Соблазн

      Охотничий домик, в котором им предстояло заночевать несмотря на то, что одиноко примостился среди высоких сосен, прячась под их разлапистой кроной, отличался комфортом. А всё потому, что принадлежал знатному аристократу. И тот самолично выдал Дезмонду ключи от огромного амбарного замка, сторожившего дверь. Жаль только, что прямо в горы открыть телепорт было нельзя, и парням пришлось взбираться вверх по когда-то удобной, но давно нехоженой тропе. Добрались они засветло. Натаскали воды из стремительного хрустально-чистого ручейка, растопили печь, воспользовавшись хозяйским запасом дров. Охоту Дезмонд не любил, и Торвальд отправился один, прихватив его эльфийский лук, который и таскали с собой по большей части именно ради этого, потому как в бою Дезмонд привык полагаться на магический посох, которым можно было если и не заколдовать противника, то приложить по маковке, а Торвальд — доверял остроте своего меча.       Ничего опасного, как и обещал хозяин домика, по близости не обнаружилось. Зато удалось подстрелить нагулявшего к осени жирок зайца. Торвальд вернулся к домику, когда сумерки по-горски быстро опустились, занавесив собой горизонт, но заходить не стал, не спеша освежевал добычу, почистил извлечённую из тушки стрелу, поплескался холодной дождевой водой из бочки, стоящей рядом с крыльцом. Теплолюбивый Дезмонд наверняка, пока он исследовал окрестности, успел нагреть воды и искупаться, а сам Торвальд предпочитал плескаться вот так во дворе — холод его никогда не смущал. Поразмыслив, он оставил тушку в сенях, и наконец вошёл в их временное пристанище.       На охотничий домик внутри совсем не походил. Не было горделиво развешанных по стенам звериных голов или извилистых рогов. А утварь и мебель были добротными и дорогими, кровать и вовсе размерами могла соперничать с царским ложем. Обстановка скорее напоминала покои в хорошей чистенькой таверне, сдающей комнаты в наём путешествующим купеческим жёнам и их отпрыскам, привыкшим к определённому комфорту и с радостью транжирящим, накопленные мужьями и отцами, барыши.       Дезмонд встретил его, будто специально поджидал.       — Это, вообще-то, мой плащ, — со смешком констатировал Торвальд, оглядев закутанную фигуру. Не то чтобы ему было жаль для друга своей одежды, просто настроение было игривым.       — Тут холодно.       — У тебя свой есть! — возмутился Торвальд. Совершенно не всерьез. И, судя по озорному блеску глаз Дезмонда, тот это прекрасно понимал. — Верни мне мою собственность.       Дезмонд улыбнулся как-то по-особенному лукаво. Он, похоже, как и следовало ожидать, раскусил затею Торвальда и решил поддержать игру, развернулся спиной, будто намереваясь убежать.       — Верну, — пообещал он, так и не двинувшись с места. — Могу даже прямо сейчас.       И он сбросил плащ с плеч.       Торвальд, словно зачарованный, проследил полёт тяжёлой плотной ткани, всегда спасавшей его от непогоды в пути, показавшийся ему почему-то безумно медленным, и остановил взгляд на по-эльфийски изящных босых ступнях. Он медленно поднимал взгляд вверх, словно оглаживая точёные щиколотки, крепкие голени, стройные бёдра, задержался на округлостях ягодиц и тут же, будто обжёгшись о собственную дерзость, метнулся вверх по пояснице вдоль позвоночного столба к крыльям лопаток и гладкому потоку медных волос.       Торвальд впервые видел Дезмонда совершенно обнажённым.       Его сердце будто сошло с ума, разгоняясь до немыслимой скорости — так оно не колотилось даже во время самых ожесточённых сражений. Торвальду показалось, что он забыл, как нужно дышать — многолетняя выучка воина с его размеренным и рассчитанным дыханием пошла прахом. Возбуждение молниеносно наполнило пах. Никогда раньше оно не приходило так быстро и остро.       — Если ты сам меня согреешь, — тихо добавил Дезмонд и сделал шаг вперёд. И ещё один. И ещё.       Торвальд, словно послушный пёс удерживаемый надёжным поводком в уверенной сильной руке, шагнул вслед за Дезмондом. И ещё раз. И ещё.       Остановился он только когда приблизился к Дезмонду почти вплотную. Замер, впрочем, так и не позволив себе коснуться обнажённой спины. Дезмонд обернулся и улыбнулся. Маняще. Даже призывно. Но вот в глазах мелькнуло что-то… Торвальд слишком давно и хорошо знал своего друга, а тот доверял ему свои самые болезненные переживания, так что читать даже затаённое Торвальд в нём научился уже давно. Сейчас Дезмонд волновался. Хоть и пытался это скрыть.       И это в момент отрезвило Торвальда. Словно дурман чар спал, возвращая его из страны грёз в реальность.       — Зачем? — только и смог он выдавить из себя.       Дезмонд повернулся к нему и прямо посмотрел в глаза.       — Я же вижу, как ты на меня смотришь.       Как заблудившийся в пустыне странник, смотрит на самую толику чистой прозрачной воды. Как помешавшийся на искусстве мог бы смотреть на древние статуи Богов. Торвальд и сам прекрасно это знал, но всё-таки прохрипел:       — Как?       На самом деле Торвальд — бесстрашный Торвальд, прошедший не один десяток битв, сражавшийся даже с драконом — боялся ответа.       Если для Дезмонда его чувства и запретные желания были так очевидны… То зачем он сейчас его провоцировал? Проверял? Хотел убедиться в правильности своих суждений?       — С голодом, — Дезмонд вновь отвернулся и поставил колено на постель, намереваясь забраться на кровать. — И я могу тебе помочь его утолить.       Разогнанная кровь застучала в висках словно молот кузнеца по наковальне. Неожиданная паника накрыла Торвальда. Они будто бы оказались на самом краешке беспросветной, не имеющей дна пропасти… И стоит только Дезмонду — обнажённому, предлагающему себя — устроиться на кровати, они сорвутся вниз, в скрывающую острые грани камней, тьму.       Торвальд инстинктивно перехватил Дезмонда рукой поперёк живота, стаскивая его обратно, будто отодвигая от обрыва. И только потом осознал, что это стало роковой ошибкой. Ощущать у себя под ладонью гладкую тёплую кожу, обычно скрытую от чужих глаз под слоями одежды, оказалось слишком… просто слишком.       — Дезмонд, — простонал Торвальд. Получилось слишком жалобно. Вымученно.       Тот развернулся и поймал прямой взгляд. Он не выглядел напугано или неуверенно. Взволнованно — да, но и только. Дезмонд смотрел с доверием.       И его взгляд пленял. Сводил с ума. Заставлял самому прыгать в проклятую пропасть. С разбега.       Торвальд поцеловал приоткрытые розовые губы, пробираясь между ними языком. Изучая, лаская. Дезмонд тут же закинул руки ему на плечи, обнял за шею и ответил. Робко, но ответил. Зато прижался ближе. Но тут же отстранился.       — Царапается, — недовольно прошипел он, дёргая грубую шнуровку на груди Торвальда. — Сними это наконец.       Пришлось повиноваться. Когда рубаха была отброшена на пол, Дезмонд вновь прильнул к его груди, впечатываясь кожей в кожу.       — Горячий, — довольно протянул он и потёрся всем телом, заставляя Торвальда пылать от прокатившегося жара.       Теперь Дезмонд целовал его сам, старательно повторяя то, что чуть раньше проделал с ним Торвальд. С каждым движением его губ, с каждой лаской его языка здравый смысл Торвальда растворялся в потоке чистого всепоглощающего желания.       Дезмонд отстранился и принялся за ремень брюк. Тонкие, изящные пальцы ловко и сноровисто расстегнули пряжку.       Пока Торвальд стаскивал с себя остатки одежды и сапоги, Дезмонд всё-таки устроился на постели. И теперь разглядывал Торвальда с любопытством. И Торвальд замер под его изучающим взглядом, боясь пошевелиться. Боясь спугнуть. Ожидая, что вот сейчас Дезмонд опомнится, поймёт, что для него это неприемлемо. Но, похоже, Дезмонд наоборот уверился в правильности своего решения — он протянул руку и сжал ладонь Торвальда, потянул его к себе.       — Знаешь, — усмехнувшись, поделился Дезмонд, — я ведь не сразу догадался.       Раньше Торвальд искренне надеялся, что Дезмонд вообще не догадается никогда. Но недооценил его проницательность.       — И до сих пор кое-чего не понимаю.       — Чего? — спросил Торвальд, осторожно кончиками пальцев отводя прядки волос, упавшие Дезмонду на лицо.       — Тебе же нравятся брюнетки с… кхм… пышными формами.       — Да.       Дезмонд усмехнулся.       — У меня нет впечатляющей груди, да и я далеко не брюнет, — констатировал Дезмонд. — Так каким параметром я вдруг сумел вызвать в тебе подобный интерес?       Это не было осуждением или обвинением. В голосе Дезмонда звучало чистое любопытство.       Торвальд усмехнулся.       — Достаточно того, что это просто… ты.       Дезмонд довольно улыбнулся и поцеловал. Ещё и потянул к себе, заставив почти рухнуть сверху. Впечатывая в себя.       — Я — твой, — мурлыкнул Дезмонд. — Весь. И ты можешь взять своё.       Его слова обжигали как драконье дыхание. Воспламеняли кровь, заставляли её бурлить словно лаву в жерле вулкана. Оседали на сердце раскалённым рабским клеймом. Торвальду казалось, что он уже давно принадлежал Дезмонду, больше, чем раб — всей душой, всеми чувствами и помыслами.       — Не спеши, — прошептал Торвальд, зажмурившись и мучительно справляясь с нахлынувшей волной желания обладать.       — Почему? — удивился Дезмонд.       — Я хочу чтобы тебе было хорошо со мной.       Торвальд чуть приподнялся и заглянул в так очаровавшие его глаза, в которых словно растворилось чистое весеннее небо. Ему сложно было поверить, что всё происходящее — реальность, а не навеянный чьими-то злыми чарами сонный морок. Дезмонд смотрел прямо и словно держал его взглядом. Без слов говоря, что они вместе — здесь и сейчас. Так умел только он.       Торвальд целовал доверчиво подставленную шею, наслаждался ощущением тёплой бархатистой кожи под своими губами, глубоко вдыхал чуть терпкий, но оседающий медовой сладостью на языке, аромат и плавился от переполнявшей его нежности. И осознания. Дезмонд позволял касаться себя так интимно, ласкать, как заблагорассудится Торвальду. Доверчиво и открыто, без страха и стеснения. И сам тянулся навстречу. Оглаживал ладонями плечи и бока, обнимал, прижимал к себе крепче, а когда Торвальд хоть немного отстранялся, подавался следом, приподнимаясь над постелью и не желая терять контакта кожи с кожей.       Дезмонд отдавал себя. Без остатка. И Торвальд чутко следил за реакциями его тела, пытаясь отыскать самые сладкие местечки, чтобы распалить, раздразнить, подвести к черте. Так, чтобы Дезмонд потом не смог пожалеть о том, что доверился Торвальду.       Заласкав шею, губы спустились на грудь, обхватили сосок, чуть потянули напрягшуюся плотную горошинку. Язык юрко огладил её, пощекотал, дразнясь, вершинку. Дезмонд как-то совершенно по-кошачьи мяукнул в ответ на ласку, и Торвальд, довольный его реакцией, втянул в рот другой сосок.       Линия поцелуев пролегла вдоль нижней пары рёбер от правого бока к левому.       Кончик языка обвёл по краю впадинку пупка, заставив живот рефлекторно напрячься, а Дезмонда коротко простонать.       Звуки, издаваемые Дезмондом, когда удавалось обнаружить очередную чувствительную точку, аромат его тела — чистый, неповторимый, вкус его кожи на языке — это всё сводило Торвальда с ума, заставляя теряться в собственном возбуждении. Заставляя замирать, жмуриться и отгонять наваждение.       Не рассчитав силы, Торвальд чуть сильнее, чем следовало прикусил кожу возле бугорка подвздошной кости. И с сожалением уставился на оставленные им красные следы.       — Прости, — пробормотал он.       — За что?       — Я оставил на тебе отметину, — повинился Торвальд.       — Всё равно кроме меня её сможешь увидеть только ты.       У Торвальда подрагивали руки. Они норовили ухватиться покрепче, сжать сильнее — помимо воли и рассудка. Но Торвальд запрещал себе торопиться. Он ласкал, изучал, запоминал. Если даже потом Дезмонд не захочет повторения сегодняшней ночи, то у Торвальда хотя бы останутся эти сжигающие душу и тело воспоминания. Всё это останется с ним.       Дезмонд покорно позволил раздвинуть свои ноги, согнуть их в коленях, давая Торвальду возможность устроиться между ними. Окинув взглядом разметавшегося по кровати порозовевшего, часто дышащего и явно возбуждённого, открытого и желанного Дезмонда, Торвальд почти впал в оцепенение, поражённый его почти нереальной, не совсем человеческой красотой. Гладкая кожа, казалось подсвечивалась изнутри. Волосы всегда ниспадающие на плечи тяжёлым шёлковым потоком, разметались по подушке. Скулы заострились, добавляя в его лицо ещё больше эльфийских черт. Дезмонд был прекрасен. Дезмонд был желанен. Как не могло бы быть желанно самое драгоценное сокровище обоих Миров. Его хотелось ласкать. Гладить ладонями, касаться губами, вылизывать. Им хотелось обладать — взять, присвоить. Слиться в единое целое.       Торвальд выругался сквозь стиснутые зубы. И отчётливо осознал, что и в этот раз Дезмонд всё так же недосягаем. Того, чего он так отчаянно желал не случится.       — Что-то не так? — растерянно спросил Дезмонд.       — Нужно масло.       Дезмонд хмыкнул и запустил руку под подушку, извлёк фиал и протянул Торвальду.       — Ты всё предусмотрел, — восхитился Торвальд.       — Конечно, — самодовольно усмехнулся Дезмонд. — Пока я ждал, когда ты наконец облечёшь свои желания в конкретное предложение, успел изучить теорию предмета. И вот теперь, чтобы самому успешно начать ваять трактаты по данной теме, мне нужен практический эксперимент.       Торвальд хихикнул, представив друга за написанием трактата о мужской близости с подробными инструкциями. Хотя нет, на них у шебутного Дезмонда терпения вряд ли хватит.       — А инициативу ты так и не проявил, — обиженно попенял Дезмонд, сам того не зная, подтверждая мысли Торвальда об отсутствие у него терпения и всегдашнем желании с головой нырнуть в очередную авантюру.       — Я компенсирую тебе время ожидания. Обещаю.       Торвальд прижался губами к остро выступающей коленной чашечке и откупорил фиал, плеснул маслянистую субстанцию на пальцы и осторожно коснулся рефлекторно сжавшегося колечка мышц.       — Дезмонд, — позвал Торвальд, — это будет неприятно.       Но тот в ответ лишь фыркнул, заставив Торвальда с нежностью улыбнуться. Упрямец. Не привык отступать с выбранного им пути, снося препятствия. А задача Торвальда, как всегда, минимизировать ущерб и смягчить углы, об которые его друг непременно набил бы себе шишки.       Первая фаланга протиснулась медленно преодолевая сопротивление и остановилась. Торвальд всматривался в задумчивое лицо Дезмонда. Тот явно прислушивался к своим ощущениям, но не протестовал, когда палец двинулся глубже, проникая на две фаланги, потом на три.       — Больно? — обеспокоенно спросил Торвальд. Собственное возбуждение немного отступило, перестав туманить разум, ощущаясь как постоянный фон.       — Нет. Но ты был прав — не особо приятно. Продолжай.       — Уверен? — переспросил Торвальд. Сейчас он ещё мог остановиться — забота о благополучии Дезмонда перекрывала собственные инстинкты.       — Должно же в этом что-то быть? Ведь занимаются же этим некоторые люди ради удовольствия.       — Люди много чем занимаются, — хмыкнул Торвальд. — Правда, не всегда от процесса удовольствие получают все участники.       Торвальд склонился и прижался открытым ртом к внутренней поверхности бедра. Его палец продолжал медленно и осторожно двигаться.       — Ты не против, если я оставлю на тебе ещё одну отметину? — озорно спросил Торвальд.       — Не против, даже если не одну.       Торвальд втянул нежную чувствительную кожу в рот. Он прокладывал цепочку красных пятнышек спускаясь вниз, к паховой складке. Дезмонд уже не зажимался, позволяя пальцу свободно скользить. Торвальд всё так же осторожно и медленно добавил второй палец. Дезмонд зашипел и дёрнулся, но тут же остановил сам себя. Его реакция Торвальду не понравилась совершенно. Дезмонда хотелось любить, его телу хотелось поклоняться в почти жреческом служении, а не приносить боль.       Торвальд, склонившись, провёл языком вдоль ровного возбуждённого ствола, заставив Дезмонда всхлипнуть. Вобрал в рот головку и двинул головой, скользя плотно сомкнутыми губами вниз. Дезмонд вцепился пальцами в его волосы и потянул, пытаясь отстранить.       — Что… что ты делаешь? — изумлённо пробормотал он, когда Торвальд всё-таки поднял голову и встретился с ним взглядом.       — Ты же сказал, что изучал вопрос. Неужели ни в одном манускрипте ничего подобного не упоминалось?       — Упоминалось, — признал Дезмонд. — Просто… просто я не думал…       — Тебе не понравилось?       Дезмонд отвёл взгляд, впервые за сегодняшний вечер он смутился. Это даже немного позабавило Торвальда — надо же, спокойно позволил исследовать себя пальцами так, как даже женщины редко позволяют, а от попытки приласкать смутился.       — Понравилось, — всё-таки тихо признался Дезмонд, перебарывая себя и вновь прямо смотря на друга.       Улыбнувшись, Торвальд вновь обхватил головку губами, стараясь вобрать насколько мог глубоко. Она упёрлась в горло, рефлекторно заставив отпрянуть, но Торвальд вновь упорно скользил губами вниз по стволу. И неотрывно смотрел на Дезмонда, впитывал его реакцию. Таким — мечущимся, почти потерявшемся в своём удовольствии, несдержанно, прерывисто стонущим, он друга видел впервые. И то, каким тот сейчас представал, грело душу, разжигало пожар желания ещё сильнее.       Можно было закончить всё прямо сейчас, столкнув Дезмонда за грань удовольствия, но Торвальд знал, что если чуточку подождать, отложить, то может быть ещё слаще. Он сжал основание члена и выпустил головку изо рта под разочарованный стон Дезмонда. Осторожно высвободив пальцы из горячего плена, Торвальд поднялся вверх, нависая над Дезмондом.       — Я хочу тебя. Всего, — прошептал Торвальд, перед тем как коснуться нежным поцелуем уголка губ. — Ты хочешь?       — Да, — так же тихо прошептал Дезмонд, обнимая за плечи и притягивая к себе.       Это короткое слово прокатилось живым огнём вдоль позвоночника. Жажда требовала ворваться в податливое, подготовленное для него тело. Взять. Присвоить. Утолить страсть, так долго копившуюся в Торвальде. А остатки разума и ещё больше чувства — те трепетные и почти нестерпимые, что росли в его душе, кажется, ещё раньше плотского желания, тормозили его, заставляли быть осторожным. Входить медленно. Заглядывать в затуманенные желанием глаза. Шептать:       — Таких, как ты больше нет ни в одном из Миров!       Дезмонд в ответ слабо улыбнулся и огладил ладонью спину Торвальда, спускаясь к пояснице.       — Какой ты тесный, — несдержавшись, простонал Торвальд, войдя и замерев, давая время телу Дезмонда смириться с вторжением. Сейчас, когда они стали единым целым, всё как будто стало другим и ощущалось иначе. Безудержная страсть словно улеглась рядом с ними укрощённая. Это чувствовалось словно древний ритуал слияния. Не то чтобы Торвальд знал, каково участвовать в подобном ритуале, но он всегда это представлял себе именно так.       Теперь спешить почему-то совершенно не хотелось. Появилась потребность как можно дольше оставаться единым целым. Из всех переполнявших Торвальда эмоций, верх брала нежность, заставляя покрывать лицо Дезмонда короткими лёгкими поцелуями. И ждать.       И Дезмонд сам подался бёдрами ему навстречу, когда смог совладать со своим телом и расслабиться. И поймал губы Торвальда, сразу углубляя поцелуй. Деля на двоих дыхание и тихие стоны.       Движения бёдер Торвальда были неспешными, но глубокими. А взгляд словно сцепился с взглядом Дезмонда, привязал к нему не хуже гномьей цепи. Но и этих медленных, плавных движений в горячем, узком теле хватало чтобы всё ближе и ближе подводить к черте.       — Я больше не могу, — простонал Торвальд, чувствуя, как удовольствие словно пружиной скручивалось внизу живота.       — Я хочу твоё семя в себе, — прошептал Дезмонд, заставив сбиться с ритма и дёрнуть бёдрами, погружаясь ещё глубже, пинком столкнув хрипло простонавшего его имя Торвальда за грань. Обессилив он почти рухнул на Дезмонда, уткнувшись носом ему в местечко под ухом и загнанно дыша ароматом его тела, ставшим ещё насыщенней. Чмокнув повлажневшую кожу, Торвальд приподнялся на руках, заглянул в потемневшие глаза, нежно убрал кончиками пальцев прилипшие к покрытому испариной лбу рыжеватые прядки. И скользнул вниз. Вновь вобрал головку в рот — сразу, как мог глубоко. Дезмонда выгнуло над постелью. Он вцепился пальцами в плечо Торвальда, впиваясь короткими ногтями в кожу. Торвальд с удовлетворением подумал, что завтра обнаружит в том месте царапины, как напоминание о безумстве, которое они творили вдвоём этой ночью. Короткий вскрик, и на язык Торвальда плеснуло вязкое семя.       Лежать рядом, гладить кончиками пальцев живот разомлевшего, расслабленного Дезмонда… Торвальд и не знал, с чем можно сравнить эти чувства. Он с трудом осознавал реальность случившегося. В его картине мира подобное могло произойти только во сне. Однако, Дезмонд рядом ощущался слишком реально. Например, его волосы, что так и норовили пробраться в рот или нос, словно живые. Впрочем, Торвальд любил волосы Дезмонда, как и вообще всё в нём.       Дезмонд перехватил его руку, но скидывать с себя не стал, просто припечатал сверху своей ладонью, прижимая к всё ещё влажной коже.       — Щекотно, — пояснил он.       — Не знал, что ты боишься щекотки.       — Я этого и сам раньше не знал. Но, похоже, живот — это слишком чувствительное место.       — И не только живот, — не сдержавшись, прокомментировал Торвальд. Дезмонд в ответ только хмыкнул. И потянулся за упавшим на пол одеялом. От Торвальда не укрылось, как он слегка поморщился. Укол вины прошил, словно острая эльфийская стрела — навылет.       — Вряд ли в ближайшее время мы сможем продолжить путь.       Дезмонд, похоже, в очередной раз догадавшись, какие мысли одолевали Торвальда, фыркнул:       — Что бы ты там себе ни придумал, всё не так ужасно. Прекрати переживать. К тому же, у меня в сумке есть одно чудесное средство, то самое, которым я натирал тебе спину после битвы с драконом. Так вот, оно прекрасно заживляет не только ожоги.       Торвальд рассмеялся и сграбастал Дезмонда в крепкие объятия.       — Иногда ты ведёшь себя, как взбалмошный подросток, суя свой очаровательный носик туда, где его могут оторвать. Но когда ты становишься таким предусмотрительным, как сейчас — я начинаю тебя бояться!       — Не правда! — уверенно возразил Дезмонд, в очередной раз без труда прочитав Торвальда, как один из своих свитков. — Таким я тебе нравлюсь ещё больше.       Поспорить Торвальд не смог. Нравился. Больше, чем нравился. Намного больше. И уже очень давно.