Не подъебешь — не проживёшь.

Артур не назвал бы себя ранимым, но он бросал в темницу каждого, кто говорил ему слово против. Даже рыцари, которые по близости к королю, были его братьями, обращались к Артуру на «Вы», кланялись лишний раз и отдавали честь, когда он входил в комнату. Такую формальность соблюдали все, а кто не соблюдал, сидел в колодках и считал, сколько томатов прилетает ему по физиономии. Все, кроме Мерлина. Потому что Мерлину по каким-то загадочным причинам позволялось вообще всё. Рыцари в этом плане проработали смирение, разве что Гвейн часто отпускал пару похабных шуток в сторону юного колдуна. Прислуги искренне не понимали, в каком именно статусе, относительно короля, находится слуга, но вопросов не задавали, — боялись. Гаюс поднимал не только одну бровь, но и вторую, насколько это было возможно, но тоже молчал. Гвиневра бросала на юного колдуна стеклянные взгляды, стараясь уходить из комнаты Артура раньше, чем эти двое вернутся с охоты. Мало ли что. Сам Мерлин на шутки Гвейна закатывал глаза и говорил, что лучше думать головой, а не мечом. «А ты уверен, что Артур думает не своим мечом?» « Иди нахрен, Гвейн.» Очевидность, нависшая над Цитаделью, была, казалось, известна всем. И все надеялись, что когда-нибудь она станет известна и королю Артуру, и его непутевому слуге. Тогда за дело решил взяться Гвейн, усевшись возле Мерлина в таверне, пока тот в очередной раз обкрадывал бедолаг в кости. — Мерлин! — обращает на себя внимание Гвейн, и все гости заведения поворачиваются в его сторону.— Я вызываю тебя на дуэль! Мерлин расплывается в чеширской улыбке, поднимая на него лисий взгляд. — Ну попробуй, — он нагло кидает кости в сторону рыцаря, — ухожу в ва-банк, — все смеются и смотрят на Гвейна так, словно он уже проиграл. Рыцарь бросает кубики, обратная сторона стола заливается смехом. Всего шесть очков. Кажется, он зря это всё затеял. Мерлин берет кости в руки, сосредотачивая на них взгляд, когда в ту же секунду стакан парня напротив падает на пол, разбиваясь с характерным звуком, заставляя колдуна выронить кости из рук. Гвейн видит: Мерлин зол. Гвейн понимает: у Мерлина на столе четыре очка, а у него шесть. Гвейн знает: он, чёрт возьми, главный шулер этого города. Таверна заполняется аплодисментами, чародей двигает гроздку монет ближе к рыцарю, сквозь зубы бросая тихое «не подавись, друг». — Мне это не нужно, друг, — подчеркивает соперник последнее слово, — мы с тобой, Мерлин, играли на желание, — в ответ лишь хмурый взгляд, — и ты, Мерлин, проиграл. Когда они выходят из таверны, маг спрашивает, ради какого такого желания, Гвейн опозорил его, и тот смотрит на него неожиданно внимательным и серьезным взглядом. — Перестань перечить Артуру и обращайся к нему уважительно. Не язви, не пререкайся с ним, даже не заказывай глаза в его сторону. Никаких «ты», только «Да, Ваше Величество». — Гвейн, ты совсем что-ли? Головой об стол ударился? — он выразительно поднимает брови. — Мерлин, ничего не хочу слышать. Это моё желание, ты должен его выполнить. Тот в ответ молча смотрит на рыцаря, как на полоумного, ведь ожидал чего-то более страшного, из разряда: укради лошадь Артура, съешь мох с дерева или загляни под подол проходящей мимо девушки. Но такого не оказалось. Только глупая просьба держать рот на замке. — Хорошо, — он складывает руки на груди.— Но это странно и ты странный, и вообще зачем… Гвейн лишь ухмыляется, оставляя Мерлина без ответов, и с довольной улыбкой направляет в сторону Цитадели. Сегодня он поработал на благо общества. На следующий день Мерлин открывает шторы в комнате Артура без привычного «Проснись и пой!», заменяя его на «Доброе утро, Ваше Величество» (он репетировал). — Мерлин, с тобой всё нормально? — Артур сумбурно поворачивается на кровати. — Да, Ваше Величество, со мной всё хорошо. Сейчас принесу завтрак, днём у вас тренировка с рыцарями, я подготовлю доспехи, после собрание за круглым столом, обед, охота и ужин. Артур чувствует, что что-то не так. Такое поведение Мерлина его напрягает, ведь обычно тот с ним не церемонится, за словом и «вашим величеством» в карман не лезет, да и расписание на день обычно не знает. Артура это вся эта формальность даже задевает. Задевает, а за что — непонятно. А может и понятно, но Артур даже самого себя понимает не сразу. «А почему меня это вообще волнует?» — Хорошо, Мерлин, можешь идти. Мерлин оглядывается и долго смотрит в ответ на эту фразу, после отворачивается и уходит за дверь. Его почему-то тоже задело. « А почему меня это вообще волнует?» За завтраком они оба молчат, Артур подаёт голос первым, спрашивая, готовы ли доспехи, в своей манере «что, вылизал до блеска?», но в ответ, вместо «вылизал бы кое-что другое, а пока только пару раз плюнул на шлем», получает сдержанное: — Ваше величество, доспехи готовы. Я помогу Вам, сир, их надеть. И Артур впервые чувствует себя в капкане в собственной зале. Внутри почему-то неприятно распускаются черные лилии и колдовские ядовитые змеи. — Хорошо, Мерлин. — звучит так сухо, что во рту сводит, словно после доброй пьянки. Доспехи надевают в тишине. И от такого громкого молчания уши закладывает. Мерлин думает, что это самый сложный спор в его жизни. Это должно было быть очередной глупостью Гвейна, но вот он здесь, украдкой смотрит грустными голубыми глазами в ответ на такие же грустные синие глаза напротив, чувствуя, как земля под ногами расходится и рушится. «Неужели я и дня не могу прожить без его болтовни?» «Неужели я и дня не могу прожить, не съязвив что-нибудь?» « В какой момент я стал от этого зависим?» — Готово. Нигде не жмёт? — взгляд. — Намекаешь, что я толстяк? — попытка. — Нет, Ваше Величество, — рикошет. Тренировка выдалась паршивой. Скользкая трава после ночного дождя не только мешала двигаться, но и отвратительно портила одежду рыцарей. А в середине отрабатывания приемов и вовсе пошел дождь. Артур обратил внимание на Мерлина, который продолжал неподвижно стоять под дождем. — Заканчиваем! Что толку время тратить. — он указывает мечом в сторону входа в замок. Все рыцари, кивая, направляются туда. — Мерлин, пойдем, итак худой и слабый, ещё и мокрый весь, как камелотская крыса. И чародей готов себе немое заклятье наложить, потому что «придурок» вот-вот соскочит с языка и он проиграет Гвейну целое состояние. — Да, спасибо, Ваше Величество, я пойду, подготовлю обед. У Артура от этого обращения уже зубы сводит, он грубо втыкает меч в сырую насквозь землю и смотрит на мага взглядом отчаянным, грустным и запутавшимся, а ещё, почему-то, злым. — Что происходит, Мерлин? Решил мне бойкот устроить? Это потому что я тебе выходной не дал? Какого хрена ты со мной формальничаешь? «Ваше величество, сэр, король Артур»! Ты меня ещё по фамилии назови! — Гвейн, не ушедший вовремя с остальными, обращает внимание на голос Артура. Его план работает. — …Ваше величество, ничего такого. Буду ждать вас к обеду. Охоту сегодня отменим. — Он слегка наклоняется вперёд. — Пошел к черту, Мерлин! — Гвейн оглядывается на друга, смотрящего в спину уходящего Артура, ловит ответный взгляд, а после подмигивание и денежный жест на пальцах. «Вот же засранец», — думает рыцарь, заходя в оружейную за Артуром. На общий обед Артур не явился, а вопросы «почему?», «из-за чего?» и «что происходит?» все направлялись к Мерлину, который, справедливости ради, ответы знал, но молчал в тряпочку, лишь иногда бросая многозначные взгляды на Гвейна и молясь, чтобы этот день закончился, но, к сожалению, кошмару наяву было суждено продолжаться. — Мерлин, мы желаем короля на обеде! Сходи-ка проверь, как он, да пусть к нам спускается, негоже без короля за королевским столом обедать, да, братья? Мерлин думает, что ненавидит Гвейна. — Да! Мерлин думает, что ненавидит рыцарство, как явление. Он поднимается, переступает с ноги на ногу, мешкаясь, возле входа в залу Артура. Поднимает руку, чтобы постучать, — опускает руку. И так три раза, почти что разминка. Раз-два-три, раз-два, раз, но рука всё никак не может постучать, словно на двери невидимый барьер. То ли нежелание продолжать разговор с Артуром, который случился на тренировке, то ли невозможность держать рот на замке, то ли само ощущение этой однодневной блокады между ними не давало ему два раза легко ударить по двери. « Почему мне так тяжело вести себя с ним, соблюдая формальности?» « Потому что я не хочу соблюдать с ним формальности?» « Я хочу неформальных отношений с Артуром?» « Я хочу отношений с Артуром?» — Мерлин? Какого черта ты топчешься возле двери? Ещё и бубнишь себе под нос, — Дверь внезапно распахивается перед носом юного колдуна, и он оказывается в невероятной близости к тому, от кого сегодня лучше держаться подальше. — Вас зовут рыцари, милорд, говорят, не желают без вас обедать. — отвечает он, смотря себе в ноги. — Так скажи им, что король сегодня не в настроении. — пауза. — Из-за тебя. Это был предупреждающий толчок мечом в грудь. — Из-за меня? — Лицо, не в силах больше удерживать мышцы, расплывается в нахальной улыбке.— Я что, обделил Ваше-величество-короля-Артура-Пендрагона своим вниманием? А это был смертельный удар. Артур оборачивается, когда Мерлин без разрешения войти, закрывает за собой двери. Внутри от чего-то всё тлеет, и места, почему-то, становится мало даже в королевских покоях. — Кто сказал, что мне вообще нужно твоё внимание? — Если не нужно, тогда давайте спустимся к рыцарям на обед, они вас явно ждут. — он делает шаг, приближаясь к королю. Тот делает шаг в ответ. — А если я откажусь? — ещё один шаг. — Тогда я спущусь один и скажу, что вы — обидчивый осёл. Но это, конечно, если вам не нужно моё внимание. Казалось, в комнате затопили камин. Только вот дров там не было. Как и камина. — А ты сам-то хочешь, — Артур оказывается совсем близко, — уйти отсюда? — Он наклоняется вперёд, аккуратно, медленным движением руки, снимая с чужой шеи красный платок. — Я с собой честен. — практически шепотом отвечает маг, — нет, не хочу. — Так чего ты хочешь? Мерлин кладет его руку себе на шею, на секунду заглядывая в глаза за ответной реакцией. В чужих зрачках небосвод Камелота, озера окраин и бескрайний туман предвкушения, такой густой, но до изнеможения приятный. — Я хочу сделать так. Он тягуче, медленно и без нажима целует Артура, и тот переводит руку с шеи на затылок чародея, слегка надавливая вперёд, углубляя поцелуй. Вторая рука скользит по худощавому телу Мерлина и тот плавится от горячих рук короля, мычит ему куда-то в губы, отстраняясь лишь чтобы вдохнуть и переместиться чуть в сторону, закусывая мочку уха, заставляя Его величество рвано зарычать на выдохе. — А теперь, — слегка отстранившись, произносит разгоряченный Мерлин, — к рыцарям на обед. — он ехидно смотрит в синие глаза напротив. — Ты издеваешься? — Конечно, целый день держался ради этого. — Он целует его снова. К рыцарям они так и не вернулись.