One shot

Тихое выдалось утро. Стук огромных часов в гостиной — единственное, что разбавляло общее безмолвие в пустой до звона в ушах квартире. От каждого очередного щелчка секундной стрелки становилось дурно, отдаваясь глухой болью в и без того тяжелой голове. Тик-так. Тик-так. Начинало казаться, что даже капли дождя, барабанящие по карнизу и окнам, бьют в такт этих чертовых часов. Но если отвлечься на мысли, так и норовящие ускользнуть, то и дождливое Лондонское утро кажется уже не таким унылым. Особенно, когда за столом неподалёку сидит Кевин. От этого сразу становится на душе теплее, а на лице ненароком мелькает улыбка. — Ты в последнее время уставший. Все хорошо? — Спрашивает Кевин. Бадену все еще не вериться, что после того кошмара бездны все стало налаживаться. У них практически совсем другая жизнь. Спокойная, рутинная, без страха не проснуться завтра. Но осадок все-таки остался. Слишком тяжело забыть все те ужасы, что несет собой бездна. — Не волнуйся. Я... В полном порядке. — Пытаясь сдержать печальную горечь в улыбке, говорит Хосе. Его белые пряди в челке уже давно такие, но теперь он может отшучиваться, что все это по вине чертовой бездны. Будь ей пусто. — Точно? Я волнуюсь за тебя. — Все в порядке, точно. - Тяжело вздыхает полицейский, переводя взгляд на мужчину. Тот лишь сидел за столом и медленно водил по нему пальцами, вычерчивая непонятные узоры. Рядом с ним стоит чашка с остывшим кофе. Странно. Обычно Кевин всегда выпивает кофе, пока он горячий. Да и к завтраку он совсем не притронулся. Между мужчинами повисла тишина. Давящая практически до писка в ушах гробовая тишина. И лишь дождь стучал по окнам, звонко стекая каплями с крыш, карнизов, подоконников. Кевину нравилась дождливая погода. Он говорил всегда о том, что дождь — точно слезы неба, его тоска, печаль. Оно роняет на землю воду, скидывая с себя груз собственных проблем, взамен даруя влагу растениям и людям. И вправду, после дождя всегда свежо, светло, приятно, прямо как после приступа горькой печали, наступает долгожданное спокойствие. Хосе помнил, как они на одном из свиданий прямо посреди ночи попали под ливень. Бежать, увы, было особо некуда, ведь в такой поздний час все на свете закрыто. И даже под крышами остановок, козырьками магазинчиков, под пышными кронами деревьев было некуда спрятаться от такой непогоды. В ту ночь они вернулись в квартиру Кевина промокшие до нитки, как бездомные собаки. Хосе все еще помнит, как они смеялись с того, как умудрились оказаться в такой ситуации, а затем как лежали в объятиях друг друга после горячей ванной. С тех пор Хосе тоже полюбил дождь. — На улице совсем гадко. Пойдешь на работу? — Спрашивает Кевин, поворачивая голову в сторону окна и скрещивая руки на груди. Сказал он это как-то слишком непринужденно. Совсем без какого-то интереса или тревоги в голосе. Да и поза выглядела странно. Совсем не вязалась с тоном и смыслом его слов. — Было бы славно взять отгул, но увы, придется. — Баден вздыхает, постукивая мизинцем по столешнице. — Я могу завтра взять отгул или сегодня после работы устроить тебе что-нибудь. Как думаешь? Офицер улыбается, прикрывая веки, мысленно погружаясь в размышления о планах досуга с Кевином. Но отчего-то ему больно, тревожно от этих мыслей. Печально. Горько. Настолько, что вмиг в горле встает ком. В ответ лишь тишина. — Может хватит уже? — Внезапно произносит Аюсо. Полицейский поворачивает голову, замечая, что мужчина уже стоял справа от него, уперевшись в столешницу. Как он тут оказался? Да и еще совсем беззвучно. — Вашей вины тут нет, Хосе. Так чего сходить с ума, по тому, чего не вернуть? — Внезапно из-за стола слышится высокий женский голос. Баден медленно поворачивает голову, чтобы заметить сидящую за столом худенькую девушку в черном фраке и милой шляпке. Трейси. Что за бардак здесь творится опять? — И вправду, котенок. В этом нет смысла. — Вздыхает Кевин. — Мне очень жаль... — Вслед за Кевином говорит Трейси. — Мне стоило быть осторожней. Если бы я была жива, ах если бы я была жива! — Восклицает она. — Все было бы иначе... Резник улыбнулась так широко, как смогла. Но до того эта улыбка была натянутой и полной горечи, что становилось тошно. Но она продолжила: — Я бы все отдала за то, чтобы получить второй шанс. Чтобы быть тут, живой. А вы? — Трейси все также улыбалась. Только сейчас Хосе заметил, как из ее глазницы прорастает мерзкий черный цветок с гадкими щупальцами. На щеке засохло несколько струек багряной крови, пока отростки медленно извивались, будто засохшие дождевые черви. — Кевин часто про вас рассказывал. — Почему именно ты, сукина дочь... — Вздохнул Баден, шепотом проклиная девку. — Потому что ты обо мне думаешь. — Прошептала почти на ухо кукловод в ответ. — Ты думаешь обо мне каждый сраный день. О том, как я убила его. Как они все сгинули в моей пучине. Око за око... По всей кухне пронёсся адский гогот сотни голосов. Будто толпа нелюдей склонилась над Хосе, где каждый гоготал ему на ухо, не забывая оставить жгучий поцелуй на месте его шрама на лице. Хосе молчит еще несколько секунд, прежде чем с громким рыком выхватить из кабуры служебный пистолет и выстрелить несколько раз в потолок. Он стреляет до тех пор, пока не начнут проходить холостые щелчки. С потолка посыпалась белая штукатурка, оседая пылью на столешнице и волосах Бадена. Тяжелое, сбивчивое дыхание — единственное, что наполняет сейчас кухню. Мужчина небрежно кидает пистолет на столешницу, прежде чем упасть на нее и, зарыв лицо в изгибе локтя, отчаянно завыть. У него больше нет никаких сил терпеть это. Из раза в раз он наступает на одни и те же грабли, не в состоянии совладать с собой. Бездна ломает его изнутри, по кусочкам, по песчинкам стирая его рассудок в пыль. К этому невозможно привыкнуть. Вскоре он срывается на плач и, не в силах больше стоять на ногах, сползает вниз на колени, упираясь головой в дверцу деревянного шкафчика. Слезы обжигали щеки, застилая пеленой взгляд. В голове не было ничего, кроме мыслей об одном: Кевин мертв. Трейси мертва. Все агенты F.E.A.R. мертвы. Сраная бездна. Сраная картинная галерея. Зачем они полезли туда? Зачем копали глубже? Почему Хосе остался жив в тот день? Было слишком много вопросов, ответа на которые было не найти. Он жалел что прибыл когда уже все случилось. Бадену не забыть эти изуродованные тела агентов, когда их вытащили из галереи. Испещрённые ранами от черных как смоль щупалец, что прорастали сквозь плоть, рот и глазницы, уродуя и деформируя их лица. Это было не то что бы жутко, это было отвратительно. До тошноты, до дрожи в коленях. Хосе не мог поверить в то, что Кевин, тот самый Кевин, которого он всего несколько часов назад слышал по телефону, которого он видел утром живым, целым и невредимым, теперь выглядит... Так. Весь тот день ощущался неправильно. Будто это был кошмар, ужасный сон, от которого он вот-вот проснется. Или его разбудят. Но он не просыпался. Баден не помнил церемонию похорон. Помнил лишь то, как остался посреди кладбища, не зная, что ему чувствовать. Он не проронил ни слезинки, ни одного слова. Только курил. Много. Он также не помнил и того, как оказался за одним столом с этим черноволосым и худым, как смерть мужчиной. Они что-то долго обсуждали, договаривались, но все, что осталось в памяти Бадена так это то, как он после их встречи проводил бессонные ночи за изучением документов, работой с разными приборами и даже личными вещами погибших агентов. Всех, кто остался после инцидента в F.E.A.R. распустили, а офис их запечатали, медленно вынося все вещи и бумаги в качестве улик для расследования. С тех пор Хосе увлекся бездной и ее природой. Хотя нет, он стал ею одержим. Сутками напролет он читал файлы из архива, перечитывал те, что перекупил у того странного мужчины. Даже в той злополучной галерее он мог торчать днями, обивая пороги рано по утру и уходя от туда, ругаясь с охраной уже поздно ночью. И в конечном итоге Баден поплатился за свой излишний интерес. Бездна его заметила. Теперь же все, что осталось Хосе — жалко доживать свои дни, медленно сходя с ума, пока дьявольские щупальца бездны не заставят его сгнить заживо. Прямо как несчастных агентов. Прямо как Кевина. « — О! А этот мой любимый кстати. Мне подарили его ребята из агентства на день рождения.» Оглядывая в руках посеребренный револьвер с выгравированными на нем иницалами Кевина, Хосе из раза в раз вспоминал эту фразу. Аюсо тогда рассказывал про всякие интересности в своей квартире. Они тогда очень славно провели вечер. Хосе аккуратно откинул патронный барабан, подмечая, что тот совершенно пуст. В тот же миг он запустил руку в халат, выуживая оттуда одну единственную пулю. Трясущимися пальцами он неспешно опустил патрон, что с легким лязгом встал в отверстие цилиндра. Щелчок. Еще один. Револьвер заряжен. Полицейский хитро улыбнулся и подлил в стакан еще немного виски. Он сделал пару глотков, а затем раскрутил барабан, наблюдая за тем, как он приятно щелкает, прокручиваясь. И все не сводил поганой улыбки с лица. Баден глянул на дуло, подумывая совершить задуманное, но тут же отводит револьвер в стену, спуская курок. Ничего. — Как знал. — Тихо смеется мужчина, щелкая револьвером. На этот раз он поворачивает дуло в свою сторону и спускает курок. Холостой. Опять. Щелчок. Курок. Ничего. Хосе лишь посмеивается, жадно хлебая виски. Он развлекается так еще несколько минут, то и дело отпуская язвительные комментарии в пустоту. Словно в комнате есть кто-то еще. После очередного стрекота прокручивающейся обоймы Хосе меняется в лице, будто предвкушая что-то. Он доливает еще немного горячительного, но пить совсем не спешит. Вместо этого он закидывает ноги на стол, приставляя револьвер к подбородку. — Я тебя люблю.