***
Вольно!
Можешь разорвать меня на части,
я-то знаю, что такое счастье.
И мне уже почти-почти не больно. Вольно!
И вот он идёт. Весь насквозь пропахший сигаретами и дешёвым пойлом. Идёт под проливным дождём и смотрит в темное, затянутое проседью облаков небо. И нет в жизни ничего плохого и ничего хорошего. Есть только курево в кармане и звенящая покоцаная мелочь. И ничего уже не важно. И уже даже и не больно, и не плохо, и не тяжело. Осталась лишь звенящая пустота в голове и глубокая ноющая дыра в груди. Она не затягивается. Время её не лечит. Он и не хочет её лечить. Он уже ничего не хочет. Он устал хотеть, устал быть сильным и терпеливым, устал быть опорой, поддержкой и одноразовым носовым платком, который можно запросто выкинуть после использования. На улице тихо и свежо. Так тихо бывает только на окраинах Москвы глубокой ночью, в тех спальных районах, где никому и дела нет до других. Уставшие люди спят, отдыхают, набираются энергией перед новым рабочим днём. У всех свои проблемы и заботы, а интересоваться чужими нет смысла. Деревья тихо шумят, колышутся от ветра, словно переговариваются друг с другом. Бродячие собаки и коты тоже спят в этой ночной тишине, прижавшись друг к другу, чтобы было теплей, ютясь на люках колодцев городской канализации. Даже у деревьев и животных есть те, с кем можно поговорить и поспать вместе. А у него нет. У него уже давно никого нет. Есть только звенящая мелочь и сигареты в кармане. И паленая водка, заливающая больную, израненную душу. Он и сам больной. Ненормальный, неправильный, грязный, испорченный. Он товар, уже не подлежащий обмену. И, в первую очередь, он убедил в этом самого себя. Он агрессивный, прямой, как рельса, грубый, гордый эгоист, способный думать лишь о себе. Его нужно бить плетью, а лучше розгами, для пущего эффекта, не жалея. Он считает, что кто-то уже давно должен выбить из него всю дурь, так же, как грозился отец в детстве, в итоге даже не достающий жёсткий кожаный ремень из шлëвок брюк, а берущий то провода, то скакалку: что под руку первое попадётся. Бил же, да так и не смог ничего выбить. «Значит, мало пиздил» — пролетает мысль у него в голове, да там и пропадает. Слабость тянется вслед за ним по взлëтным полосам ярких лампасов спортивных штанов. Прям типичный гопарь. Только выглядит более ярко. Но в темноте не видно. Он останавливается, чтобы покурить. На ходу, конечно, тоже можно, но хотелось передохнуть и позволить себе надышаться впервые за «прогулку». Затяжка за затяжкой. Ему диагностировали рак лёгких. Совсем скоро он не сможет ни есть, ни говорить нормально. Ему страшно. Но он продолжает курить, время от времени заходясь в протяжном тяжёлом кашле. Руки вновь тянутся к пачке. Но он осекается. Чувствует на себе чужой взгляд и воровато оглядывается. И правда. Какой-то парень стоит на балконе, курит и пристально смотрит на него. В неярком свете уличного фонаря и огонька сигареты он выцепляет лишь приятной формы нос и тёмные, словно залитые костëрным густым дымом, глаза. Когда парень скрывается в глубинах квартиры, он с лёгкостью на душе выдыхает. По спине болезненными мурашками маршируют неприятные воспоминания о постоянных липких пристальных взглядах в клубах и на дискотеках. Последняя пассия постоянно водила его по подобным сомнительным мероприятиям. Она была любительницей героинового шика. Да и кокаинового тоже, честно говоря. И то ли на все эти темы, то ли на её дешёвый крем для рук, у него буквально развилась аллергия, чешущимися блямбами тянущаяся по коже. Верхние слои эпидермиса на отдельных участках тела с него сходят, словно чешуя со змеи в линьку. Но это не несёт в себе обновления, перерождения. Бабка у метро сказала, что ему нужно что-то менять, иначе окончательно загнётся, да он не слушает. Воткнул наушники в уши и ничего больше не парит. По телу медленно расходится холод. Руки уже покрылись синюшными узорами и выступающими венками. Открывается дверь подъезда и вновь стая мурашек бежит по коже. — Покурить не найдётся? — спрашивает всё тот же парень, стоявший на балконе, — мои закончились. В глаза вновь бросаются тонкий нос с горбинкой и большие тёмные глаза, уже хорошо различимые при более близком расстоянии. Короткие волосы заплетены в косички с выбившимися у лица тонкими прядками. — Найдётся, — отвечает он и протягивает пачку. Парень берёт сигарету и подкуривает сам, своей зажигалкой. От винтажной, красивой бензиновой зажигалки расходится мягкий тёплый свет. — Как вас зовут? — спрашивает парень, медленно раскуривая сигарету. — Влад, — коротко отвечает. Большего ему знать и не нужно. — Спасибо, Влад, — искренне благодарит парень, мягко улыбаясь, — меня Илья. Что делаете здесь в такой поздний час? Живете где-то рядом? На улице не май месяц, замёрзли наверное. — Да, — Влад безбожно врёт и не краснеет, — живу рядом. Минутах в пятнадцати ходьбы. Хотя, если побежать, то можно и в десять уложиться. — Понял, — Илья продолжает улыбаться и словно излучает тепло, — если не торопитесь, не хотите зайти ко мне на чай? — Илья, а вас мама не учила незнакомых дядек домой не пускать? — язвит Влад, не понимая, как люди могут быть такими наивными. — Учила, только вот, видимо, я необучаемый. Хочу доверять людям. К тому же, воровать у меня всё равно нечего. Живу небогато. Разве что, меня самого отдать в рабство или на органы разобрать, — тихо смеётся Илья, докуривая, — ну так что? Примите приглашение? — Ну, раз вы так настаиваете, — ухмыляется Влад, затушивая сигарету в снегу. Мужчины медленно поднимаются по лестнице на четвёртый этаж. Лифт снова не работает — обычное дело. Благо, квартира находится всего лишь на третьем этаже. Илья проворачивает ключ и отпирает тяжёлую металлическую дверь какого-то серовато-коричневого цвета. Первым Илья запускает Влада. Необычно. Влад привык к тому, что хозяева сначала заходили в квартиру сами, а лишь затем, недоверчиво окидывая его презрительным взглядом, пропускали внутрь. Влад был во многих квартирах. В маленьких, больших, богатых, бедных; он был в частных домах и на виллах, а также в комнатах общежитий и коммуналок. Ещё больше квартир он видел в экранах своих ноутбука и телефона, когда связывался с клиентами по видеосвязи. Влад — опытный чернокнижник с интересной судьбой и развивающимся раком лёгких. Всё ещё можно исправить. Начать терапию, регулярно наблюдаться в больнице. Медицина ведь не стоит на месте. Ему осталось лишь убедить самого себя в том, что всё это действительно необходимо, и в том, что он не хочет умирать. Влад разувается, стягивает короткую красную куртку с плеч и вешает на крючок, не дожидаясь слов хозяина. У него такое ощущение, что он уже был в этой квартире. Но это же не реально? Если бы он был здесь, то помнил бы хозяина. — Илья, если не секрет, вы недавно сюда переехали? — глаза затуманивает видением, он распознаёт в дымчатом образе женщину в возрасте и молодого мужчину, — и кто был прошлым хозяином квартиры? Вопросы без чувства такта прямо-таки конëк Влада. Вот так, в лоб, даже на трезвую голову. Любой нормальный экстрасенс на его месте давно бы прикрыл свой рот и помалкивал бы, не раскрывая раньше времени карт своих возможностей, в надежде вытянуть из очередного несчастного побольше бабла. Но он же ненормальный. Не такой, как все. Влада уже почти что физически трясёт от внезапных видений, руки берёт хронический тремор. Авария, кровь, смерть, ещё одна, третья… Картинки быстро несутся перед глазами, оставляя от себя лишь цветной образ. Влад закусывает губу, не в силах успокоить свои способности. Внезапно его спасает Илья, отвлекая и начиная говорить. — Да, я и правда сюда недавно переехал. Так заметно? Вроде, коробки все убрал, а всё равно, наверное, неуютно. Не обжито. Про хозяев… Хм, кажется, риелтор говорил, что до меня тут жила женщина в возрасте. Но что-то с ней случилось и её сын решил сдавать квартиру в аренду. Вот сына я прям хорошо помню. Высокий такой, рукастый, бицуха мощная. Сам по себе такой какой-то грузный, на медведя похожий, — Илья безостановочно говорит, заполняя неловкую тишину в доме. Сам он разувается, но не стремится снять бомбер, стоит рядом с Владом в каком-то ожидании, — а что такое, Влад? А Влад не знает, что придумать и что говорить. Врёт на ходу, придумывает, лукавит. — Да, просто квартира знакомая очень. Как будто был тут уже. Думаю, может хозяев прежних вспомню, если вы опишите. Я из-за работы часто по чужим домам хожу. Вот, иногда какие-то запоминаются сильнее, чем остальные, — отвечает Влад, пряча истину за ворохом недомолвок и приукрашиваний. Вот не хочет он напрямую всё Илье говорить, не понятно только, почему. Словно само его нутро кричит о том, что с этим чудиком надо быть поосторожнее, потактичнее. Но не ради своей безопасности, нет. Получить в ебальник Влад давно уже не боится. Что-то тут другое, глубинное кроется. — Влад, ванная комната прямо по коридору, первая дверь направо. Чувствуйте себя как дома, я пока пойду чайник поставлю. Влад идёт к ванной, словно под чарами каких-то неясных***
Калейдоскоп воспоминаний переносит чернокнижника в детство. Жизнь в посёлке не отличалась яркими красками. Небольшая школа, в которой детей почти и не было. Дома сплошное хозяйство да быт, то курочек покормить, то пол в сенях подмести, то прибраться где. А коли помогать не хочешь, пиздуй жить на улицу. Суровые законы времени и материального состояния не щадили даже детей. Прогресс-то, со времён развала союза, только в города пришёл. И то, раз на раз не приходится. Что в Москве и Киеве уже во всю используется, до Владивостока или Житомира дойдёт только через год. А про деревни, станицы и села и говорить не о чем. Так Влад к мыслям о суициде и пришёл. Он был всего-лишь маленьким мальчиком. Отец пил, а потом пиздил со всей дури. Иногда пиздил и трезвый, это особой роли не играло. Неправильный, ненужный, лишний. Он — обуза для родителей. Матушка сопереживала сыну, конечно, но пойти против воли мужа-тирана было себе дороже. Почти равно долгой и мучительной смерти от тех же самых побоев. Вот так. Днём, когда мама ушла к знакомым, привёл себя в порядок, оделся красиво. Он взял отцовский кожаный ремень в свои маленькие ручки. Завязал узел ловкими пальчиками, подвесил как надо. Уже готов был умирать, но почувствовал лишь недолгий полёт и болезненное падение на пол. Ремень оборвался и не дал злосчастному узлу затянуться на тоненькой белой шейке. Тогда пришло первое видение. Конечно, он никому о нём не сказал. Его бы банально посчитали неадекватным и упекли в дурку при первой же возможности. Однако, он точно знал, что чужой глубокий баритон в голове это не последствия недолгой асфиксии и не шиза. Вернее, приятно было даже просто думать, что он кому-то действительно нужен. После этого он долго стоял на улице и смотрел в розовеющее небо и разглядывал плывущие облака формы сахарной ваты из парка развлечений. В воздухе витал запах свежескошенной травы и дешёвых сигарет, которые постоянно курил дед, выходя на крыльцо дома. Дед умер от рака лёгких в возрасте шестидесяти семи лет. Тогда Владу было около двадцати. Почти сразу после этого о раке лёгких узнал его отец. Уже тогда стало понятно без всякой экстрасенсорики, что всё это не просто так. Бесы без перерыва твердили Владу бросать курить. Неясно, было это проявлением «заботы» с их стороны, или желанием подержать свой энергетический банк подольше в этом мире, но Череватому это показалось весьма… милым? Бесы твердили Владу, что он рано умрёт. А он и не слушал.***
Да и курить он так и не бросил. Чернокнижника словно окатило ледяной водой. Влад вынырнул из пучины своих воспоминаний и очумело уставился на Илью. Тот лишь лукаво улыбался, даже не оголяя свои красивые ровные зубы. — Илья, — обратился он к мужчине, отпуская свои колени из «объятий». Однако, с ответом не спешил. Череватый помолчал еще несколько минут, и лишь затем коротко сказал, — я тебя вспомнил. — Ну, вот, видишь, вспомнил же, умничка. А то всë «не знаю я тебя» да «шо тебе от меня надо?». — Плед есть? Мне холодно, — Влад словно в миг стал «своим» в чужой квартире, а затем взял в руки горячую чашку, — о, вот это уже другое дело. Но плед всё-равно неси. Глаза мага стрельнули в Илью нехорошим демоническим отблеском. Влад отпил слегка остывший чай и с удовольствием улыбнулся от разливающегося по телу тепла. Хозяин квартиры стрельнул таким же хитрым бесовским взглядом в собеседника и послушно ретировался в другую комнату, чтобы принести капризному чернокнижнику плед или одеяло. «Всё такой же мерзляк, ничего не изменилось» — пронеслось в голове у Ильи. Резким движением руки он стянул плед с кровати и быстрым шагом вернулся на кухню. — Я у тебя останусь сегодня, — говорит Влад, принимая в руки желаемый кусок теплой ткани и заворачивается в него, как гусеница в свой кокон. — Хорошо, — лаконично отвечает Илья и садится на своё место. — Возможно, завтра тоже. — Я всегда рад тебе и твоему присутствию. Одно твоё нахождение рядом поднимает мне настроение. — Даже не спросишь, почему я остаюсь у тебя? — Я и так знаю. Ты хотел бы сказать это сам? Тебе это действительно необходимо, Чери? Мы же можем общаться невербально. — Да, я хочу сказать это сам. Своим ртом, — Влад замолкает, отпивая чай, — я не помню свой адрес. И не помню, как идти и куда ехать. — Ага. — Ты как-то к этому причастен? — Ни в коем разе. — Пиздишь как дышишь. Не краснеешь даже. Тварь. — Мне не свойственно пиздеть. — Да шо ты мне заливаешь. Я ваш народ лукавый лучше кого другого знаю. И как никто другой. — Ладно. Илья пытается выглядеть равнодушно, но получается это у него из рук вон плохо. На самом деле, его бесит поведение Влада. Чересчур резкий, чересчур дерзкий. И в любой другой ситуации, он бы уже давно сделал всё, что хотел и отпустил несчастного человека. Но это же Череватый. Не такой, как все.***
Илья в голове восстанавливает всё в своей голове так, словно не окунается сейчас в пучину воспоминаний многолетней давности своего непослушного сосуда, а действительно стоит сейчас в церкви и видит всё наяву. Тогда он был лишь молоденьким и зелёным служителем церкви. Исходя из благих намерений, только закончив духовную семинарию, он отправился на работу в небольшую церквушку в Луганской области. Весь такой аккуратненький, без единой ниточки, грубо торчащей на рясе, приученный доводить всё до полнейшего идеала, он абсолютно не вписывался в ритмы и законы другой жизни. Лишний, инородный, неправильный. Не такой. Видя изнанку жизни, Илья разочаровался и в своей работе, и в своей вере. Ежедневно наблюдая за заядлыми алкашами, отмаливающими каждую свою пьянку, бабками, твердящими о бездуховности и аморальности нынешней молодёжи, на пороге церкви перемывающими кости очередной соседке, женщинами, влепляющими пощёчины своим маленьким детям за желание выйти из святого здания досрочно, Илья начинал понимать жизнь. Лучиком света в этом тёмном царстве был Влад. Маленький мальчик, лет десяти-одиннадцати. Такой чистый, такой нежный, такой чувствительный, такой доверчивый. И с такими грустными, как у местного «юродивого» дедка, постоянно печальными, словно в них плещется кристально чистое море несправедливости жизни, глазами. Единственная загвоздка — приходил он не из искреннего желания, а из необходимости. В таком юном возрасте он стал проводником для сил. И это его пугало. Ведь жизнь — не сказка, где силы добра всегда побеждают зло и восстанавливают справедливость в мире. Нет. В реальности нет белого и чёрного. Есть лишь различные оттенки серого. И в этом сером мире силы добра не всегда противостоят силам зла. Ребенку это было не понять. Подобные рассуждения лишь вселяли бóльший диссонанс в маленькой детской голове. Влада выбрало зло, а не он его. И Илья это прекрасно понимал. Даже находясь рядом с ним, он буквально каждой клеточкой кожи чувствовал окутывающую Влада густую темноту. Он это осознавал, но ничего не мог поделать. Все, что было в его силах — сесть на колени рядом с этим кристально чистым мальчишкой и усиленно молиться. Да и что ещё мог сделать такой молодой и неопытный священнослужитель. Ни-че-го. Через пару лет Влад пропал из церкви. Илья понял, что тот сделал свой выбор не в пользу Бога. Это было предначертано самой госпожой-судьбой. Больше в церкви Илью не держало ничего. Разочарованный, Илья в скором времени вернулся в родной город — Санкт-Петербург — и отрёкся от церкви к хуям собачьим. Позже переехал в Москву. Нашёл небольшую квартирку в спальном районе. Далеко от центра, но Илью это не волновало. Чем спокойнее ночью, тем лучше. Нашёл работу, прошёл курсы иллюзиониста-фокусника. Всё шло своим чередом. До поры до времени.***
— Ты же знаешь про свой рак лёгких? — спрашивает мужчина, мешая ложечкой чай-отвар. — Знаю, — отвечает Влад, — я же экстрасенс. А в моём состоянии любой дурак уже это заметить может. — И что собираешься с этим делать? Почему не хочешь бороться? — очередной вопрос от Ильи. Ему интересно всё. Абсолютно всё, от начала до конца. Игра, при которой он перестал читать мысли собеседника, начала казаться ему вполне себе интересной и увлекательной. — Не вижу смысла, — Череватый говорит нечётко и размыто. Отказывается откровенничать. Закрывается и морозит потусторонним холодом. Илья поднимается и наклоняется к груди чернокнижника. Гладит изящной ладонью с длинными пальцами. От Влада веет могильным морозом и пахнет кладбищенской землёй. Словно от только что полежал в свежей сырой усыпальнице для трупа. — Ты шо творишь? — Латаю тебя, дурака. — Нахуя? — Захотел. — И вот кто из нас ещё дурак? — Мозги мне не еби. Хочу и делаю. В груди Влада разливается, по ощущениям, свежая раскаленная лава. То ли от работы Ильи, то ли от ощущения, что он снова кому-то нужен и для кого-то важен. Вопреки его мольбам, она, почему-то, совсем не хотела каменеть и превращаться в магнум. — Я всё ещё не собираюсь с тобой спать. — Я на идиота так похож? С первого раза всё понял. — И слава Богу. — Да ну тебя нахуй, а. Илья поднимается и отходит. А Череватому словно дышать стало легче. — Спасибо. — Ага.***
Зло выбрало Череватого само. Не дало ему как такового выбора. Так он начал практиковать. С постоянными рычащими лукавыми гостями договариваться оказалось нелегко, но с этим пришлось мириться. Курить он начал очень рано. В то время, когда он старался сделать правильный выбор и постоянно посещал церковь, единственным спасением был Святой Отец Илья. Он был не таким, как все остальные. Не вписывался. Он был очень добрым и понимающим. Не был похож ни на кого другого. Узнав о ситуации Влада, он спокойно выслушал, поддержал. А потом стал молиться за его душу вместе с самим будущим чернокнижником. Спустя много лет Влад начал понимать, что, скорее всего, он прекрасно понимал безвыходность ситуации и просто хотел оказать посильную поддержку. Но тогда, когда Череватый был лишь маленьким мальчиком, для которого у Святого Отца всегда находились конфетки в кармане и нужные, правильные слова, это было так чертовски важно. Однако, несмотря на все молитвы, чёрная поволока оказалась сильнее чар православия. После уезда любимого Батюшки Ильи, Влад перестал посещать церковь вовсе. Не видел смысла. Он сделал свой выбор. Точнее, Чреватый упрямо думал о том, что этот выбор был сделан им самим. Принимать тот факт, что силы не оставляли ему права выбора было очень печально. Куда приятнее было создавать в голове воздушные замки из несбывшихся мечт и иллюзий. Да и это было куда проще и безопаснее для нестабильной детской психики. Нет, конечно, Святой Отец Илья очень осторожно и терпеливо взращивал во Владе мысль о том, что нет ничего ценнее его собственной жизни. Однако, это была лишь одна проблема — одна из тысячи. Безусловно, огромным плюсом было, что теперь юному чернокнижнику не угрожали хотя бы собственные руки. И это крайне радовало. Но оставалась главная опасность — сила, подкрепляемая тёмными помощниками. Влад привык, что если работать — так выкладываться на все сто процентов. Как только его научили правильно призывать силы, управлять своими способностями, обращаться с чернухой, ему в привычку вошло ставить на кон всё. Идти Ва-банк во всех смыслах. И тут уже опасности подвергался не только он сам, но и его близкие. Но осознание этого к нему пришло лишь спустя годы практики и работы. Ничего не связывало ему руки. Лишь иногда он задумывался, чтобы сказал или сделал на его месте Отец Илья. Но это не помогало. Влад им не был и никогда не будет. Они разные, абсолютно разные люди из противоположных вселенных.***
Бесы просят служить
Но я не служу никому
Даже себе, даже тебе
Даже тому, чья власть
Влад продолжал почти бездвижно сидеть на своём месте. Лишь иногда тонкая рука высовывалась из-под одеяла, чтобы сделать глоток чая. Илья вернулся на свой стул напротив и повторил все его движения, словно был зеркалом. — Ну, скажи хоть, как я тебе сейчас? — спрашивает Илья, разрывая густую тишину. — Да вот, думаю, как тебя угораздило в это всё ввязаться вообще. Ты же просто ангелом во плоти был в своё время, — отвечает Влад, сверля взглядом потолок, — но ты всё так же прекрасен, Отец Илья. — На том спасибо. Только вот я отрёкся от церкви. — Я почувствовал. — В твоей ситуации тяжело было не почувствовать. Помнишь, как мы по пьяне после клуба переспали? — Помню. Только тогда ты был с женским лицом, да? — задаёт вопрос Влад, в голове перебирая всё возможные варианты побега из этой чертовой — во всех смыслах этого слова — квартиры. — Именно так. Мне приятно, что ты меня запомнил. На самом деле, демону уже знатно наскучило сидеть в скучном теле сопротивляющегося Ильи и вести эти пустые диалоги. Было ясно, что чернокнижник так просто не сдастся и не прыгнет с ним в кровать, стоит только пальчиком поманить. Влад был сильным. Сильная жертва тешила самолюбие и ласкала завышенное эго, ведя тонким языком по горячему металлу. Неопытному инкубу нравилось вот так сидеть и мучать Влада. Однако, силы были почти на исходе. Энергия нужна была с запасом. Душа Ильи сопротивлялась, чуть ли не начинала вновь взывать к Богу, как в старые добрые. На борьбу с таким уходило много сил, что бесу крайне не нравилось.***
Илья решительно не понимал, что происходит. Он словно не был владельцем собственного тела. Вот он спокойно сидел в своей квартире. Как любой нормальный человек вышел на балкон перекурить и подышать свежим воздухом. Осмотрел уже знакомый двор, вгляделся в глубокую ночную тьму. Какой-то парниша стоял рядом с подъездом. Ну, стоит человек и стоит, чего выёбываться то. Совершенно внезапно, словно под чужим влиянием, его потянуло вниз, к тяжёлой подъездной входной двери. Не в силах сопротивляться мороку, он послушно спустился, огляделся, подошёл к парню, всё ещё стоящему на том же месте. Только вот незадачка — заговорил с ним не он. Точнее, как не он, его тело, но не по его желанию. И если сначала Илья внутри бился и сопротивлялся, словно маленький ребёнок, у которого отобрали любимую игрушку, то спустя, по ощущениям, часа два, перестал. И, судя по всему, это пошло на пользу. Время от времени Илья смог на что-то влиять и даже вклиниваться в диалог. Как оказалось в ходе разговора, перед ним сидел его бывший почти «воспитанник». И, пусть это было давно в прошлом, что-то прежнее в нём осталось. Наверное, глаза. По мнению Ильи, они остались всё такими же печальными. А Влад постепенно переставал понимать, когда говорит с бесом, а когда с самим Ильёй. Так или иначе, если бы они встретились в других обстоятельствах, то наверняка прошли мимо, несмотря на то, что не раз вспоминали друг друга добрыми словами. Они друг другу никто. Их ничего не связывает. Ничего друг другу не должны. И это было очень печально. С одной стороны. Спустя несколько долгих, но по своему прекрасных лет бок о бок в церкви так расстаться и забыть друг друга. С другой, жизнь сложная и непредсказуемая штука. Такое случается не так уж и редко, чтобы париться и занимать этим своё время. Люди приходят и уходят, постоянно сменяются, идут своей дорогой. Нет смысла запариваться о ком-то. Даже если хотелось бы, чтобы этот кто-то был ближе.***
Влада грызло изнутри чувство совести. Бесы кричали о том, что надо делать ноги из этой проклятой квартиры и буквально «молили» — настолько, насколько это слово вообще применимо к тёмным силам — о прощении за то, что потянули свой драгоценный сосуд в неё. А сам Череватый думал лишь о том, как бы спасти бедного Илюшку. «Заберите эту дрянь к себе. Не знаю каким образом вы будете это делать. Но я требую, чтобы Илью эта сука отпустила» «Влад, блять, о себе бы подумал. Хватит в благотворительный фонд играться. Крути педали, пока пизды не дали. Он даёт тебе двигаться» «Я вроде русским языком сказал. Без Ларионова я отсюда не уйду» Бесы беспомощно замолчали, прикусив длинные змеиные языки. Их явно раздражал упрямый настрой строптивого хозяина. «Дай ему войти в твоё тело» — предложил один из демонов. Другие моментально подхватили идею, надеясь на то, что чертов инкуб пойдёт на переговоры со своим собратом и улетит с ним же в самое пекло преисподней развлекаться, отлипнув от хозяев. «Добро, пусть заходит»***
Глаза Влада вновь сверкнули нехорошим блеском. Губы его растянулись в неестественной улыбке. Тело Ильи тут же почувствовало неладное: напряглась каждая клеточка кожи, каждая мышца и каждое сухожилие. Такого его демонический товарищ явно не ожидал. — Ну, приветик, — по звериному низко прорычало тело Влада, — как звать тебя, дорогуша? Чего тебе от Владика нашего надобно? Отъебался бы лучше по-хорошему, это тело занято уже, не туда полез, — где-то в глубине души Влад ударил себя по лбу за такие слова. Звучали они как-то неправильно даже для него. Слишком «приторно» что ли. Но чего можно было ждать от демона, питающегося сексуальной энергией? Только этого. Илья молчал. Инкуб явно не рассчитывал на такие громкие претензий прямо с порога. — Не знал, что инкубы стали подчиняться людям, — с презрением выплюнул он, отворачиваясь от собеседника. — Я и не подчиняюсь. Влад позвал — я пришёл. А тут такой сюрприз в виде тебя. Что делать-то будем? — спросил демон, потерев подбородок, — Владик говорит, что без товарища этого, — он указал на Илью, — не уйдёт. — Тогда, боюсь, мне нужна новая жертва, — не глядя на «брата», ответил Ларионов. — Какие проблемы? К нам идем, помогать будешь. А там гляди найдём, к кому тебя подселить. — Ещё чего? Быть шестёркой человека? Самому не стыдно такое говорить? — Возмущённо вскрикнул демон в теле бывшего священника. — Какой стыд, дорогуша? Разве таким как мы знакомо это чувство? — За спиной Влада проявились чёрные антропоморфные силуэты, — разве кто-то из нас похож на «шестерку»? С нашим хорошо, работает он грамотно. Без «хлеба» не останешься. Да и думаю вдвоём мы не заскучаем, — язык чернокнижника скользнул по высохшим губам. — Какой дешёвый трюк, — оскорблëнно протянул Илья, — инкуб соблазняет инкуба. Что за бред? — Почему же бред? Даже демоны могут разделять друг с другом ложе. И ты прекрасно об этом знаешь. — Знаю. И не хочу повторять этот отвратительный опыт. — Ты спал не с тем демоном, котёнок. Со мной куда лучше. Сам убедиться можешь. Хоть прямо сейчас. — Да пошёл ты, — демон обиженно воздержался от продолжения, чтобы избежать глупых шуток, — в преисподнюю. — Обязательно. Но только с тобой, — Влад нагло уложил локти на стол, нарушая всё возможные правила этикета, — ты ж совсем неопытный ещё, зачем такого сложного человека то выбрал? Он ж святоша в прошлом, — демон, абсолютно не задумываясь, спрыгнул с темы, уводя разговор в другое русло. — Кому чë доказать-то хотел? — Не твоё нахуй дело, — огрызнулся инкуб, уже почти согласный на любое встречное предложение, лишь бы выйти на волю из этого скучного тела. — Чего ж мы такие грубые? Я ж к тебе почти по доброму. — Ключевое слово «почти». Влад, не торопясь, встал, разминая затекшие конечности. Он походил по небольшой комнате взад-вперёд, чувствуя настороженный взгляд на своей спине. Затем он подошёл к Илье и заглянул ему в глаза, наклонившись и опаляя чужое лицо горячим дыханием, словно он был лошадью после тяжёлых скачек. Инкуб, овладевший его телом, слегка принюхался к знакомому аромату человеческой кожи и провёл пальцами по подбородку. — И чего он в нём нашёл? — обратился демон вслух, не требуя ответа ни от своих коллег, ни от «зелёного» инкуба, ни от самого Влада. Ответа, как и ожидалось, не последовало. Тело Влада наклонилась ближе к Илье и оставило лёгкий поцелуй на его губах. Затем ещё один, другой. Демон мазнул языком по нижней губе и притянул бывшего священника к себе за затылок, втягивая в полноценный поцелуй. Ответных действий не последовало, но внутри тела Ильи молодой инкуб просто измывался от удовольствия. «Товарищ» передал ему немного живительной энергии. — Ну, так что? — Влад хитро улыбался, — так-то получше стало? Больше хочешь? Я знаю, что хочешь. Идем со мной, я дам. Тело Ильи послушно бесконтрольно закивало. Сил сопротивляться больше не было. Эта тварь была куда сильнее. Он словно знал, куда нужно было давить. Где были болезненные точки. И благодаря телу Влада искуссно играл на чужих оголенных нервах, словно беспорочный ангелочек на арфе.***
Инкубы благополучно улетели сношаться прямиком в ад. Влад, словно ошалелый, отлетел от Ильи. — Пиздец, это шо за блядство было вообще, — Череватого качало в разные стороны даже после того, как нашёл опору для своей задницы, ищущей постоянные приключения, в виде табуретки. — Да хуй его знает, — Илья уперлся локтями в стол и сложил на них тяжёлую голову, — спать пошли. — Шо? — Шо слышал, — ответил иллюзионист, передразнивая Влада, — я на диван, ты на кровать. Утро вечера мудренее. На часах три утра. Чернокнижник облегченно выдохнул, на секунду допустив мысль о том, что его бесы не справились. «Вали домой уже, благотворительный фонд» — слышался шёпот на границе сознания. «Я адрес не помню» «Ты долбоеб? Кого наебать пытаешься?» «Никого, валите нахуй. На сегодня свободны» Не дожидаясь приглашений и объяснений, Влад стянул с себя толстовку и направился в сторону комнаты Ильи. Не, ну если предлагают удобную кровать, зачем отказываться? Правильно, не за чем. Надо пользоваться моментом. Дают бери — бьют беги. — Я завтра всё равно собирался постельное менять, можешь прям так заваливаться. — От души, Илюш. — Ага, обращайся. Иллюзионист мягко улыбнулся и зевнул. — Останешься до послезавтра, я так понимаю? — Возможно. Ты запомнил? Я говорил не с тобой. — Не со мной, но с моим телом. — Падла хитрая. — Наблюдательная. Завтра поговорим.***
Ты стоишь у порога в белом плаще
С чёрных волос на паркет стекает вода
Слишком поздно пытаться
Тебя придумать назад
Твои тонкие пальцы лежат
На кнопке звонка
Завтра не настанет. И вот он снова идёт. Промокший, грязный, уставший, пропахший сигаретами и дешёвым пойлом. В карманах только звенящая мелочь, а в душе зияющая черная дыра. — Пока ты думала о вечном, я опять торчу. Когда ты был со мной, услышал слово «нет». Не говори «нет». Все твои подружки просто суки. У меня есть ты, и ладно.