Прецедент

Вызов поступил в самое неожиданное время: на рассвете, когда недобрые силы тьмы зарываются до вечера в косые тени, а конец смены уже виден невооруженным глазом. Ночь прошла скучно — разогнали наркуш на Третьей, прокатились на вызов с Тридцать второй, там оказался пьяный муж, который буянил, но уже вырубился. Патруль IM-C3 уже стратегически подрулил к забегаловке «У Дженни», когда диспетчер перечеркнула надежды Дариуса на теплые, мягкие блинчики стопкой, залитые кленовым сиропом: — Жалоба на беспорядки спектрального толка на Сорок пятой, кто близко? Дариус вздохнул, с тоской отвел взгляд от вывески, обещавшей ему божественный завтрак после долгой ночи на кофе и протеиновых батончиках, и ответил в микрофон тангенты: — Диспетчер, IM-C3 в пути. Жизнерадостный толстяк Бобо, сдававший нормативы только каким-то чудом, посмотрел на напарника таким оскорбленным взглядом, будто Дариус лично лишил его блинчиков Дженни. За годы совместной работы стало ясно, что сходились во мнениях они далеко не всегда, но вот вкусы в еде совпадали, поэтому Дариус заранее сдыхал в спортзале: к гадалке не ходи, рядом с ним сидело его наглядное будущее. До Сорок пятой было рукой подать. Дом они определили моментально: внутри мотало занавески, будто в стиральной машине, и то и дело вспыхивали голубые молнии. В окнах соседних домов с встревоженным видом торчали любопытные соседи. Дариус махнул им, чтобы не высовывались. Бобо выдернул из багажника каску с щитком, кинул Дариусу тяжеленный броник. Вязь защитных заклинаний нервно мерцала на всей заговоренной амуниции, чуя близость какой-то спектральной жопы. Ну, жопки — сканеры показывали средненькое, подмога не требовалась. Держа наготове табельный пистолет, Дариус пересек стриженый газончик перед домом. Постучался: — Открывайте! Полиция! Дверь распахнулась так быстро, что он вскинул ствол. Худая молоденькая женщина в халате и цветном дюраге распахнула глаза испуганно, как олененок, но немедленно опомнилась: — Наконец-то! Да скорее же вы, он не удержит! Дариус кивнул Бобо, технично оттеснил женщину с дороги и двинулся на звук чертыханий, завываний и электрического треска. В дверях кухни он затормозил, оценивая картину. На обеденном столе лежал седой кучерявый дед. Ну то есть как лежал — извивался, сколько позволяли веревки, которыми он был привязан ко всем четырем ножкам за конечности. Стол был крепкий, дед — голый. Из груди деда торчала половина призрака, варварски подцепленного на здоровущий рыболовный крючок — таким акулу ловить, не меньше. От крючка, пропущенная на потолке через крепеж от снятой люстры, тянулась добротная леска, которая заканчивалась удочкой в руках взъерошенного медиума. Медиум пытался накрутить леску на спиннинг, удочка, не предназначенная для подобного обращения, гнулась как под ураганом, кольца на удилище уже поотлетали до середины. От статического электричества волосы медиума торчали во все стороны, как пушинки одуванчика. Матерились все трое: дед, призрак и медиум. Удочка только трещала. — Вот чисто из любопытства, — сказал Дариус, убирая в кобуру пистолет и вынимая шокер, — допустим, вытянешь — и куда потом? Медиум загнанно зыркнул на него, одной рукой вцепившись в стоппер катушки, другой — в бедное удилище. — Банка вон, — кивнул он под стол. — Эта, что ли? — фыркнул Дариус, разглядывая трехлитровую банку с хитрой крышкой, исписанной неплохими для самопала письменами. — А про закон сохранения объема эктоплазмы вне зависимости от формы в школе теперь не рассказывают? — Там компрессор, — поморщился медиум. — Офицер, а можно вы будете сокрушаться о пробелах в моем образовании как-нибудь позже? Лучше б помогли! — Компрессор у него. Вот как лопнет твоя банка, посмотрю я на тебя, рыболов хренов. Разозлил пиздюка, ты глянь только. Бобо! Неси транспортер! Бобо с контейнером для транспортировки спектральных нарушителей уже ждал за спиной: бегал он небыстро и с одышкой, но силен был как лось, так что все нужное и ненужное на всякий случай любил таскать на себе. Казенный транспортер был — та же банка, только всяко побольше, с ведро, и укрепленная рамой с письменами. В крышку пару лет назад встроили подсосник, направляющий эктоплазму — рыбачок, походу, технологии где-то срисовал, потому что на его банке было что-то похожее. Дариус обошел трясущего седыми мудями деда и жахнул призрака шокером. — Это первое и последнее предупреждение! Спектральная сущность, немедленно прекратите незаконное вселение! Призрак, разумеется, проигнорировал его — а кто бы прислушался, когда его тянут наживую, подцепив чертовым крючком для, сука, рыбалки?! Дариус увеличил мощность в шокере, херакнул призрака так, что взметнулись крыльями многострадальные шторы. Силен, зараза, — чудо, что медиум все еще тянул. Если б не подвела удочка, может, еще б и вытянул, самородок. Бобо с нарушителем спектрального толка долго болтать не стал: Бобо знал, что в конце пути ждут блинчики. Он с размаху надел ведро транспортера призраку на башку и включил подсосник. Призрак горестно завыл, закручиваясь маленьким смерчем за стеклом. — Полегче вы! — рявкнул медиум. Дариус жахнул призрака по почкам — ну или по тому месту, где они были у него при жизни. Рыбачок дело знал — призраков полагалось из тела не дергать резко, а тянуть, как нематоду из язвы, чтоб не оставили эктоплазмы в одержимом, но деду все равно была прямая дорога в больницу после такого приключения. Деморализованный состоянием своей головы, призрак пошел куда живее, медиум затарахтел катушкой спиннинга, из мосластых ног деда полез второй набор — голубых призрачных, придавая ему сходство с пауком. Дольше всего пиздюк цеплялся за дедову жопу — такое уж это дело: подверженное внешним вторжениям. Наконец утрамбованный в банку целиком призрак заметался за мутным цветным стеклом, отчаянно ругаясь. Крючок от удочки примагнитило к захлопнувшейся крышке — Бобо насилу отодрал. Постучал по узкому окошку: — Вы арестованы по обвинению в нарушении спектрального движения, незаконном проникновении и одержании по статье тринадцать, пункт шесть, уголовного спектрономикона, а также сопротивлении аресту! — Диспетчер, спектральный нарушитель обезврежен, требуется медицинская помощь пострадавшему от вселения, — сказал Дариус в рацию и аккуратно перерезал веревки, удерживавшие деда. Женщина, то ли дочь, то ли внучка, до сих пор мудро державшаяся на безопасном расстоянии, в коридоре, подскочила с пледом, набросила деду на плечи. Тот замахал на нее руками, набычился от неловкости, как любой приличный человек, который только что тряс яйцами перед незнакомыми мужиками и родной кто там она ему, и завернулся потуже. Дариус нащупал пульс под дряблой кожей на его шее, проверил на всякий случай зрачки. Дед был того поколения, из которого можно было делать гвозди. Проверят на остаточные явления — и будет как новенький. — Теперь ты, рыбачок. — Дариус отстегнул наручники и обернулся к медиуму. Тот погрустнел и подставил руки. — Вы чего! Вы совсем, что ли? — взвилась девица. Теперь, когда опасность миновала, Дариус рассмотрел получше и решил: все же внучка, не дочь, ну разве что дед был ходок и в весьма почтенном возрасте. — Он же помогал! — А нечего самодеятельностью заниматься, — отрезал Бобо, взваливая на плечо контейнер с призраком. — Самопальные экзорцизмы заканчиваются злобными полтергейстами, разносящими весь дом, в девяти случаях из десяти. — Я ничего противозаконного не сделал, — возразил медиум, — это была самозащита, Таша подтвердит. Дариус хмыкнул: — Ага. Самозащита. С предусмотрительно снятой люстрой. — Ее сняли уже в процессе! Меня ни один суд в мире не посадит! Дариус пожал плечами: — Наше дело — не сажать, прокурору будешь рассказывать сказки. Мы только пакуем. Шагай. Посидишь в обезьяннике ночь — может, мозгов прибавится. В следующий раз вызывайте специалистов. Рассвирепевшая девица Таша заступила им путь, встала в позу. И не побоялась же, пигалица. Дариусу она доставала примерно до подмышки. — Мы вызывали! — объявила она, ткнув пальцем Дариусу в направлении переносицы. — Ваши были позавчера! Не нашли состава преступления! Что нам оставалось? Дедушка траву объедал на газоне, как коза! Состав они не нашли! «Когда убьют, тогда и приходите» — так, что ли?! Бобо и Дариус переглянулись. — Мисс, вы завтра приходите в участок, напишете все, как было сегодня, а заодно предысторию. А мы проверим, кто к вам приезжал и почему они работали спустя рукава. — То-то же. — И этого рыболова проверим, — прищурился Бобо. — Да уж конечно, вам же мало работы, надо ж обязательно на кого-то наручники нацепить. Почему-то только на хороших людей! А когда нужна была ваша помощь — где вы были? Андре, звони, если что! Я на залог насобираю! Медиум невесело ей улыбнулся и зашагал за Дариусом, едва поспевая. Таша постояла в дверях, пока они дошли до машины, всем лицом выражая недовольство. Соседей в окнах в разы поубавилось — видимо, как только перестали сверкать молнии, на финал шоу остались только самые любопытные. — А меня обязательно вести в наручниках, как преступника? — проворчал Андре. — Меня ж потом на порог не пустят. — Подружка твоя, что ли? — Бобо кивнул на Ташу. — Нет, учимся вместе. Мое сердце совершенно свободно и открыто для неприличных предложений! Дариус аж споткнулся. Андре залился краской, запоздало спохватившись, что и кому говорит, Бобо расхохотался: — Это что, попытка подкупа офицеров полиции телом? Гляди, Дариус тебе еще и проституцию пришьет! Нет, ты, конечно, симпатичный... Сзади так даже на девчонку потянешь... — Бобо, ты в каком году свой хрен последний раз видел? — спросил Дариус миролюбиво. — Но-но! Не позорь тут... честь моего мундира! Надо будет — наш-шупаю, тут такое дело, сладкий зайчик испытывает тягу к мужчинам в форме, мне практически брошен вызов... — Он не по мальчикам, — успокоил «рыболова» Дариус. — А вы? — Вот же нахальные нарушители пошли! Дариус исподтишка оглядел парнишку. Коса в пояс, от электрических разрядов хорошо разлохмаченная, чахоточный румянец, круги под глазами — но все вместе было прям очень ничего. Все как он любил: чтоб на руках таскать и драть на весу. Тонкий, гибкий, талию пальцами можно охватить. А главное — в глазах огонь: такие в койке были как стихийное бедствие. Пока он заталкивал медиума на зарешеченное заднее сиденье, Бобо пристегнул опечатанный транспортер с призраком к переднему. — Руководство по перевозке, пункт двадцать, подпункт четырнадцать, — пожал он плечами на вопросительный взгляд Дариуса. — Заполненный контейнер для транспортировки спектральных нарушителей перевозится отдельно от живых нарушителей во избежание саботажа. — Да, конечно, я его столько тянул, чуть сам дуба не дал, сейчас возьму и выпущу, — огрызнулся Андре из-за ячеистой сетки. Дариус уже не слушал — пробивал по базе отпечатки пальцев медиума. У того предсказуемо оказалось уже две такие стычки с законом, обе в итоге оценили как мелкое хулиганство, да и то только потому, что сопротивлялся аресту. В первый раз его отпустили с предупреждением, во второй влепили штраф. В третий могли и пару суток впаять, смотря на кого попадет. — Выбирай, милашка, кто с тобой поедет на заднем сидении, — подмигнул Бобо. — У нас там тесновато, но можем и на коленки посадить! — Ну раз вы обещаете, — хлопнул ресницами этот пиздюк. — Бобо, — протянул Дариус с укоризной, — ну вот как тебе не стыдно, козлоногий ты сатир. Пугаешь парня. Потом пожалуется, что мы его домогались. Андре прильнул к сетке: — Офицер Дариус! А вы не могли бы немного подомогаться, чтоб хоть было за что? — Для тебя — офицер Маллоун, рыбачок. Бобо, ты всерьез думаешь, что я пущу тебя за руль ради шанса поприставать к хорошенькому парнишке? Андре довольно потупился. Бобо хмыкнул: — Я тебе личную жизнь, может, помогаю устроить, неблагодарный... — Ты водишь как моя бабушка. Поехали завтракать. Бобо оскорбленно пожал плечами: — Ну, как хочешь. Нарочно буду этого зайку за коленки трогать всю дорогу. Завидуй. Дариус домчал их до «У Дженни» в считаные минуты. Припарковался, бросил взгляд в зеркальце. Позвенел ключами в ладони. Бобо уже выбрался из машины, потянулся, хитро глянул на Дариуса и пошел занимать их любимый столик у окна, высокими спинками скамеек отгороженный от соседних ячеек. Дариус выудил Андре и за локоть повел следом. — Вы же не собираетесь по правде меня замести? — спросил тот понуро. — С виду вроде такие приличные. Не надо, а? В обезьяннике много дурно пахнущих людей, которые трогают за всякое. У меня была длинная ночь, я там засну, а проснусь уже чьей-то девочкой. Не то чтобы я против того, чтобы меня будили членом, но хотелось бы, понимаете ли, заранее знать, чей он. А в идеале еще и самому выбрать все, что к нему прилагается. Чтоб плечи — во, лицо кирпичом и мужественный запах трех стаканов кофе. — Четырех, — поправил Бобо, с которым они поравнялись у столика. — Дариус, да это же он меня описывает слово в слово! Дариус усадил медиума на скамейку к окну, отрезав пути к отступлению телом Бобо, и снял наручники. Андре растер запястья. К столику подплыла рыжая румяная Дженни, сразу с кружками и кофейником — полицейские были здесь постоянными гостями. Бобо с ней вел себя образцово — верный признак, что сох. Дариус ему назло пошучивал с ней, балагурил, да только Дженни не велась — кто-то из отделения, видать, насплетничал, что с ним дамам ловить нечего, тут половина отделения завтракала после ночной смены. Обменявшись дежурными комплиментами, они перешли к делу. Записав в свой хорошенький маленький блокнотик заказ на три стопки фирменных блинчиков, Дженни налила горький, как разлука, кофе в три чашки и удалилась, мурлыкая себе под нос какую-то песенку. — Ну вот что, «рыбачок», — сказал Дариус, — то, что ты там исполнил сегодня, опасно и местами противозаконно. И в следующий раз с тобой, вероятно, обойдутся более сурово, учитывая, что это будет твой третий привод. Так что завязывай. — Я всего лишь пытаюсь помочь тем, кого подвела система, офицер Маллоун. Вы-то хоть меня понимаете? — Я даже готов признать, что у тебя неплохо получается. С твоими талантами тебе бы в полиции работать. Помогал бы людям. С крючком — это было ловко. И техника у тебя... Где банку достал? — Сконструировал, — улыбнулся Андре. — Я в магтехе учусь. Бобо, грузно опираясь на стол, выбрался в проход и прихватил свою кружку кофе: — Я очком ощущаю сгустившуюся ауру гейского флирта, и это мне сигнал свалить за барную стойку. Дариус, не будь святошей, возьми у него телефончик. Бобо убрался в другой конец помещения — туда, где Дженни протирала барную стойку. Андре проводил его взглядом, потом зыркнул на Дариуса оценивающе, будто взвешивал свои шансы. — Мне надо припудрить носик, — сказал он, выбираясь из-за стола. — Погоди. Андре замер, выдавая себя с головой — не то чтобы Дариус сомневался, что паршивец удерет от греха подальше, как только представится шанс. Наверняка свалит через окно в туалете и бежать будет три квартала без оглядки, надеясь, что о нем забудут. Человек с мозгами попросту вышел бы через главный вход, не скрываясь — обвинений ему не предъявляли и прав не зачитывали, с точки зрения закона он был не под арестом. Впрочем, человек с мозгами бы, наверное, не пытался провернуть экзорцизм в одно рыло с самопальным оборудованием. Дариус вынул из нагрудного кармана визитку департамента и написал на обороте номер. — И что мне с этим делать? — спросил Андре, кокетливо накручивая локон на палец. — Ну, можешь подтереться, ты ж вроде в туалет шел? Андре бросил на Дариуса взгляд, в котором сквозило сожаление о его умственных способностях, и ушел в сторону уборных. Вскоре Дженни принесла блинчики, и Бобо вернулся за столик, привлеченный золотым сиянием утренних лучей в сиропе. Дариус смолотил свои, едва не постанывая от наслаждения, потом стянул верхний, самый лучший, весь в сиропе, со стопки, предназначавшейся Андре. — Ты это спланировал, — хмыкнул Бобо, без малейших сомнений сцапав оттуда второй. — Я спланировал лишние полчаса в спортзале, это да. — Малец утек? — Ты так усиленно с ним заигрывал, что я бы на его месте сменил адрес. А лучше штат. Что бы ты делал, если б он воспринял тебя всерьез? Такие медведи, как ты, между прочим, пользуются спросом в моем окружении. Бобо удивленно выпучил глаза, не отвлекаясь, однако, от разделения осиротевших блинчиков: — Честное слово, если можно было бы просто взять и усилием воли перейти на радужную сторону, я бы это уже сделал! У вас там все значительно проще. — Он с тоскливым обожанием спаниэля проводил взглядом Дженни, курсирующую между столиками с кофейником в руках. — «У нас там» проще только с сексом, старик. С отношениями, увы, засада везде. — Ну хоть номер свой написал ему. Ты же номер писал? — Номер. Отдела рекрутирования, — осклабился Дариус. Бобо закатил глаза: — Ты умрешь в одиночестве, точно тебе говорю. — А сам-то? Опять зассал пригласить Дженни куда-нибудь? Я видел, ты пошел вроде туда, а лясы точил с Саммерсом. Бобо помрачнел, и Дариус сразу понял, что дело не в дурацких подначках. — Да там... В общем. Помнишь того парня, Флетчера, которого они вывезли отсюда в Дейли по программе защиты свидетелей? — Который собирается давать показания против Монти Никкерса? Еще бы. Руки чешутся засадить этого скользкого гада наконец, наркоотдел годами искал, кто согласится против него свидетельствовать. — Неудивительно. У Монти длинные руки... Достал его, короче. — Чо? — Пришили свидетеля, «чо». Сегодня утром расстреляли сейфхаус бронебойными, стены в решето, свидетель в решето, маршал в больнице в критическом. Дариус заковыристо выругался, и с минуту они вяло жевали в молчании. Весь участок оказался таким же подавленным, когда они доехали до него после завтрака — сдавать спектрального нарушителя дознавателю и писать отчеты. Монти Никкерс был скользким ублюдком. Без свидетеля дело против него расползалось — весь массив косвенных доказательств нипочем был его адвокату. Найти кого-то, кто согласится пойти поперек Никкерса, после такой демонстрации его силы было еще сложнее, чем раньше. Никкерс мог выйти сухим из воды — в очередной раз. И вернуться к своим делишкам, заждавшимся его твердой руки. Когда такое творится, всякие мелочи типа нарушителей спектрального движения кажутся неважными, но Дариус умел уйти в работу. Важно или неважно — это был их с Бобо кейс. И там еще оставалось что распутать. Рассчитывать на дневную смену не стоило — нарушитель арестован, максимум подошьют к делу показания деда с девицей Ташей. Выяснить, кто приезжал на вызов позавчера, не составило труда: Дженкинс и Кросс, ленивые жопы того поколения, когда еще сжигали весь дом, чтоб избавиться от полтергейста. Со спектрами они возиться не любили, Дженкинс сделал морду кирпичом, сказал, что дед, мол, явный маразматик, а траву грыз перед домом — так мало ли, витаминов не хватает. Дариус не стал говорить, чего не хватает Дженкинсу, отобрал видео с нательных камер и с машины заодно. Ничего особо полезного на видео не нашлось, кроме вида на заросший двор соседа. Тут у Дариуса в голове звякнуло, он пробил адрес — сосед, такой же дряхлый дед, отдал концы с неделю назад. Связаться с Ташей Клейтон ему удалось только через пару дней. Старикан, мистер Клейтон, после больнички посвежел, но смотрел все равно как на говно — деды вообще такое любили. Таша, в отличие от него, встретила любезно, предложила кофе — не иначе как Андре замолвил словечко. Самого «рыбачка», разумеется, в доме не было и духу, и Дариус не стал себе врать — то, что он почувствовал, убедившись в этом, однозначно было разочарованием. На что надеялся — непонятно. На то, что судьба сведет их опять? Не то чтобы он прям верил в такое, но это точно был бы, ну, знак от вселенной. Что уж конечно надо брать быка за рога и все такое. — Мисс Клейтон, мистер Клейтон, вы знакомы были с вашим соседом? — Он кивнул на дом, видный через окно. — Граулинг, — поморщился дед. — Алкаш и свинья. — Не надо так о мертвых. — Таша поставила перед Дариусом сахарницу и маленькую чашку кофе на блюдце с цветочками. — Он болел долго. Цирроз или что-то вроде. — Алкаш и есть, — буркнул дед. — У вас были конфликты с ним? Дед с внучкой переглянулись. — Вы же не думаете, что это был он? — А вы? Таша прижала ладонь ко рту, глаза округлились. — Дед! Ты его песочил, что он газон не стрижет! — Мне девяносто шесть, — сказал дед, потрясая узловатым пальцем, сухим, как хрустящие «Читос», — но я нахожу в себе силы раз в неделю вывести из гаража газонокосилку! Чтобы наша улица выглядела достойно! Чтобы, глядя на наш двор, все видели, что здесь живут приличные люди! А этот свин был моложе меня на двадцать лет, да я помню, как он бегал по двору в штанах на лямках! Его папаша был ветрогон, и сам он ленивая задница, стриг свои джунгли хорошо если раз в месяц, а потом и вовсе перестал, потому что у него, видите ли, покалывает в боку! Да у меня покалывает везде! У меня больные суставы! У меня гастрит! Дариус не стал прерывать поток излияний, жестами попросил Ташу дополнить показания, которые она и дед давали после экзорцизма, протянул ей бумагу, ручку с логотипом «У Дженни» и даже папку — подложить, чтоб удобнее было писать. Таша переспросила тихонько — дед так заливался, что даже не заметил. — Про соседа, — сказал Дариус так же вполголоса, — про траву, что был конфликт на этой почве. Таша написала лаконично и толково, Дариус с благодарностью кивнул. Дело можно было закрывать. Спектры частенько застревали на последних ярких мыслях перед смертью, у мистера Граулинга, вероятно, не шел из головы зануда сосед. Какое-нибудь «да будь моя воля, ты б у меня эту траву зубами бы стриг». Прощаясь на пороге, Дариус даже хотел спросить, как там «рыбачок», но старик не поленился выйти его проводить и бухтел себе под нос, стоя рядом с внучкой. Таша бы поняла. Дед — не факт. Он застал не только времена, когда дома сжигали вместе с полтергейстами, но и когда в «наведении порчи» бросались обвинять всех, кто не вписывался в идеальную картинку отманикюренных газонов и белых заборчиков. Дариус и Андре сто лет назад были бы первейшими кандидатами на сожжение, как, впрочем, и образованная девушка, которая не боится перечить старшим. Андре, если у него хватало на это благоразумия, вероятно, не палился перед дедом подружки, благо у всех этих раритетов была в голове каша и очень специфические иллюзии о том, как ведут себя парни, которым нравятся члены. Что-нибудь там про высокий тембр голоса и манерную жестикуляцию. Дариус простился с Клейтонами, закрыл дело и постарался выбросить из головы все вместе: и одержимого деда-газонокосилку, и пигалицу-внучку, и ее дружка. Вот только нет-нет да вспоминал хорошенького «рыболова» наедине с собой, задернув плотные дневные шторы и занимаясь тем, что называл «техобслуживанием». При его работе некогда было заводить отношения, а одноразовых связей он давно объелся. Тело требовало своего, но сердце — громче, чем яйца. Когда в воображении всплывало что-нибудь такое вроде намотанной на кулак косы, он не знал толком, который орган подсовывает такие картинки, но дрочилось под это дело хорошо, хоть потом и становилось немного тоскливо. Прошло, наверное, месяца четыре, прежде чем дошло до суда дело Монти Никкерса. Весь департамент не сговариваясь притащился на заседание суда: прокурор, поговаривали, все же что-то там сварганил такое, что прямо беспрецедентное. Пятна темно-синих униформ раскрасили стерильно-белые коридоры дома Фемиды в ожидании начала шоу. Люди Никкерса, рожи которых хорошо были знакомы по спискам недоказанной иерархии в организации, держались особняком и вели себя чинно, как приличные. Дариус стоял посреди коридора, загораживая плечами полпрохода, и раздумывал, как бы так похитрее повязать пару-тройку этих ублюдков, если Никкерс выйдет на свободу. И весь его угрюмый настрой разом лопнул, как стакан от перепада температур, когда на бицепс легла узкая ладонь с обглоданным черным лаком на ногтях. — Андре! — выдохнул он удивленно и, кажется, с зашкалившим энтузиазмом, потому что «рыбачок» польщенно округлил рот, да так, что аж захотелось с этим что-нибудь сделать. — Что ты здесь делаешь? — В данный момент — немного нервничаю, потому что мне через двадцать минут на трибуну. Офицер Маллоун, а вы все еще не трахаетесь по туалетам? — светски поинтересовался Андре. Дариус хотел было спросить, по какому делу он тут, да хоть в каком качестве, но вопрос сбил его с толку. — С чего ты взял? Андре ненавязчиво прислонился к его плечу: — Ну... я тебя, может, ждал... тогда, «У Дженни». А ты так и не пришел, хотя смотрел так, будто вдул бы мне хоть на столе. Прямо на блинчиках. — Мог бы хоть трусами помахать из-за угла, — хмыкнул Дариус. — Что?! Я недостаточно агрессивно с тобой флиртовал? Мои сигналы можно было трактовать как-то иначе, чем как желание запрыгнуть к тебе на член? Пресвятые пассатижи, Дариус Маллоун, я начинаю думать, что это издержки профессии, в которой тебе слишком часто прилетает по голове! — Ладно-ладно, не надо тут... того. Андре потер лицо, изображая высшую степень разочарования в его интеллекте. — Дариус. Я тебе нравлюсь как мужчина? Тогда я скажу тебе прямым текстом, чтобы не было разночтений и сомнений в моих сигналах: у меня есть уже не двадцать, а девятнадцать минут, и я весь как комок нервов. Ты не мог бы вытрахать из меня немного волнения, а? Просто как служитель порядка! Дариус, улыбаясь, как полный придурок, позволил ему утянуть себя в сторону туалетов. По дороге Андре на ходу бросил грозному седоусому маршалу: — Офицер Маллоун сопроводит меня в сортир и убедится, что я не утону в унитазе. Суровый вояка зыркнул на полицейский значок и сдержанно кивнул. Все становилось непонятнее и непонятнее. В туалете Дариус одну за другой толкнул двери кабинок, убеждаясь, что они пусты, а потом с наслаждением намотал на кулак длинные патлы и притянул Андре к себе. Впился в искусанные губы. Андре льнул к нему, будто скучал. Запрыгнул задницей на мраморную столешницу с умывальниками, обхватил Дариуса ногами. Девятнадцать минут, черт. Спустить на досужую болтовню целую минуту, которую он мог вылизывать этот сладкий рот. — Тебе совершенно не идут пиджаки, — пробормотал Дариус ему в губы, стягивая дурацкую тряпку с узких плеч. Аккуратно, стараясь не порвать, дернул за воротник рубашки, расстегивая пару пуговиц; в вырезе показались ключицы, к которым он присосался, как вампир. Андре обладал поистине уникальной способностью к лаконичности, одним словом выражая как свое мнение о его чувстве стиля, так и пожелания по поводу дальнейшего взаимодействия: — Отсоси. Дариус рванул на нем ремень и сполз на пол. Запоздало вспомнил, что туалет не заперт, — подхватил Андре под колени, тащась от того, какой он легкий. Они ввалились в кабинку, Андре зашарил вслепую по стенам, пытаясь нащупать точку опоры, потом со стоном вцепился Дариусу в волосы. Отсосать на весу — это Дариус мог. И не таких таскал на руках. Член у Андре был гармоничный, ладный, на лобке — совершенно нелепая татуировка мультяшного котенка, такая глупая и неуместная, Дариус был влюблен в нее с первого взгляда. Весь Андре был как сон. Лучше, чем все, что Дариус представлял себе долгими ночами. Гнулся в руках, подмахивал, шепотом грязно ругался — все в нем вызывало тупое обожание. Дариус разжал хватку, когда Андре заерзал, пытаясь спустить ноги с его плеч. Шустро развернулся, почти впечатываясь лицом в перегородку, отклячил задницу. Дариус рухнул на колени и скрючился, хороня лицо в ложбинке между его ягодиц. Яростно дразня языком. Андре сладко застонал. — Давай. Черт, Дариус, давай уже! В него едва входил палец. Дариус от природы был не обижен размерами — для анала порой бывало даже чересчур. Растянуть эту тугую дырку под себя займет время. Он встал, накрывая Андре своим телом, слегка вжимая в перегородку — недостаточно, чтоб стало трудно дышать, только чтобы почувствовал габариты. Андре скулил, сжимаясь жопой, и царапал стену ногтями. Свободной рукой Дариус взял его за член и почти грубо дрочил, в такт трахая пальцами. — Силь... нее... Я сейчас мозги выкончаю... — захлебываясь стоном, пробормотал Андре. Дариус насухую всунул в его жаркую тесноту третий палец вдобавок к двум, и Андре сжал их, как тисками. Беззвучно, весь вытянувшись в струну, он забрызгал спермой перегородку, и Дариус притормозил, трогая его член и скользкие стенки внутри осторожно, ласково. — Бож-же правый, — выдохнул Андре. — После такого и умереть не жалко. — А что, ты собираешься? — спросил Дариус, в последний раз оглаживая средним пальцем его припухшую простату. Стоило ему убрать руки, как Андре развернулся к нему лицом и сцапал за член. Звякнула пряжка ремня. — Это вполне вероятно. Но я надеюсь, что только после того, как ты вобьешь в меня... — Телефон запищал, прервав его на полуслове. Андре разочарованно взвыл. — Меня ждут, прости. Если выживу, отсосу где угодно, хоть на заднем сиденье твоей отвратительно пахнущей полицейской машины. Если не выживу — мой призрак вселится в твой любимый флэшлайт. Он выскользнул из кабинки, торопливо натянул брошенный возле умывальников пиджак, пригладил волосы, пока Дариус мыл руки. — Так что ты тут делаешь все же? — спросил он, исподтишка любуясь на то, как они с Андре смотрятся рядом. — Свидетельствую против Монти Никкерса. — А какое отношение ты имеешь к Никкерсу?! — Никакого, — ослепительно улыбнулся Андре. — Я всего лишь пустой сосуд. Помнишь, ты дал мне номер отдела рекрутирования? В общем, они меня завербовали как медиума. Дариус аж разинул рот. Так вот какой «прецедент» выбил прокурор! Показания с того света! — Ты... Андре привстал на цыпочки и поцеловал его коротко, жадно. — Пожелай мне удачи, Дариус. Я собираюсь сделать огромную глупость. Он выскочил из туалета, оставив Дариуса в потрясенном состоянии. Опомнившись, тот торопливо привел себя в какое-то подобие порядка, поправил член, чтоб торчал вверх, прижатый ремнем, и бросился следом. В зал заседаний он вошел как раз в тот момент, когда толпа разразилась воем и улюлюканьем. Судья ожесточенно стучала молотком по столу. Идею допросить мертвого свидетеля приняли очень по-разному на той части зала, где пестрели гангстеры, и той, которая была равномерно заполнена темно-синим. — Это постановка! Театр! Подстава! — кричали с одной стороны. — Час расплаты пробил! — орали с другой. — Всех пересажаем теперь! Дариус остался у дверей — скамьи были забиты под завязку, за задним рядом уже собралась толпа стоячих. На столе перед Андре раскладывали пакеты с вещдоками — все, на чем оставалась кровь покойного свидетеля. Судя по огромным коробкам вдоль дальней стены, вызвать с того света предполагалось всех, кому Монти Никкерс помог перейти в мир иной. Андре подставил руки, бейлиф защелкнул на его изящных запястьях даже на вид тяжелые наручники, больше похожие на кандалы. Длинные цепи пристегнули к кольцу в бетонной плите, явно новой в этом современном нарядном здании. Видеть Андре в наручниках было неприятно, хоть Дариус и понял сразу же, что это для его собственной безопасности: одержимых мотало как тряпичных кукол. — Суд вызывает свидетеля Франка Остина Флетчера! Андре прикрыл глаза, развел руки, насколько позволяли цепи, расставил ноги поустойчивее. Сосредоточился, задрожал, застонал, забормотал что-то неразборчивое. За столом подсудимых отчетливо фыркнул Никкерс. — Шарлатанство! — крикнули с галерки, и в тот же самый миг прямо под потолком жахнула молния. Зал ахнул. Со спектрами доводилось иметь дело далеко не всем, с одержимыми — тем более. Видеть, как дух заполняет чужое тело, — и вовсе выпадало единицам. Молнии засверкали прямо над головами, извилистые, словно трещины на бетоне. Громыхнуло, запахло озоном. Со стола, из пакетов с вещдоками, потянулись к потолку голубоватые частицы, похожие на пыльцу или планктон. Возле панически заморгавших неоновых ламп они сливались в сгустки эктоплазмы, мерцая, как медузы на глубине. Дариус поежился, невовремя вспомнив, что на входе в здание суда сдал табельное оружие. Медузы дрейфовали, сливались, все быстрее кружились под потолком, иногда задевая первые ряды длинными хвостами стрекал; живые отшатывались, ахали — нити эктоплазмы наверняка были ледяными. Никкерс вжался спиной в свое кресло, вдова Флетчера подалась вперед, едва держась на краю стула. Хоровод закрутился в смерч над головой Андре, и этот бесстрашный идиот, этот безбашенный мальчишка добровольно впустил в себя неупокоенный дух. Смерч ушел в него, как вода в слив ванны. Андре распахнул невидящие глаза, полные голубого света. Для одержимого он потрясающе ровно держался на ногах. Вероятно, потому, что не сопротивлялся вторжению. Покойный Фрэнки Флетчер проступал в его чертах, делая лицо странным, пугающим. Он вытянул дрожащую руку в сторону Никкерса. Судья, опомнившись, легонько стукнула молотком. — Мистер Флетчер, суд должен установить вашу личность, прежде чем мы зададим вам несколько вопросов по делу. Вы можете сказать нам что-то, что знаете только вы и ваши близкие? — Когда я впервые поцеловал Лиззи, на ней было красное платье, — сказал Андре хрипло, с едва уловимым незнакомым акцентом. — Мы сидели в машине возле дома ее родителей. Радио играло «Теннессийский виски» Криса Стэплтона. — Миссис Флетчер? — Судья обернулась на вдову. Та зарыдала, кивая. В зале снова стало шумно. Никкерс неуютно заерзал, будто в стуле разом нашлось с десяток торчащих гвоздей. Судья задавал вопросы про организацию, про незаконные делишки — Дариус половину пропустил мимо ушей. Он смотрел на Андре, на этого чертова сумасшедшего медиума, который вот так вот разом взял и совершил переворот в судебной системе. Никкерса признали виновным. Семерых из его ближайшего окружения арестовали еще в зале суда, прочих предстояло вылавливать по тем щелям, куда они забьются, прослышав о результатах громкого дела. Прецедент с использованием медиумов открыл путь для пересмотра тысяч старых нераскрытых дел, потенциал был колоссальным. Лихорадило весь мир. Измученного, измотанного Андре привезли Дариусу на дом — парню лучше было залечь на дно хоть на день-другой, пока улягутся страсти, все же за Никкерса пока еще было кому мстить. Андре, этот придурок, не придумал ничего лучшего, чем организовать себе «дно» в компании здоровенного копа, не то чтобы Дариус был против. Что он там наплел им, Дариус предпочитал не вникать. Что-нибудь про плодотворное сотрудничество департаментов, не иначе. По крайней мере, маршал, сдавший отработавшего медиума Дариусу, на серьезных щах благодарил за проявленную солидарность. Андре спал спокойным глубоким сном, почти завернувшись в Дариуса, как в одеяло. Его волосы лезли в лицо, щекотали в носу, и это было лучшее, что случилось с Дариусом за всю его жизнь. По крайней мере, до утра, когда Андре вышел из душа, одетый в одни лишь капли воды, и вернулся в постель. Дариус оказался прав насчет него. В койке Андре действительно был стихийным бедствием.