Естественная реакция

– Блядь. Блядь-блядь-блядь! Дверь номера закрывается, и Авантюрин прижимается к ней спиной, бьётся о безучастное дерево затылком, негнущимися пальцами стягивает с себя очки и бездумно откидывает куда-то в сторону. Стука не слышно – видимо, попадает на кресло в углу. Раздражение ползает под кожей роем отвратительных насекомых, заставляет всё тело зудеть желанием что-нибудь, кого-нибудь ударить. Разбить в кровь костяшки, чтобы саднило снаружи, а не внутри. Всё идёт не так. Всё идёт не по плану. Ни по одному из планов. Хранительницы Воспоминаний недостаточно – ему нужны Первопроходцы, но Келус со Стеллой презрительно вздёрнули одинаковые носы и выбрали горделиво уйти. Сандэй не доверяет ему, как бы он ни извивался, что бы ни предлагал. Недотёпа только и может, что сцеживать ему в лицо свой яд. А Рацио. Проклятый Рацио. Взял и, чтоб его, ушёл. Просто ушёл. – Сука, – выдыхает Авантюрин и бессильно сползает по двери. Стягивает плащ, перчатки, отбрасывает их на пол. Пальцы сами тянутся надавить на ладонь, на застарелый шрам от чужого ножа, который пересекает её поперёк. Только вот привычная боль непривычно не помогает. Авантюрин поджимает ноги, обнимает колени и утыкается в них. Конечно, это не конец. Конечно, он вывернется: у него в голове уже десяток развязок, сотня способов подёргать за невидимые ниточки и надавить на нужные рычаги, но Пенакония настолько к нему не добра, что хочется вывернуться наизнанку. Набраться в ближайшем баре, обчистить лучшее казино этого заносчивого, насквозь прогнившего «ангела», от которого даже у Авантюрина по коже мурашки. Выблевать вместе с алкоголем дыру в груди, в которую Пенакония суёт свои наманикюренные, увешанные бриллиантами руки. Или хотя бы – хотя бы разреветься, только вот плакать он разучился давно. Поэтому Авантюрин сидит у своей дерьмовой двери своего дерьмового номера, вцепившись в ткань брюк, и терзает до крови губы, пока ноги не касаются чьи-то пальцы. Он вскидывается, инстинктивно пытается отшатнуться, но некуда. Поражённо смотрит на Рацио, который сидит на коленях с комично серьёзным выражением на лице и его очками в руке. Авантюрин поворачивает голову в сторону, куда их кинул – там, на кресле в углу, лежит книга. Бумажная. Блядь. Как он мог не заметить, когда вошёл в номер? Стыд и страх мешаются в груди, подступают к горлу солёным комком. Рацио ведь всё это видел. От начала до конца. – Рацио. – Авантюрин в секунду натягивает привычную маску: широко улыбается, подпирает подбородок рукой, щурит глаза. – Так соскучился, что не сумел дождаться, пока я вернусь, и пригласил себя в мой номер? Я польщён, доктор, но будь добр в следующий раз предупредить. – Что случилось? – тихо, серьёзно спрашивает Рацио. Хочется съёжиться, стать невидимым, уползти куда-то под дверь, но Авантюрин лишь игриво наклоняет голову набок и бросает самый сальный взгляд, на который способен. Рацио всегда шарахается от его заигрываний – может, и сейчас стыдливо подожмёт хвост. Свалит прочь, обо всём забудет. Было бы славно. – Хм-м, дай-ка подумать. Взлом с проникновением? – Авантюрин хищно ухмыляется и неторопливо, картинно облизывается. Взгляд Рацио на секунду скачет к его губам, но в остальном он сидит всё такой же недвижимый, каменный и взволнованно хмурый. Эоны, пусть он уйдёт. – Авантюрин, не валяй дурака. – Рацио отчитывает его, словно одного из своих недалёких студентов, и Авантюрину становится ещё паршивее. – Я же вижу, что тебе плохо. Я… я не знал, что делать, поэтому не обратил на себя внимание сразу. Наверное, это было грубо. Это было не грубо, это было попросту жестоко, но вряд ли в голове Рацио, рядом с математическими формулами, заносчивостью и ненавистью к Гениям, найдётся место для таких концептов – думает Авантюрин. – Нисколько, – говорит он вслух. Он буквально подтекает ближе к Рацио по ковру, упирается ладонями в его ноги, смотрит на него снизу вверх, закусив губу. Он ведь Рацио отвратителен, тот ведь избегает малейшего прикосновения. От такой откровенной провокации он просто обязан сбежать и наконец оставить в покое. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, пусть он сбежит. – Мне просто очень интересно, что вам понадобилось в моём номере, доктор, – сладко тянет Авантюрин и медленно ведёт пальцами по бедру. – Что такого вы от меня… хотели? Рацио всё-то не шевелит ни мускулом, и Авантюрин раздражённо выдыхает, и играет ва-банк. Авантюрин тянется поцеловать. Но не успевает. Неожиданно, без малейшего предупреждения, очки всё-таки летят на пол, а Авантюрина обхватывают крепкими сильными руками, тянут на себя – но вовсе не для того, чтобы, как он ожидает, уткнуть лицом куда-то в ширинку. Его прижимают к груди, кладут на голову широкую тёплую ладонь – и ласково, бережно гладят по волосам. Авантюрин напуганно замирает. Что? – Можешь не делиться произошедшим, мне не нужны объяснения. Можешь просто плакать, – заявляет Рацио таким ровным тоном, словно говорит что-то нормальное и повседневное, вроде «можешь налить себе молока в кофе» или «можешь катиться подальше со своим контрактом». – Пусти, – голос звучит приглушённо и слабо. Сложно говорить внятно, когда тебя впечатали в чуть ли не бетонные мышцы, в этом всё дело. Чем Рацио вообще занимается, подтягивается на одной руке с научной статьёй в другой? Наверняка. – Слёзы – всего лишь естественная психофизиологическая реакция организма, их не стоит стыдиться. – Рацио словно вообще не слышит, что ему говорят, и продолжает своё заумное: – Они активируют парасимпатические нервы и повышают содержание энкефалина в системе. – Что такое энкефалин? Что такое парасимпатические? – спрашивает Авантюрин ещё слабее, пока вторая рука начинает до боли и ужаса нежно гладить его по спине. – Что ты несёшь? – Тебе станет легче, если поплачешь. Так что поплачь. – Рацио игнорирует все три вопроса и, слава Эонам, затыкается. Но не выпускает, продолжает держать своей тёплой железной хваткой, из которой безвольно перестаёт хотеться выбраться. Авантюрин не шевелится, даже почти не дышит. Сердце стучит быстро-быстро, грудную клетку словно чем-то сжимает изнутри, а в голове бегают от стенки к стенке хаотичные, паникующие мысли. Что вообще происходит, что делать, как себя вести? Почему ему так хорошо? Так… безопасно? – Веритас, – зовёт Авантюрин по имени. – Мх-м. – Ты обычно не даёшь даже до руки дотронуться. Отшатываешься от меня. Я же тебе противен. Зачем ты устраиваешь… вот это? – Не противен, – отвечает Рацио после небольшой паузы. – Наоборот. Я не даю себя трогать, потому что… наоборот. А потом – целует в макушку, зарывается пальцами в волосы, прижимает ближе. Авантюрин сминает пальцами его рубашку на спине, утыкается лицом ему в шею. И всхлипывает.