---
С самого начала она соизволила мне врать. Отношения всегда были натянуты ровно с того момента, как она направила дуло прям меж бровей. Ровно с того момента, как эта чертовка выкрала меня из родного дома, лишь бы ставить эксперименты. Эта чертовка вскружила мне голову своим ликом, постоянно опуская на дно своими одеяниями. Впервые, когда я увидел её на главном канале города, я уж думал, что мне мерещится. Лучезарная улыбка без отбеленных до ослепляющего цвета зубов, справа, под губой родинка. Карие глаза, что на свету отливали красным. Белая кожа, казалось, без изъянов и такая же светлая потрепанная прическа. Высокая и стройная, не опускала головы, сидела расслабленно. Втирала всем, что она — депутат местного самоуправления, что наш круизный лайнер потерпел крушение и что государство скоро нас депортирует, а пока мы будем жить припеваючи с поддельным поселением. Сначала в голове не было и мысли, что коварная, психопатичная женщина в длинном черном плаще с капюшоном; в театральной маске на лице, на которой выбито лицо смеха и бубны под правым глазом; с искаженным от микрофона, прицепленным к маске, голосом и та, что буквально озаряла это захолустье, будто сбежала с Рима — один человек. Распорядитель, кем она в начале и предстала предо мной, издевалась, планировала массовые теракты и в целом убивала меня как физически, так и морально, заставил меня сомневаться во всех моих доводах о ней. Алинерия, которую я встретил на концерте в честь «потонувших на круизе», улыбалась, приходила в школы и специальные дома для ограниченных в семьях или способностях и косвенно меня соблазняла, заставляла вгонять самого себя в краску с каждой мыслью о ней. Я думал, что вот он — первый человек, которому я могу доверять, даже если она мой враг. Думал, что смогу отречься от должности Главы семейства и просто сбежать с ней от этого кошмара, укрыть и узнать её тайны. Думал, что та, кто не один раз приходила ко мне поздно вечером в дом-под-прикрытием, чиста и невинна, хоть и дослужилась до такой должности в раннем возрасте. Надеялся, что с ней обрёл покой и любовь, о которых воспевали мафиозники. А потом увидел, как она улыбнулась скрытой камере, что я установил в Зале заседаний в городской думе. Об этой камере знала лишь Расприя — Распределитель, который и посоветовал мне поставить камеру благодаря Лагуне. Чем дольше устройство стояло среди никому ненужных книг на одной из верхних полок, тем более расслабленно вела себя Хилл. А в день, когда до меня дошло осознание, она совершенно не была заинтересована в встрече. Сидела вдумчивая, положив ногу на ногу, и крутила в руках ручку, совершенно не откликаясь на зов остальных председателей. Витала в облаках. И теперь я уверен в том, что она думала о том же, о чем я сейчас. Раньше всех поспешила удалиться, не дожидаясь окончания, медленно прошла мимо гаджета, ухмыльнулась в объектив и скрылась в зоне, куда я не имел доступа. Напитки заливались в меня стопка за стопкой. Душу рвало на части, я не знал, что лучше предпринять. Алкоголь будто не брал — нарушалась лишь координация движений, но в голове каша не рассеивалась. Я приказал одному из тех амбалов, что носили мои фирменные синие манжеты, подготовить отряд и выезжать в аппартаменты Мореон. «Я заставлю ее расплатиться за все, что произошло». Мысли жужжали в ушах, подогревая злость и, вероятно, обиду на Али. Через час мы уже были в здании. Сотрудники центра узнали меня в лицо — чуждо приспешникам Распределителя не знать, кто является Доном. Все разбежались по разным углам, давая проход к лифту. Оружие за спинами ребят было на случай, если она решит меня покалечить. Но ни один патрон не понадобился — на удивление, у дверей её квартиры не было ни Аши, ни других. А сам вход был открытым. — Ждите здесь. Если в течении 5 минут будет тихо — уезжайте на базу, — Ком в горле стоял, как вкопанный, а руки дрожали. Что следует ей сказать? Что она предпримет в ответ на такое нахальство с моей стороны? Даже тут я беспокоился, что она подумает.---
Алинерия Хилл. Распределитель.---
Судный день ходил за мной попятам с тех пор, как я дала себе возможность почувствовать себя человеком и станцевать на организованном мною же балу. С момента, как я впервые увидела Дона, прошло порядка двух месяцев. Он был зациклен на моей личности депутата, опасаясь, какую угрозу я могу причинить, потому я дала ему некоторую наводку о самой же себе. Но никак не ожидала, что он захочет заявиться на мероприятие и пригласить меня стать его парой на вечер. Тогда я уже не давала себе отчёта — вино и напряженность от всей этой ситуации с экспериментом от моего Брата прямо говорили мне, что пора бы расслабиться. Потом начались внезапные столкновения в городе, а зачем резкое сближение, которое я не могла остановить — либо внутреннее Я утверждало, что нужно перестать быть роботом, либо такова судьба. Время шло, а моя запретная любовь нарастала, как снежный шар, вот-вот упавший на меня. Я перестала обманывать себя, но стала больше отдаляться от Рамо. Он завладел моим сердцем, но ум отторгал поверженный орган, как инородное тело. Ночами я не спала, приезжая в штаб как Распределитель, а вечером прогуливалась с ним, обсуждая ненастоящую, придуманную нами обоими жизнь. Он говорил про какую-то пекарню, по правде отроду не знавшую его, а я рассказывала небылицы про свободное время с подружками, в то время как сама бегала по разным учреждениям наперекор приказам Брата. Прошло полгода и вот, он вздумал следить за мной. Тогда я и решила поставить паузу, решившую весь этот день. Ашу я отправила на другой конец города без предлога. Охрану распустила. Знала, что этим вечером меня вынесут ногами в дверь, но оставалась надежда на разрешение ситуации. Понимала, что лучшее, что может быть — преждевременное окончание эксперимента и охмор, который промоет мозг всем жителям. Забудут меня как страшный сон. Он забудет меня, как дьявола во плоти, и мы больше не встретимся. В ладони бокал с мартини, какой по счёту… третий, вроде. Стояла напротив панорамного окна, наблюдая за падением больших хлопьев снега в сумерках. Была одета и в домашнее, и в нарядное одновременно — дорогой белый шелковый халат с широкими рукавами, распущенные волосы и босые ноги. В помещении холодно. Но внимания я на это не обращала. — Здравствуй, Дон. — Тихо выпалила, но Бранч точно услышал. Я не поворачивалась к нему, не отступала от окон, лишь смотрела в одну размытую точку где-то там вдалеке. Хорошо, что и он не стал заходить сюда с охраной. Хорошо, что разговор будет тет-а-тет.---
Бранч Рамо. Дон.---
— Здравствуй, Расприя, — В квартире дубак, который я ощущал даже через пиджак. Стоял в закрытом проходе, как дурак, дожидаясь, когда она повернется ко мне и вновь посмотрит тем ледяным взглядом, кое я ощущал всегда, когда она была с маской. Депутат, за которым я гонялся более полугода, стояла передо мной в одной ванной одежде, точно так же пытаясь утихомирить нервозность спиртным. Хотелось подойти и развернуть к себе, не говорить ни слова и просто искать ответа в девичьем лице. Хотелось сесть за барную стойку, что находилась поодаль от нас двоих, и просто сидеть молча несколько часов, — Думаю, нам есть о чём поговорить. Я стал нерасторопно приближаться к ней после того, как она с той же скоростью повернулась. На лице ледяное выражение лица, а в глазах я читал точно такую же боль, что была у меня в сердце. Мы, по ощущениям, минут пять стояли, непрерывно смотря друг на друга. — Есть ли смысл мне что-то объяснять, если и так все понятно? — Голос, что обычно веет задорством и уверенностью, сейчас обретал оттенки слабости. Алинерия опустила голову, смотря в пол, пока я не поднял ее взгляд обратно на себя, аккуратно взявшись за подбородок. Исход моего жеста был ясен: я притянул её к себе за талию, постепенно завлекая в поцелуй — нужно было лишь хотя бы немое согласие. Нет сопротивления или её обычного проявления гордости, лишь освобождение от тоски. Поцелуй был неприсущий нам, нежный и крайне детский, пытались друг к другу привыкнуть и не спугнуть. Алинерия оказалась у меня на руках, старалась не оторваться от губ и все сильнее схватывала шею в объятии, дабы не упасть. Ноги уже сами, будто хоть раз были в её доме, повели нас к спальне с белыми простынями. Девушка аккуратно легла спиной на кровать, отрываясь от ласк. Нависнул над ней и просто смотрел в алые глаза, все так же возвращаясь к начальному разговору. — Остановлюсь, если ты того хочешь, — Уже шептал ей на ухо, возбуждая оба наших желающих тела. Приспустил края выреза халата, оголяя шею и ключицу. Оставлял еле заметные следы от поцелуев на белоснежной коже, пока её тонкие пальцы трогали мои волосы, — Останови, пока не поздно, или не сожалей о дальнейшем утром. Я тебя прошу. Мысленно я умолял ту, что лежала подо мной, просто вновь прикоснуться теплыми ладонями к лицу и завлечь. Она так и сделала. Алкоголь решил все-таки сработать, мы стали впиваться в губы друг друга, сплетаясь языками и не отлипая руками от тел. Пальцы Расприи пытались расстегнуть пуговицы хоть с какой-то части одежды, пиджак уже валялся на полу, а я ей помогал, освобождая нагревающийся торс от, казалось мне на тот момент, жесткой ткани. Бокал из-под её белого вина остался на столике. Осторожно снимая с нее единственную одежду, синими глазами разглядывал ногое женское тело. Мурашки шли по моим плечам — та, кого я возжелал еще при первой встрече, была подо мной и в неменьшей степени ожидала всего, что будет твориться этой ночью. Али поднялась, помогая мне снять оставшиеся брюки и нижнее белье, руки гладили талию, бедра и грудь, исследуя каждый сантиметр тела возлюбленной. Девушка постепенно покрывалась багровыми пятнами, а я старался запомнить каждую секунду этого момента. И вот, мы оба возбуждены. Пришли к тому, чего оба хотят, но каждый боится — будто прикасаемся к запретному плоду в райском саду. Она легла так, как ей было удобнее всего, снова завлекая мои и без того уже пухлые губы. Кусает, оттягивает и оставляет раны, слизывает чуть поступившуюся кровь и ласкает. Я же развел её ноги, давая себе место уместиться между ними, и постепенно водил пальцем по клитору, играясь с ним. Рукой она периодически направляла меня, но никак не упрекала, даже слова не говорила — лишь стонала в мой открытый рот, сводя брови в переносице от накапливающегося наслаждения. Я начинал постепенно вводить палец во влагалище, набирал и снижал скорость, чтоб сразу не довезти до пика. Потом добавил второй и делал тоже самое. Хилл сжала мои руки, отрываясь от поцелуя и тяжело дышала — попросила остановиться, или оргазм наступит раньше нужного. Я убрал из неё пальцы, в ответ услышав лишь жалобный стон, что так чертовски нравился мне. — Всегда выводишь меня. Как тебе не стыдно? — Я игрался с ней не только физически, но и морально. Не хотел и не собирался доставлять ей боль, но все так же оставался при желании оставить нас в квитах — взять реванш и по полной программе отыграться, даже во вред себе. Без промедлений ввел в нее свой пульсирующий член, дожидаясь, когда оба привыкнем, и начал двигать бедрами. На спине почувствовал лодыжки, закрепляющие ноги, на шее и в волосах ладони, притягивающие к губам. В поцелуе было отражение всего, что накопили и что чувствуем сейчас — желание, страсть и скуку по друг другу. Алинерия была на пределе, она изогнулась в спине и прерывисто дышала. Отрываясь, просила меня не останавливаться, но этих просьб было мало. — Я остановлюсь, если ты не произнесешь мое имя. Скажи же его, — Насмехался над обоими, понимал, что она редко говорила его, будучи Расприей. Необходимо, чтоб она его произнесла. Это как жизненно важная потребность, без которой разум моментально умрет, — Скажи, что принадлежишь исключительно мне. Хилл мялась, не в силах из-за своих устоев и усталости проронить и слова. Долго думала, пока я не сбавил темп до нуля, высунув орган из вагины. На лице читалась злоба, и в то же время восхищение — начал перечить, устанавливая свои правила. Выражение мордашки только дало мне стимул вставить член обратно, но не двигаться. — Бранч, не останавливайся, — Ногтями вонзилась в плечи, вновь целуя. Между словами были паузы, но мне хватило и этого — входил в нее сильнее прежнего, вдалбливая в подушки. Измученные выкрики наслаждения в мое ухо только сильнее стимулировали выбить её из колеи, — Сильнее, молю! Каждая новая просьба давалась ей легче, а меня заводила все больше. Понял, что не смогу оторваться от её тонкой ключицы, бедер, шеи и спины. Менял позы, переворачивал на живот и оставлял засосы там, где их не было и не должно было быть. Самым ярким оказался на задней стороне шеи, прям там, где скроет лишь шарф. Хотел пометить эту девушку, чтоб все видели — никто не может к ней прикасаться, кроме меня. Она создана для меня, а я для нее. Понимал, что это неправильные мысли, но другого не дано. Кусал во внутренней части бедра во время перерыва. Беловолосая не отставала — мое тело так же покрылось ссадинами и отметками, которые лишь украшали рельеф. Оба разгоряченные, грязные ментально и телом, но насытится все никак не могли. — Мы принадлежим друг другу, — Распределитель озвучивал тоже самое, что было в моей голове. Оба выдохлись, тяжело дышим, — Мы не имеем право на кого-то другого.—-
Лежали совсем рядом друг с другом, переваривая, что сейчас наделали, но ни о чем не жалея. Лежали в обнимку, не отпуская друг друга ни на шаг. Уже сходили в душ и находились в пижамах, лишь наслаждаясь присутствием второго. Поцеловал её в лоб и придвинул ближе к себе, вдыхая аромат волос, пока она постепенно засыпала. — Эта гонка обвенчалась ничьей.