***
Точнее, и здесь было не плохо. Рано утром, когда они ещё спят, если устремляться к звездам. Бегать по крышам домов. Дазай – одиночка, но всё же он жаждет общения с людьми. Он их находит. Спасает от других. Убегают вместе. Кого-то жрут, кто-то убегает, потом они ему надоедают и Дазай идет искать новых. Вот, как сейчас. Этим облачным днем. Зомби сегодня вялые, «утренние». Так смешно, что они выживали за счет света солнца. Какая нелепая мутация.***
Как говорили раньше, зомби, если они появятся – это проделки генной инженерии. Где-то прогадали с подсчетами исцеления от смертельного вируса, и вот он заполонил весь мир. Как-то так. Дазай же считает, что это проделки Бога. Человек не смог бы такое создать. Впрочем, если бы Дазаю предложили поэкспериментировать с Евгеникой, Осаму бы не поскупился применить свои знания. Одному Богу известно, что будет там. Бога Дазай не любил. Зато любил себя и свою жизнь. Любил бегать по крышам домов. Даже сейчас, когда этажи заляпаны птичьим пометом, а в магазинах всё гниет и кишит червями. Ну и что! Там, под землей, точно есть своё солнце. Своё солнце, не тронутое другими. Пакостная мечта, или, может, шутка: он найдет его. Найдет обязательно. Он будет на самом дне. Дымовая завеса становится бледнее, они прыгают вверх-вниз, они скоро найдут его. Они чувствуют его по запаху. Чувствуют: человек. Приближаются. Существа, реагирующие на свет. Существа, которые живут только днем. Ночью они умирают. Был ещё один у них недостаток. Ну как недостаток, недостаток по меркам зомби. То, что не назвать зомби-преимуществом. То есть, если выставить в ряд всю «эволюцию» зомби, все их метаморфозы, то тут они телевизионным зомби проигрывали. Они умели ходить только по прямой. Впрочем, это проявлялось так: их можно было не страшиться на лестницах или в высотных зданиях. Люди давно заполонили их. Те, что выжили, а выживших было достаточно много. Люди устраивали на крышах сады. Дазай перемещался от дома к дому с помощью тарзанки – такой цепной установки с крючком. Цеплялся и летел, потом упирался в другой дом ногами. Ждал пока всё стихнет. Аккуратненько полз к окну. Пару раз он даже так ломал себе ногу, но кости у него быстро заживают. Главное, что не до крови. А то на кровь они быстро сбегаются, начинают шуметь, и тогда из этого здания долго не вылезешь. Опасно. Приходится ждать. А кушать нечего – не все дома были оснащены провиантом. Да, должно быть, неумение ходить вверх или вниз – это такая их часть. От этого их меньше не становится – только больше. Всё равно встречаются дураки, которые спускаются вниз без оружия. Да и зомби-то, как никак, а всё-таки учатся: бывает их встретишь на втором-третьем этаже высотных зданий. Как они туда пробрались – загадка. Как будто кто-то затащил их наверх. Но бегают быстро. Приходится обороняться. Дазай не любит прямых столкновений с ними, не любит сражаться. Был вечер. Он ждал на третьем этаже на парковке. Грузовые лифты, поднимающие машины вверх, были перекрыты. Он был один. Теперь, когда стемнеет, он медленно спустится. Спустится и разыщет выживших из той компашки. Вместе они раздобудут еды. Авось и у них что-то найдется. Дазай живет в этом городе с пятнадцати лет, до этого он был в двух других, если отсчитывать с того момента, когда начался «апокалипсис». Тогда он жил в маленькой деревушке. Причем давно это было. Очень давно. Теперь уже он и не помнит сколько ему. Ориентируется по времени дня и ночи. Семнадцать, может быть? Или восемнадцать. Он встретил в этом городе свою маму. В общем, добраться до этого города было его священной целью: здесь изначально была его семья. Дазаю осталось от них много одежды и пропитания. Его мать умерла и оставила ему записку. Ещё чуть-чуть и он нашел бы её живой.***
Холодный ветер дует ему в лицо. Осаму поправляет рубашку. «Да», - решает он. – «Мне точно шестнадцать. Или, может, семнадцать. Никак не восемнадцать. В восемнадцать люди были бы скучными…» Он спускается. Никого не находит. На улице пусто. «Может, они спрятались в ближайшем здании?» - думает Осаму. Но искать их сейчас было опасно. Зомби также прячутся на первом этаже. Ох уж эти зомби… они ведь могут и проснуться. Они были бесчеловечными. «Неужели их всех сожрали?» «Не может быть. Я же помог им», - думает Дазай. Рассуждает Дазай про себя. Да, что сейчас люди понимают о помощи? Сейчас-то, в эти времена. И эти зомби… да, они во многом проигрывали тем, что показывали в фильмах…, но есть у них и отличительная черта. Как правило, киношные зомби ориентировались только на звук, или, может, на запах… а эти также ориентировались и на цвета. Ночью Дазай не мог использовать фонарик. Надо было ждать, пока зрение приспособится к темноте. Можно было сказать, что они были совсем как люди: ориентировались на любое излучение, будь то звук, запах или свет, падающий на кожу. Любая волна. Только проворными были. В несколько раз быстрее человека. И беспощадными. Здесь прямо как в фильме ужасов. Короче, если тебя засекли: не убежать. Был шанс спастись, если ты находишься далеко. Запахи они чувствовали только с близи, но пользоваться ночью фонариком: это было самоубийство. А умирать Дазай не хотел. Да, было время, баловался лезвиями, чтобы пережить свою душевную грусть. Думал даже подманить к себе зомби. Думал, может, научиться сражаться с ними. Может, хотел себя убить. Но сейчас не хочет. Теперь он перематывает все свои раны, да и вообще все открытые территории, где были раны, или, может быть, будут. Дай Бог что нет.***
Дазай молится Богу по ночам. Не тому Богу, который придумал зомби. Дазай придумал своего Бога, которому теперь молится. Точнее сказать, он призвал его. Своего Бога. «О, мой Бог, приди ко мне и спаси меня этим вечером, не дай мне умереть в нищете и несчастии!» - мысленно произносит Дазай. Тем временем он передвигается тихо. Как кошка. Как рысь. Контролирует каждое своё движение. Любой металл в его экипировке прилегает к ткани, чтобы не издавал ни звука. Он – весь внимание. Он ищет. Ему такое не впервой. Он ищет, и… никого не находит. Маленький мальчик плачет в песках. Посреди пустыни. Совсем один. - Эххх…, - вздыхает Дазай. Его силы почти на исходе. Он путешествует один уже несколько дней, перебираясь от дома к дому, от здания к зданию. Он почти не слышит себя. Осаму захотелось петь. «Эх, был бы я повыше сейчас, /взлетел/ поднялся бы над землей, воспарил как птица…» Он весь – слух. Он весь – внимание. Его организм заточен на выживание. Интересно, сколько ещё здесь есть таких, живучих? Должно быть, много. Не один он.***
По ночам можно ходить вокруг зомби, в нескольких метрах спокойно. Можно было не бояться, что они услышат шаги или почувствуют запах с такого расстояния, от этого они не просыпались. Можно было чувствовать себя в безопасности, проходя мимо них. Как по спящей, оживленной улице. Но Дазай всё равно был насторожен. Он подумал: что если кинуть гарпун, зацепиться за соседнее здание. Это было рискованно. Даже ходить здесь, по земле сейчас было опасно. Один шанс, что он сможет зацепиться – он это уже делал. Другой… был стопроцентный факт, что зомби сбегутся на такой громкий звук, а дальше ему несдобровать. Конечно, к утру всё равно придется убираться отсюда. Но тогда, скорее всего, зомби спросонья мало что разберут, и он успеет скорее смыться, забравшись по какой-то, освободившейся от них лестнице, и все дела. Потом – вверх по зданиям, где от зомби пусто. Он взглянул через очки, обеспечивающие термальное видение: валом. Если он кинет гарпун, зомби точно сбегутся. Тут он услышал крик, доносящийся из соседнего здания. Вот он – это его шанс. Зомби в темноте ломанулись кто куда, и как только он увидел их поток, двигующийся по направлению крика, кинул гарпун. Зацепился за балкон третьего этажа. Чувствует: крепко. Раз, два – зомби видят его. Цепляется. Ползет. Спихивает их ногами. Ура! Удалось. Да уж, оставаться вечером на улице было опасно, даже если они и не видят в темноте, то могут ориентироваться на слух. Была ещё одна опасная опция у этих зомби. Они могли склеиваться вместе, в кучу. Из-за своей неповоротливости и огромной скорости передвижения они могли поломать друг друга об стену здания, или же замуровать собой проход. Клейкая лента, давящая собою мух. Дазай такое не любил. Дазаю хотелось спать. Он подтянул ленту гарпуна и выдохнул, привалившись к балконной раме. Тепло. Тепло на душе, в смысле. На улице было прохладно. Сердце стучало бешено, «-» последние эндорфины. Ночь мазала по стеклам. По стеклам его тепловизорных очков, которые были натянуты на лоб. Он спустил их. Теперь они болтались на шее, на резинке. Потом он подумал: «Стоп, можно ведь глянуть, есть кто на этом этаже?» Он очень не хотел встретиться с зомби. Он очень не хотел--- Дазай замечает красное пятно на верхнем этаже. Тепловизор сияет. Один? «Хоть бы не убийца», - думает Дазай. И, позже, проверив это здания на наличие зомби, добавляет вслух: - Ну, я иду к тебе! Осторожность не к лицу Дазая и тут, когда он запирает изнутри все двери, она спадает. Где-то находит даже ключ. Это ему больше не понадобится – дальше он будет передвигаться по верху. По крайней мере, несколько ближайших дней. С него хватит таких приключений. Тех ребят, видимо, уже давно сожрали. Ещё бы чуть-чуть, и он сам мог бы оказаться их едой. - Ну, всё! – провозглашает Дазай. Это был всего-то пятиэтажный дом, вряд ли здесь можно было запастись едой, - теперь, в путь! Дазай идет медленно, всё равно прислушивается: теперь уже можно было использовать фонарик, и он использует его, чтобы не столкнуться с частью забытых вещей: кастрюли, поварешки и прочее ещё, что очень громко звенит. «Нам не надо такого! Не надо!» Дазай снова натягивает тепловизор: да, там был человек! И он был определенно жив! - Хоть бы не каннибал, - думает Осаму вслух. Он был совсем один. Один, на всё это здание. Прямо как здесь Дазай. Дазай на весь мир. Ну, ступай! Мы встретимся на другой стороне реки! Кричит ему кто-то издалека. И пропадает. Там, там где не будет зомби, не будет никого, только мы с тобой… я обязательно дождусь тебя, и… Дазай поднимается. Да, ему хотелось бы, чтобы это было так. Дазай не разговаривал ни с кем уже несколько суток, и почти не ел и не спал с того времени, как он покинул последнее своё убежище в поисках новой жизни… у него был только сух. паек, да и он теперь закончился. Дазай не умеет экономить еду. Это был многоквартирный дом. «Хоть бы у него осталась еда… и попить чего-нибудь»…, - думает Дазай. С остальным мы справимся, как-нибудь. «Пусть даже каннибал, я не буду направлять своё оружие против людей». «Как-нибудь договоримся». Дазай находит его. Вот, прямо за этой дверью. За этой, и ещё дальше по коридору. Этот многоквартирный дом был одним из элитных домов. Дазай не заглядывал в другие, шел прямо по курсу, но здесь было много пространства, бетонный пол. Бетонный пол был уложен плиткой, только она со временем покорябалась и отошла совсем. В целом, если бы не зомби, Осаму бы дал этому дому пять с плюсом. Для зомби, конечно, коротковат, учитывая насущную ситуацию: максимум четыре с минусом. Дазай репетирует в слух: «да, дорогой мой друг, чтобы добраться сюда, мне пришлось изрядно так попотеть,» «Знаешь, как там на улице? Почем бы тебе не знать?» Это был пятый этаж. Дазай открывает дверь. Дверь была не заперта. «Только не окажись каннибалом…», - Дазай зажмуривается. Стягивает тепловизор. Отходит на пару шагов. Смотрит. Светит фонариком, делая свет тусклым, приглушенным. Напротив него сидит молодой человек. Сидит, и не может встать. Почему он не пойдет к нему навстречу? Он сто процентов слышал его. Дазай подходит ближе: «эйййй», - говорит тихо. Не слышит. Подходит ещё ближе. Говорит громче. Комната была большая, метров пятьдесят. Может, он спит, поэтому не слышит? И свет здесь не включен. Тут Федор вздрагивает, движется медленно, подобно зомби в спячке. Дазай аж испугался, подумал снова натянуть тепловизор, чтобы убедиться вновь, что это всё-таки человек, но было толку? Уже пять раз проверял. - Хватит пугать, а то у меня ПТСР! Федор моргает. Достоевский понять не может, кто это к нему пришел и почему его сон потревожили. Его сон, казалось, длиною в века… - Как тебя зовут? – спрашивает Дазай. - Федор, - отвечает хозяин этой обители. Голос хрипит. Давно он не общался с людьми. Он даже понять не мог, как это произошло. – Как ты попал сюда? – спрашивает. - Через веревку, – отвечает Дазай. - Включи свет. Там, слева, ещё несколько шагов и будет переключатель, дерни вниз ручку. Дазай выполняет. Скоро вся комната заливается ярким, ярким светом. Дазай совсем не боится зомби. Свет светит с потолка как из прожекторов. Федор разглядывает веревку, которую протягивает Дазай. - Вот тебе, мой друг, зацени моё изобретение! На веревке выгравировано: Осаму Дадзай. Он ведет себя как пацан, но как он до сих пор выжил? - А ты осторожен, - сообщает ему Федор. - А то. - А ты, ты почему здесь сидишь? – Спрашивает Дазай. Федор указывает ему на свои ноги. - Парализован? – изумляется Дазай. - Нет, - отвечает Достоевский. – Ходить могу. Он приподнимается, медленно ставит стопы на пол, и говорит Дазаю: - Дай руку. Осаму подает. Они доходят до двери. Федор выключает свет и берет фонарик, они выходят из этой квартиры, закрывая дверь на ключ. - Я здесь сплю, - поясняет Федор. - Я понял, - говорит Дазай. – Самая дальняя комната от переднего крыла? Федор молчит. Они идут медленно, Осаму ждет, когда Достоевский сделает следующий шаг. Ноги у него и вправду были слабые. Бледные. Тощие. Да и всё тело тоже. «Может, истощение», - думает Дазай. «Или ещё чего. Болезнь какая-нибудь». «Да нет», - думает Дазай. – «Будь болезнь, он бы совсем не выжил». Позже Дазай не сдерживается и задает вопрос: - Что с тобой? Ты не выглядишь здоровым. - Миопатия, - отвечает Федор. – У меня слабое здоровье. Переболел в детстве простудой, а потом началось. - Понятно. И как же он выжил до этого срока? Просто удивительно. - У меня есть еда, - говорит Федор. – Хочешь? - Да! – изумляется Дазай. - Мои родители были учеными. Они готовились к такому исходу. Они оккупировали дом. «Они хотели позволить мне жить, но ничего не могли придумать с моим заболеванием.» Можно сказать, часть зомби произошла от его руки. Нет, это не так. Дазай не готов принять это. Он только нашел нового друга, и вот… - Твои родители не были же причастными к тому, что происходит за окном? – нервно усмехается он. Родители его погибли. У него погибли все. - Нет, - говорит Достоевский. – То, что ты видишь – это создал Бог. - Да, - подтверждает Дазай. – Только Бог способен на такое. Они едят. Небо застилает уличный свет.***
- Прости, - говорит Дазай. – Я немного устал, где у тебя здесь можно прикорнуть? Подойдет любая поверхность, лучше пусть плоская. - Да, в соседней комнате, налево… Они выключают прожектора. - А можно я буду спать с тобой? Подойдет любая комната, честно. - Ну ладно, пойдем. Только возьми подушки. Дазай берет. Он так соскучился до людей.***
Здесь, в этом доме, смогу ли я обрести своё счастье? Сумасшествие! Дазай чувствует себя маленьким бродячим псом: Можно, я буду заботиться о тебе? Тебе ведь нужна чья-то помощь? Твои родители не смогли, ну а я обязательно справлюсь! И прочее, прочее. Здесь было электричество и горячая вода. Что ещё нужно для счастья? А они хорошо подготовились. - А они хорошо подготовились. - Кто? - Твои родители. - Да. Они провели электричество и трубы под землей. - Прямо там, где динозавры! - Что? - Ты что, не читал Жуль Верна? – Дазай откручивает горячую воду. – Давай встретимся с ними! Там, на той стороне реки. Достоевский не понимает, о чем он: - Обязательно.***
- Как давно ты здесь живешь? – спрашивает Федор? - В плане? В твоей квартире? Да всего несколько дней. Дазай каждый день кушает и смотрит телевизор. - Нет. Я о другом. Как давно ты живешь в мире зомби? - А. Ты об этом. Несколько лет. Они пришли году в шестнадцатом, если не ошибаюсь. А щас какой? - Двадцать первый. - Ого! А ты что, не знал? - Я не выходил на улицу с подросткового возраста. - И не слышал даже? - Шумоподавляющие стены. - О, это прям как у меня очки с тепловизором, - восхищается Дазай. – А что родители? - И родители не говорили. Они ушли давно. Мне было пятнадцать. - И что, с того возраста ты живешь один? - Ну да. Я думал, все так живут. «Странный», - думает Дазай. – «Какой же он странный!» - А я думал, что все охотятся на зомби по ночам, а поутру варят их мясо в ледяном котле! Хахаха!!! А если по правде, то как ты уживаешься так: Так, всё время с самим собой… это дико. - И что, никто не захаживал к тебе? - Захаживали. Но долго не задерживались, уходили. - И почему же? - Никто не хочет быть замурованным. «А я – хочу», - думает Дазай. Ну, это пока. - Никто не хочет быть один в такой большой квартире, -***
Дазай занавешивает шторы. Все-все-все до одной. Они живут на электричестве. Федор говорит: «можно». Оно бесконечное. Динозавры вырабатывают его для них. Они подолгу играют в карты и заваривают теплый чай. Дазай чувствует себя как дома. Правда ли дом может быть здесь, вместе с ним? - Здесь так хорошо, - говорит как-то Дазай. – Так зомби вообще не видно, и шумоподавляющие стены – совсем огонь, создается впечатление, что их никогда и не было! - Я рад, что ты рад, - говорит ему Федор. И Дазай совсем не думает о том, что надо быть гениями, чтобы так ко всему подготовиться. И Дазай совершенно не хочет знать, кто такой Федор, и как он со своими родителями к этому всему причастен. Дазаю совсем не до этого. Они пьют теплый чай.***
Они пьют теплый чай и любуются весной за окном. Федор говорит ему: «только представь…» «Только представь, и там может быть всё…» Дазай представляет опадающие осенние листья. Дазай представляет шум волн. Весеннюю капель. Дазай представляет своих родителей. Качели, он раскачивается на качелях. Взад-вперед, взад-вперед. Дазай представляет его с Федором. Вот они (держась за руку) прогуливаются по парку… или просто… Шум волн. Дазай представляет шум волн. Светит солнце. Должно быть, светит солнце за окном. Они живут под шумом прожекторов.***
Прожекторов и светодиодов, настольных ламп. Федор не бережет электричество, включает столько, сколько просит его Дазай. Дазай – избалованный мальчишка, чудом выживший в этом жестоком мире. Дазай очень умен. Федор думает, что это – следствие. Искаженное восприятие. Федор однажды спрашивает его: «что ты представил тогда?» Бегут корабли, я касаюсь твоей руки… «Шум волн», - отвечает Дазай. Я представил тебя. - Ты любишь воду? – спрашивает у него Достоевский. - Да, люблю. Но не больше чем небо, - - Я тоже люблю. Люблю воду. Я помню, до этого я жил в маленьком доме. Он был возле реки, - Дазай перебивает его и хватает за руку: - Давай встретимся! Давай встретимся на той стороне реки! Мы обязательно спасемся, - говорит Дазай. – Там, на той стороне реки нет зомби, я уверен. - Хорошо, - Достоевский ему отвечает. – Я буду ждать тебя там. Утром, а потом вечером, а потом всегда. Я буду ждать тебя на той стороне реки. - Я покажу тебе мир, - говорит Дазай. – Потом, когда мы спасемся. Ты же толком не видел ничего за пределами этого дома. Мне и здесь хорошо. - Обещаешь? – спрашивает Федор. Дазай кивает. Федор соглашается. Они прожили вместе уже несколько месяцев.***
- Тебе правда хорошо здесь? – однажды спрашивает Достоевский. - Угу, - отвечает Дазай. – Чувствую себя как дома. Он есть чипсы, луковые колечки, смотрит посредственные видео из сохранных. Маленький котик пытался забраться на крышу здания. Цепляется за лиану. Маленький котик не смог. Дазай спрашивает: - Ты правда не пытался выйти? Они живут здесь скорее как соседи, нежели лучшие друзья. Несмотря на всю общительность Дазая он обходится бытовыми разговорами. - Пытался, - признается Федор. Он даже не знает сколько ему лет. Он даже не знает откуда он, что он любит, а что выбирает обходить стороной. Их связывает одна судьба. Одна мечта – увидеть мир. Эта квартира. Дазай в одиночестве. Я хотел бы обойти весь мир с тобой. - Помнишь, я в первый день спрашивал у тебя, как ты пробрался сюда. - Ну да. Дазай отворачивается от экрана. Там кто-то закричал, и я такой пуууф, и зацепился за карниз. Мне повезло, - говорит он. Хмурится. - Так вот, - продолжает Федор. – Ты не смотрел входы? - Неа, - говорил Дазай. - Там всё замуровано. - Зомби кляксы? Достоевского изумило, как просто была брошена эта фраза. Он потупился: «ну да». Как ты их назвал. - Неприятное дело, - он морщится. – Соглашусь. Я не люблю зомби. Дазай продолжает смотреть телевизор.***
Достоевский понимает, что Осаму избегает чего-то. Есть что-то, чего Дазай так искренне боится, что осмеливается скрывать это даже от самого себя. Избегая общения по утрам. Прячась по углам и по долгу смотря бесполезные и бессмысленные шоу. Бывает, совсем редкими временами в Осаму проявляется искра жизни, но потом… Достоевскому жаль его. Он не знает, что он может сделать. Тут он задумывается, что там, на улице Дазаю, должно быть, лучше. Там он живет, там он борется за жизнь, правда ведь? А что тут? Мало когда приходится бороться за жизнь здесь, в тепле и уюте. Дазай избегает чего-то внутри себя и оно его Убивает.***
- Эй, - однажды говорит ему Федор. – Пойдем, выйдем погулять. - Куда? – изумляется Дазай. - На балкон. Он недолго думает. «Ну хорошо», - подтверждает он. «Можем даже на крышу», - хочет предложить. Эх, крыша… почувствовать на себе дуновение ветерка… Они выходят. Балкон тут небольшой, метров пять длиной и пару метров в ширину. Прошлый балкон, балкон на втором и третьем этаже был в пару метров больше. Он даже отсюда, с пятого этажа виднелся маленьким выступом. «Если упасть, можно схватиться за него», - думает Дазай. Глаза у него горят. Тело пульсирует. Внизу – вопят зомби. Федор держит его за плечо. Он что-то увидел, он, он смотрит на Дазая так пристально. Будто понимает что-то. Думает. Удастся ли ему обхитрить его? Тут проходит шаг, другой, Федор оступается, чуть-чуть, как бы падает на перила и цепляется вниз, вниз… Его тело напоминает желе, скатывается вниз. Он последнее время (почти) не ходит без поддержки. Удивительно, как он ходил раньше. Дазай хватает его. Держит за руку. Ладони скользят. У Осаму зрачки расширяются: «бросить? Или выдержу? Я должен выжить!», - свербит у него в голове. – «Главное – жить.» Федор смотрит на него: так пристально наблюдает. Ловит каждую эмоцию на чужом лице. Дазай здесь – животное. Инстинктивный механизм с дикими, отточенными движениями. Федор видит, как тот производит расчеты в своей голове (не видит их зрением, но чувствует: по глубокому взгляду Дазая, по его дыханию), и всё происходит в секунду: дергает его, упираясь коленями в перила. Дергает несильно, так, что перила скрипят: всё это необходимо для того, чтобы переключиться с коленей на пятки и снизить давление на тело. Считанные секунды, которые Федор пробыл на весу. Достоевский медленно встает. Отряхивается. Дазай на мгновение очнулся от своего сна. - Магия, - говорит Достоевский. – Ты действуешь инстинктивно, - говорит он. Но всё же ты не дал мне упасть. - Ты сделал это специально, - вдруг осознает Осаму. - Скажи честно, - говорит Достоевский. – О чем ты думал те пару секунд? - Думал, отпустить ли тебя, - честно признается он. Ты доверился мне... - Ты бы отпустил, если бы понял, что не сможешь вытащить… - Я бы не смог, - тихо произносит Дазай, как вдруг что-то щелкает в его голове. Он сползает на пол по этой чугунной периле и плачет. Плачет так, как будто ему пять лет, плачет, как будто пятнадцать, плачет, как будто двадцать пять. Плачет так, как будто ему никогда не давали плакать. Федор успокаивает его. Садится рядом и гладит по голове. Нет, это не навязчиво, нет. Это даже не чувствуется как поддержка. Этот жест – это скорее акт помощи. - Прости, - говорит он. - Прости… Я бы не смог… Я бы не смог спасти тебя, даже если бы постарался. В этом мире мы все умрем. Федор с ним соглашается.***
Они забираются в ванную. В большую и теплую воду. «Смотри, это похоже на океан», - говорит Федор. Дазай соглашается. Он кивает и смотрит в пустоту. Он кивает и смотрит на белый кафель. Кивает и смотрит на стены. Темные. Темно-синие? Или бежевые. Без разницы. Дазай не понимает, зачем он живет. Честно сказать, он не понимает, чего Достоевский хотел в тот раз добиться. Для чего было произведено такое тетаническое усилие… Дазай думал об этом несколько раз. Думал, потом устал. Внизу ревут зомби. Вечером заходит солнце на юг, с утра оно выползает с севера, или наоборот. Всё наоборот. Дазай не помнит лицо своей матери. Он совсем ничего не помнит. Тихо шепчет: «прости меня»… И ложится на его грудь.***
Как-то он спрашивает у него: «скажи, где ты жил? Где ты жил раньше?» Проходит много месяцев, но им так и не отключают электричество. Когда-то Дазай обязательно найдет их. Найдет динозавров под планетой Земля. Или там – огромный ядерный реактор, что ли? Федор показывает ему место на карте: - Вот здесь. - Ого! – Говорит Дазай, – это очень далеко. Я жил вот здесь, - он показывает своё. Они улыбаются. Этому месту. Своим воспоминаниям. Может, друг другу. Дазай вспомнил, как он ходил с маленькой сестренкой в сад. Как им было хорошо вместе. - У тебя есть братья или сестры? – спрашивает Дазай у Федора. - Нет, - отвечает он. – Только я. А у тебя? - У меня была младшая сестра и сводный брат, - отвечает Осаму. А после добавляет: они все погибли. - Сочувствую, - говорит ему Достоевский. - Да ничего.***
Дазай много плачет. Он прячется от него по углам. Прячется, только не так, как в прошлый раз. В прошлые раз это скорее было из желания скрыть свою тайну, а сейчас… Желание спрятать боль, разве что. А это всяким лучше. Дазай не понимает Федора. Как можно постоянно быть одному? Это же скучно. Это же больно. Пустота. Пустота обволакивает их, когда они ложатся спать. Гладит их за плечи. Целует их в переносицу.***
Дазай прячется от него на третьем этаже, на втором, а потом спускается и на первый… Федор не видит его, но он знает, что Дазай где-то там. Звенят колокола. Это наш поминальный гимн. - Этой зимой очень ветрено, - говорит Федор. – Давно не было такой ветреной зимы. Дазай как поломанная игрушка без воли к жизни. Но душа у него живая. Теперь Федор начинает сожалеть о том, что он тогда сотворил. Надо было дать Дазаю уйти, а не привязывать к себе снова. Это всё его эгоизм. Можешь ли ты спасти хоть кого-то? Для чего ты живешь? Он спрашивает у Дазая: - Как твои дела? Дазай с ним почти что не разговаривает. Он хочет сказать: «ты можешь уйти», Тебе не обязательно быть со мной. Мне хорошо и одному. Но Дазай, почему-то, не уходит. Это – его спасительная веревка. Спасительная веревка в новый и дивный мир. Но Федор – инвалид. Он больше не хочет никого потерять. «Почему это происходит со мной? Со всеми, кого я встречаю?», - думает Осаму. Они вместе не выберутся. Со всеми, кому я хочу помочь. «Но нет!», - думает он. – «Ведь бывает я и вправду кого-то выручаю. Спасаю пару-тройку ребят. Да, в прошлый раз не получилось. Не смог спасти своих родителей, ну и что! Надо мыслить объективно», - говорит себе он. Но порой мыслить объективно у него не получается. «Я же всё-таки человек», - говорит он себе. «Нет!», - кричит он себе. Я больше не человек.***
- Сколько тебе лет? – как-то спрашивает Дазай. - Исполнилось двадцать четыре, - говорит Федор. – А тебе? - Наверное, восемнадцать, - отвечает ему Осаму. Всё. Его детство закончилось. Теперь он стал взрослым. Теперь он сможет. Теперь он обязательно справится. Выдержит, и справится со всем. Уже восемь лет, как они живут в мире зомби. Пошел девятый год. Уже восемь лет, как никто в этом мире не посмел проснуться от кошмара.***
Идет весна. Достоевский почти не может ходить после холодов. Дазай тащит его на спине, если нужно куда-то переходить, или перевозит на кресле каталке. С низу послышался шорох. Бурлит весна. - Эй! – они запирают этаж. Запирают его полностью, заставляя ящики, стулья или кровати, всё что ни попадя, баррикадируют креслами двери. Что если зомби научились ходить? - изумляется Дазай. Что если зомби-кляксы переродились? Да что там происходит, вообще? Дазаю страшно.***
Они кутаются в одеяла и сидят на полу. Федор обнимает его за плечи. Выглядит несуразно, руки у него совсем вялые. Но Дазай терпит. Вжимается ближе. Он правда не хочет выходить. Ему здесь хорошо. Ему здесь тепло, а там сыро. Рядом с Федором он чувствует тепло.***
Может, забыть всё это? Окунуться в широкую впадину, вулканическую дыру… переродиться Богом где-то на другой планете. Федору совсем нехорошо. Дазай перетаскивает его на кровать. Отодвигает её от двери, перетаскивает на место неё диван. Тихо-тихо. Они кутаются в одеяла. Выключают электричество. Почти не используют свет. За дверьми разносится ругань: шум ветра, или какое другое звено… Дазай вспоминает что, когда он был маленьким, за стенами родители тоже ругались. Ругались и били младшую сестренку пока он был в школе. Осаму утыкается Федору в плечо: - Только живи…***
Они набирают ванную. Снова забираются в теплую воду. Осаму молится, чтобы не было слышно движения воды по трубам. Вспоминает про шумоизоляцию. Успокаивается. Если что-то случится, если что-то случится с ним он не выживет… Дазай находит таблетки. Пробирается ночью в кухню. Находит что-то, что должно помочь. И правда, помогает. Достоевский снова может ходить.***
Ещё через месяц он кажется совсем здоровым, даже лучше, чем тогда, когда Дазай впервые увидел его. Ещё, чуть позже это случается. Он слышит рык за окном. В этот дом попала шашка или дымовая граната. Первый этаж пробит. Дом трясло. Он прячется. Он прижимает Федора к себе. «Я не хочу. Я не хочу умирать», - «Тихо», - говорит ему Достоевский. – «Всё хорошо». «Помнишь, о чем мы говорили тогда?» Дазай мотает головой: - Нет. «Встретимся. Встретимся на той стороне реки», - Федор кашляет. «Ты знаешь, у каждого поступка есть свой шарм», - говорит Достоевский. И целует его. Своими маленькими, кривыми губами. Они немного парализованные. Дазаю страшно. - Ну, а теперь иди, - говорит он. - Мы встретимся там, обещаю, - и встает.***
Дазай проверяет гарпуны. Закручивает на руках тарзанку. Всё на своих местах, совсем как в прошлый раз. Он выживет, обязательно выживет и потом они встретятся там. Прошлый дом Федора – он запомнил его расположение на карте. Он собирается: всё как в прошлый раз. Металл не соприкасается с металлом, чтобы не издавать лишнего звука. /Хорошо./ - Обещаешь? – ещё раз спрашивает он. Ноги у него дрожат. Ещё секунда, и выпрямляются. - Обещаю, - подтверждает Достоевский его слова. Как эгоистично. Дазай кивает. Он чувствует страх. Страх, поджимающий пальцы. Рев, доносящийся с улицы. Ещё через секунды он цепляется гарпуном за свод соседнего здания, и Улетает.***
Ещё через несколько минут здание, в котором находится Федор, рушится. Федор спасется. Конец.Я обязательно встречу тебя на той стороне