Таким я больше тебе нравлюсь?
***
— Грубо. — Серьезно? — А что? — Стоп-слово? — Нахуй надо. Да ладно, ты два с половиной года не давал мне сдохнуть. Какое еще «стоп-слово»? Он закатил глаза и протянул обе руки. Кивнул на запястья и внезапно сказал стальным голосом: — Снимай. Господи, как же быстро он меняется. Теперь смотрит как на подчиненного, причем не самого смышленого. Чувство, что теперь за любой прокол меня будут наказывать. Я покорно взялся за запястья и повернул поудобнее. Правую руку я положил себе на плечо, не давая убрать далеко, и начал с левой. Оттянул резинку, полностью открывая татуировки на предплечье. Провел подушечками пальцев до самого локтя, сканируя рисунки; останавливаясь на черепе у сгиба и возвращаясь обратно, очертив оскалившийся снаряд. Саймон отвечал кроткими движениями по моим запястьям, невесомо касаясь венок и выступающих костей. Перчатка слетела легко, оголяя холодную, слегка влажную ладонь. Вторая снялась следом, и на коже под ней я посчитал застарелые мозоли. Нравилось мне это — раздевать его, снимать самые невинные вещи. Его голые руки властно взялись за плечи и надавили. Он хотел, чтобы я наклонился вперед. Я раздвинул ноги, давая ему подойти ближе и почти уткнуться мне пахом в лицо. Джинсы такие плотные, что сперма не просочилась через них. Я даже проверил ладонью. От первого движения Саймон чуть подался назад, но вмиг вернулся обратно. Мой взгляд, спокойный и покорный, поднялся на его лицо. Саймон нежно погладил шею, притягивая к себе еще. Смотрел, как расстегивается ремень, а я смотрел на него, улавливая любое изменение в настроении. Теперь он держался как милосердный лидер. Когда бегунок молнии дошел до конца, я почувствовал, как его члену снова тесно под одеждой. Джинсы опустились чуть ниже задницы, оставляя меня наедине с черными боксерами и большим хером, спрятанным под ними. — Не похоже на игру в приставку, — хмыкнул Саймон. — Я решил сразу перейти, — мокрые пятна смотрелись так испорчено и вульгарно, что пришлось лизнуть их и проверить на вкус, — к еде. Хоть бы боксеры пропитались моей слюной. Хоть бы смешались наши запахи. Раздался приглушенный вдох. Пальцы на шее сжались сильнее, поднялись к затылку, чтобы проконтролировать меня. Я втянул почти забытый мужской аромат и потерся лицом о набухающий член. Хотелось быстрее увидеть его, ощутить тот самый контраст нежности и силы. Сердце барабанило в груди от каждого движения лицом и губами по мокрым пятнам. Пальцы то и дело проникали под трусы снизу, ощущая, как же влажно и тепло под ними. Не стерпел, приспустил брифы, что липкие капли потянулись за тканью. Я разорвал их языком и получил одобрительный грубый хват за волосы. Хотелось отмыть все дочиста и освободить место для новых развлечений. Почему все, что выделяет его тело, такое вкусное? Убийственно эротичное, опьяняющее сильнее алкоголя. Я приспустил кожу на члене, чтобы вылизать под головкой. Бля, у меня аж хер дрогнул от ощущений. Так гладко и скользко, я готов облизывать его до потери сознания. Солено и сладко одновременно, а от тягучей текстуры на языке не избавиться легко. Меня стремительно погружало в нирвану. Саймон увидел, что я слишком увлекся, и оттянул за могавк. — Дальше, — приказал он. С изрядно поплывшим сознанием я стал стягивать плотные штаны вместе с мокрыми брифами. Когда одна нога оказалась свободна, он поставил вторую прямо мне на колено. Раньше я думал, что у меня нет фетиша ни на что. Секс — это секс, главное поелозить туда-сюда членом и побыстрее закончить. Но здесь, с ним, просто снятие носков или перчаток, поцелуи шрамов или объятия приносят в триллион раз больше удовольствия, чем любые оргазмы до этого. Я целовал его правое колено и освобождал ногу от штанины и носка. Когда закончил, плавно опустил ее и предоставил второе колено. Левую ногу он давал с неохотой, она почему-то сгибалась тяжелее. Я увидел шрам на внешней стороне бедра: что-то прошлось глубоко, разрезало мышцы. Побоялся спрашивать, откуда рана, выглядела застарелой, но, черт возьми, для меня казалась клубникой со сливками. Я неспешно и робко нажал на нее, чтобы понять боль и причины появления самостоятельно. Меня погладили по лицу и, пошуршав волосами на бороде, привлекли внимание. — Стекло, — бархатным голосом Саймон одаривал меня новыми фактами о себе. — Отступал… из окна. Я только и смог, что расплыться в мягкой улыбке. Ему не сложно рассказывать о себе, но почему-то мне сложно спрашивать. Он двинул коленом влево, открывая вид на член и внутреннюю сторону ляжки. Я увидел, что на бедре красуется еще один шрам — от пулевого ранения. Пуля не прошла насквозь, и была вынута профессионалом. Такое я называю везением. — Мексика, — сказал он. — Два года назад? — Два года назад. Сняв второй носок, я решил наклониться к рубцу, чтобы поцеловать, но его ступня соскользнула внутрь по моей ноге и наступила на хер. Голова тут же дернулась вниз, промахнувшись. — Ох, блять, — выругался я, чувствуя, как член намок от грубого нажатия. — Гребаная Мексика. — Есть хоть одна вещь, от которой у тебя не встает? — усмехнулся Саймон, а сам двинул по-хозяйски стопой по стволу. К тебе, кстати, тот же вопрос. Я воспользовался секундной задержкой и лизнул желанный шрам меж белых мягких волос. За это получил и медленное нажатие, и сладкое поглаживание промежности. Пытаюсь укусить бархатистую ляжку, но колено Саймона так и грозит нажать на шею, чтобы оттолкнуть. Я действую осторожно. Пока его нога лежит на мне, пока я могу дотянуться до всех соблазнительных мест, меня не волнует, что я выгляжу странно. Все лицо горит, в штанах влажно, а светлые волосы чешут язык. Разве не охуенно? Член мучительно сводит. С каждым нажатием ноги хер почти немеет. Саймон водит ступней прямо по нему, не бережет даже яйца. Я не смог больше целовать его, рот не двигался даже через силу. Слюна капнула на пол, не добравшись в очередной раз до рубца. Я прислонился лбом к колену и схватился за лодыжку, пытаясь хоть как-то проконтролировать ситуацию. — Что-то мне подсказывает, что ты хочешь быть снизу. — Мягко сказано, сэр, — бубнил я, подбирая слюну с губ. Посмотрел Саймону в глаза и нашел опасный блеск, который так люблю. Который так, блять, меня заводит. Слова дали ему зеленый свет, и ступня незамедлительно поднялась к животу. Сначала нежно, а затем с напором Саймон наступил на него и повалил меня на спину. Затем нога почти пнула меня по мошонке, чтобы я подвинулся ближе к центру кровати. Сказать, что я был удивлен — это нихуя не сказать. Я готов был кончить, если он наступит на меня еще хоть раз. Хотелось обращаться к нему не иначе, как «сэр», подчиняться каждому приказу. Еще и этот вид снизу на мощное тело… То самое, что делает все, выходя за грань. Страх и нетерпение сплелись в одно, заставляя меня радостно ждать любого наказания. Саймон по-хозяйски забрался на меня и сел на грудь. Твердая задница придвинулась еще, и мое лицо оказалось полностью под его сочным членом. Мои руки подняли, чтобы они не мешали наваливаться на лицо как угодно. Я чувствовал, как выдохи даются легче, чем вдохи. На меня наседали сто с лишним килограммов веса и никак не контролировали нажатие. Давление, что я ощущал раньше при наших объятиях, ничто по сравнению с нынешним. Меня использовали как мягкое сидение. Саймон приподнялся и стал водить хером по щекам, оставляя мокрые следы, заставляя открывать рот и ловить каждое движение. Я тщетно пытался ухватиться за головку, но как только что-то начинало получаться, член снова уводили в сторону. Игрались с губами, просовывали за щеку, но все равно вытаскивали раньше, чем я успевал что-либо сделать. Раззадоривали, вызывая щекотку поглаживанием подмышек и рук по всей длине. Я уже вспотел и потерялся в ощущениях. Хотелось чего-то большего. — Пожалуйста, сэр, — молил я, и мольбы были услышаны. Только я проебался. Саймон приподнимает мою голову, держа за могавк, я открываю рот и его просто разрывает большим размером и неотесанными точками вглубь. Я тут же закашливаюсь от рвотных позывов, а хер не вынимают, только перестают толкать так глубоко. Чувствую, как член во рту каменеет с каждым разом, с каждым трением о нутро. Слезы потекли сами, и Саймону, видимо, это понравилось. Он взял слезинку на большой палец и размазал. Его член слегка выгибается вниз, когда достает до мягкого нёба, так и норовит протиснуться в глотку. Но я слишком не привык к такому занятию, что не могу взять глубже. А его толкают и толкают, останавливаясь, не доходя до опасной глубины чуть-чуть. Хватаюсь за бедра Саймона в надежде спастись и отдохнуть хотя бы пару секунд. Глаза полностью застилает влага, слезы уже так просто не смахнуть, дыхание то и дело прерывается хлюпаньем моей слюны и сдавленными стонами Саймона. Он не старался двигаться быстро по многим причинам. Одна из них — пытался понять, где грань, за которой я начну просить остановиться. Не дождется. Не думаю, что настанет момент, когда я попрошу у него пощады, даже если он всерьез захочет меня убить. Он завел свою руку за себя, и я тут же оживился. Стал поднимать бедра выше к ладони, умоляя потрогать. Рука легла на штаны, но не для того, чтобы доставить удовольствие. Она скользнула под меня, достала до задницы, прямо до места, где я сжимался сильнее всего, и просто подразнила. Как же мало этих прикосновений, совсем не чувствую его пальцев, только легкое давление на ткань не там где нужно. Я вился под ним, пытаясь показать, что жажду внимания. Хватался за бока, двигая его поближе к паху. Ничего не добился: его хер все так же был у меня во рту, а вес на груди перекрывал кислород, не давая шанса на спасение. Саймон увидел мое нетерпение и повел себя бессердечно. — Может, сегодня не дать тебе кончить? Блять, как умолять сильнее?! Я выпучил глаза и замотал головой, на что получил одиночный толчок в рот. Спасительная ладонь исчезла с промежности. Саймон стянул с себя футболку и скрутил. Услышал, как он усмехнулся, выбрав новый вид издевательств. Я только и успел, что вздохнуть и оценить степень опасности перед тем, как впасть в легкую панику. Мне страшно, и в то же время я в предвкушении. — Расслабься. Мои руки грубо оторвали от себя и подняли над головой, накладывая запястья одно на другое. Пара ловких движений и стало больно, я услышал треск ткани. Кисти начали медленно неметь, кончики пальцев холодеть. Я опустил руки, чтобы посмотреть на тиски. Твою мать, он связал меня как очередного пленного на допросе. Не знал, что буду счастлив оказаться на его месте. Руки забрали обратно, чтобы угрожающе навалиться на лицо, закрыв свет всем телом. Он разрешил мне сделать короткий легкий вдох, а затем проник слишком глубоко. Мертвая хватка Гоуста давила на узел между запястий, а головка проходила по горлу медленно и тяжело. Он проверял эластичность моей глотки самым наглым и безбожным способом. Я забыл, как думать, старался расслабить мышцы, чтобы принять легче. Бездумно дергал бедрами, пытаясь дотянуться до чего-нибудь, обо что можно было бы потереться для удовольствия, но единственное, что все-таки получилось сделать — подогнуть и свести ноги вместе. Я издал протяжный стон, будто вот-вот отброшу коньки. Чувства стали совсем невыносимы. Меня колотило, сердце билось в возбуждении, глаза не открывались. Я перестал брыкаться. Все силы забрали сердце и огромный хер, уверенно растягивающий горло миллиметр за миллиметром. Губами я наконец достал до самого основания, волосы на лобке защекотали нос. Так и застыл, сжимая свой член бедрами и держа челюсть в одном положении, стараясь не сглатывать. Саймон проводил пальцами по шее, ощущая, как она расширяется из-за него. Блять, только не нажимай, я реально сдохну. Не нажимает, просто изучает, до какой глубины член еще можно протолкнуть. Последний небольшой толчок и меня отпустили. Когда вынимали член, казалось, что вытаскивали прямо из желудка. Он затяжно выходил по выверенному пути, а мое тело само потянулось за ним, потому что горло стремительно начало сжиматься. Давление на грудь снова вернулось, и воздух стал слабо циркулировать через легкие. Я пошевелил челюстью, и понял, что двигать ею теперь тяжело. Надеюсь, она просто устала, иначе как-то не круто получить смещение от минета. Ощутил предсемя, которое осталось глубоко в глотке и создало ощущение смазанности. Все лицо было в слезах, глаза не могли сфокусироваться на одной точке, но в моем положении воля и желания были отброшены за ненадобностью. — Подумай еще раз. — Саймон схватил меня под нижнюю челюсть и поводил ею, проверяя жизнеспособность. Прирожденный садист. Я зажмурил глаза один раз, выражая согласие. — А-ах! — И проглотил внезапный стон, непроизвольно запрокинув голову. Внизу что-то произошло, жидкость на лобке резко стала холодеть. Саймон наспех снял с меня штаны и боксеры, избегая любых прикосновений к оголенной коже. Ко мне лишь разок прикоснулись, будто случайно, и больше не пытались ублажить стояк. Саймон пренебрежительно взял трусы за резинку и показал мне. — Джонни, ты же уже немаленький, — стыдили меня за степень их мокрости. Поднесли еще ближе, ткнули прямо в нос. Я ощутил свой запах. Не то чтобы неприятный, но совершенно не такой завораживающий, как у Гоуста. Ладно, даже для меня они были слишком влажными. Кажется, перевозбудился. Спасибо, что умудрился не обоссаться. Их неуважительно смяли, сухую часть пряча под мокрой, и оставили белые следы на самом видном месте. Пора снова открывать рот. Саймон нажал на нижнюю челюсть, чтобы он открылся сильнее, и запихнул трусы как можно глубже. Проверил, чтобы я не проглотил язык, но затолкал их во все гребаные щели. — Выплюнешь, — меня взяли за шею, придушивая, смотря близко в глаза, — и твоя глотка больше не восстановится, ты понял? Я снова моргнул, а сам чувствую, как пульсирует все внутри от кайфа. — Доставай презервативы. С меня привстали, давая вылезти, но не развязали рук. Черт, как же дрожат ноги. Ползать на коленях сейчас мой единственный вариант. Я с опаской повернулся спиной к Саймону, чтобы достать смазку и презервативы из тумбы. Бутылка с водой на столешнице пошатнулась, и выдвижной ящик вышел со скрипом. Кончик дилдо показался из самой глубины, что пришлось наспех закрыть его, вынув все нужное. Нет, бля, такое показывать Саймону не стоит, иначе это окажется у меня настолько глубоко, что смогут вытащить только хирурги. Резкое прикосновение сзади вывело из равновесия. Я в полусознании оперся на локти и опустил голову. Машинально запротивился пальцам, которые орудовали между ягодиц. Он раздвинул их, выставляя на оценку мою дырку. — Джонни, какого?.. — рычал возмущенный Гоуст, поглаживая кожу вокруг анала, заставляя его реагировать. Неужели, твою мать, я выглядел растянутым? Все, мне пиздец. Сейчас резиновый хуй в тумбочке кажется не таким уж плохим объяснением ситуации. Пожалуйста, угадай, что я развлекался сам с собой. — Ты, что, — в меня резко вошел один палец, — напиздел мне, — второй, — и трахался с кем-то? Твою мать. Третий палец вошел так сильно, что я не смог расслабиться и уменьшить боль. Но он вошел, относительно легко, вот так сразу, не порвав меня. Мне дали полминуты привыкнуть, грубо покручивая их. Я не знал, злиться или переживать, что Саймон все не так понял. Сразу замотал головой и стал мычать: — М-м! — Но меня заткнули, вынув пальцы и херакнув по заднице тяжелой ладонью. Нет, он точно в ярости. Господи, да как я мог? Кто в этом мире способен меня трогать так, как ты? Стало обидно, что мне не хотят верить и даже слушать. Как бы я ни мотал головой или жалобно ни мычал бы в одеяло, меня то и дело шлепали по заднице до красных следов. До пощипывания и нескончаемого сокращения мышц. Хочется кончить. Прямо сейчас. Одно прикосновение к херу, один шлепок или поддразнивание простаты, и я упаду лицом в кровать, утонув в самой своей постыдной агонии. Дрожащими руками я поднял над головой принадлежности, и Саймон быстро их отобрал. Так я и остался стоять, содрогаясь от разгоряченной задницы до следующего приказа, даже не надеясь, что меня еще хоть немного подготовят и смажут. Саймон занялся собой. Надел презерватив, хотя сегодня я был настолько чист, что через меня можно было пускать магистраль, и капнул холодный гель. — Садись, — сказал он, хватая меня за плечо. Меня грубо притянули и перекинули ослабевшую ногу, устраивая прямо над членом. Саймон вальяжно облокотился на спинку кровати. Так и пышет уверенностью, словно все здесь уже принадлежит ему. Он осмотрел меня, заметил поплывший взгляд и мокрый одинокий член, и не выразил никаких эмоций. В этот момент я окончательно поверил, что нихуя мне сегодня не дадут. Затрахают, пока сами не удовлетворятся и бросят, мол, «убери все здесь». — Тебе помочь? — Саймон терял терпение от того, что я боюсь и пальцем двинуть. Взял меня под задницу, натягивая кожу между ягодиц. Спокойно, спокойно, дилдо давно уже входит не больно, а Саймон смазан, так что все в порядке. Все получится. Но, сука, я переживал, как в первый раз. Вспомнил, как пальцы делали неприятно пару минут назад, я будто все еще ощущал их внутри. Часто дышал от паники и молил, чтобы меня резко не опускали. Почувствовал, как кончик уперся в меня. Он, не останавливаясь, медленно стал входить. Грозился достать так глубоко, как только сможет. Хер такой твердый, гребаная ракета, все-таки больше моей игрушки. Я начал падать вперед, ища поддержки, пытаясь как-то удержать равновесие и привыкнуть к чувству переполненности. Но меня схватили за тиски на руках и вернули обратно. Нельзя прикасаться, я понял. Двигаться было опасно. Вдруг, одно неверное движение и мне станет нестерпимо больно? Все это было на грани, в миллиметре от издевательства. Пока мы не двигались, жизнь еще была во мне, я настраивал дыхание и еще пытался выпрямиться. Дальнейшая работа была в моих руках, точнее, в заднице. Пока я собирался с силами, чтобы отыграть доверенную мне роль дырки для траха, меня поторопили первым толчком снизу. — Давай. Такой поблядушке как ты должно быть легко. Да я ведь ни с кем… Черт его дери, как будто не замечает, как я качаю головой и скулю. Он удерживал меня за узел и, бля, даже не думал о том, чтобы погладить или поцеловать. Я чувствовал себя так одиноко, хоть и был ближе некуда. Меня не слушали, не заботились об удовольствии, не верили в верность. И это… охуительно? Да. Блять, да! Я словно погружен на дно и пытаюсь выплыть, но, как бы не чертыхался, не смог бы добраться до верху. Вот-вот, еще чуть-чуть, хоть что-нибудь, хоть прикосновение к щеке, и я буду счастлив. Но меня блефом пытались уверить, что я провинился. Нужно доказать, что ничего не было. Тогда я добьюсь твоей ласки, так ведь? Я потянулся обратно к тумбочке, но меня остановили резким подергиванием за предплечье: — Никакой воды. Специально не понимает меня. С каждым его новым холодным словом я начинал все сильнее сомневаться, что ничего не натворил. Саймон вернул меня в пыточное состояние, а внутри горело огнем желание обелить репутацию. Делать нечего, я начал двигаться, пытаясь разогнать хоть какой-то темп. Прыгаю на его большом члене, работаю тазом, чтобы подстроиться под нужный ему ритм, и жертвую своим удобством. Не обращаю внимание на то, что теряюсь в пространстве и от гула в ушах не слышу уже ничего. Не думаю о пульсации в голове, о мешающем биении моего члена о живот, не приносящем никакой разрядки. Шлепки только дразнят, делая мое положение еще тяжелее. Из хера течет как из девки во время овуляции, но Саймону так похуй на то, что я почти рыдаю, умоляя меня приласкать и понять. — Быстрее. — Добился хотя бы дрожащего голоса Гоуста. Сразу появилось какое-то подобие гордости в груди. Он схватил меня за шею, желая расшевелить, будто я кукла для ебли. Схема оказалась проста — кисть давит на подбородок, когда я должен приподняться, и на кадык, когда должен опуститься. И так бесконечно. Раз два, как на тренировке. Я закрыл глаза, громко задышал через нос и стал ускоряться. Все мои стоны были больше похожи на предсмертный вой. Я все двигался и двигался, получая недостаточно удовольствия от быстрых и сильных толчков возле простаты, и недостаточно боли, чтобы закричать. Забылся, подался назад, чтобы хер ебал меня в нужное место. Без нестерпимого чувства заполненности все наконец-то стало приятным, и я захотел насладиться. Может, даже кончу, если подстроюсь под нужный угол. Вот так, стоило только немного сместиться влево, и стало совсем хорошо. Дышать уже было не нужно, видеть и слышать тоже. Главное, чувствовать, как растянулся анал, и как теперь легко он принимает твердого и горячего Саймона до самого лимита. Гоуст, почувствовав возникшую легкость, опустил наши руки мне на живот, ближе к низу. Я так сильно выгнулся назад, что член Саймона можно было прощупать спереди. Он держал мои ладони на том месте, где ощущалось движение, даже дал взглянуть вниз, хватая за волосы на макушке. — Джонни, не отключайся. — Проскочила неуместная забота. Мою голову встряхнули, но глаза открылись лишь на толику. Да, я посмотрел вниз, как мне и приказали, почувствовал, насколько глубоко он входит, но нихуя не понял. Как робот повторял заученные за эти минуты движения телом. В голове было только: «Должен удовлетворить его, просто мясо, дырка для ебли, еще немного, просто двигайся». С катушек съехал. Толчки не прекращались, а сил оставалось все меньше. В один момент я выпал из реальности окончательно. Упустил, что делал некоторое время назад. Вот черт. Посмотрел на Саймона. Вроде все также: еле держится и головой слегка мотает, чтобы стерпеть удовольствие. Только руки на волосах уже нет, она держит ягодицу, дотрагиваясь до места, где он входит в меня. Продержался в сознании я еще пару секунд и снова потерялся. Голова была такой тяжелой, я улавливал только разыгравшуюся тахикардию и быстрое дыхание. Это не было похоже на обморок, к которому я почти привык. Нет, это был лютый вылет сознания куда-то в стратосферу. Я начал падать назад. — Блять, — выругался Саймон и подхватил меня. Опустил маску и зубами вынул трусы. Мой рот расслабился, но не закрылся. Слишком сложно; челюсть онемела, во рту пересохло. Меня насильно остановили и усадили на хер по самые яйца. Гоуст придерживал меня за талию, а я глупо улыбался от того, что обо мне снова начали заботиться. Погладил грудь Саймона и видимо так растаял, что не заметил, как завалился на нее. — Ха-а, — разочарованно вздыхал он, прижимая к себе, устраивая мое тряпичное тело поудобнее, — и какое с тобой садо-мазо? Так я тебя быстро сломаю. — Шэр. — Я учился говорить заново. — Если я оклюшусь, трахайте меня, пока я не сшохну. Я весь ваш. Без оштатка. Выбросите меня, когда я стану не нужен. Если сильно растянусь. Я все приму, сэр. Прошу. Меня обняли крепче, поглаживая по спине, от самых кончиков волос до копчика и обратно, приподнимая футболку и дотрагиваясь до лопаток. Бережно отняли от себя, чтобы посмотреть на лицо, но я не смог посмотреть в ответ. Только почувствовал взгляд, а затем зажмурился от внезапно появившихся холодных капель. Это придало сил, неприятно вернуло в реальность. Саймон взял бутылку и обрызгал меня, набрав в рот воды. Я могу считать, что на мне его слюна? Если да, то я испытал высшую степень признательности. — Пора заканчивать, Джонни. — Он снял маску окончательно. Меня уложили на спину, даже на подушку, и протиснули светлую голову под связанные руки. Прильнули так сладко, что контраст с предыдущими минутами сыграл злую шутку, что я сопливо застонал и обвил Саймона всеми конечностями. Он поправил мои ноги, раздвинув не сильно, но укладывая, чтобы колени немного отдохнули. Я оказался укутан его теплом и окончательно возвращен на белый свет нежными поцелуями. Посмотрел на Саймона уже более ясным взглядом и поцеловал в ответ, говоря, что я в порядке. — Можешь придерживаться плана, — шептал я. — И, пожалуйста, сними резинку. Там чище, как нигде в мире. Меня поцеловали в ослабевшие губы и немного опустились. Саймон вышел впервые за долгое время, а внизу почти ничего не закрылось. Я бы испугался, будь я в другом эмоциональном состоянии, но сейчас готов был принять любую дичь. Онемевшие багровые запястья к дичи тоже относились. Саймон вернулся ко мне и снова прильнул губами к лицу. Поцеловал так много раз щеки и нос, что я усмехнулся его нескончаемой радости. Большой член терся о мой, одаривая сладким чувством тепла. Ладно, все-таки я не против кончить. Саймон рукой проверял, насколько у меня внизу мягко и податливо, и удивительно довольно постанывал просто дотрагиваясь и запуская пальцы внутрь. Да, будет охуенно ощутить его оголенным внутри. — Джонни… — Саймон внезапно размяк, что-то внутри не давало покоя. — Забери меня себе, пожалуйста. Всего себе. Боже, парень, как приторно. Я согласен. Согласен с тобой на все. Он снова медленно вставил, и мы оба распались на атомы. Это чувство не сравнимо ни с чем. Горячее и влажнее не было никогда. Каждый миллиметр его кожи был моим, наши тела стали словно одним, перемешивая мысли. Саймон поцеловал меня с языком, и я ощутил, что могу кончить раньше него, если он начнет двигаться. Было просто идеально. Саймон протиснул руку между нами и погладил мой член, вызвав дрожь. У меня свело пальцы от его уверенного прикосновения, попадающего в самую точку. Саймон попытался еще раз поцеловать меня, но язык перестал отвечать на поцелуи. Он опустил свою голову, чтобы не потерять контроль и не выгнуть мою спину слишком сильно. Удержал за талию и все-таки начал двигаться. Быстрее и быстрее, наверное, сам не понимая, что берет слишком спешный ритм. Еще пара толчков и, чувствую, как он кончает прямо внутрь, обжигая и проникая очень глубоко. Голос Саймона срывается на глубокий хриплый стон. Его тело дрожит неузнаваемо сильно и настолько не хочет расцеплять объятий, что ногтями Саймон впивается в спину, царапая. Пересиливая слабость, Саймон все еще двигает рукой по мне, помогая догнать его. Хорошо до звона в ушах, до стискивания органов внизу живота. Даже открыть глаза не могу и жмурюсь до ярких пятен. Я проиграл ему всего на пару секунд, слишком приятно ощущать теплого Саймона внутри. Пока меня не поцеловали в шею, не отпустили и не вышли, я старался не двигаться. Сейчас наступит конец света, уверяю. Я превысил лимит удовольствия, которое должен испытать за свою жизнь, и теперь нас должно разнести в щепки. Я ждал кары небесной, смотря в потолок, пока Саймон без сил пытался прилечь рядом.***
— Все-таки переборщил, — сказал он, развязывая покрасневшие запястья. — Даже не вывихнул. Считай, не дотянул. — Мой голос хрипел. Господи, как же круто ощущать последствия. Все тело ватное, руки еле двигаются, а в голове вакуум. Меня сегодня присвоили себе. Круто. — Они похолодели. — Всего-лишь похолодели. Саймон поцеловал кисти и начал разгонять по ним кровь растираниями и массажем. Можно было бы его остановить, ведь дома тепло, а я лежу очень удобно под одеялком, но смотреть на его помятое и затраханное лицо, так уверенно желающее позаботиться, было слишком радостно. Неужели, больше не нужно придумывать нелепые схемы по завоеванию Саймона? Черт, теперь все будет слишком просто. — Было невероятно. — Я прильнул лбом к нашим рукам. Потерся о тыльные стороны его ладоней и огрубевшие пальцы. Саймон осторожно дотронулся до моего лица и погладил, утихомиривая переполняющее меня чувство блаженства. Это ведь было не обязательно, но даже сейчас он оказался рядом. Ради такой мелочи. Он будет со мной и дальше, даже не верится. — Как ты это сделал? Почему я чувствовал себя таким брошенным, хотя был уверен в тебе? — Я уставился на Саймона, уговаривая ответить. — Внезапно оказался не против навсегда остаться твоей… подстилкой. — Хм… Страх, что тебя не понимают, усиливает панику… — Он засмущался от пристального интереса к его боевым навыкам и попытался отвести взгляд. — Плюс нужно надавить на разницу в габаритах. И пара других мелочей. — А… Так тебя учили и моральному насилию? — Меня много чему учили, Джонни. В этом и сложность. Не вижу, когда простая борьба переходит в неоправданную жестокость. — Ух, звучит сексуально. — Чмокнул его в губы, награждая за честность и прося отпустить меня. — Нужно как-нибудь изучить этот вопрос еще раз. Только дай моему мягкому месту немного времени. Повисла тяжелая пауза и виной тому нагруженный Саймон. Я присаживаюсь, а сам чувствую, как он не может отпустить ситуацию. Все проверяет, будет ли мне больно или дискомфортно где-нибудь. Из-за этого пришлось и бровью не повести на ноющие ноги и странные чувства в районе поясницы. — Таким я больше тебе нравлюсь? — Раздался сомневающийся в себе голос. Я грузно вздохнул и повернул голову к нему. Не знал, что ответить. Мы просто пытались понять друг друга через пронзительный взгляд глаза в глаза. — Ты не заслужил, чтобы с тобой так обращались, — добавил он, а я слышу, как заплетается его язык. Он слишком устал, веки двигаются медленно. — Сказал человек, с которым всю жизнь «так обращались». Только со мной это всего лишь игра. Которая, между прочим, приносит удовольствие нам обоим. — Я взял его за руку, убеждая, что ненавидеть себя нет смысла. — Сомневаться в себе — это нормально. Но ты самого себя боишься. Ты ведь не от меня убегал эти два с половиной года. Прятался от самого себя. Пробовал различные маски, заставлял чего-то не хотеть или убеждал в самых разрушающих вещах. Уверен, это только часть твоих аттракционов в голове. — Боюсь? — Да. Боишься сделать что-то не так. Знаю, тебя замуштровали под идеального лейтенанта, не делающего ошибок, реагирующего четко и правильно. Даже в обычной жизни проявляется это твое стремление к идеалу. Ты научился правильно трахаться и целоваться, попробовав буквально один раз, словно это была первоочередная миссия. — Нельзя ошибаться. — Саймон зевнул, уже не в силах бороться с моей мягкой постелью. — Можно. Со мной можно все, чего ты боишься. — Я сжал ладонь сильнее и тряхнул, чтобы разбудить. Сам завел серьезный разговор, а теперь сливается? — Запоминай, Саймон. Ты слушаешь? — Да-да. С тобой можно все, что угодно… — Я сейчас признаюсь тебе в любви, не спи хотя бы еще пять минут. — Может, поцелуй в висок его разбудит? Нет, только вызвал легкую ухмылку.