Откровения

Раз, два, три, четыре, пять, шесть семь, восемь, девять, - три. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять - четыре. Ласточки гнездятся в скалах и в крутых, высоких речных берегах. Строят себе пещерки. Восемь, девять - пять. Их много, пещерок много тоже. Девять - шесть. Ад для трипофоба. Откуда Аз знает, как гнездятся ласточки? Может быть раньше он жил где-то, где видно небо и его обитателей. Он уже не вспомнит. Семь. Они живут в своей бетонной ячейке, по привычке считая, что их там четверо, хотя количество людей варьируется. Живут второй месяц. Аз второй месяц запирает себя в четырех стенах с людьми, которым надо бы ограничить доступ к острым предметам. И каждому по своей личной причине. Эта компания держит его поодаль от скуки, но от духоты не спасает ничто. Духота невыносима. Духота - самая непостижимая вещь в этом городе. Она начинается когда люди сами замуровывают себя в бетон. Им нравится что они замурованы. Им нравится звать четыре стены и пространство между ними "своими". Аз почти приучил себя приходить на ночь в одну из таких ячеек. Но люди не то чтобы приучивают себя к этому. Они находят особое удовольствие в том, чтобы забираться в норы, когда опускается ночь, и не променяют это удовольствие ни на что, даже на весь земной шар и четыре направления. Люди - собственники, по большому счету. Они клеймят вещи и одежду, землю и воздух, животных и людей. Чем больше клеймят, тем больше сковывают собственные движения невидимыми, но такими удушающими нитями. Аз предпочитает клеймить себя сам. Как ни странно, но если выбрать свой грех добровольно, он даст тебе свободу от всех остальных. И выбирать человека ни в коем случае нельзя. Поэтому Аз выбирает всё то, что делает его сверхчеловеком. На какое-то время. А после бьётся головой о реальность. Судя по всему, сегодня Психонавт нарушает правила людей - ночь опускается стремительно, но на пороге нет огромных берцев. Пси - бомба замедленного действия. Он предпочитает быть зависимостью для других. Ему так нравится клеймить людей. Аз не видел никого, кому бы это настолько нравилось. Он делает это по работе, на досуге, чтобы выжить и даже чтобы защитить. Аз не видел никого, кто бы настолько отчаянно строил из себя свободолюбивого человека, как Пси. И он точно знает, что Пси никогда свободным не станет. Психонавт обычно много кричит на него. Сейчас бы тоже кричал, потому что Азу снова стало скучно. В такие моменты ему нужно что-то вроде электрического разряда. Аз не безрассуден, нет. Подсознательная система координат работает без сбоя, давая отделять желаемое от действительности и ощущения от последствий. Он чует черную дыру за бесконечность световых лет. Поэтому когда Пси снова пытается заклеймить его, он спасается от духоты привязанности на балконе. Он дышит, мёрзнет и курит, курит, курит, вместе с этим противным городом и его культурой стервятников. Друзья, любовники, коллеги - привязей у людей так много. И каждая требует тратить время на формальность, которая Аза душит. Ему скучно, а сам процесс жизни скрывает в себе такую тайну, в циклон которой он просто обязан попасть. А Эш считает, что они друзья. Эш тихо ставит перед ним чай, и также тихо садится напротив. Эш просидит долго, пока чай не остынет и в нем не начнет плавать пыль. Просидит, даже если они будут молчать пару часов. Потому что Эш никогда не справляется с одиночеством. Эш обычно приходит по ночам и просит место рядом с Азом на диване. Потому что одиночество с Эшем справится запросто. Наверно потому что оно такое большое и бесконечное, а Эш прозрачнее своего чая. Пси научил Эша их делу. Никто не сделал столько генераторов и не подключил столько проводов, как Эш, лишь потому, что ему надо было занять свои руки. Это стало привязью Эша номер один. Пси обычно орёт на Аза, но Эшу не говорит ни слова. Все руки Эша в бинтах, но никто ничего и никогда не упоминает об этом. Но Эш наверняка жёг себя чтобы забыться. Им с Азом стоило поменяться местами. Привязанность Эша номер два - спасение души. Самой сухой и закрытой из всех что Аз видел и чуял, и тем прочнее была привязь Эша. На фоне ободранных обоев быстрая смена ярких кадров с плохими новостями. Искария всегда держал глаза прикрытыми. Должно быть, поэтому пластмассовая коробка до сих пор не задымилась от взгляда более спокойного и тяжелого чем фабричные трубы. - Надеюсь, ты подмешал этому наглецу отраву, Эш. Эш словно сжимается, прячет руки со стола. Когда кто-то говорит колючие слова, Эш теряет себя и растворяется. Он так сильно не любит когда Искария пьет чай с Азом. Эш людей знал, понимал и боготворрил. Аз людей понимал, но не знал. Искария знал людей. Люди не впечатляли его. Он боготворил нечто иное, ставившее на нём клеймо такого масштаба, что не заметить было невозможно. Это клеймо заменяло Искарии наркотики, человека и четыре стены. Аз никогда не мог понять, кому это клеймо принадлежит; ответ ускользал от него. Ускользал от него, но не от Эша. Эш Искарию понимал и боялся сильнее одиночества. Эш узнал клеймо Искарии с первой их встречи. И Эш любил свои попытки его отмыть сильнее, чем поджигать электрические лампочки. Прозрачного Эша тьма Искарии никак затянуть не могла, но сколько бы отбеливателя он на нее не тратил, все оставалось черным черно, как в этом проклятом городе после отбоя. Эш хотел вечно отбеливать тьму. А Искария никогда не говорил по душам. Он слушал о душах. Он знал всё о ловушках, в которые они попадают. Он мог бы бросить всё в любой момент, пригнуться, дабы огромный рост не помешал ему выйти за пределы ячейки, и, шурша бесформенным балахоном, испариться между переулками. Он явно был чьим-то слугой. Настолько свободного слугу Аз видел только во тьме Искарии. - Братишка, только не надо ворчать. Наши дела я уладил, окей? У нас же с тобой всегда так здорово получалось жить в любви и согласии. Будем продолжать в том же духе, а? Искария поворачивается на Аза будто бы одним лишь зрачком. Отвечает молчанием и холодом. - Так бы и расцеловал тебя. Но мой духовник читал Евангелие сегодня, там говорится, что это плохая примета. - Считаешь, что сможешь быть везде и со всеми? Аз развязывает шнурки, а Эшу надо занять руки. Эш меняет многочисленные перегоревшие лампочки. - Да. И наш грёбаный Псих тоже так считает. Зрачок замирает на мгновение и снова поворачивается к экрану. Медленно темнеет. Гнёзда ласточек загораются на последние часы до отбоя. Входная дверь хлопает так, что лампочки Эша трясутся. Аз запускает свежий воздух из форточки.