Космонавты на Земле скучали

Дауге уже проснулся и колдовал над кофе, когда зазвонил телефон. Именно "колдовал", потому что требовало это дело особых навыков и концентрации. Это вам не о синклиналях да эпейрогенезе рассуждать. По крайней мере, все предыдущие попытки в жизни Дауге оканчивались тем, что к концу варки кофе был где угодно, только не в турке. Владимир сказал, что Григорию, как это сделал сам Юрковский, просто надо смириться с отсутствием в себе жилки кофеварщика. Поэтому теперь, в попытках доказать Володину неправоту, Дауге стоял над туркой и "колдовал", взглядом гипнотизируя пока ещё спокойно побулькивающий кофе, и телефонный звонок пришёлся ему совсем не кстати. Взвесив все за и против ("за" было то, что в противном случае телефон сейчас разбудит Володю, который ввалится к нему на кухню сонный и недовольный, и о гениально сваренном кофе тогда точно можно будет забыть), Дауге, пятясь и не отрывая сосредоточенного взгляда от турки, подошёл к телефону и взял трубку. - Да? В трубке оказался Быков. Они, наконец в одно время, все трое, находились на Земле. Но у Быкова была семья, Юрковский с Дауге же мотались по конференциям и институтам, а в свободное время писали статьи и сидели за исследованиями, так что пересечься у них получилось лишь раз. Поэтому Алексею повезло: только его звонку Дауге был рад в это утро. По тому, как неловко звучал Быков, Дауге понял, что тот собирается просить об одолжении. Оказалось, дело обстоит в следующем: у Алексея с женой годовщина (Дауге, опомнившись, сразу же поздравил, и за себя, и за Юрковского, Быков на автомате поблагодарил), по случаю которой они идут в театр. Женщина, которая должна была сидеть с Быковым-младшим (Дауге так и не понял до конца, была ли она соседкой, знакомой или вообще родственницей), внезапно заболела, оставив родителей с извечным вопросом: куда деть ребёнка. С этой проблемой, собственно, Быков и звонил: интересовался, нет ли вдруг у Дауге с Юрковским хороших, доверенных знакомых, которые могли бы подсобить и посидеть с Быковским чадом. В общем Дауге понял всё, кроме последнего пункта. - Я тебе даже больше скажу, Алексей Петрович, такие знакомые и у тебя есть. - Что? - растерянно переспросил Быков. - Ага. Зовут их Григорий Дауге и Владимир Юрковский. Быкова-младшего, надо сказать, Дауге очень любил. Главную роль тут, конечно, сыграло то, что назван тот был в честь самого Дауге (Хотя это Алексей всегда отрицал; говорил, что, мол, имя хорошее просто - Григорий; и не один же он, Дауге, Григорий на свете. И только жена его, согласно кивая, улыбалась: она-то знала, что сначала сына хотели назвать Владимиром). Да и маленький Гриша рос таким, что не любить его было невозможно. - А вы с Владимиром разве, - осторожно спросил Быков, - не заняты? Заняты они с Владимиром конечно были. Но, как уже было сказано, Дауге очень любил своего младшего тёзку. Юрковский его тоже любил, хоть в своей манере показывал это не так явно. Но, что самое главное, Юрковский любил Дауге (а это был факт неопровержимый, доказанный в теории и на практике), и в конце концов согласился бы, что один вечер они могут себе позволить и освободить от работы. - Не настолько, чтобы не помочь товарищу в беде. Быков задумчиво хмыкнул. - Ну чего ты, Алексей Петрович? Ещё немного и я подумаю, что ты просто не доверяешь нам своего ребёнка. Трубка виновато помолчала. - Погоди, ты серьёзно? - через провод Быков Дауге, к сожалению, увидеть не мог, поэтому Григорий постарался вложить в интонацию всё, что он думает по этому поводу. - То есть ты хочешь сказать, что не доверил бы сына своим товарищам, друзьям, которых ты знаешь и, хотя я в этом уже начинаю сомневаться, всё ещё ценишь? Быков вздохнул. - В том то и дело, Гриша, что я вас знаю. От столь возмутительного заявления Дауге даже перестал прожигать взглядом дыру в кофеварке. - Ну дела-а-а, - помолчав, протянул Дауге. По крайней мере, Быков звучал пристыженным. - Прости, я не хотел вас обидеть. - Давай так, - перебил его Дауге. - Привозите Гришу в институт. Это и для него какие впечатления будут, только подумай. А потом мы его домой доставим, в целости и сохранности, отвечаю головой. В этот момент на кухню выполз заспанный и мрачный Юрковский, кутаясь от утренней прохлады в свой красный халат. Дауге, сколько не пытался, не мог вспомнить момента, когда это нечто успело появиться в гардеробе Володи, а главное - откуда. Но теперь оно таскалось за Юрковским даже в космос, занимая бóльшую часть чемодана и став уже чем-то сродни талисмана. Если бы однажды утром Дауге увидел Юрковского без халата, то, наверное, вполне серьёзно начал бы готовится к концу света. - Хорошо, - уже как-то смиренно выдохнул Быков и, замявшись, добавил: - Спасибо. - Да не за что уж, - Дауге повесил трубку и решительно повернулся к Юрковскому. - Кто это? - недовольно спросил тот, кивнув на телефон. - Быков, - ответил Дауге. - Просил вечером посидеть с Гришей. Лицо Юрковского сделалось ещё более недовольным, хотя, казалось бы, больше некуда. Но по утрам Юрковский умел и не такое. - Я и Алексея, и чадо его, конечно, очень люблю, но ведь он знает, какой у нас плотный график. - Да, я ему тоже так сказал, - кивнул Григорий. Хотя он, конечно, так не сказал. Это он так, для Владимирова душевного успокоения. Юрковский удовлетворённо кивнул. Поёжился и, побольше запахнувшись в халат, сунулся в холодильник. Наивный, подумал Дауге, с чего-то решил, что там что-то есть, кроме скисшего молока. - Но? - досадно захлопнув холодильник, спросил Юрковский и с интересом заглянул в забытую на время турку. - Что - "но"? - Я вижу это по твоему лицу, Гриша, здесь есть "но". Ты что, опять варишь кофе? - Да, отойди от него пожалуйста. А Быков, представь себе... - для пущего эффекта Дауге выдержал театральную паузу. - Назвал нас недостаточно ответственными для того, чтобы доверять нам детей. Выражение лица Юрковского было столь яростно-обиженное, что Дауге тут же понял: Володя согласится, даже не задавшись вполне логичным вопросом, для чего Быкову просить их сидеть с его сыном, если сам же им в этом деле не доверяет. На плите зашипел сбежавший кофе. Передавая Дауге Гришу перед дверьми института, Быков очень серьёзно напомнил Иоганычу про его "головой отвечаю". Дауге посоветовал ему не беспокоиться и хорошо провести время, помахал Быковой, которая никаких тревог, в отличие от мужа, не испытывала и радостно помахала с пассажирского сиденья в ответ, улыбнувшись на прощанье сыну. Потом, подождав, пока машина скроется из виду, повёл Гришу в институт. Говорят, чужие дети растут очень быстро. Гриша, однако, с прошлой их встречи (а ведь прошло всего пару дней) стал, кажется, ещё меньше. Ничего и не разглядишь с высоты собственного роста, кроме его большущих хлопающих глазёнок. Интересно, мог ли весь его рост уходить в глаза? - Ну, парень, как жизнь? - доброжелательно улыбнувшись, спросил Дауге и подмигнул. - Хорошо, - смутившись, пролепетал Гриша. Ничего, подумал Дауге, ещё привыкнет. В лаборатории их ждал Юрковский, который, пока Дауге ходил встречать Быковых, прятал всё, что могло навредить ребёнку (на этом настоял Дауге) или же быть повреждено им же (а в этом проявил инициативу уже Юрковский). Владимир, здороваясь, важно пожал Грише руку и с горящим в глазах энтузиазмом предложил провести обзорную экскурсию по институту. У Юрковского это было своего рода идеей-фикс: показать молодому поколению настоящую жизнь, обучить, направить. Дауге даже думал посоветовать ему начать преподавать, но пожалел тех, кто пошёл бы к Володе в ученики. В институте Гриша произвёл совершенный фурор. К концу экскурсии всеми женщинами он был облюбован и обласкан, а карманы его были набиты конфетами. Дауге даже немного завидовал. Популярность Быкова-младшего была вполне обоснована: помимо всего он оказался ребёнком любознательным, внимательно слушал и задовал вопросы. Юрковский настолько растрогался, что в какой-то момент Дауге подумал, что тот расплачется. - Он станет геологом! - шепнул ему на ухо Владимир. Дауге спросил, что, интересно, об этом думает Быков-старший. Юрковский разочарованно отмахнулся. Когда они вышли из института, совсем осмелев, Гриша взял Дауге и Юрковского за руки, чтобы перелетать через лужи. В какой-то момент Дауге споткнулся и выругался под нос по-латышски. Гриша очень хорошо, старательно повторил и весь засиял, очевидно ожидая похвалы. Юрковский с Дауге в ужасе уставились друг на друга. - Гриша, не повторяй больше никогда это слово, - строго сказал Юрковский. - При ребёнке уж точно не собираюсь. - Я не тебе, балда, ты уже точно наговорил достаточно, - и, наклонившись к Грише-младшему, уже мягче, но очень серьёзно произнёс. - Забудь это слово, понял? А то от папы твоего достанется и тебе, и дяде Грише, да и дяде Володе, пожалуй, тоже. Ребёнок заметно расстроился, но всё же согласно кивнул. Чтобы как-то отвлечь Гришу (и старшего, и младшего) от инцидента, они купили мороженое и сели на лавочке перед фонтаном. В какой-то момент, хитро улыбаясь, Дауге спросил у Гриши, не рассказывал ли ему отец историю о том, как он поставил дяде Володе фингал, приняв того за пришельца. Юрковский, поняв, к чему он клонит, тоже довольно заулыбался, хоть и приложил ладонь к тому месту, где раньше был синяк, будто ощущая фантомную боль. Гриша, заинтригованно глядя, помотал головой. Одной историей про Алексея они, конечно, не ограничились, Дауге даже вспомнил кое-что из их экспедиции в Гоби, но вскоре и эти истории кончились, так что незаметно для самих себя Юрковский с Дауге плавно перешли на случаи из своих полётов. И, конечно, уже на втором их показания разошлись. - Не так совершенно всё было, - упорно повторял Юрковский. - Как это - не так? Не забывай, я тоже там был, - Дауге на эмоциях даже встал со скамейки. Юрковский встал следом, и они двинулись в сторону метро, не прекращая спора. Всю дорогу Дауге не покидало ощущение, что чего-то не хватает. И вдруг он, к своему ужасу, наконец понял, что же не так и почувствовал, как сердце его ушло в пятки от осознания. - Володя... - ...не перебивай меня. Так вот... - Товарищ Юрковский! Товарищ Юрковский захлопнул рот. Слишком отчаянным вышел возглас у Дауге. - Володя, мы потеряли Гришу. - Что? - Юрковский нахмурился и заозирался по сторонам. Ребёнка и правда нигде не было. Они, не сговариваясь, тут же помчались обратно к скамейке, но она оказалась пуста. - Как мы могли забыть ребёнка? - Мы? Я думал, что ты его взял! - Я? Почему я?! - Он сидел с твоей стороны! - Товарищи, - прокашлялись у них за спиной, прерывая спор. Оба, наверное, с совершенно обезумевшими лицами, они обернулись и увидели милицейского, держащего за руку Гришу, сонно трущего глаза. Дауге готов был расплакаться от облегчения. - Я так полагаю, это ваш, - проговорил милицейский. - Наш, - с чувством ответил Юрковский. - Не совсем наш, - всё ещё не отошедший, зачем-то добавил Дауге. - Друга. - Я бы на месте вашего друга не доверял вам своего ребёнка, - строго глядя на них, проговорил милицейский. Дауге невольно стало стыдно. Юрковскому, видимо, тоже, поэтому он взял Гришу на руки и недовольно произнёс: - А это уже, извините, не ваше дело. И, всё ещё держа ребёнка на руках, развернулся и пошёл прочь. Дауге поспешил за ним. Дома у Быковых Юрковский уложил вновь заснувшего на его руках Гришу на диван, а сам тяжело опустился на свободную половину, разминая уставшее плечо. Дауге примостился рядом, положив ноги Юрковскому на колени и прикрыв глаза. - Как ты думаешь, Алексей очень рассердится, когда узнает, что ребёнок поужинал мороженым? - лениво спросил Юрковский. - Нет, если мы об этом ему не скажем. - Справедливо. О том, что Гришу мы чуть не потеряли, думаю, тоже лучше не стоит. - А это вообще за потерю и не считается, мы его сразу же нашли. Юрковский значительно покивал головой, соглашаясь с мудрыми григорьевыми мыслями. На какое-то время стало тихо. - И всё-таки он станет геологом, - мечтательно проговорил Юрковский. Дауге приоткрыл один глаз и посмотрел на него. - Главное, Володя, чтобы он хорошим человеком стал. Юрковский хмыкнул. - Конечно станет, у него других вариантов нет. Он же Быков, - значительно сказал он. Дауге в ответ лишь согласно промычал, на большее его не хватило. Всё-таки быть ответственным взрослым - дело изматывающее.