Театр ебун-демона

Когда Миха встретил его на пороге квартиры при полном параде, в новенькой футболке с Рамонесами и в обожаемых Андреем светлых джинсах, которые сам Миха ненавидел за тесноту, Андрей немного напрягся. Когда Миха тут же полез целоваться, а потом потащил его на кухню гордо демонстрировать накрытый стол, на котором красовалась жутко полезная и жутко Михой презираемая отварная куриная грудка с овощным салатом даже без майонеза, Андрей перепугался до усрачки. Воображение подкидывало самые ужасные варианты, что Миха мог учудить, чтобы так замаливать грехи, даже кусок в горло толком не полез. Когда Миха, никак не прокомментировав недоеденную порцию, убрал со стола и торжественно повел Андрея в большую комнату к непривычно свободному от залежей шмотья дивану, Андрей решил, что ему сейчас будут либо признаваться в измене с целой цирковой труппой, либо звать замуж. Ну а что, по два раза развелись, пора и снова под венец, к Балу в Штаты смотаться — и вперед в семейную жизнь. Но Миха, как всегда, смог удивить — чинно уселся напротив Андрея и, краснея ушами, путаясь в словах, но все равно смело глядя прямо в глаза, вывалил свою тайную сексуальную фантазию. И вот как Андрей мог не согласиться, когда человек так готовился? Конечно, согласился, даже не задумываясь. Да и не было там ничего такого уж особенного — ну подумаешь, поиграть в изнасилование. Какой только фигней люди в койке не страдают, кому Красную Шапочку с Серым волком подавай, кому развратную горничную и строгого хозяина. Вот это, михино, оно хотя бы без дебильных переодеваний. Поэтому безумно влюбленная и склонная к авантюрам часть личности Андрея сразу же выдала: — Давай, конечно, — а рациональная часть добавила: — Только это, мне завтра в студию к своим ехать, надо выглядеть прилично. — А там уже проснулась и часть осторожная: — Ну и чтобы не очень больно. У Михи сделалось такое лицо — Андрей тут же горько пожалел, что не заткнул свою осторожную часть еще на подлете. Миха схватил его за руку, вытаращил на него свои бездонные, всегда немного печальные глаза и сбивчиво принялся объяснять: — Да ты чо, Андрюх, я же не для этого, это вообще про другое, не хочу я, чтобы тебе больно, чего ты? Вообще не больно будет, а если что не так, ты скажи, и сразу закончим. Вот теперь получалось, что Андрей кисейная барышня, которую надо уговаривать и успокаивать, обидно даже. Но пускаться в бесконечное нудное выяснение, кто, что, зачем сказал и что при том имел в виду, ему не хотелось: ехал-то он тоже не только на красивого Миху посмотреть и салата поесть, но еще и красивого Миху за всякое пощупать. — Не, ну чо сразу совсем не больно, немного-то можно, — по жопе, например, шлепнуть или укусить, но это он уточнять не стал, пусть будет на михино усмотрение. — И это, как я тебе скажу, если у нас изнасилование? В смысле, я-то скажу, но это же по сценарию будет? — Е-мое, точно, — Миха на секунду задумался. Руку Андрея он не отпустил, так и держал в своей огромной ладони, задумчиво и щекотно поглаживая по костяшкам. — Давай тогда скажи чо-нибудь, что в сценарий не вписывается, чтоб внимание привлечь. Или по башке мне сразу дай, тоже пойдет. — Нет уж, не буду по башке, у тебя голова и так слабое место, — Андрей хехекнул в ответ на Михин нервный смешок, чтобы разрядить обстановку, и решил: — давай лучше скажу “Меригуан”, и ты меня тогда отпустишь. Он, может, специальной литературы по теме и не читал, но не совсем уж отстал от жизни, про стоп-слова и всякое такое для любителей слыхал. Воображение подкинуло Миху в стремном кожаном комбинезоне и маске, сурового такого, с плеткой, и Андрей спешно закашлялся, чтобы задушить неуместный ржач. Миха посмотрел на него, неодобрительно поджав губы, и руку отпустил — обиделся, значит, что Андрей над сокровенным смеется, но возмущаться не стал. — Ну давай Меригуана, е-мое, тогда точно закончим, упадет же все к чертям, — хмыкнул он, явно в отместку. Ладно, с этим разобрались, но оставалась у Андрея еще пара вопросов насчет сценария. — Мих, а мы кто будем? — В смысле, кто? — Да блин, Мих, в смысле роли какие? Двоечник и препод-извращенец, проститут и злой клиент, что там еще бывает? Маньяк в кустах и жертва? Миха на секунду завис, уставившись в пространство — значит, об этом он не подумал, — а потом смешно сморщил нос и помотал головой: — Да не, блин, фигня все эти роли, Андрюх. Мы Горшок и Князь, не надо нам вот это все городить, это для извращенцев всяких конченых. Можно было, наверное, поспорить, что михина идея тоже не для нормальных, но спорить Андрею вообще не хотелось. Хотелось понять, хуже это, если без роли, или лучше. Отыгрывать в койке какого-нибудь порнушного персонажа, как представлялось Андрею, было бы скорее смешно, чем горячо, но, в общем-то, вполне выполнимо, почему нет. А вот вжиться в сценарий, где он — это прямо он сам, и Миха его насилует, а он… боится, наверное? Просит прекратить или ругается, или как там Миха хочет, — как-то сложновато. Даже слово это “насилует” вообще не вписывалось. — И что, прямо совсем без сценария? Может, в тебя ебун-демон тогда вселился, вот ты кого поймал, того и этсамое, а? — Как объяснение всей фантазийной ситуации выглядело очень даже неплохо. Миха не оценил: сначала заржал было, как боевой конь, но тут же одернул сам себя и пихнул Андрея в бок. — Ты чо лепишь, какой, блин, демон, — тут он подозрительно прищурился. — И вот не надо этого, я ж вижу, как глазки заблестели. Попробуй только про ебуна сочинить и в интернет свой выложить. Может, Андрей и не собирался, хотя комикс мог бы выйти шикарный. Но раз уж Миха сам предложил, то никакого выбора не оставалось. — Чего в интернет, это же какая подводка к новому альбому будет, — Андрей нагнал в голос концертной напевности и принялся выдумывать на ходу: — Бродил ебун-демон во тьме закулисья, он жертву для игрищ развратных искал. Навстречу ему, в плащ концертный одетый… — Заткни-и-ись, — завопил Миха сквозь смех, — заткнись, сейчас вот точно из-за тебя ничо не выйдет! — И не войдет, — кивнул Андрей, потому что, ну, а что еще он мог. Миха аж всхрюкнул, и Андрей сжалился: не стал продолжать приключения демона, у которого потом по задумке тоже кое-что войдет, да не выйдет — этим Миху можно и перед сном порадовать. Миха, не подозревая о грядущей развлекательной программе, почти успокоился и посмотрел на Андрея с недобрым прищуром и со все еще подрагивающими от смеха губами. — Может, тебе, ебун ты демонический, рот заклеить, чтобы все вошло? А вот этого не надо, вот этого Андрей не любил и не терпел. Это Михе только дай то рот себе в койке позажимать, то подушку погрызть, а Андрей был за свободу слова, а главное, за дыхание через рот при физических нагрузках. Так что если в фантазии об изнасиловании где-то предусматривался кляп, то придется Михе обойтись, потому что на такое Андрей не подпишется. — Не надо заклеивать, я больше не буду, — пообещал он и сел, как примерный ученик, выпрямившись и сложив ручки на коленочках. — Давай тогда, насилуй, что ли. — Прямо здесь? — Миха растерянно огляделся. Наверное, насиловать кого-то в большой комнате его съемной квартиры, служившей одновременно гостиной, столовой, игровой, гардеробной и кладовой, ему не позволила совесть. — Пошли в спальню, там удобнее будет. Андрей пожал плечами и послушно поднялся, хрустнув коленями. Миха хмыкнул и по-молодецки резво вскочил следом, зато колени его хрустнули вдвое громче. Андрей любил Миху больше, чем смеяться последним, поэтому сделал вид, что ничего не услышал, и пошел в спальню. Подготовился Миха и правда на все сто: постель застелил по-армейски ровно, прибрался, даже пахло в комнате как-то незнакомо цветочно — ароматическую свечку, что ли, сжег? Тычок в спину заставил Андрея пройти в комнату, но что делать дальше, он не знал, поэтому просто как дурак встал возле кровати. Миха неуверенно помялся на пороге, а потом будто встряхнулся, что-то в нем неуловимо сдвинулось, и к Андрею мягким хищным шагом подплыл источающий ужас и подавляющий волю монстр. Вот как это у него так получалось — всю жизнь Андрей смотрел, сколько уже видел, а пробирало каждый раз, как в первый, даже коленки ослабли. Миха притянул его в крепкие медвежьи объятия и уткнулся в шею, жарко дыша во впадинку за ухом — это он правильно начал, грамотно. Остаточная неловкость сразу исчезла, стало хорошо, легко и приятно. Андрей совсем поплыл и расслабился под горячими поцелуями в шею, но михино вопросительно-требовательное мычание напомнило ему, что у них сегодня особая программа. Он на пробу дернул прижатыми к бокам руками — и ничего, Миха держал крепко. Андрей задергался сильнее, попытался подцепить ногой ногу Михи, чтобы выбить его из равновесия, но тот тоже был не прост и заблокировал маневр, больно ткнув Андрея коленкой. Они опасно покачнулись, потому что руки Миха так и не расцепил, но чудом устояли на ногах, переступая на месте, как неумелые борцы сумо. Получалось как-то не очень эротично и немного опасно. — Нет, если прямо всерьез драться, то мы и комнату разнесем, и друг друга покалечим, — решил Андрей. — Может, ты мне, типа, оружием поугрожаешь? Миха отстранился, разжал руки, мгновенно сбрасывая томную жуть, и посмотрел на Андрея как на идиота. — Да каким оружием, е-мое, кухонным ножом, что ли? Андрея так и подмывало предложить бритву, но он сдержался и с тяжелым вздохом спросил: — Ну а ты как себе это в фантазии представлял? Что мы деремся, или ты меня со спины вырубаешь? — Да не знаю я, я это не представлял, ты там сразу голый был и к кровати привязанный, — с досадой выпалил Миха и тут же захлопнул рот, глядя на Андрея так виновато, как будто вот именно эта часть была особенно стремной и шокирующей. По мнению Андрея, связывание в разы упрощало им задачу, и сказать об этом стоило с самого начала, но в михиных понятиях стремного и не стремного толком не разбирался даже сам Миха, так что укорять его было без толку. — Тогда давай я разденусь, и ты меня сразу привяжешь, а потом уже начнем, чего зря мудрить. — Ну давай, — неуверенно согласился Миха. — А чем связывать будем? У меня веревки нет. Андрей хотел было сообщить, что он с собой тоже ни веревок, ни даже наручников не носит, но Миха совсем сник и грустно присел на кровать. — Фигня какая-то выходит, да, Андрюх? Давай тогда ну его, просто как обычно сделаем. И посмотрел снизу вверх, заглядывая в глаза, словно боялся, что Андрей сейчас и от “как обычно” откажется. Такой он был в этот момент, как будто на двадцать лет помолодевший и растерянный, что Андрей четко осознал: если сейчас накосячит, в жизни себе не простит. Не для того они продирались сквозь годы танцев с бубнами, девять смертей, четыре брака, ссоры, примирения, мучительное михино лечение и долгую взаимную притирку, чтобы, когда Миха впервые поделился аж целой эротической фантазией, у них ничего не вышло. И не вошло, блин, чтоб его. Андрей торопливо плюхнулся рядом с Михой, обнял за плечи и принялся уговаривать: — Не-не-не, никакого ну его, я уже настроился, — теперь так точно, и замотивировался сверх всякой меры. — Щас все круто будет, у тебя же шарф есть, длиннющий этот, черный, вот им и привяжем. Да так даже лучше, веревка кожу сдерет нафиг, как потом ходить, а шарф мягкий. Сработало: глаза у Михи снова заблестели. — Я ща, где-то он был у меня. Он вскочил и почти выбежал за дверь, а Андрей, пока что-нибудь опять не пошло не так, с рекордной скоростью скинул с себя одежду и улегся на спину, подпихнув под жопу подушку. Посмотрел на потолок, послушал яростное шуршание из коридора, оценил спинку кровати. Хорошо хоть металлическая, с художественно переплетенными прутьями. Была бы сплошная и деревянная, пришлось бы в ней дырку прорубать. Или прогрызать, потому что прорубать у них тоже наверняка было нечем. — Нашел, — заорал Миха и влетел в спальню с победно поднятым шарфом. — О, а ты уже? — Еще как уже, — подтвердил Андрей и раздвинул ноги. Хоть показывать там пока было особо нечего, Миха как по команде послушно уставился, куда Андрей и планировал: глаза у него стали совсем дикие, то что надо для настроения. — Поднимай руки, — он осторожно обернул шарф в несколько слоев сначала вокруг андреевых запястий, потом пропустил концы сквозь металлическую петлю в узорной спинке и завязал небрежный узел. — Не туго? Андрей попробовал пошевелить руками — настолько не туго, что он запросто мог бы вывернуться из петли, даже не развязывая шарф. Наверное, так даже лучше, чтобы кровоток не пережимать, а вырываться можно и не во всю силу, только для вида. — Нормально, — кивнул Андрей, и Миха серьезно кивнул в ответ. И ничего не произошло. — Ну все, начинай тогда. — Ага, сейчас. Миха снова засуетился, начал стягивать футболку, потом передумал и снял сперва джинсы, неловко стряхивая с бесконечно длинных ног узкие штанины, а потом почему-то носки. Трусы оставил, Андрей не стал уточнять, зачем — может, насильникам так положено, откуда ему знать. Он раздвинул ноги еще шире, чтобы освободить место для здоровенного Михи, и твердо решил, что лягаться не будет даже понарошку — ну его, очередной потери зубов их нервы могли и не выдержать. Миха тем временем вытащил из-под второй подушки гондон и смазку и взялся за дело. То есть, за Андрея. Навис сверху, пристально посмотрел в глаза, снова становясь неуловимо демоническим. Наверное, пора, решил Андрей и пошевелил кистями рук. — Слышь, Мих, ты чо это задумал, а? Развяжи меня немедленно! — Сам понял, что переигрывает, но уж как получилось. — Что смотришь? Пусти, говорю. Миха ничего не ответил, склонился ниже, потерся гладко выбритой щекой о щеку и зарылся носом в волосы у виска. Шумно втянул воздух — стало щекотно и очень захотелось Миху поцеловать, но Андрей сам себе обещал стараться не на отъебись, а на совесть. — Ты с ума сошел? Не трогай меня, пусти, не смей, — сильно дергаться было боязно, поэтому он просто отвернулся, уворачиваясь от михиных губ. По щеке прошелся мокрый теплый язык, и вот это просто, ну. Ну Миха, бля. Но надо, надо было держаться. Андрей зажмурился, вылавливая в памяти запутанные лабиринты под Эрмитажем. Полумрак, духота, страшный Миха-Мейсон, который мог выскочить из-за любого поворота, ощущение совершенно искреннего, почти восторженного ужаса. Сосредоточившись и стараясь не обращать внимания на ерзающего по нему Миху, он снова открыл глаза: неяркий желтый свет, трудно дышать от волнения и михиной тяжести. Повернул голову и встретил голодный безумный взгляд — вот оно, поймал. Стало страшно — приятно-волнительно тоже, но главное, страшно, даже сердце заколотилось чаще и суматошнее. Захотелось вскочить и побежать, но бежать было уже некуда — он попался. Оставалось только просить пощады. — Ну не надо, пожалуйста, Миш, — жалобно взмолился Андрей, уже не пытаясь дергаться. — Отпусти, а? Не отпустил, конечно. Только навалился сильнее и поцеловал в шею — осторожно так, чтобы без засосов. Потом ниже, в ключицу, уже смелее. Тронул правый сосок самым кончиком языка, и Андрей аж вздрогнул от щекотного удовольствия, вместе со стоном выдыхая: — Не трогай! — Тихо, тихо, Андрюш, не бойся, — забормотал Миха, коротко тыкаясь губами ему в грудь. — Не отпущу, тихо. Не отпустит — все внутри сжалось от страха и восторга. Не отпустит. Андрей повторял это про себя, пока Миха гладил его бока сухими горячими ладонями и целовал в живот. Оставит себе, запрет в комнате и каждую ночь будет приходить, чтобы… И на этой сладкой ноте все пошло вообще не так, как Андрей представлял, потому что Миха спустился совсем низко и взял в рот его уже наполовину твердый член. И все, весь настрой снесло в долю секунды. — Ми-и-и-и-иха-а-а, — с совершенно искренним отчаянием взмолился Андрей. — Не надо так, пусти! Он вильнул задницей в сторону, чтобы как-нибудь вывернуться, но Миха прижал его бедра к постели — не грубо, зато очень крепко, и Андрей сдался. Против михиного отсоса его игры разума проигрывали мгновенно и всухую. Мягкий влажный рот быстро скользил вверх-вниз, ловко зажимая член между напряженным языком и небом. Андрей пялился в потолок, чтобы не смотреть на качающуюся михину голову, и вместо “да-да-да” задыхающимся голосом твердил: — Нет-нет-нет! Он даже не заметил, когда Миха перестал прижимать его к кровати, а скользнувшему в задницу мокрому пальцу на секунду обрадовался — хоть как-то отвлечься. Но только на секунду, потому что Миха, зараза, сразу этот чертов палец так согнул, что стало только хуже. Андрей бессильно взвыл, подаваясь навстречу. Ну нечестно же, как он должен держаться, если Миха с ним вот так вот? Специально, что ли, поиздеваться решил? — Да отвали ты, я прошу! — почти прохныкал он из последних сил, но Миха, к счастью, не отпустил. Вместо этого он задвигал головой быстрее и засунул внутрь второй палец. — Мих, хорош, трахни уже, — вырвалось само собой, но Андрей вовремя исправился: — Трахни и отпусти, не могу больше! То ли его мольбы сработали, то ли Михе самому не терпелось, но он взял особенно глубоко, так, что головка на секунду уперлась в глотку, и сразу же отстранился, выпуская член изо рта. Мокрую кожу обожгло холодным воздухом, и Андрей всхлипнул. И еще раз, когда Миха быстро, но все равно бережно вытянул из него пальцы. Пока тот возился с резинкой, Андрей пялился в потолок, поджимая и разжимая пальцы ног от нетерпения. Придуманный страх давно выветрился, но и без него ощущалось все как-то по-другому, острее, что ли. Вот если бы не связанные руки, Андрей бы и с резинкой помог, и сам на член залез, а так оставалось только лежать и ждать, когда там Миха соизволит… Миха соизволил. Поправил сбившуюся под Андреем подушку, навис сверху, опираясь на левый локоть, а правую ладонь, испачканную в смазке, просунул между ними, чтобы придержать свой член. Андрей вздохнул было с облегчением, когда внутрь вдавилась головка, но Миха, по ходу, реально вошел в роль садиста-маньяка, потому что входил так медленно, что только больше дразнил. — Ну Миха, ты чо? Давай уже, — насрать, что не по роли, Андрей тут чокнется сейчас. Но Миха его будто и не слушал особо. С него слетела вся концертная демоничность, а взгляд стал как у человека в трансе. Он смотрел одновременно на Андрея и сквозь него, куда-то вглубь собственного разума, и сбивчиво бормотал: — Не бойся, Андрюш, не отпущу, хорошо сделаю, не бойся. Сделал, конечно. Вставил поглубже и замер, давая Андрею прочувствовать его любимый момент: когда удовольствие еще не отключило мозги и можно просто в очередной раз немножечко охуеть от того, что Миха у него внутри и они как будто еще больше одно целое, чем обычно. Он сжался вокруг члена — так стало чуть-чуть больно и от этого еще кайфовее. Михе тоже: тот застонал сквозь сжатые губы и начал двигаться — медленно, осторожно, как будто Андрей хрустальный. Обхватил смазанной ладонью его член, не дрочил даже особо, скорее, поглаживал, прижимая к животу. Поторопить бы, а еще лучше перевернуть Миху на спину, оседлать и самому выбрать ритм, но пространства для маневра не оставалось, можно было только лежать и получать удовольствие — то, которое выбирал для него Миха. Неторопливые глубокие толчки постепенно учащались. Андрей уже ничего не просил, только пялился на Миху, втягивая воздух открытым ртом и выдыхая измученные стоны. Дурацкие трусы, которые Миха только приспустил, терлись о мокрую кожу, подушка из-под жопы опять переехала под спину, но это все как-то терялось под волнами удовольствия и тяжелым михиным взглядом. — Не отпускай, Миш, пожалуйста, — прошептал Андрей, сам не понимая, зачем. Миха надрывно всхлипнул и замер. Его мелко затрясло, он несколько раз крупно вздрогнул, захлебываясь рваными вздохами, и с тихим сдавленным стоном обмяк. Еще немного подвигался, собирая последние волны кайфа — Андрей постарался не сжиматься, чтобы не мешать и не сделать больно: по себе знал, какая там тонкая грань между удовольствием и болезненной чувствительностью. Ждать долго не пришлось: Миха почти сразу встряхнулся, осторожно вытащил член и снова сполз вниз. Накатило почти мгновенно, стоило только почувствовать горячий язык на члене, и Андрей не стал сдерживаться. — Я все, — предупредил он, но Миха не отстранился. Накрыло сильно. Он даже толком не заметил, когда Миха успел его отвязать, пришел в себя уже лежа на сухой половине кровати с чистой подушкой под головой и бессмысленно пялясь в потолок. Вот и поиграли, блин. Андрей покосился вбок: Миха лежал в той же позе, но на мокром. И наконец-то снял трусы с футболкой. Помолчали. — Спасибо, Андрюх. Чего его благодарить, он так, полежал бревном, это Миха все. — Ага, и тебе. Еще помолчали. — Закурить бы, — снова подал голос Миха. А вот это не надо, это они бросили раз и навсегда, нечего тут дисциплину разлагать. — Мы не курим, — строго напомнил Андрей. — И не пьем, е-мое, а только мужиков ебем, — досадливо выдал Миха и зашевелился. Тяжело перекатился на бок лицом к Андрею, и пришлось повернуться навстречу, преодолевая кайфовый сонный расслабон. — Ну да, не без этого, — согласился он, с громким шлепком опуская ладонь на михину ляжку. Сегодня уже, конечно, вряд ли, но вот завтра вечером он бы с большим удовольствием Миху выебал, если тот будет в настроении. Миха, не подозревающий о грядущем покушении на свою пятую точку, обеспокоенно спросил: — Ты как вообще, Андрюх? Нормально? Я не пережестил? Если по-честному, то у них в обычном трахе больше жести, чем в этом так называемом изнасиловании. Там Миха хоть ущипнуть мог или цапнуть, а тут сплошная нежность и забота. Но как это так сказать, чтобы Миха не обиделся и не решил, что это критика, Андрей не знал, поэтому просто помотал головой и улыбнулся: — Не, Мих, в самый раз, круто вышло, — а вот это правда, вышло офигеть как круто, а вошло еще лучше, по крайне мере для Андрея. — А тебе как? Я что-то так себе отыграл, однако, на троечку. Миха не стал спорить с андреевой оценкой своего актерского таланта — обидно, между прочим, — только прищурился и задумчиво протянул: — А я тут подумал, не нравятся мне эти изнасилования, — и пока Андрей не успел возмутиться, продолжил: — Мне понравилось, что ты связанный, а что отпустить просил — это как-то не очень, понимаешь, да? Андрей, наверное, понимал. Он тоже что-то такое почувствовал, необычное, что ли. Что он в чужой власти, но во власти милосердной и поэтому не страшной, и можно просто расслабиться и плыть по течению. — Ну и круто, тогда связывание оставим, а изнасилование уберем. — Ага, только это потом, а в следующий раз ты что-нибудь выбери, что ты там хочешь, чтобы все по-честному. Андрей медленно оглядел красивого большого Миху с ног до кончиков покрасневших ушей. Идей было много, и все удачные — тут так сразу не решить. — Ну, это мы обсудим, конечно, а пока, — Андрей ухмыльнулся и подвигал бровями, — помнишь про ебун-демона?..