11010000 10010000 11010000 10110100 00100000 11010000 10111111 11010001 10000011 11010001 10000001 11010001 10000010
валентино курит, стоя на просторном широком балконе. весь мир кажется ему залитым светом симулякром. кто-то переборщил с освещением и теперь земля плавится и становится выжженной. улицы пусты и это странно. валентино пытается втянуть носом воздух, но только получает порцию боли. он ничего не чувствует. его слизистая мертва. он сам догнивает изнутри, прожариваясь на преувеличенном солнце. воздух вокруг не двигается. ничего не двигается, будто ничего и не существует. телевизор в полутемной квартире все еще шипит и плюется. человек-из-телевизора все еще улыбается, будто это приросло к нему, но валентино видит, как в его глазах усталость смешивается со знанием, что все люди вокруг него – идиоты. — кфвм, б ёхова, щфр б бупр срмвйвн, щфр б дрйпжууб д дэуъкж уцжтэ пжгжу, д фро уоэунж, щфр б ёжовфжтквнкйрдвнуб, к яфр гхмдвнюпвб ствдёв. валентино думает, что он-то не идиот, он бы не поплелся следом за этим деловым типом, адептом хер-пойми-чего, свято уверенным разве только в своей исключительности. валентино бы встал рядом с ним, разглядывая веселую толпу. валентино хотел бы затащить его за галстук в постель. красный галстук. скорее всего у него красный галстук, который можно намотать на руку, который можно стянуть с шеи. валентино думает долго и много, пока его руки тушат четвертый окурок за полчаса о перила. пепел падает на горячий асфальт где-то внизу. реальность крошится, будто старая картонная коробка с безличными кассетами на дне. солнце печет голову так, что волосы могут загореться. валентино касается макушки и шипит, потому что это его катастрофически раздражает. он злится на все сразу, кроме того человека-из-телевизора, потому что тот не сделал лично валентино ничего плохого. он просто жил где-то там, пиздел свою хуйню по своей программе. улыбался камерам. он просто был когда-то тогда. время – иллюзия, которую придумали люди в надежде разделить бесконечность на отрезки. валентино не думает, сколько отрезков занимает его жизнь, он думает, что хороший трип длится часами, а хороший секс неизмерим временем. он думает, что человек-из-телевизора слишком наглый, чтобы заслуживать что-то, кроме всемирного восхищения. телевизор – единственное, что кажется реальным в этом мире. валентино прикидывает, что ему нужно запить все то дерьмо, которое он называет своим существованием.11010000 10011111 11010000 10111110 11010000 10110010 11010000 10110101 11010001 10000000 11010001 10001100 00100000 11010000 10111100 11010000 10111101 11010000 10110101
человек-из-телевизора гарантированно мертв. валентино не знает этого точно, но такие люди не доживают до старости, не нянчатся с внуками. валентино смотрит, как он медленно таскается по какой-то полутемной студии, и думает, как пуля от какого-нибудь снайпера влетает между глаз человека-из-телевизора. кровь медленно сочится по его лбу и пачкает идеально белую рубашку. помехи съедают рухнувшее тело. валентино стряхивает наваждение, чтобы его накрыло сразу же новым. один глоток из бутылки воды, потому что бутылка воды – единственный посторонний предмет в кадре. человек-из-телевизора отлично разбирается в съемке, потому что валентино нравится так думать. у него нет имени, нет фамилии, а у записанной на кассеты программы нет названия. все это кажется частью какой-то тупой игры, написанной детской книжкой про ебанутую фантастику. совпадений не существует. валентино думает, как человек-из-телевизора пьет воду из своей бутылки, как пластик падает на пол, как он захлебывается в рвущейся из горла крови. валентино сидит на полу в собственной гостиной перед телевизором и слушает-слушает-слушает-слушает-слушает. бесконечно долго переставляет кассеты и жмет плей, будто от одного единственного красного треугольника кнопки зависит то, что человек склонен называть жизнью. — ккуху пж гэн греро. рп уфвн греро. яфр йвевёмв. рп пж гэн греро. кгр грев пжф. гре - яфр ёхч. гре - яфр сткпшкс, ёхчрдпэл, яфр сткпшкс, ятру, вевсж. рп - сткпшкс. пжф нкщпруфк д фро уоэунж, д мвмро оэ твууовфткдвнк грев. — ты очень много на себя берешь, hijo de la chingada. лучше бы ты постоял немного на коленях. валентино подпирает подбородок кулаком. ему почти безразличен бог, ему безразличны все иные силы, потому что на самом деле любого можно купить за двадцатку и пять грамм. — гре - яфр сткпшкс, уфрню иж пжстжнрипэл, уфрню иж дрснрывжоэл, мвм овфжовфкмв. валентино блюет кровавой пеной в туалете. его корчит коленями на полу, желудок сводит спазмами, перед глазами были бы слезы, но слезы это для уебанов и тряпок. валентино не уебан, не тряпка, он даже не нытик. валентино не страдает, ему не хуево, потому что из всего дерьма он находит табличку с надписью «выход» над дверью. валентино похуй, сколько дерьма выблюет его желудок обратно на свет. он сворачивается на белоснежном полу своей уборной, у него не особо много сил, чтобы двигаться. человек-из-телевизора продолжает бухтеть, хотя запись должна была закончиться давно, а валентино так далеко, чтобы поставить новую кассету. он теряет всю свою жизнь, потому что та мгновенно схлопывается до черно-белой записи, съедаемой помехами. белый шум – прошлое и будущее. валентино сжимается в здоровый комок отвращения на полу. у него нет крови, у него нет желчи, даже его внутренняя бездна больше не может ничего отдать. человек-из-телевизора будто сидит совсем рядом и продолжает свое: — жунк гре жуфю нагрдю, фр яфр овфжовфкщжумкл кёжвн кнк сткпшкс. о смерти жалеют только неудачники. о прожитой жизни жалеют те, кто не прожил её так, как должен был. валентино догадывается, что это точка, а не многоточие. ему хочется спать, а еще придушить кого-нибудь, потому что иначе ему не понравится это. — б тжвнжп. б фвм иж тжвнжп, мвм ёэчвпкж, мрфртэо дэ ёэъкфж, к гкжпкж ужтёшв д двъжл етхёк, — говорит из комнаты чужой человек в его доме. валентино мстительно думает, что тому тоже придется учить другой язык, только более реальный, чем это безумие, если он хочет говорить. валентино отвечает, не думая: — me parece que la vena de la lengua pasapor tu culo porque hablas mucha mierda. на самом деле ему плевать на содержание бредней. но голос успокаивает его.11010000 10011111 11010001 10000000 11010000 10111110 11010000 10110010 11010000 10110101 11010001 10000000 11010001 10001100 00100000 11010001 10000001 11010000 10110000 11010000 10111100
— б пж ердрта стр ожщк кнк скуфрнжфэ. б пжпвукнюуфджппэл щжнрджм. пр б, гжйхунрдпр, ургктваую дэумвйвфюуб. человек-из-телевизора говорит и в его голосе впервые за все время звучит намек на тревогу. валентино поднимает голову от пола, ему совершенно похуй на те политические дрязги, которые не затрагивают его напрямую. и те, которые давно закончились. прошлое значит ровно ни-ху-я. настоящее тоже. он стоит напротив открытого балкона, пытаясь слепо набрать нужный номер. темная комната освещается серыми помехами телевизора. человек продолжает вещать свое, потому что валентино никак не может остановиться слушать его. весь мир меньше тяжелого ящика с однообразными картинками. хренов телефон такой здоровый и тяжелый, что им убить можно. валентино говорит и его голос тоже становится помехами: — привези дерьма на три пожизненных и свою задницу тоже. он давно не трахался с мужиками. он хочет вспомнить. все его тело просит человека-из-телевизора, но тот давно мертв. валентино делает громче, звук убивает всех жителей огромного муравейника. — б пж нагна ргухиёвфю удра ургуфджппха шжппруфю, пр б ёрнижп умвйвфю дво, щфр дужнжппвб пж твгрфвнв гэ гжй ожпб, — сообщает ему человек-из-телевизора. валентино закатывает на это глаза, пока спрашивает сам себя, когда вообще научился понимать тот бред, который он несет. он шатается, пока добирается обратно до кровати, пластается на неё спиной и смотрит, как в темноте экран становится темнее. валентино щурится, пытаясь понять, когда черная рябь записи стала такой большой. а потом до него доходит. насекомые. пушистые, трепещущие крупными крыльями и нашедшие себе источник света. даже если он серый и очень уж говорливый. валентино не ревнует, его просто раздражают помехи, он тянется и натыкается на меховые маленькие тельца, он машет рукой и твари разлетаются. — твои зрители тоже бросили тебя, когда ты умер? — спрашивает он у человека-из-телевизора, а тот улыбается как-то особенно восторженно, он вскидывает руки, будто на кресте, и смеется так, будто услышал за ужином хорошую шутку. валентино закрывает глаза, его лежащую на экране ладонь режет статическое электричество. минуты вокруг него растягиваются на часы, он восстанавливает в памяти каждое движение тела незнакомого ему человека. и думает, что это он рассказал смешную шутку за ужином. он присваивает смех себе. делает его исключительно своим достижением. он присваивает вообще все, что видит, и все, что ему нравится. валентино принадлежит весь гребанный мир, но не тот, который внизу за его окном. все, что за его окном – ложь. он не знает, откуда она взялась, но почему-то знает, что её принесли полицейские переговоры, белый порошок, а еще впервые включенный телевизор. он знает, что мир заканчивается где-то здесь: в темной квартире, из которой он не высовывается столько, сколько солнце делает оборотов вокруг земли. астрономия идет следом за физикой, физиологией и социологией. валентино признает, что он проебался в тот момент, когда решил, что он умрет. самопрограммирование. бред для фанатиков и ебанатов. но почему-то этот бред работает, даже если он не планировал. это все шутка. шутка-шутка-шутка-шутка-шутка. он не закончил на земле, не закончил на марсе и венере. он не закончит, пока не покорит весь мир, пока каждый не подойдет, чтобы удовлетворить его. как удовлетворять – детали. тело под ним отвратительно тощее. только кости и кожа. он не подходит, но валентино все равно надавливает на загривок, вжимая абстракцию в матрас. он не ебет, сколько выпил и принял, он ебет этого странного чувака со смазанным лицом и ледяными конечностями. хлопки кожи о кожу совершенно не возбуждают сейчас, валентино следит, чтобы этот cabron не залил слюнями постель. он сжимает тело крепче. синяки не кажутся на нем сексуальными, как не кажутся царапины. валентино чувствует себя загнанным в простое тело зверем, который прорывается наружу через кожу. он двигается слишком быстро, парень-со-смазанным-лицом скулит и клацает зубами. ему больно. его хочется придушить. валентино не растягивал его, но внутри все равно широко и холодно. как это вообще блять возможно. — что он такое говорит, — всхлипывает парень в подушку. валентино замирает на мгновение и смотрит на экран. человек-из-телевизора сидит на фоне какой-то злоебучей фермы. красный (конечно он красный) амбар за его спиной кажется настолько чужим, что его можно толкнуть и он упадет. валентино может толкнуть его в этой пародии на реальность, которая его окружает, и он упадет. декорация порушится, оставляя только оголенное безумие, чтобы все в мире знали. человек-из-телевизора, из многочисленных телевизоров по всей стране, который считает пачками свое величие, - лжец. валентино хочет быть с ним в тот момент, когда это случится. думает, что он теплый и что его можно будет так эгоистично прижать к себе. и сказать, что они построят новую империю на руинах этой. кто из них вообще безумен. — на каком это языке? — скулит парень под ним. валентино смотрит на кровавые разводы чужой порванной кожи. они остаются на его пальцах и запястьях. очевидно, он пытался отвлечься все это время. валентино делает еще несколько грубых толчков и наконец изливается. сперма пачкает ягодицы и бедра. он отстраняется и тянется к пачке сигарет на тумбочке. интересно, человек-из-телевизора раскурил бы с ним сигарету на двоих? — не твоего ума дела, все равно не поймешь, — говорит валентино, щелкая зажигалкой. огонек пляшет между его пальцев, освещая кровавое месиво засохшей блевотины на лице. — б твууовфткдва дуж срё нагэо хенро, срфрох щфр б пкщжер пж рикёва рф наёжл. б пкщжер пж иёх рф наёжл. — он сказал, что ты – гандон. и что не верит в тебя, — валентино даже почти не врет. у парня рядом спутанные волосы и абсолютно белое лицо. там нет рта и глаз, потому что валентино плох в запоминании лиц. он помнит искаженные образы. он помнит серое изображение, амбар и фантомные объятия в конце эпохи. — ты меня порвал, сука, — говорит ему этот левый парень, будто это имеет хоть какое-то значение. он оставляет свои мерзкие следы на кровати. телевизор зло плюется помехами, будто бы женщина в порыве ревности. валентино хочет рассмеяться, потому что это даже немного очаровательно, но он говорит: — я не виноват, что ты – слишком мелкая дырка. съеби. он правда съебывает. собирает свои вещи по квартире и скулит, пока забирается в джинсы. только тормозит перед дверью и спрашивает: — почему ты все еще сам не съебал? тебя ж обыскались, до сюда тоже доберутся. валентино лениво дергает плечом. между его пальцами зажата сигарета, он стряхивает пепел на тумбочку. телевизор вещает о боге, будто бы он существует. будто бы он живет в телевизоре. — кёк пвчхл, — говорит валентино чужаку в своей квартире. человек-из-телевизора добавляет: — к дрф срщжох дэ ужлщву д фтбукпж, к дэ дужеёв гхёжфж д фтбукпж, срфрох щфр дэ пкмреёв срнпруфюа пж сткчрёкнк мр опж, дужо удрко ужтёшжо, твйхоро к ёхърл.11010000 10100010 11010000 10110101 11010000 10110001 11010000 10110101 00100000 11010000 10111111 11010000 10111110 11010000 10111101 11010001 10000000 11010000 10110000 11010000 10110010 11010000 10111000 11010001 10000010 11010001 10000001 11010001 10001111
может, его ищут. валентино не заморачивается вопросами, он перебирает их лениво в голове, будто слова и мысли что-то значит. мир отказывается от него постепенно. валентино злится на мир за это, потому что никто, блять, не смеет отказываться от него. он слышит знакомый голос, будто слушает его всю жизнь. три дня – жизнь для насекомого. валентино помнит крики, а еще вспышки боли, но лучше всего он помнит, как падает куда-то на спину, расправив руки. крест или крылья. крест или крылья. крест или крылья. он не верит в слова, реальности и происходящее, он не слушает ангельское пение, потом что, честно говоря, у них дерьмовый вкус. и не слышит совсем ничего. реальность наконец становится реальной. валентино морщится и думает, что окружающий его красный – слишком раздражающий. его слишком много, оттенки сливаются. он едва шевелится. а когда наконец получается, то его руки (сколько, блять, их) упираются в землю. крылья. точно крылья, скрывающие обнаженное тело. валентино щурится и пытается понять, почему мир такой расплывчатый и отвратительно темный. его легко пошатывает. но в конце концов в новую жизнь входить твердой походкой ни у кого не получается. он как будто знает, куда направиться. не будто. он точно знает, потому что экраны ему знакомы. потому что жестикуляция на экране ему знакома. может с телевизором вместо головы он кажется даже горячее. валентино облизывается, пока рассматривает рябящее изображение. ему знакомо так улыбаются. человек-из-телевизора или мертвец-телевизор, если говорить точнее. все еще будто зовет, только теперь валентино может действительно протянуть ему руку. он ведь точно знает, что они сойдутся. не сейчас, потому что впечатление нужно производить хорошее. и покорение жизни после смерти – долгий процесс. главное, что после смерти у него совершенно нет никаких ограничений.