Магия

Стою в правом ряду, трогаюсь и зачем-то сворачиваю по секции, хотя домой — прямо. Забыл включить дворники, и капли дождя рисуют на лобовом стекле цветное боке из огней ночного города. Всё ещё еду, будто ведомый навигатором или знающий дорогу. На самом деле знаю, хотя не пытался запомнить специально: схема проезда отпечаталась на сетчатке — я превратился в машину, которой неведомы ни сомнения, ни препятствия. Глаза неустанно следят за дорожной обстановкой с обзором в триста шестьдесят градусов, руки крутят руль, а нога на педали не даёт остановиться. Вообще я соткан из сомнений, но устал бороться; еду туда, куда ехать не следует. Даже не ругаю себя, сдулся и отключил мысли — зачем уже? Поздно, но машин на улицах полно. Однако я успешно паркуюсь через дорогу от клуба и гипнотизирую неоновую надпись Steamy Beasts, которая раз в несколько секунд меняет цвет — манит, не даёт отвести взгляд. Капли глухо стучат по крыше, их музыка мешает мне думать. Да и не нужно думать: нужно лишь заглушить двигатель и выйти навстречу промозглой осени, чтобы через пятьдесят метров ухнуть в прокуренную и простреливаемую лазерами духоту ночного клуба и затеряться там в безликой толпе. Либо же они не столь безлики, как я — никогда не ходил в подобные места. Не с кем, незачем. И сейчас тошно. Но я вытаскиваю ключ из замка и выбираюсь из машины. Натягиваю капюшон, чтобы спрятаться от ветра и дождя, и иду через улицу, смотря себе под ноги: поднять глаза не позволяют остатки разума. Ноги делают за меня грязную работу — в темноте сами выбирают островки асфальта без луж и ведут к моей неминуемой гибели. Хотя, возможно, я драматизирую. Научился у тебя. Перед дверьми замираю и вновь всматриваюсь в золочёную табличку с несколькими названиями. Да, я не ошибся. Клуб находится здесь. И я знаю, что сегодня ты выступаешь. Обычно — в другом месте. Я всё о тебе знаю. Не тот — привычный — я, иной я. Не всегда его контролирую, а сейчас просто не хочу. Итак, сегодня ты здесь. Я видел объявление и даже купил билет, оттого непрерывно проверяю пальцами правой руки смартфон в кармане куртки, где хранится заветный куар-код. В узком фойе клуба, что следует из таблички, несколько дверей. Гулко ухают басы, поначалу лишь они намекают, что я не ошибся адресом. Указатель на стене с витыми буквами «SB» нитью Ариадны направляет меня на второй этаж. У меня есть время одуматься и повернуть его вспять, но последние секунды я провожу в состоянии невменяемости и невесомости: поднимаюсь и с ходу вижу рамку металлоискателя с двумя секьюрити. Внешний вид охранников меня смущает. Их мой — тоже. Качков топлес в кожаных штанах и портупеях до этого я видел только на фото и теперь старательно прячу глаза, почти забыв о цели своего визита. Тот, что ближе к рамке, рассматривает меня пристально — явно не их клиент, а мои глаза цепляются за бейдж на ремне: «Савелий Б.». — Пригласительный есть? — с сомнением спрашивает Савелий, а я молча и не без труда вытаскиваю из правого кармана кулак с зажатым в нём телефоном. Движение ещё больше настораживает секьюрити, но, когда сканер успешно считывает код, градус напряжения спадает: мне надевают пластиковый браслет и указывают на гардероб в тёмной глубине коридора. Я выдыхаю, расслабляюсь — очередной этап пройден, пока ничего страшного. Из-за суеверной боязни специально не гуглил о клубе — иначе бы не решился, — потому, честно говоря, обескуражен: в комнате, отведённой под гардероб, весело щебечут и прихорашиваются у зеркала девушки. Я ждал, что будут исключительно парни. Кто вообще сказал, что это нужно парням? Кроме меня. Зоя точно бы опровергла. Собственно, она уже. Оставляю промокшую куртку на вешалке, опять иду к охранникам; Савелий, беглым взглядом оценив мою серую футболку, открывает дверь. В зале на меня обрушивается звук. Я оглушён и дезориентирован, но стальной прут в позвоночнике растворяется, становясь испариной на хребте: всё не так страшно, как казалось. Девушки — львиная доля публики. И даже обычные парочки. Странно. Первичный шок проходит постепенно, за официанткой я иду к зарезервированному мной столику: хотел как можно ближе к сцене. Теперь хочу спрятаться и покрыться непроницаемой скорлупой, пусть и знаю, что в свете софитов ты вряд ли меня заметишь. Это успокаивает — не чувствую себя голым. Да на меня никто и не смотрит. Серая футболка, серая наружность, серое нутро. Серое всё. Ради чего я здесь? Чтобы что? Мне приносят безалкогольный коктейль, хотя хочется алкогольного. Нельзя, я за рулём. Нельзя, я совсем потеряю контроль. Давлюсь приторно-сладкой жижей голубого — символично! — цвета в ожидании начала шоу. Вкуса почти не чувствую, язык разбух от жажды, горло саднит: надо было заказать воду. Не успеваю сообщить о своём желании официантке, поскольку невротично-навязчивая музыка стихает, лазерная круговерть исчезает и на сцену выходит травести-дива в платье в пол, чётко выделенная белыми лучами. Зрение подводит, я приглядываюсь, пытаясь узнать твои черты, и облегчённо выдыхаю, слыша низкий голос с пошлыми интонациями. Не ты. Я же не видел тебя на сцене. Только тогда… Это не считается. Лишь фото, но их мне было стыдно видеть. Так зачем я здесь? Мужик с накладной грудью в мерзком блестящем платье называет твой псевдоним, и я вспоминаю. Ты выходишь на сцену под рукоплескания и свист, а я просто таращусь на свой бокал в переливах света. Знаю, что ты танцуешь, но не могу заставить себя смотреть. Ритм мелодии нарастает, девушки визжат — очевидно, ты раздеваешься. А я всё ещё сижу и мечтаю сбежать на край земли и больше тебя никогда не знать. Но не сбегу. Воспоминания мне не подчиняются, меня давно предали тело и мозг: волной накатывает прошлое. Мечтал забыть — всегда помнил. Потому я здесь и больше не скрываюсь: смотрю на тебя в круге света, блеск от страз костюма вспышками стробоскопа режет глаза, и они слезятся. Ты непохож. Чужой и отрешённый. Когда-то — на миг — ты был моим, а сейчас принадлежишь всем. Эту тайну я ненавижу и никому не отдам. Одежды становится меньше, движениями ты копируешь женщин. Но ты не женщина. Серебристый парик, вызывающий макияж, до неузнаваемости изменивший черты. Твой танец говорит, но я не слышу тебя — лишь восторженные крики тех, кто видит вещь. Восхитительную, как райская птица, затерявшаяся в дождливой осени провинциального мегаполиса. Но птица тут умрёт, так что это только заводная игрушка, чей механизм нуждается в смазке. Впервые мне хорошо и смешно от собственной шутки, я улыбаюсь и глазами встречаюсь с тобой — ты сел на сцену слишком близко. Шестерёнки на секунду заело, но музыка продолжилась. Продолжился и танец. Зачем я здесь? Не отвечу, даже если ты спросишь. Не знаю сам. Но не хочу сбегать, как в прошлый раз. Не хочу. Но сбегу. Твой номер окончен, и появляется другой танцор. Он раздражает. Неинтересен. Кривляется. Размалёван. Гадливость на физическом уровне — скручивает желудок. Я ухожу в туалет, где лихорадочно умываюсь ледяной водой, а потом, точно из непроглядного омута, выныриваю на улицу в объятия осеннего ненастья. Наверное, секьюрити и девушки в коридоре сочли меня ненормальным. Ненормальный я и есть. Но сегодня я не мог иначе. И, кажется, ни о чём не жалею. Ветер пронизывает куртку насквозь. Машина не заводится с брелока, и я ковыляю к ней через опустевшую улицу, не смотря под ноги. На ощупь вставляю ключ в замок, поворачиваю и слышу глухое урчание двигателя. Сиденье обжигает холодом взмокшую спину, потому зачем-то что-то ищу в бардачке, перевалившись через ручник. Нахожу оставленные тобой пачку сигарет и зажигалку. Я не курю. Но хочется. Вновь выхожу на улицу и зябко обнимаю себя руками. Не верю, что всё случилось. А что, собственно, случилось? Да ничего: я увидел тебя в сценическом образе и опять сбежал. Что ещё могло случиться? — Антон! Ты окликаешь меня, когда я уже решил, что машина достаточно прогрелась. Оборачиваюсь не сразу, хоть сразу узнал твой голос. Хоть он единственное, что примирит меня с собой этой ночью. Боюсь, что ты выглядишь странно, но ты обычен и больше меня не страшишь. Куртка, джинсы, спортивная сумка. Стрижка под ноль пять. — Чего приехал? — спрашиваешь ты, и ото рта идёт пар, исчезающий в огнях вывески. Тебе тоже холодно. Нависаешь надо мной, усиливая свой вопрос, но ответа не дождёшься. — Мог бы пригласительный попросить, в «Оазисе» запросто бы дал, тут вряд ли. — Захотел и приехал, — отвечаю я, чувствуя, что меня размазывает, как от водки натощак. Сердце колотится. Мне плохо. И во всём виноват лишь я. — Раз приехал, подвезёшь до дома? — Всегда ориентируешься быстро, когда тебе надо. А ещё точно чувствуешь свою власть надо мной. — На Весенний? — я знаю адрес, но уточняю. — Нет, на Маркса, — смущаешься ты и переступаешь с ноги на ногу, глядя, как от капота маревом поднимается жар. — Переехал? — в удивлении поднимаю брови и наконец открываю свою дверь: приглашение садиться. — Да, снимаю, — ты торопливо бросаешь сумку на заднее сиденье и запрыгиваешь в едва тёплый салон. Греешь руки у дефлекторов. Мне недостаточно такого объяснения, но я просто ввожу в навигаторе твой новый адрес, а потом снимаю машину с ручника. — Сигареты твои остались, — зачем-то говорю я, направляя своё видавшее виды авто по чёрному атласу дороги. — Спасибо, — ты моментально находишь своё имущество, но, как ни странно, сам начинаешь объяснять: — Зоя с парнем встречается, вот и съехал. — Вы развелись? — вопрос резонный, хотя меня он вряд ли сильно когда-либо волновал. — Нет. — Тёть Ира знает? — Единственный бодрствующий на проспекте светофор ловит нас в свой капкан на сорок секунд. — Нет. — Рекламный щит переключает картинку на сияюще-белую, и я вижу, что ты не до конца смыл подводку. А ещё у тебя от грима шелушится кожа. Дальше мы молчим. В машине стало настолько тепло, что ты опускаешь стекло и куришь, тем самым избавив себя от расспросов. Ехать недолго, значительно ближе, чем раньше. И я не придумал план. Не было вообще ничего. За меня решало подсознание, но и оно сейчас удовлетворённо блюдёт тишину. Должен вступить в права настоящий я. Хватит отдуваться другому. Но настоящий боится. Боится, что ты в этот раз не сделаешь первый шаг. Ты живёшь в старом доме с узким двором, я останавливаюсь у подъезда и считаю мгновения, пока ты выберешься из машины. Я жаждал встречи и уже почти удовлетворён, но надеялся на большее. — Зайдёшь? — вряд ли ты когда-нибудь разочаровывал, теперь не исключение: я знаю, что будет. Знаю, что делать. Мечтал не один месяц, и мне почти плевать, кто у тебя был. И кого не было. Моё нетерпение делает меня нервным: парковочное место находится только у последнего подъезда, когда я почти отчаялся. Законопослушность не позволит мне бросить машину посреди двора. Законопослушность не позволяет спать с мужчиной. Законопослушность не позволяла спать с мужем двоюродной сестры. И вот я здесь. Мы поднимаемся, стараясь производить как можно меньше шума. Я дышу ртом, чтобы не чувствовать застарелых запахов капусты и кошачьей мочи. На пятом этаже ты отпираешь ветхую, обитую дерматином дверь — здесь запах другой, но не сказать чтобы приятный. — Проходи, — шёпотом говоришь ты и жестом указываешь на закрытую комнату. — С соседом снимаю. Ты вешаешь свою куртку на невидимый крючок в нише, потом берёшь мою, буквально стаскивая с плеч, будто торопишься отрезать мне пути к отступлению. Мы разуваемся. В темноте квартиры ориентироваться сложно, я боюсь споткнуться и ногами, и словами, потому проглатываю ответ, пока ты тянешь меня по коридору к следующей комнате. Фанерное полотно прилегает к коробке неплотно, и из щелей виднеется синеватый свет. Ты вталкиваешь меня в царство RGB-ленты на стенах, служащей здесь ночником, но дверь за собой не закрываешь. — Я в ванную, — говоришь ты. — Только не сбегай, ок? Да, я могу сбежать. Уже сбегал, ты тоже помнишь. Но этот путь дался мне нелегко, и ноги налились свинцом, а мозг лишился последней крови. Если бы я хотел сбежать, я уже бы не смог. Я не волен распоряжаться собой, меня к тебе ведёт магия. Отголоски рефлексов заставляют меня написать сообщение маме. Всё по легенде: остался ночевать у друга. Лучше бы ей никогда не узнать, у какого. Ты возвращаешься спустя вечность. Я успел рассмотреть обстановку: кровать полуторка с фанерным изголовьем, стол со швейной машинкой и куча материалов в углу. Бардак, столь на тебя похожий. Кажется, сосед смотрит телевизор. Или его смотрит сосед в другой квартире, я не могу различить, откуда звук, но мысль о свидетелях делает моё нахождение у тебя невыносимым. Стоит тебе прийти, я переключаюсь — ты торопился и не стал одеваться, а полотенце сразу летит в угол со снятыми вещами. Синие отблески делают из тебя статую: я забываю, как дышать. Вообще всё забываю. Скульптура оживает, двигается, дразнит, у неё тёплые ладони, эти ладони раздирают на части моё тело, не причиняя вреда коже. Ты прижимаешь меня к себе, пользуясь разницей в росте. Через минуту одежда на полу, и я не стесняюсь своей наготы — как ты не стеснялся клочка ткани на члене, когда на тебя смотрели сотни пар глаз. Вожделевших лишь образ, когда я хотел тебя. Теоретически я помню, что нужно делать, но память стёрла подробности. Ты сознательно упрощаешь мне задачу и не даёшь опомниться: в искусстве надевания презервативов ты явно более умел. Да и вообще — у меня нет шанса на ошибку, хотя абсолютно нет рассудка, чтобы думать. Картинка плывёт и распадается, едва наши тела сливаются в одно. Ты стоишь на четвереньках, а мне нужен полный контакт. Мне недостаточно. Тяну тебя к себе, перехватив под грудью, чтобы прогнулся — ты единственный способен на такое из знакомых мне существ. Прогибаешься сильнее, почти на излом хребта, дразнишь, отдаляясь, прерывая ритм. Мне нестерпимо больно и хорошо. Хочу тебя всего. Твоей покорности. Я не желаю тебя душить, но сжимаю пальцами горло. Мы забываем о соседе через стенку. Мы забываем обо всём. Утром мне будет стыдно, если проснусь. А сейчас я готов умереть за ещё одну секунду с тобой и слышу, как твой протяжный стон похищает у меня вечность. Увы, я не умер ночью. От оргазма редко умирают. Мы не в том возрасте. На кровати тесно вдвоём, и у меня затекла рука и замёрзли ноги, поскольку ты забрал всё одеяло. Слои пожелтевшей краски на оконной раме впечатляют, и причудливые узоры из потёков кажутся одной из форм искусства. Выкрашенные в грязно-фиолетовый цвет стены порадуют каждого фаната больниц, но мне они не нравятся. Угол неровно установленного изголовья поцарапал стену, изуродовав её сильнее. Серый утренний свет делает тебя старше и в то же время ближе ко мне. К нашему прошлому, когда мир ещё не обрушился на меня бездной тайн о тебе и обо мне. Зачем я здесь? Не знаю. Но, кажется, впервые готов не сбежать. Даже если уже не раз приходил сам. Мысль мне нравится настолько, что я вновь засыпаю. А когда просыпаюсь, судорожно вытаскиваю из-под тебя руку: она словно из ваты и потеряла чувствительность. Мои неловкие движения тебя будят — сначала ты словно не видишь меня сквозь сон. Потом быстро приходишь в чувство и садишься на кровати, зачем-то натягивая на себя одеяло. — Сосед скоро съедет, — говоришь ты, глядя куда-то в угол. — Может?.. — Дим… — я не знаю, что ответить, но знаю, что отказ убьёт всё. — Когда?