guillotine

Это была их единственная спокойная ночь. Звезды белоснежной россыпью веснушек покрывали темное небо, луна отдавала чем-то теплым, спокойным. Они лежали на влажной траве, в сантиметрах друг от друга, пока пальцы были сплетены и, казалось, уже давно слиплись воедино. Микаса никогда не испытывала страх или тревогу, но сейчас, зная, что ждет их завтра, ее ноги предательски подкашивались, а руки до трясучки замерзали. Энни приходилось согревать их собственным дыханием и многочисленными поцелуями. Брать огрубевшие из-за пользования оружием руки Микасы в свои, переплетать их пальцы, проводить подушечкой большого по тыльной стороне ладони. Темноволосая что-то шептала ей на ухо. Успокаивала, кажется. Без умолку тараторила о том, что найдет ее даже в другой вселенной; о том, что между ними есть связь и она никуда не пропадет. Энни верила. Искренне надеялась, что Микаса, её Микаса, отыщет её, но не в этом мире. Им нужен был другой мир. Не такой жестокий, полный кровавых разводов и лязга мечей. Тот, в котором они могли бы проводить время не на операциях и разведывательных вылазках, а на поле, собирая какие-нибудь ромашки или одуванчики. Они обе слишком рано повзрослели. С трудом разломав ледяные стены и найдя друг в друге ту детскую наивность и отдушину, которая давила на горло своим отсутствием, хотелось вцепиться и никогда не отпускать. Держать рядом, как сейчас, под боком. Эта ночь была последней. Она была полна слёз, поцелуев, с привкусом боли и отчаяния, с осадком ненависти к людям на языке. Энни впервые призналась ей, — да и себе тоже — что не хочет без Микасы. Может, да, но не хочет. Хочет всегда иметь возможность приходить после изнурительной тренировки и утыкаться носом в жесткие волосы. Сплетать руки на поясе девушки, заключая в объятия со спины. Молчать, но понимать, что тяготит их обеих. Хочет ощущать поддержку со стороны, знать, что во всей этой темноте жестокости и человеческого гнета, существует луч солнца, проливающийся на ее почерневшее сердце. Она не хочет исчезать. Но кто в этом ебанном мире спрашивает, чего они хотят? Утром для них все закончится. Полиция обнаружит их на этой самой траве. Рука об руку. Никто не даст им времени «на попрощаться». Энни уведут, а о том, что с ней сделают в дальнейшем, Аккерман даже думать не хочет. Сотня ранений, полученная за время пребывания в разведкорпусе, и рядом не стоит со сквозящей раной, которую в ее груди оставляет Леонхарт. Микаса, если честно, ее ненавидит. До глупого исступления ненавидит ее тягу к смерти, ее безразличие. Ее глупость и наплевательское отношение к жизням других. Ненавидит ее нос с горбинкой, который она всегда целует, когда выпадает возможность. Светлые волосы, в которых пропадает ее рука, когда они остаются наедине. В конце концов ненавидит руки Энни, ползущие вверх по шее, руки, которые ложатся на ее щеку и удивительно нежно поглаживают шрам под глазом. Ее ненависть затмевает разум и смешивается с любовью, любовью безнадежной, хоть и взаимной. Она утопает в слезах этой ночи. И ненависть, и Микаса. А утром Энни уводят. Аккерман долго смотрит ей вслед, пытается выдавить хоть слово. Ловит последний, прощальный взгляд, полный любви. В нем не сквозит ненависть или злость. В ее глазах только любовь. Любовь, и лезвие гильотины, вкусившее шею, на которой еще вчера она оставляла соленые поцелуи.