Искушение

«…казалось, и всю жизнь свою они проводили лишь в том, что любовались друг другом. Это была какая-то влюблённость друг в друга, всецелая, всеобщая. Иных же песен…» – …сидит вот это, наглое, заткнул уши и не видит, не слышит… Фёдор с радостью заткнул бы сейчас уши себе. «…понимая слова, я никогда не мог проникнуть во всё их значение. Оно оставалось как бы недоступно моему уму…» – …бабушка старенькая стоит, а этот развалился, как король… Как можно спокойно, с толком читать в таких условиях? «…вся эта радость и слава сказывалась мне ещё на нашей земле зовущею тоскою, доходившею подчас до…» – Разве так нас воспитывали? «…доходившею подчас до нестерпимой…» – Разве мы позволяли себе сидеть, когда пожилой человек стоит? – визгливо вещала необъятных размеров баба, на которую безусловное право сидеть почему-то тоже распространялось. – Нет, не позволяли. У нас было понятие о нравственности. Маленькая, сухонькая старушка сама уже была не рада, что вообще зашла в автобус. Парню в больших белых наушниках же было решительно всё равно: сидеть ли, стоять ли, терпеть ли неудержимый поток словесного поноса. «…до нестерпимой скорби; что я предчувствовал всех их и славу…» – Да, у нас было понятие о нравственности. Мы его придерживались. А что сейчас? А ничего. – Нравственность… – промычал Фёдор. – Что вы сказали? Фёдор рассеяно поднял глаза и встретился взглядом со своим соседом по левую руку, худощавым мужчиной неопределённого возраста, в твидовом пальто. Сосед смотрел лукаво из-под небрежно зачёсанных рыжеватых волос и улыбался из-под закрученных усов. – Да я об этой, по всей видимости, безгрешной даме, – зачем-то пояснил Фёдор. – Уповает на нравственность, как будто… Ну да ладно, – махнул он рукой. – Не стану опускаться до пустого спора. – Нет-нет, продолжайте, – воодушевился сосед. – Я и не собирался спорить, совсем наоборот. Знаете, я восхищён, что есть и среди нашего, отходящего, поколения здравомыслящие люди. Которые презирают ханжей. Подумав немного, потеребив шершавую страницу книги, Фёдор кивнул. – О да, презираю. И не понимаю, почему не должен их презирать. – Столько лицемеров вокруг – порой даже поражаешься. – Согласен. Взывают к совести, потому что у самих не чиста. – Верно, верно. А ведь совесть так легко покупается. – Ну, я бы не сказал, что легко. Скорее, у кого-то легче, у кого-то тяжелее. Но покупается у всех. – И даже у вас? Что-то от хорька просматривалось в малокровном лице соседа. Он, казалось, забавлялся – но вместе с тем всерьёз надеялся на ответ. Фёдор вздохнул. Похоже, его ожидал долгий и обстоятельный разговор. – Лицемерно было бы отрицать, не находите? – ответил он, загибая уголок страницы. Сосед засмеялся – довольно приятным баритоном. – Вот и я о том же. Далеко вам ехать? – На конечную. – И мне. – Сосед устроился в кресле поудобнее и полуобернулся к Фёдору. – Так насчёт совести, не поделитесь, если это не секрет какой, за что можно купить вашу? – Что ж, вы попробуйте предположить, – усмехнулся Фёдор и обречённо захлопнул книгу. – Я вас совершенно не знаю. И потому задам, может быть, избитый – но идеальный для нашей темы вопрос. Но перед тем скажите, сколько денег вы хотели бы сейчас получить? Сумма ничем не ограничена. Можете назвать любую. – Понял, понял, к чему вы клоните. – Нет, и всё-таки? – Десять миллионов. – Долларов? – Естественно. – Отлично, – хлопнул в ладоши сосед. – Убили бы случайного человека за десять миллионов баксов? – Условия? Сосед хитро улыбнулся, собрав вокруг губ и глаз морщинки. – Вы никогда не узнаете, кого убили. Фёдор удовлетворённо кивнул. – В таком случае, не убил бы. При таких вводных совесть точно изведёт, в этом я уверен на все сто. Продолжая улыбаться, сосед терпеливо дожидался пояснений. Фёдор вздохнул. – Мне было бы не жаль старика при смерти, инвалида в коме, зародыша… Быть может, даже конченого маньяка. – Ведь на такую огромную сумму можно спасти куда больше людей, – ввернул сосед. – Этого я не говорил. Может, да. А может, нет. Моё дело, куда я потрачу деньги. Речь ведь о совести. – Фёдор снова вздохнул. – И я заявляю, что не смог бы жить, зная, что угробил… гм, ну не знаю… невинного ребёнка. Или отца, по которому будет скорбеть всё семейство. Или учёного, который в будущем найдёт лекарство от бешенства. Резонно же? Он меланхолично скользнул взглядом по несущимся за окном автобуса окнам многоэтажек. Вроде и ярко расписанные, «креативные», как сейчас любят говорить, – но всё равно безликие дома-ульи. – Теория вероятностей… она равнодушная. Как и человек, согласившийся бы на такое. Честное слово, осознанное убийство я понять могу. Но чтобы не зная, кому ты выключил свет, спокойно дальше существовать – души не должно быть. – А у вас душа есть? Фёдор ухмыльнулся и покачал головой. – Что бы я ни ответил, это будет лишь моим личным убеждением, а не истиной. – Он развёл руками. – Бессмысленный вопрос. – Может, и так. Но я подумал, что вы атеист. – Не люблю ярлыки, – поморщился Фёдор. – Всякое в жизни случается, меняешь мнение, а от клейма уже не отмыться. – Верно, верно. Ну, раз на кнопочку волшебную нажимать не хотите… Но продали бы душу дьяволу? Предположим, что она у вас точно есть. – Дьяволы коварны, – криво улыбнулся Фёдор. – Всё перевернут, как им выгодно. – Люди коварны никак не меньше, уж поверьте, – хохотнул сосед в ответ. Фёдор задумчиво провёл пальцем по тиснёным золотым буквам на обложке книги. Ф е д о р. Вместо «ё» – «е». Безобразное наплевательство. – Даже не знаю, что сказать. Но за деньги точно не продал бы. Это чревато. – И чем же? По-моему, обычное заблуждение насчёт сакрального значения денег. Тогда уж или связываться с тёмными силами, или вообще не связываться, потому что чревато будет всё. – Не спорю. – Ну, чего бы вам хотелось? Счастья? Счастье, между прочим, конечная цель всех людей и мировоззрений. – Правильно. Мировоззрений тысячи, и у дьявола тоже свой взгляд на счастье. Совсем не совпадающий с моим. – Здоровье? Оно вполне конкретно. – А это, пожалуй, слишком скромный запрос. Сосед снова засмеялся, откинув голову. Смеялся искренне, как будто этот праздный разговор действительно для него что-то значил. Впрочем, Фёдор уже не мог быть уверен, что отвечал столь подробно исключительно из вежливого решения не игнорировать попутчика. – Так чего же вы хотите? – Ну, если правильно составить контракт… Со всеми оговорками, дотошно до буквы… – Да-да, разумеется. Опустим подлую сущность дьявола. – Я бы желал бессмертия. Глаза соседа возбуждённо сверкнули. – Говорят, вечная жизнь пресыщает. – Не правда ли забавно звучит? Когда знаешь, что никто ещё не перешагнул отметки даже в две сотни лет. А в долгожители стремятся все. – Вы совершенно правы, – кивнул сосед. – Не поверите, я бы выбрал то же самое. – Всякое, конечно, может быть. Часто прибегают к аргументу в виде пожизненного заключения. Но и полвека сидеть – катастрофа. А когда ты бессмертен… Пожалуй, многое придумать можно. Выкрутиться. Не говоря уже о том, что на пожизненное попасть ещё умудриться надо. Верно я говорю? – Верно, верно, – подхватил сосед. Казалось, он ликовал. Тем временем автобус затормозил у остановки и с шипением распахнул гостеприимное чрево. Рыжий сосед поднялся с места, снял одну перчатку и протянул ладонь. – Что ж, очень приятно было познакомиться. Мне уже пора. – Вам же вроде на конечную?.. – растерянно отвечая на рукопожатие, пробормотал Фёдор. Бывший сосед только улыбнулся и едва заметно подмигнул на прощание, с грацией карманника проскальзывая между грузных тел пассажиров и выскакивая из автобуса. Фёдор долго смотрел ему вслед. Какая-то мысль крутилась, крутилась – но была то ли слишком рассыпчатой, чтобы её ухватить, не пропустив между пальцев, то ли слишком быстрой, вроде волчка. Потом Фёдор взглянул на свою правую руку, которую подавал болтливому попутчику. Рука как рука, ничего необычного. И всё же что-то было не так. Встряхнув головой, Фёдор решил не гоняться за шаловливой мыслью: если так будет надо, она рано или поздно проявится отчётливо. Он раскрыл книгу, отогнул уголок в обратную сторону и вернулся к рассказу. «От ощущения полноты жизни мне захватывало дух…»