Она понимает

      Она понимает, что у меня совсем нет друзей. Вот вообще. Никто не хочет общаться — и я не знаю, почему. У меня есть только она одна. Честно скажу, я очень боюсь, что она уйдет, а это почти неизбежно. Все уходят из моей жизни рано или поздно, а последнее время только рано. Жаль, очень жаль. Мне кажется, я не переживу этого, но очень постараюсь.       Вот, ещё немного, и она станет ничьей. Ничьей, потому что у неё тоже есть только я. По крайней мере, она говорит мне именно так.       В моей голове лишь бред, и она — единственная, кого я бредом не считаю, но как же больно. Она красивая и добрая, помогает мне во всем, в чем только может, и это делает её такой нереальной… не только это.       Меня не хватит так же, как и всех врачей на меня же. Как же ужасно это звучит. В моей голове всё звучит ужасно, но мы не об этом.       Так вот. Мне не хватит даже всех врачей, находящихся в этой больнице, потому что я всё ещё нездоров. Меня так и не вылечили, правда, мне очень обидно, но лучше я скрою это в себе, чем все вокруг посчитают меня странным. Только вот она не посчитает, потому что хорошая.       Она думает, что всё хорошо. Эта наивность меня очень пугает, но всё же мило. Хотя бы немного. Она всегда говорит, что ничего не будет плохо, что я вылечусь, но, если это случится, мы оба останемся ни с чем.       Какая же она идеальная. Во всём. Даже внешность. Честно скажу, я научился рисовать, чтобы увидеть её хотя бы ещё раз. И мне правда нравится, какой она получается на бумаге, а вот лечащему врачу — совсем нет. Он всегда отбирает у меня мои рисунки, разглядывает и не возвращает, будто коллекцию у себя собирает. А мне неприятно — я хочу видеть её рядом всегда хотя бы нарисованной.       Сейчас, меня снова пробирает холод. Да, мне очень холодно, руки ледяные, но я их не чувствую так же, как и этот самый холод. А если почувствую, могу сказать одно — кажется, мне он нравится.       Да, я кушаю таблетки, чтобы с ней не расставаться, но таблетки не те, которые мне прописали врачи. Я сам их нашел и принес. Они гораздо лучше, и эффект от них полезнее, потому что я вижу её каждый раз, когда юзаю.       У меня очень много фобий, и я боюсь оставаться с ними. Остаюсь я всегда, когда засыпаю — сны снятся странные, чаще всего, даже страшные. Но меня не спасет никто, кроме нее.       Дома выключен свет, совсем темно, ничего не видно, но я совсем забыл, что никакого дома нет. Ровным счетом так же, как и её. Она зовет меня в этот дом, а я знаю, что не доведет. Где моя палата?       В психбольнице одиноко и грустно, в одиночной палате еще хуже. Я сижу в изоляторе, потому что меня невзлюбил коллектив. И она по прежнему это понимает.       Она вообще у меня понимающая — никто не понимает меня так, как она. Но она — часть меня, значит, у меня действительно нет друзей.       Ночью я не сплю, потому что мне страшно засыпать. Гуляю по коридорам больницы, чтобы не видеть никого рядом. И рядом правда никого нет.       Я ощущаю на себе кучу взглядов, но я совсем один. Мне кажется, что толпы смотрят на меня — такое было и в реальности, и этим я заработал себе травму. Концерты больше не даю.       Мне всегда страшно идти по темному коридору, но я всё равно иду, потому что иначе никак — я сойду с ума окончательно, если не буду выходить из изолятора.       Она понимает, что у меня никого больше нет и не будет. Никто не захочет общаться с таким, как я. Даже из-за денег и популярности.       В моей голове только бред. Бред, бред, бред… и во снах. Мои сны, наверное, правда лучше не видеть вовсе. Любой бы испугался и убежал, а я к ним прикован железной цепью, которую не разобью.       И во снах своих я запутался. В собственном бреду, о, как иронично.       Сегодня закончились мои таблетки, остались лишь больничные. Значит, её тоже больше нет. Мы закончились.       Она понимает, что у меня нет друзей. Она осталась ничьей. Я остался ни с чем.