном — его сознание было полностью сосредоточено на написанных словах в книге. Лежа на удобном лежаке, его окружали тёплые лучи солнца, морской бриз и тихое пение птиц где-то вдалеке. В то время, как Торп был погружен в мир книги, Уэнсдей встречает приближающиеся волны с распростертыми объятиями. Она лениво лежит на спине, позволяя воде омывать её тело и окутывать своей прохладой. Когда ей это надоедает, она выпрямляется и подплывает к берегу. Чернильные глаза сосредоточены на фигуре юноши, что расслаблено отдыхал на лежаке и совсем не замечал её. А, возможно, только притворялся. Не спеша писательница выбирается из воды, еле передвигая ноги — то ли специально, то ли от нежелания противостоять волнам. Она игнорирует желание поёжиться от лёгкого дуновения ветра, что казался приветом из Антарктиды из-за мокрого тела и купальника. А, хотя, какого чёрта она все еще в купальнике? — Не хочешь искупаться? — Поинтересовалась девушка, ступая по песку и замирая над парнем тенью. — Я читаю. — Отвечает художник, не отрывая взгляда от книги. — С каких пор ты так активно углубился в чтение? — С тех пор, как начал встречаться с писательницей. Нужно же мне держать планку. — Он поднимает зелёные глаза на девушку, медленно облизывает указательный палец и переворачивает страницу. Аддамс внимательно и неприлично пристально наблюдала за его действиями, чувствуя, как внизу живота начинает скапливаться нетерпение. Ясновидящая ощущает, как у неё сводит скулы в тот момент, когда художник вновь возвращается к чтению. Это он прекрасно понимает. Видит её насквозь. И оттого только сильнее бесит. Уэнсдей всегда решительна в своих действиях, и в этот раз привычкам изменять не стала. Пальцы не спеша справляются с завязками бикини и мокрый низ купальника падает на песок. Уэнсдей не спеша подходит ближе, а затем обрушивается на Ксавье. Дева неторопливо перекидывает одну ногу и восседает прямо на бёдрах парня, с наслаждением наблюдая, как его кожа покрывается дрожью от контраста её холода и собственного тепла. — Уэнс, — шипит художник, роняя книгу на грудную клетку, а руками упирается в её бёдра — Ты холодная. — А ещё влажная. Что тебя больше волнует? А не волнует его ни то, ни другое — перестало, ровно в тот момент, когда его взгляд опустился вниз и остановился на её складках, что недвусмысленно надавливали на его пах. Аддамс заметив, что парень буквально не может оторвать взгляд от неё, только сильнее хочет дразнить, и начинает плавно тереться. Мягко и медленно — достаточно, чтобы художник мог увидеть ещё больше. Ксавье сглатывает и забывает, как моргать. Девушка слегка прогибается и мягко начинает оттягивать плавки художника, мучая и издеваясь. — Уэнсдей… — сдавлено хрипит Торп, разрываясь от двух противоположных чувств. С одной стороны ему просто мучительно смотреть на это, почти так же, как и ощущать её пытки на себе и на своём члене, с другой стороны — он не находил в себе силы оторвать взгляд или даже прикрыть полностью глаза. Все слова исчезают ровно в тот момент, когда девушка впускает в себя твёрдую плоть. Она изгибается и ладонями упирается в его живот, откидывает голову и полностью погружается в свои ощущения. Дева наслаждается контрастом холодной кожи, по которой до сих пор стекает вода, и того пожара, что творится у неё внутри и между ног. Но всё становится в разы лучше в тот момент, когда она ощущает, как руки художника жадно обхватывают её бедра, поднимаясь к талии, а затем практически срывают жалкий лоскуток ткани, что висел на её груди и собирают полушария в охапку ладоней. Резкие движения, лишённые всякой нежности, повторяются из раза в раз, а звуки их соития сливаются с шумом моря. — Давай, Лакрица, ещё немножко. — шепчет художник, в то время, как одна его ладонь обхватывает грудь, пальцами он двигается к животу, очерчивая еле ощутимые мышцы, а затем опускается ещё ниже — в место их соприкосновения, и быстро находит нужный ему комочек нервов. — Ксавье! — вскрикивает девушка, а затем полностью рассыпается на атомы.***
Это уже стало своего рода привычкой. Неизменная традиция. Проводить всё время на пляже. Как только творцы выбирались из кровати, перед этим вдоволь насладившись утренними ленивыми ласками, Ксавье собирал корзину, в то время, как Уэнсдей приводила себя в порядок в ванной. Они выходили из дома, буквально пару минут ходьбы — и вот они уже отдыхают на пляже, где всегда царила приятная и спокойная погода. Ближе к обеду, когда солнце начинало особенно дебоширить, они возвращались домой, где и проводили время: то дремали в гамаке, то обедали, то отдыхали под холодной водой в ванной, вместе спасаясь от жары. Могло показаться, что это слишком скучно для двух недель отпуска, и что каждый день должен быть похож один на другой. Однако, всё было иначе. Ксавье ощущал эти изменения особенно чётко. В первые дни, она боролась с солнцем и загаром так, будто бы это были её заклятые враги. Надевала слитный купальник, мазалась солнцезащитным кремом до, во время и после купания, пряталась за длинными полями шляпы и очков. Оказалось, что ласки в тени пальм благоприятно влияют не только на настроение, но и на отношения. Купальники становились всё более откровенными, солнцезащитный крем всё чаще забывался на полочке в ванной, а волосы всё менее тщательное завязывались в привычные две косички. А потом. Наступил день X.***
Ненадолго оставив писательницу одну на пляже, Ксавье вернулся в домик за принадлежностями для рисования — всё-таки творческому человеку жить без своего хобби всё равно, что не дышать. Но когда Торп вернулся на песчаный берег, он, кажется, забыл как дышать. На лежаке спокойно расположилась девушка и единственное, что на ней было — это солнцезащитные очки. Купальник благополучно был забыт где-то. — Лакрица. — сдавлено прошептал художник, привлекая внимание писательницы. — Нашёл? — спокойно спрашивает Лакрица, смотря на Торпа сквозь солнцезащитные очки. — Почему ты раздета? — Потому что хочу. — слабо пожимает плечами Уэнсдей, а затем поднимается на ноги, потягивается на носочках, снимает очки и поворачивается к парню. — Я плавать. Ксавье шокировано смотрит, как девушка не спеша передвигается к морю, и как солнечные лучи мягко обрамляют её кожу и формы. Когда писательница зашла по колено в воду, Ксавье вдруг очнулся и начал стремительно приближаться к ней. — Без плавок. — приказным тоном велела дева, вытягивая руку вперёд. — Я всё равно их в воде сниму. — Так почему бы не сейчас? — чёрные брови слегка приподнимаются, а затем она вновь отворачивается к морю и погружается в него. Несколько мгновений художник молча смотрел на силуэт девушки, что постепенно поглощался водой, а затем ему снесло крышу. Аддамс спокойно плавала, наслаждаясь тем, как волны омывают тело, без препятствия в виде ткани купальника. И её спокойствие продолжалось ровно до того момента, пока руки художника не притянули её к себе. Но даже, когда девушка оказалась прижата к его телу, он не остановился и продолжил её тянуть в неизвестном направлении. — Ксавье, ка…! — не договаривает писательница, как парень затыкает её своим ртом. Это действует, как удары током — пробирают до дрожи, пока не входишь во вкус. Уэнсдей обхватывает ногами художника, позволяя уносить себя куда ему угодно. И этим «куда угодно» оказалась небольшая деревянная пристань. Торп вжимает ясновидящую спиной в одну из деревянных колонн. Волны с тяжёлыми брызгами ударяются об дерево и каплями падают на разгорячённые тела, вода не может потушить тот пожар, что происходит внутри. Контраст доводит до исступления. — Ты этого хотела добиться? — Лишь слегка отстраняется Ксавье, но начинает тереться носом об носик девы. — Возможно. Я такая предсказуемая? — Возможно. — Торп улыбается. Уэнсдей ощущает щекотку на щеках от распущенных волос Ксавье, пока парень любовно трётся носом об её щёку. Эти приливы нежности до сих пор были непонятны ей. И тем сильнее она хотела зарыться пальцем в волосы и потянуть его лицо в то место, где она действительно в нём нуждалась. Пусть это даже могло привести к тому, что он нахлебается воды. Ксавье резкий и нетерпеливый, как она любит. От неожиданности из девушки вырывается вскрик, который действует на Торпа, как призыв к действию. Уэнсдей изгибается и пока одна её рука всё ещё цепляется за плечо художника, другая — тянется вверх и хватается за поручни. В воде всё чувствуется по-другому, ощущение невесомости окрыляет, хочется утопиться в чувствах и ощущениях. Вместе с тем, давление обостряет чувствительность. Ладонь художника сжимает одно бедро девушки, контролирует, чтобы волны и на сантиметр не сдвинули её от него. Он наклоняется и берёт в рот её сосок, создавая тесный вакуум, от которого по телу ясновидящей проходит табун мурашек. И Ксавье жутко доволен, что он стал причиной этому, а не какое-то там море. Разрядка наступает так же стремительно, как и возбуждение, накрывшее их с головой. Но жар не отпускает влюблённые тела, даже до полного расслабления мышц. Чуть подрагивая ресницами, Аддамс откидывает голову на плечо парня и шепчет ему в шею. — Ещё.