***
— Знакомься, это Июнь. Парень перед ним стоял в футболке цвета ясного неба и улыбался, демонстрируя смешные маленькие клыки, как у юной лисицы. Он был совершенно не похож на убийцу. «А на июнь — похож», — подумал Бомгю, потому что от него веяло солнцем в зените, теплым соленым морем. — Рад встрече! А у тебя какой позывной? Бомгю открыл рот и понял, что никакого. Совсем забыл о нем, поэтому был вынужден мучительно импровизировать. В сознании быстрее электрического разряда пронеслась цепь ассоциаций. — Я Си…сентябрь! — боже, Бомгю, ты такой оригинальный. — Приятно познакомиться. Парень умирал внутри — наполовину от стыда, наполовину от осознания, что этот позывной с ним до окончания контракта. Но Июнь засмеялся искренне и совсем не обидно, будто Бомгю самый забавный человек на свете. Он в ответ озарился гордой улыбкой, ведь так оно и было. — Не обидишься, если буду звать тебя просто Девяткой? Ку? — предложил Июнь, ловко вычеркнув из его позывного лишние буквы. — Тогда уж Гю. — сдался он. — Так даже лучше. — улыбнулся его теперь уже напарник. — Будем знакомы, Гю. Июнь протянул ладонь, и Бомгю пожал ее со всем рвением новичка. Тогда он впервые мельком столкнулся с реальностью: руки у парня были жесткие, грубые, совсем не похожие на его улыбку. Такие же колкие, как и внимательные раскосые глаза. — Вижу, вы поладили. На этом вас и оставлю, успеха! — наставник попрощался с ним, и, проводив его удаляющийся силуэт, Бомгю окончательно осознал, что и учеба, и мирная жизнь для него закончились. Напарник как ни в чем не бывало сунул руки в карманы мешковатых черных брюк и позвал его в кофейню. Вновь затянул в эту влекущую атмосферу жаркого лета, будто нет никакой работы впереди, один бесконечный отпуск. Июнь взял для них два американо со льдом и повел его на точку, потягивая кофе из трубочки. Бомгю же скорее занимал напитком рот, чтобы не ляпнуть лишнего на людях. Чем ближе они были к той самой многоэтажке, тем меньше в нем оставалось смелости, но Июнь выглядел так беспечно, что он нашел в себе силы не повернуть назад. Все так же молча они поднялись на лифте, открыли дверь незнакомой обоим квартиры с ремонтом, безнадежно проигравшим в схватке со временем. Подошли к окну. — Видишь? — Июнь ткнул пальцем куда-то в стекло, но Бомгю, даже извернувшись, не смог понять, на что он показывал. — Эй. Ты в порядке? — внезапно встревожился напарник. — Я? Ну да, — удивленно ответил он. Июнь задержал на нем взгляд и мягко улыбнулся. — Тогда почему как воды в рот набрал? — А разве мы можем спокойно говорить на улице? — Конечно. Гю, пойми… — его имя согрелось на чужих губах, — мы теперь будем очень много времени проводить вместе. Свихнемся же, если все разговоры будут только о работе. Поэтому давай постараемся привыкнуть друг к другу? — Июнь медленно протянул руку к его плечу, давая время отстраниться, но Бомгю подался навстречу и получил ласковое похлопывание в награду. Знал, что его приручают, но с их работой сближение было неизбежно. К Июню — пронзительному взгляду, мечтательной улыбке, раскованности — он сам был рад тянуться. Напарник вновь показал ему, где через пару недель должна появиться их цель, но в грязном оконном стекле Бомгю едва смог разглядеть вход в здание. Он потянулся за биноклем, но Июнь жестом остановил его. — На сегодня это все. Карту будем чертить завтра, готовить позицию — тоже завтра. — Но у нас не так много времени? — встревожился Бомгю, ведь у него почти не было опыта. — Все успеем. Не бойся. Ты уже все умеешь, теория ничем не отличается от практики. — Но!.. — Мне сказали, ты один из лучших стрелков Кореи. Или это была ложь? — парень разочарованно поднял брови, и Бомгю ничего не оставалось, кроме как прикрыть волнение робкой, но гордой улыбкой. — Нет. Он впервые увидел винтовку Июня только через неделю, когда успел насквозь пропитаться пылью старой квартиры. Огромный черный кейс в его руках смотрелся комично на фоне гражданской одежды, но напарник выглядел почти блаженно, водружая его на стол. Щелкнул замок, и ларец открылся, явив начищенное до блеска оружие. Бомгю, подглядывающий из-за спины, восхищенно присвистнул. — OM 50! Почти ретро, — восхитился он. — Можно потрогать? — и уже потянул к ней пальцы, но Июнь ловко перехватил его руку в воздухе. — Не-а. Моя. — он шутливо сверкнул ревнивым взглядом, но коснуться и правда не дал. — Красотка, а? Стрелял когда-нибудь из такой? Бомгю ненадолго задумался, а потом энергично покачал головой — отросшие волосы взметнулись в воздух. — Нет. Разные были, но не она. — Потому что Nemesis особенная. — промурлыкал Июнь, с невероятной нежностью доставая винтовку из кейса. — Ты будешь с СВД? — Угу. — уныло протянул Бомгю, потому что уже скучал по стрельбищу и собственной крупнокалиберной снайперке, но пока он только второй номер на побегушках у Июня. — Не куксись, тебе нужно совсем чуть-чуть боевого опыта, и мы сразу поменяемся местами. — утешил его напарник. — Не будешь скучать по своей красавице? — Она будет согревать мою постель. — Ты и спишь с ней?.. — с отвращением уточнил Бомгю. — Нет, ты что, она же такая хрупкая. Июнь дулся, а он нагло потешался над его насупленным видом, лишь чтобы в итоге смеяться вдвоем. За прошедшую неделю Бомгю выяснил, что напарнику 25, а значит они почти ровесники, попривык к его чувствительности, переменчивому лицу, немедленно выражавшему и недовольство, и счастье. Узнал, что Июнь умеет быть серьезным, но чаще — веселым дураком. И в этом они были похожи — их внутренние дети поладили с первой идиотской шутки. Их общение грозило вылиться в чудесную дружбу, если бы в тот день он не обнаружил в напарнике новую грань. Все началось со скучной таблицы поправок и чертовой винтовки. Бомгю скользил карандашом по столбцу с прогнозируемой скоростью ветра, когда Июнь ушел к окну искать подходящую позицию для будущего выстрела. Вспомнив, что у него есть шанс понаблюдать за подготовкой профессионального снайпера, он лениво поднял взгляд на напарника, не ожидая многого, и уже не смог его отвести. Июнь неподвижно стоял у окна, оперевшись коленом о стул, и держал винтовку на манер автомата, будто примерялся к стрельбе стоя. Солнечные лучи проходили сквозь затейливую старую тюль и разрезали его тело тонкими золотыми нитями. Взгляд Бомгю скользнул по ним и задержался на руках, удерживающих оружие легко и властно, на мышцах, напрягшихся, когда Июнь начал медленно сползать коленом по стулу, садясь и сгибаясь на нем в поисках удобного положения. Его лицо выглядело необычно серьезным и сосредоточенным, даже губы казались уже, глаза — острее обычного. Однако и в новом образе проскальзывали привычные черты: он ласково поглаживал винтовку большим пальцем, радужки были теплы — просвечены солнцем. Бомгю бесстыдно пялился на него и отстраненно размышлял, что эта неразделимая смесь жесткости и мягкости в нем… довольно сексуальна? Он обычно не думал так о друзьях. Когда настал день их первой миссии, Бомгю без труда выполнял свою работу и даже почти поверил, что «теория ничем не отличается от практики», пока Июнь не сжал палец на спусковом крючке. Прогремел выстрел. Его звук погас в наушниках, и напарник замер на позиции в ожидании. Бомгю быстро приподнялся, чтобы порох не попал на линзы, и нашел в узком глазке бинокля застреленного ими мужчину, сползшего на колени охранника. На его груди расцвел уродливый алый узор, и парень потратил бесценные секунды, бесконтрольно задержав на нем взгляд. Очнулся. Хлопнул Июня по плечу, и тот, распознав сигнал, моментально сполз под стол, на котором лежал все это время. Они быстро и безмолвно собрались, спустились по лестнице в оглушительной тишине, в которой только тяжеленный кейс напарника и его СВД с негромкими щелчками бились о щитки на их черной одежде. Бомгю выдохнул и сорвал опостылевшую маску, только когда они прыгнули в машину, ожидавшую их на подземной парковке, и отъехали от треклятой многоэтажки на пару километров. Его тошнило. Он знал, что больше никогда не сможет бесцельно прогуливаться в этом районе как прежде. Перед глазами плыло, и парень тер их, сдерживая уродливые воспоминания о содеянном. Ощущение теплого прикосновения расползлось по тыльной стороне ладони. Это Июнь — он придвинулся ближе и крепко сжал его руку, мешая раздирать веки до красноты. Напарник уже успел снять очки, и в потемневших тусклых глазах напротив Бомгю увидел то, в сравнении с чем боль его самого — жалкий отголосок. Не обменявшись ни словом, они обнялись, прижавшись лбами к плечам друг друга. Рука Июня согревала его шею, и он был почти готов забыть, что с нее осыпается порох. Так они разделили на двоих то, что один вынести не в силах. В тот день они много молчали, ютясь в тесной квартире, где им полагалось залечь на дно на пару дней. Бомгю первым ушел в душ и долго стоял под струей горячей воды, надеясь, что мышцы наконец расслабятся, что мозг перестанет проигрывать одну и ту же сцену раз за разом. Бесполезно. Поэтому он выбрался из ванной и принялся тереть руки мылом, хотя они не были испачканы. К моменту, когда Бомгю отвлекся на звук открывшейся двери, кожа на ладонях успела побелеть и стать неприятно чувствительной. — Я слишком долго? Прости, сейчас закончу. — его голос охрип от тишины. Июнь безмолвно отобрал мыло и сунул его кисти под проточную воду, давая пене стечь. Укутал саднящую кожу мягким полотенцем, пока Бомгю стоял как тряпичная кукла, глядя куда-то в пол, и позволял о себе позаботиться. — Бомгю, ты ни в чем не виноват. — Но… — Стрелял я. Это было мое решение. — убеждал его Июнь, но на душе все равно было так паршиво. — Как думаешь… наши цели — они же плохие люди, да? — зачем-то спросил он, будто это сошло бы за оправдание их поступков. — Я не знаю, Гю, — Июнь устало отпустил полотенце, отступая, и оно сползло на кафель с безжизненных рук Бомгю. — Они перешли дорогу кому-то влиятельному, их заказали, мы выполнили работу. Не думай об этом слишком много. — Как ты с этим справляешься? — Я не справляюсь, — тихо ответил Июнь. — Сбегаю. Отрешаюсь от выстрела, будто не я его совершил, а моя бездушная оболочка. Тогда ни чувств, ни эмоций, ни воспоминаний — ничего не остается.***
Бомгю стреляет, замедлив дыхание почти до остановки, и замирает в ожидании условного сигнала. Ощутив хлопок по плечу, быстро сползает с позиции, на ходу укладывая винтовку в кейс, пока Кай спешно возится с оставшейся аппаратурой. — Быстрее. — поторапливает его Бомгю, соскальзывая по гладкой поверхности крыши в заранее заготовленный лаз. Они сбегают по лестнице, с разбегу запрыгивают в кузов грузовика, который стартует в то же мгновение, и закрывают за собой двери. Срывают маски, чтобы отдышаться. Улыбка на лице Кая неестественная, пристала как окурок, подрагивает на губах. — Ты не обязан делать вид, что все в порядке. — шепчет Бомгю, почти насильно склоняя его к своему плечу. — Когда я наконец стану таким же хладнокровным? — ком в горле мешает Каю говорить, слова застревают, размываются. Бомгю не может вспомнить момент выстрела и всякий раз боится, что душа от него онемеет не на мгновение, а навсегда. — Надеюсь, никогда.***
Они — это крыши высоток и одна сигарета на двоих. Курить Бомгю начал почти сразу, ведь Июнь вечно предлагал сигаретку, и однажды он просто не отказался. Когда напарник, почиркав колесиком зажигалки, заявил, что в ней закончился бензин, Бомгю тотчас готов был сдаться. Его решение присоединиться было сиюминутным, но Июнь не дал ему соскочить. — Не парься, прикурим от моей. — В плане? — Бомгю недоуменно смотрел, как напарник придвигается ближе. — Возьми сигарету и прижми ее кончик к моей. И затянись хорошенько. — быстро пояснил Июнь, буквально сунув сигарету ему в зубы, и поднял ладонь, оберегая свой огонек от ветра. Бомгю послушался, но когда расстояние между их лицами сократилось до двух сигарет, вдруг забыл как дышать. Июнь нетерпеливо ткнул его в плечо, глядя как с прогорающей сигареты осыпается пепел, и он запоздало затянулся, да так, что едва не закашлялся. Инстинктивно отпрянул, но напарник не дал ему отстраниться, притянул к себе за плечо, и Бомгю раскурил сигарету, слушая его мерное дыхание. В горло резко затянуло горький никотиновый дым, и Июнь тут же отступил в сторону, победно улыбаясь. — Легче? — только и спросил он, неясно что имея в виду. — Да. Они вновь готовили позицию, вновь совершали выстрел. Точнее, стрелял всегда напарник, а Бомгю оставался молчаливым свидетелем убийства. Он думал, что его чувства никогда не притупятся, что это Июнь такой по жизни отмороженный, поэтому и способен улыбаться, просыпаясь по утрам. А потом был неприятно удивлен, осознав, как быстро становится таким же. Оказывается, от рутины и многократного повторения способна онеметь даже человечность. — Почему ты… Ну. Ввязался во все это? — однажды спросил Июнь, когда они лежали на соседних кроватях, помывшись, но не отмывшись — руки по локоть в крови. Бомгю понимал, что напарник на самом деле имел в виду его нервные тики и срывы, обострявшиеся с каждой выполненной миссией. Он и сам знал, как отчаянно не подходит для этой работы. Слишком тонкокожий, слишком чувствительный. — Не знаю. У меня нет слезливой истории о том, как со мной обошлась жизнь. Родители и брат всегда поддерживали, я делал все, что заблагорассудится. Еще со школы мне нравилась стрельба, но тогда я не уделил ей достаточно внимания. В университете было уже поздновато подаваться в спорт, так что она стала моим хобби, но я совершенно не представлял, чем буду зарабатывать на жизнь. — И тогда тебе предложили огромную кучу денег всего за год грязной работы? — со знанием дела подсказал Июнь. — Ага, — тоскливо улыбнулся Бомгю. — Нас с тобой купили, да? — Похоже на то, — Июнь невесело засмеялся. — Тебе не страшно было так ломать жизнь? — Знаешь… — Бомгю закусил губу, взвешивая слова, оценивая, достойны ли они быть услышанными, не устанет ли собеседник от этого болезненно личного разговора. — Знаю? — но его мягко подтолкнули. Бомгю неловко засмеялся и искоса взглянул на него. Июнь повернулся набок и внимательно следил за каждым его движением. Это смущало, и он снова уставился в потолок, нервно теребя пояс халата. — Когда я был подростком, дом бабушки сильно пострадал от разлива Нактонгана. Дом выстоял, но река буквально вошла без приглашения и вышла, забрав с собой наш быт и воспоминания. Помню, я стоял, глядя, как вода безжалостно уносит мои детские игрушки, фотографии. Сами по себе эти вещи ничего не значили, но мы так запросто лишились прошлого в тот день. И я подумал… что когда-нибудь и этот проданный год снесет река воспоминаний, будто его и не было вовсе. А деньги останутся. — усмехнулся он, пытаясь сгладить слишком личное. Июнь молчал, прикрыв глаза. — Ты до сих пор так думаешь? — Не знаю, — честно ответил Бомгю, но не пожелал размышлять об этом всерьез. — А ты как оказался здесь? — Мы не так непохожи, как ты думаешь, — улыбнулся он, закидывая руки за голову и тоже переворачиваясь на спину. Они смотрели в потолок вместе, будто ждали, что с него водопад звезд сорвется. — У меня нет веселых историй большой семьи, я рос один и ужасно хотел братика или сестричку. Даже у родителей просил. А потом… — он ведет рукой в воздухе, имитируя реку перемен. — Почти как у тебя. Продался подороже. Бомгю ощутил, что напарник ускользает от этого разговора, как теплый ветер легко проходит меж пальцев. В другой момент, возможно, потребовал бы ответной искренности, но они лежали в тишине, слушая дыхание друг друга, и он просто отдался этому мгновению безмятежности. Без лишних вопросов, без слов. Июнь любил стоять у самого парапета, но обычно им приходилось быть осторожнее, чтобы их не заметили еще на этапе подготовки. Однако в тот день напарники вышли на разведку заранее — в ночь, и это даже работой нельзя было назвать, потому что большую часть времени они бесцельно бродили по крыше многоэтажки, разглядывая расцвеченный огнями город. — Давай, почувствуй ветер свободы со мной. Июнь сидел на парапете и улыбался так, будто никогда не видел, как пуля попадает в цель. Его отделяли от смерти пара ловких рук и то мгновение, когда он потеряет равновесие. Бомгю же еще хотел жить, поэтому только прильнул к ограждению, но напарник выглядел так окрыленно, что его тоже тянуло ввысь. С сомнением сжав перила, он хотел подтянуться и сесть рядом, но в последнюю секунду передумал, бросив взгляд вниз. Голову кружило от мысли: каково это — падать так далеко, так долго? Напарник, видимо, наблюдал за его мытарствами, потому что усмехнулся и спрыгнул обратно на крышу. Подошел ближе. — Давай, забирайся, я подстрахую, — Бомгю смерил его недоверчивым взглядом, — скорее, пока я не передумал. Парень послушно подтянулся, стараясь не смотреть вниз. Едва он сел на перила, Июнь подступил ближе и крепко схватил его колени, готовый в любую секунду сдернуть обратно. Они частенько спали в одной постели и даже принимали душ вместе, экономя время, но почему-то ночью, наедине, на коленях его руки ощущались совсем иначе. Горячо. Интимно. Опасно близко. — Попробуй откинуться назад. Июнь соблазнил его, и Бомгю доверчиво отклонился спиной вперед, буквально замирая над бездной. Раскинул руки, всем телом подрагивая от волнами захлестывающего адреналина. Напарник подошел еще ближе и обнял его колени для пущей безопасности. Ему было так плохо, так хорошо. Время замерло в монотонном гудении улиц и небесах без единой звезды. Он резко вдохнул и напряг живот, возвращаясь в сидячее положение. Июнь счастливо скалился ему, и у Бомгю щеки неуместно расцвели алым, но темнота благосклонно скрыла его ошибку. Вместе с мыслью о том, что Июнь от него на расстоянии поцелуя. — Спиной сидеть скучно, ты же не видишь так ничего. «Я вижу тебя», — мысленно заупрямился Бомгю, но в следующую секунду порывисто выдохнул и в ужасе вцепился в перила, когда руки Июня вдруг переползли выше. — Перебрось ноги на другую сторону? Я страхую, — в подтверждение он сжал его бедра сильнее, почти впиваясь в тонкие брезентовые шорты. «Слишком тонкие», — вспомнил Бомгю и с необычной резвостью перелез через парапет, поворачиваясь к нему спиной. Ладони Июня ловко очертили спину и в итоге задержались на животе. Напарник крепко обхватил его за пояс, и он разом ощутил все тепло чужого тела. Может, и хотел бы отстраниться, но едва склонился чуть вперед, тут же увидел под собой неизмеримую пропасть и моментально спружинил назад. С тех пор он легкомысленно болтал ногами над бездной, но вниз больше не смотрел. Мегаполис в ночи действительно был прекрасным зрелищем. Освещенные дороги испещрили город, словно золотые артерии, вдалеке тянулась широкая гладь реки Хан, слева разрезала небо белая колонна Сеульской башни. Бомгю должен был чувствовать страх, но взамен его накрыло странным спокойствием, гармонией почти. — Огоньки на реке похожи на рыбок… — расслабленно протянул он. — Где? Бомгю всем телом ощутил, как Июнь поднялся на носки, чтобы разглядеть хоть что-то за его спиной. — Эй, тебе же самому теперь ничего не видно? — внезапно осознал он. Июнь пристыженно смотрел на него сверху вниз. — Я уже видел. — Так дело не пойдет! — Тогда… — напарник чуть сместился в сторону и отошел от парапета на полшага, буквально укладывая его себе на грудь. Бомгю удобно устроил затылок на плече Июня и буквально растекся в нем, как в мягком кресле, почти забыв, что они на высоте больше полусотни метров. Теперь он вновь мог видеть того, кому с легкостью доверял жизнь. Напарник меланхолично смотрел вдаль, и огни Сеула отражались в его глазах. Так близко, что когда Июнь повернулся лицом к нему, Бомгю легко смог разглядеть свое отражение в бликах на его радужках. От чужих рук на животе разливалось щемящее сердце тепло. Напарник доверительно прижался виском к его волосам, и он вновь окунулся в безмятежность. — Как тебя зовут? — тихо спросил Бомгю, не зная, разделит ли с ним это дурманящее ощущение близости. — Июнь, — и раньше, чем он успел разочароваться, — Енджун. — Ты тоже не продумал позывной заранее? — он расплылся в улыбке, мысленно поставив еще одну галочку в списке их сходств. — Ага, — тихо засмеялся Енджун. Даже его имя теплое. — А тебя? — Бомгю, — уже без стеснения отозвался он, полностью осознавая, что они только что нарушили все регламенты, поставили свои жизни на кон в погоне за близостью. — Бомгю, — повторил Енджун, и на чужих губах имя откликнулось нежностью. Его задела и эта мелочь. Стала счастливым воспоминанием наряду с их крепкими объятиями.***
— Я не курю, хен, — всегда отвечает Кай, и Бомгю, вновь позабыв об этом, сует сигарету обратно в пачку. Он курит «Лаки Страйк», Кай не курит вовсе. Он мечтает о сиблингах, у Кая куча сестер и контракт заключен ради оплаты лечения младшей. Он похож на июнь, Кай — жаркий и ленный август. Такой теплый, что можно задохнуться, а чуть забудешься — смоет собой, как проливным дождем. Кай всегда рядом, но это не помогает забыть. Между ними, как назло, нет совершенно ничего общего. Поразительное несходство. И оттого Бомгю скучает по нему еще сильнее.***
Бомгю понял, что пропал, когда они пили американо в очередной чужой квартире, закончив планирование будущего выстрела. Енджун сидел на полу, поигрывая карандашом, зажатым в зубах на манер сигареты. Их преследовало солнце — не зря напарник назвался июнем — оно подсвечивало пыль, кружащую между ними, оседавшую на голых плечах. Было жарко, Енджун недовольно оттягивал ворот майки, и тогда лучи скользили по его ключицам, очерчивали губы шаткой тенью, замирали на черных ресницах. — Ты голоден? — А? Н-нет, — встрепенулся Бомгю, вынужденно прекратив пялиться. — Выглядишь голодным, — хорошо, что глупый Енджун лишь легкомысленно посмеялся и совсем ничего не понял. Они вернулись в тишину, прерываемую только скрипом древесины — неуемные пальцы Бомгю скользили по царапинам и бороздкам старой столешницы, о которую он опирался, пытаясь привести мысли в порядок. Не смог. — Енджун… — М? — А… когда контракт истечет, какие у тебя планы? Бомгю знал, что полез в слишком личное, что это — как и имена — ударит по ним обоим. Наверное, поэтому лицо Енджуна исказилось сомнением, прежде чем он решился ответить. — Думал просто уехать. Куда-нибудь далеко-далеко. Конец фразы они произнесли в унисон. Бомгю робко улыбнулся. — Я тоже думал именно об этом. И Енджун подхватил его улыбку. — У нас довольно много общего. — Ага. Снова тишина. — А как насчет… Что если… — вновь начал Бомгю, проклиная свой болтливый рот и Енджуна, который его не остановил. — Может, уедем вместе? Сказал и ссутулился, уронил взгляд в пол, потому что спрашивать страшно, но услышать ответ — гораздо страшнее. Однако вместо слов прозвучали лишь шорох и тихие шаги. Приближение. Сношенные кеды Енджуна в его поле зрения. Напарник, казалось, ждал, что он на него посмотрит, но устав от его упрямства, склонился сам, заглядывая в глаза. Бомгю невольно отпрянул, мгновенно выпрямившись — они слишком близко — и тогда Енджун приблизился еще на полшага, не касаясь, но невольно вжимая его в край столешницы. Если бы он хотел отстраняться и дальше, то пришлось бы буквально распластаться перед ним на столе. Поэтому Бомгю замер и хмуро посмотрел ему куда-то в лоб, все еще избегая прямого зрительного контакта. — Зачем подошел? Ты же не ответил. Вместо слов Енджун потянул к нему руку, и Бомгю попросту оцепенел, не до конца понимая, что будет дальше. — Почему ты это предложил? — вместо касания он услышал вопрос, а рука напарника, зависшая в воздухе, расслабленно опустилась. Но сердце все равно билось непозволительно быстро. — Подумал, что тебе будет скучно одному. — Бомгю. — И раз уж мы оба все равно собирались уехать отсюда куда подальше. — Бомгю. — Енджун был серьезен, а он — слишком не готов высказать что-то важное. Его мысли — неразделимая путаница чувств и минутных эмоций, Бомгю не мог разобрать их и облечь в слова. Поэтому он просто заглянул ему в глаза, позволяя прочесть себя. Понять то, что сам о себе еще не осознал. Енджун смотрел долго и очень спокойно, будто им и правда не нужны были слова. Бомгю ощущал, как слабеют руки, еще пара мгновений этой странной игры в гляделки, и он уж точно лег бы перед ним на стол. Но напарник чутко скосил взгляд на подрагивающий локоть и обнял его за плечи. Тепло и чисто. Бомгю и сам не знал, что нуждался именно в этом. Потянулся обнять в ответ, согрел спину Енджуна большими горячими ладонями. Ему тоже хотелось помочь, утолить ту печаль, что оставалась в глазах напарника, даже когда тот улыбался. — Конечно, поехали. Я тебя подожду. Бомгю не видел его лица, не знал, говорил ли тот правду. Но был рад обмануться, ведь в глазах Енджуна он их будущего не увидел. В новой миссии был запланирован его первый выстрел, и хоть кровь стыла в жилах от одной мысли о нем, Бомгю упрямо вел себя навстречу собственноручно выбранной судьбе. Однако уже на позиции Енджун вдруг заявил, что время еще не пришло, и не отдал ему винтовку. Стыдно, но он был ужасно рад такому решению: не хотелось стать убийцей в прекрасный солнечный день, когда преступление даже под облаками не спрячешь. Но Бомгю знал, что это неправильно — Енджун более опытный, им давно пора поменяться местами. Поэтому вечером в номере, когда напарник внимательно прочищал ствол винтовки, он невзначай бросил: — Спасибо за сегодня, но следующий выстрел за мной. Енджун замер. — Бомгю… — начал он. — Нет-нет! Меня поставили к тебе в пару первым номером, но ты все тянешь с «обучением», а я ведь давно научился. — Нет, дело не в этом… — Послушай, ты более опытный, ты должен быть вторым. Оставлять все как есть попросту опасно. — Нет, ты меня послушай! — Енджун повысил голос, но лишь для привлечения внимания. — Бомгю, тебе не нужно этого делать. Ты все еще можешь уйти и остаться чистым. Как же напарник был неправ. Бомгю не мог уйти, потому что в «чистом» мире нет Енджуна, а он давно им заражен. — Я не могу, — твердо ответил парень, и Енджун устало потер переносицу. Хотел сказать что-то, но Бомгю через силу засмеялся, ломая повисшую в воздухе тоску. — У тебя все руки в масле, — улыбнулся он. — Теперь не только руки! Енджун отнял пальцы от лица, на котором тут и там красовались темные пятна от смазки, смешанной с нагаром, остатками пороха и еще черт знает чем. — Дай помогу, — смилостивился Бомгю и устремился к нему, первым нашел банку с пеной для очистки оружия, усадил напарника, все еще пытавшегося быть серьезным, но с чумазым лицом это удавалось плохо. — Ты… — начал было Енджун, но он коварно мазнул тряпкой по его рту, заставляя смолкнуть. Тот смотрел на него с вынужденно немым укором: меж бровей залегла складка, так что Бомгю и ее тряпкой разгладил. Теперь от напарника пахло бензином, но зато никакой больше гари. Даже очистив все, парень продолжал натирать его щеки, забавно упругие, тянущиеся… — Хватит, — Енджун поймал его руку, а значит он вконец заигрался. — Я хотел сказать… А Бомгю ведь и правда заигрался, улыбался ярче солнца, глядя на него, такого несносного, упрямо пытавшегося сберечь в нем что-то хрупкое. Но ему не хотелось слышать об этом, поэтому он свободной рукой потянулся к лицу озадаченно смолкшего Енджуна, провел по его пухлой нижней губе. Потянулся к ней раньше, чем успел что-то продумать и взвесить. На кончике языка остался вкус бензина, на затекшей спине — тепло чужих отчаянных пальцев.***
Бомгю просыпается от собственного крика и задыхается, зовет его одними губами, но он не приходит. Приходит Кай. Обнимает, заворачивает в свое одеяло. Вытирает холодный пот со лба. Живой и теплый, ласковым шепотом напоминающий о себе. Его пальцы скользят по спине — мягкие, точеные — отвлекают бессмысленными узорами. — Он же скоро придет? — Да, совсем скоро. Просто поспи еще немного. — Разбудишь, когда он вернется? — Конечно, хен. Конечно. Когда Бомгю теряет голову, Кай никогда не говорит ему правду.***
В день его первого выстрела они залегли на крыше. Погода выдалась сырая и омерзительная, будто на заказ, еще и ветер порывистый, так что Бомгю был рад доверить расчеты более опытному Енджуну. Они готовились к подобному, но напарник заметно нервничал, поглядывая на свою винтовку в чужих руках. — Не переживай, я буду с ней нежен, пока мне не выдадут собственную. — Бомгю старался его растормошить, но даже шутки не помогали унять тревогу. Поэтому он отнял руку от ствола и потянулся к лежащему рядом напарнику. Взял его ладонь в свою. Очки и маски скрывали большую часть лица, так что они потянулись друг к другу и ненадолго соприкоснулись лбами, обменявшись всем, что тревожило, что придавало сил, что сближало. У них оставалось совсем мало времени, так что Бомгю отпустил его и вернулся на позицию. Чужая винтовка лежала в руках как родная — он пристрелялся накануне, хоть Енджун и считал это тратой времени. Устроившись поудобнее, парень через прицел наблюдал за парковкой у высотного здания. Они заранее договорились стрелять, когда цель будет садиться в машину, и условленное время близилось. Все поправки уже были внесены, но он знал, что Енджун продолжает внимательно следить за обстановкой. Было непривычно спокойно стрелять с чьей-то поддержкой. На него накатило приятное хладнокровие, воспитанное долгими годами обучения стрельбе. Бомгю легко расслабился, прислушался к замедлившемуся пульсу. Уже забыл, что умеет так. Жаль, когда цель появилась, его сердце предательски забилось быстрее, и он потратил ценные секунды на возвращение к спокойствию, но в остальном все шло по плану. Енджун подтвердил условия выстрела, сам Бомгю уже держал палец на спусковом крючке и отсчитывал секунды. Ему всего-то нужно было выстрелить в правильный момент, но оставшиеся мгновения растягивались в бесконечность. Он привычно задержал дыхание. А потом цель вдруг оказалась в зоне выстрела, и Бомгю должен был просто нажать на крючок, но вместо этого замер. «Просто выстрелить». «Просто убить». Он слишком поздно осознал, что сейчас не время и не место для лишних мыслей. Безнадежно промедлил, но все равно зачем-то выстрелил. Пуля прошила воздух в нескольких сантиметрах от цели. Бомгю заглушил панику: глубокий вдох, глубокий выдох. Енджун тут же сообщил поправку, нужно было только навестись и выстрелить. Спокойно дышать, не дышать совсем, нажать на крючок. Но он вновь безнадежно медлил, хотя цель буквально была у него на мушке. Енджун, осторожно оценивавший положение дел в бинокль, вдруг скомандовал отмену, но Бомгю не мог принять, что настолько малодушен, что из-за него они впервые провалят миссию. Поэтому принял худшее из возможных решений и выстрелил слишком поздно. Тут же рванул с позиции, на ходу убирая винтовку в кейс. Бросив взгляд на Енджуна, он похолодел, потому что напарник был чудовищно бледен, в его движениях ощущалась почти паническая суета, но они все равно смогли покинуть крышу быстрее обычного. Уже на лестнице Бомгю тихо спросил: — Я попал? — Нас засекли, — отрезал Енджун, перемахивая сразу через несколько ступеней. До Бомгю не сразу дошел смысл его слов, но осознание пробило дрожью. Он потерял всего несколько секунд, но теперь их жизни висели на волоске. Сглотнув, парень заставил себя собраться, унять ужас, от которого поджилки затряслись. Дальше они спускались в тишине, пока Енджун вдруг не застыл как вкопанный на одном из пролетов. Бомгю без объяснений знал — напарник что-то услышал. И это что-то, скорее всего, вооружено и пришло по их головы. Енджун бессловесно скомандовал следовать за ним, и Бомгю тихо, как мышь, проскользнул в незапертую дверь на этаж. Кравшись по незнакомому коридору, он чувствовал только бессилие и тяжелый кейс. Оба тянули ко дну. Впервые за недели совместной работы ему стало по-настоящему жутко, и весь мир сократился до одного луча надежды в лице напарника. Енджун бесшумно двигался по длинному холлу, нажимая на дверные ручки, пока одна наконец не поддалась. Он пропустил Бомгю внутрь, в темноту, и сам вошел следом, прикрыв дверь. Комната оказалась чем-то вроде раздевалки или кладовой — много высоких узких шкафчиков вдоль стен и пара скамей у входа. — Прячься. Енджун осторожно, без скрипа, приоткрыл один из шкафов и помог Бомгю залезть в него. С трудом, но он поместился в узкую нишу, а напарник прикрыл за ним дверь. Металлические стенки сдавливали плечи, а через крошечные прорези можно было увидеть только часть комнаты. Громоздкий кейс с винтовкой пришлось оставить в соседнем шкафчике. — Я спрячусь в другой комнате. — прошептал Енджун, и испарился быстрее, чем он успел запротестовать. Но ему приходилось быть послушным, потому что именно из-за его неповиновения они оказались в этой ситуации. Поэтому Бомгю стоял в темноте и просто верил, что скоро дверь откроется и напарник как обычно увлечет его за собой. Они прыгнут в заготовленную машину и уедут в гостиницу согреваться на свежих простынях. И дверь действительно открылась, вот только Енджун вошел в нее спиной вперед и не включил свет. Лишь поэтому Бомгю не встретил его радостным приветствием, не выдохнул от облегчения, а смирно продолжил ждать. И не зря, потому что Енджун сделал еще один шаг назад, но на этот раз пошатнувшись от резкого толчка в грудь. В свете дверного проема появился сначала ствол автомата, а затем и люди в масках. Бомгю едва сдержал вскрик и зажал себе рот при виде этого зрелища. Он анализировал ситуацию снова и снова, но не видел ни единого шанса. Енджун уже был безоружен — его СВД держал противник. У него оставались припрятанные нож и пистолет, но чем они помогут против нескольких бронированных врагов? Это была абсолютно безвыходная ситуация, в ней не существовало лазеек или ловких решений. Бомгю было плевать на приказ не высовываться, но он все равно не нарушал его, потому что осознавал свою бесполезность. Безоружный, плохо обученный ближнему бою — стоит приоткрыть дверцу, и шкаф станет ему гробом. Его давило безнадежностью, но зачем-то парень продолжал перебирать в голове новые сценарии их чудесного спасения. Тем временем Енджун смирно позволил уронить себя на скамью, даже руки поднял, он вообще не пытался сражаться. — Где второй? — послышался грубый голос кого-то из неприятелей. — Успел сбежать, — горько улыбнулся Енджун, всем телом разыгрывая, что лишь такой неудачник, как он, мог попасться. — Ты хороший парень. Даже жаль, что встретились при таких обстоятельствах, — хрипло ответили ему. — Мне тоже, — почему-то усмехнулся напарник и как-то невзначай сместился ниже. Так сквозь прорези едва виднелся край его плеча. В помещении вдруг раздался негромкий хлопок, а за ним — характерный звон металла о кафель. Бомгю безошибочно определил в нем отстрелянную гильзу. Плечо Енджуна дернулось, исчезло из зоны видимости, и рядом послышался шорох, удар от падения. — Не похоже, что он врал, но прошерстите на всякий случай верхние этажи. — скомандовал один из людей в масках, оглядывая шкафчики, в одном из которых замер, задержав дыхание, Бомгю. И вышел. Бомгю прикрыл глаза, обнял себя и принялся считать до десяти тысяч. Он не знал, сколько раз сбился, сколько на самом деле времени прошло, но больше в комнату никто не заглядывал и других шумов на этаже слышно не было. Тогда парень решился и открыл дверцу. Вышагнул из нее в кромешную темноту. Открыл соседний шкафчик и достал из него кейс с винтовкой. Заставил себя отключить чувства, действовать по инструкции, и это работало, пока, шагнув в сторону двери, он не услышал хлюпающий звук. Ботинок чавкнул и проскользнул по полу. Оступившись, Бомгю наткнулся на что-то мягкое под собой. И его нервы сдали. Невзирая на шум, парень вылетел в коридор, ослепивший его, сбежал по лестнице и устремился в переулки, крепко прижимая к себе кейс с любимой им винтовкой. Улицы уже накрыло темнотой, а он все мчался, пока не выбился из сил, пока ноша не стала неподъемной. Тогда Бомгю остановился, уронил взгляд в землю, увидел свои ботинки — все в грязи и крови — и снова сжался от омерзения к самому себе, к миру, к смерти. Разулся прямо на асфальте и затолкал их в ближайший мусорный бак. Теснее прижав к себе кейс, он спрятался в неприметной нише между закрытыми магазинами и наконец-то связался с организацией. Когда водитель приехал, и Бомгю забрался в машину, ощущение пустоты только продолжило нарастать, ведь он сидел на широком заднем сиденье совсем один. Вместо Енджуна на его коленях лежал лишь холодный кейс. Тяжелый и мертвый. — Отчитайся, что у вас произошло? — спокойно спросил водитель. Бомгю открыл рот, искренне пытаясь произнести хоть слово, но горло будто сдавило комом, и он неожиданно для себя разрыдался. Горько, так, будто остатки сердца пытался вместе со слезами излить, размазать их по бездушному кейсу чужой винтовки. Благо, водитель больше не задавал вопросов и молча привез его в номер, где он расплакался вновь, увидев две односпальные кровати. А потом еще раз, когда подали ужин для двух гостей. Ему не нужно было писать отчет, чтобы понять свою вину. Бомгю уже уничтожил Енджуна и то ценное, что было между ними. В то долгое мгновение ему хотелось, чтобы весь мир исчез и он — вместе с ним.***
Бомгю стервозно забрасывает вещи в маленькую дорожную сумку: у него в запасе чуть меньше двух часов и он отчаянно не успевает. — Что случилось? — слышится сонный голос Кая, видимо, разбуженного его суетой. — На меня вышла полиция, — он не может сдержать нервную улыбку. — Нашли меня по следам и отпечаткам. Сумасшествие какое-то, — улыбка перерастает в смех, — Ах-ха, и из всех людей на свете меня обвиняют именно в его убийстве. Убийстве того, о ком он до сих пор не способен говорить в прошедшем времени. Парня с мягкой улыбкой и жесткими ладонями. Бомгю почти ничего не знает о его прошлом. Бомгю не станет его будущим. Между ними ничего нет, кроме череды успешных заказных убийств. Все эти слова — много правды и одна ложь. Он так сильно соскучился. Руки не слушаются, когда Бомгю дергает замок на молнии, раз за разом пытается снова, пока Кай не отнимает у него сумку. Мягко, хотя у самого пальцы дрожат. — Сколько у нас времени? — быстро спрашивает он, встряхиваясь, чтобы скорее проснуться. — Нет никаких нас, Кай, — мрачно выдыхает Бомгю. — Час, если сильно повезет — полтора, — он натягивает джинсы и футболку, но напарник останавливает его. — Послушай, мне некогда… — Тебе нельзя так идти, патрульные сразу узнают. Кай звучит разумно, но у него нет времени на маскировку. Жаль, глупый паренек его совсем не слушает и уже одевается в свои привычные мешковатые шмотки. — Мы поедем вместе, — отрезает Кай. — Накинь что-нибудь, по пути разберемся. — Не ввязывайся в это, — почти молит Бомгю. — Я не могу погубить еще и тебя. — Никого ты не губишь, я сам так решил. И они действительно едут вместе. Уже около вокзала Кай просит его недолго подождать в машине и выходит к какой-то девушке. Сестре, как сразу понимает Бомгю, едва увидев ее лицо. Она явно ничего не понимает, но крепко обнимает брата, протягивает какой-то пакет, и Кай, наверняка, лжет ей, что все в порядке, прежде чем уехать с ним в никуда. — Ты рассказал ей правду? — спрашивает Бомгю, едва напарник возвращается в машину. — Я попрощался, — ускользает Кай и бросает ему пакет с вещами. — Переоденься. — Что это? — он непонимающе достает какое-то бледное платье. — Это сестры. Не переживай, она не против. — А мне оно зачем? — Притворимся парой, чтобы вызвать меньше подозрений. — кратко поясняет Кай, и у Бомгю в голове сразу щелкает его идея. — Может, сам переоденешься? — насмешливо интересуется он, но уже снимает футболку, потому что времени на препирательства у них нет. — Не я объявлен в розыск. Но тоже могу переодеться, если хочешь. — подмигивает напарник. — Так подозрений не избежать. — смеется Бомгю, натягивая платье. У Кая глаз-алмаз, потому что платье его сестры сидит на нем как влитое, только гольфы с мужскими ботинками выглядят странно, так что он меняет их на старые кеды. Уже от себя добавляет последний штрих, смазав пересохшие губы завалявшейся в бардачке гигиеничкой. Выйдя из машины, Бомгю долго рассматривает себя в стекле, и на душе так несвоевременно весело, будто он не сбегает навсегда, а уезжает в отпуск. Ему смешно, когда должно быть грустно, ему мертвые ближе живых. В нем все так переломано, что целого уже не найти. — Ну что, оппа, будешь встречаться со мной? — он изо всех сил корчит милое лицо, и Кай заливается смехом, ведь тоже сломан. — Ты старше меня, разве нет? И отдавай сумку, тебе не пристало держать ничего тяжелее чайной ложки, любимая. Бомгю с кокетливым хохотком бросает в него сумкой, которой Кая почти сшибает с ног. Тот держится за живот, но смеется только громче, и они выглядят как безумцы, заливаясь смехом на парковке у вокзала. В поезд они действительно попадают без проблем, благодаря новой личности — последнему подарку организации, оставленном в камере хранения. Бомгю даже удивляется тому, как естественно у них выходит выглядеть парой. Он висит у Кая на локте, когда мимо проходят полицейские, прячется в его теплых объятиях. Думает, что хотел бы так по-настоящему, без всего этого маскарада, и чтобы Кай был не Каем, и чтобы сам он был целым, прошлым собой. Они бы дождались друг друга и уехали далеко-далеко. Но уезжает только Бомгю. Садится у окна, пока Кай закрывает дверь купе на замок. Смеется над ним и над собой. Провожает перрон взглядом. Скучает. Он всегда скучает по нему.