Её защитник Якса

Люмин прекрасно знала, где искать его во время Праздника морских фонарей. Ноги сами вели по памяти к храму Бронзового Воробья, в то время как сердце трепетало в груди точно также, как эта маленькая птичка. Люмин виделась с ним не единожды, но когда постепенно приходит осознание, что к человеку уже вовсе не дружеские чувства, всё становится намного, намного сложнее. Золотые глаза теперь значат нечто большее, чем обычная радужка, и вот уже не смотришь в них прямо без капли стеснения, а изучаешь глупо пейзаж вокруг, не зная, куда же деться от сжигающего изнутри чувства. Спокойно идти рядом тяжело, ведь так хочется взять его руку в свою, переплести пальцы и сжать покрепче, защищая от холода. По ночам мучает бессонница. Просто невыносимо осознавать, что пока лежишь в мягкой тёплой постели дорогой душе человек вязнет в смоге кошмаров, скованный чёрной кармой по рукам и ногам. Всё, что такое привычное, в один миг становится чем-то до ужаса особенным, и все моменты вместе вычленить бы среди прочих и поместить в хрустальный шар, наполнив теплом совместных воспоминаний. Теплом, которое всё никак не угаснет и разогревает каждую косточку рёбер, приятно растекаясь от сердца по всему телу. Взмах мечом, волна элементальной энергии ударяет безжалостно по толпе вставших на пути монстров, отбрасывая каждую тварь в сторону. Путешественница не добивает — не до этого. Совсем скоро жители Ли Юэ подожгут фитили прощальных фонариков и запустят те в небо вслед за воздушными змеями, болтающимися на ветру, а в этот момент хочется быть там, на склоне. Им никогда не встретить этот праздник вместе из-за вечной борьбы с гневом павших божеств, но они хотя бы могут проводить его, сидя в приятном молчании, вдали от всей той праздной суеты внизу. Насладиться таким сокровенным единением. Как бы Люмин не любила праздники и городской шум, он ни в какое сравнение не шёл со ставшим для неё родным дыханием, еле слышным на фоне музыки, отдалённо доносящейся из гавани. Люмин всегда выглядела хрупкой, но руки её на деле сильны, цепляются без усилий за выступающие камни на скалистой поверхности и она ловко пробирается вверх, не глядя себе под ноги. Он там, ждёт её, она знает. Одним литым движением перекидывает своё тело на верхушку горы и оглядывается: тёмное полотно так близко, что руку протяни и сорвёшь с ветвей ночи звезду, да смотри не ударься макушкой о купол небес. Одежда в грязи, волосы растрёпаны, а из коротко обрезанных прядей торчит ветка, но Люмин даже не обращает на это внимания, ведь ниже по склону уже выглядывает крыша храма, а на ней едва различим в темноте силуэт. Путешественница та, кто сразилась с Архонтом вихрей и одолела предвестника. Она та, кто бросила вызов божеству гроз и молний и победила её, освободив страну. Но также Люмин та, у которой ноги подкашиваются от взгляда на чужую оголённую спину, что виднеется всё чётче с каждым шагом, приближающим её неминуемо к объекту всех волнений. — Люмин, — Сяо не разворачивается даже, называя имя, ведь прекрасно чувствует того, кто за плечами. Сорвавшееся именно с его губ оно звучит так мягко, так нежно, что мурашки бегут мелкими букашками по рукам, даже несмотря на то, что имя своё ей никогда не нравилось. Или это от резкого порыва ветра, ворвавшегося в их тихую обитель? Она не знает, лишь трёт плечи разгорячёнными ладонями, отгоняя наваждение быстрее приблизиться к нему. — Как я и думала… Ты не захотел заходить в город, — снисходительно отзывается девушка, спрыгивая вниз. Упасть она точно не боится — Сяо в миг поймает её как тогда, в битве с Осиалом, она уверена. Черепица скрипит под ногами неприятно, пока она усаживается на расстоянии вытянутой руки от Яксы. Желание близости граничит со страхом обжечься об его колкие шипы, торчащие из прутьев клетки, в которую он себя заключил, не желая причинять боль никому, кроме себя самого. Но Люмин не верит и никогда не верила, что после стольких подвигов она не сможет разделить его боль на них двоих, сняв часть тяжёлой ноши с его крепких плеч, сплошь покрытых шрамами. — Насладиться красотой огней Праздника морских фонарей можно не только в городе, — его глаза сами напоминают огни, мерцающие из тьмы ярким светом позолоты, освещая тернистый путь Люмин. Его глаза — просвет надежды в бесконечных поисках близнеца, потерянного во времени. Она всё ещё ищет брата, но ей также кажется, что она нашла ещё кое-что важное, — Посмотри… Гавань Ли Юэ прямо за этой горой. Сяо делает взмах рукой, указывая на склон за ними, по которому путешественница только что взбиралась сюда. — С этой точки я могу любоваться воздушными змеями и фонарями, что медленно поднимаются в небо. Мне этого достаточно… — вздыхает он, опуская взгляд куда-то за пределы крыши. Люмин видит, что не достаточно, но он так старательно отвергает любые людские желания и эмоции, что у неё не хватает смелости сказать ему, что это вовсе не так, что всё это просто сплошной самообман. — Это отлично, — горечь, сквозящая в словах, оказывается незамеченной. Ложь на вкус хуже, чем подгоревшая яичница от Беннета, которой она «угощалась» в Мондштате. И после они остаются в молчании, которое нарушает только свист одинокого ветра, гуляющего меж горных вершин. Редкие, но сильные его порывы срывают с высоких деревьев тёмные листья, они играют друг с другом в догонялки, кружась под тонкими лунными нитями, пробившимися из-за плотных облаков. Люмин прикрывает блаженно глаза, запрокидывая вверх голову, и подставляет лицо под его потоки. Втягивает осторожными короткими вдохами свежесть воздуха, пока чужие глаза незаметно для неё самой чертят линии вверх по тонкой шее, неосторожно задевая зрачками губы и ровный вздёрнутый нос, подсвеченные лунным контуром. Сяо никогда не ощущал подобного, смотря так на кого-либо. Эти странные и доселе неизвестные ему чувства, точно как и миндальное тофу, напоминают чудесные сны, которые он когда-то поглощал. Но каждому чудесному сну неминуемо приходит конец, Сяо слишком хорошо это знает, потому из раза в раз заставляет себя отмахнуться от этих ощущений и отвернуться в сторону. Достоин ли он быть счастливым после всего, что сотворил? Нет. Достойна ли Люмин быть счастливой? Без сомнений. А счастье всегда обходило Якс стороной, тому подтверждение пять могил и храм, крыша которого под их ногами. Руки его по локоть в крови, она бурлит и под ступнями, добираясь до самых колен, а душа его в багрово-красных разводах и рубцах, но вот душа путешественницы… Она бела, подобно лебединым крыльям, непорочна как младенческая, и протянуть к ней руку равносильно тому, что Сяо ступит грязным ботинком на чистый холст. Это не допустимо. Всё, что дозволено, это редкие встречи здесь, на этой крыше, не более, иначе Люмин увянет также быстро, как сорванный цветок интейвата. Лазурные журавли, сбившиеся в стаю, летят где-то неподалёку, гогоча на всю округу. Стрекочут проснувшиеся светлячки у подножия храма, словно вознося молитвы в память о погибшем Яксе. Лягушки клокочут у ближайшего водоёма, провожая Праздник морских фонарей. Все эти звуки рисуют необычайно красивую картинку за закрытыми веками и так умиротворяют, успокаивая душу и сердце, что Люмин наконец удается расслабиться и она откидывается назад, довольно укладываясь на холодную крышу. Острые лопатки елозят больно по неровной черепице, но так всё равно, что путешественница даже не открывает глаз, пока Сяо не зовёт её вновь: — Первые фонари… Сначала вспышки огней бьют по отвыкшим от света глазам, но стоит проморгаться и над головой возникают чёткие очертания небесных фонариков, поднимающихся понемногу из-за вершины. Они размеренно летят из гавани под глухие визги жителей, практически не слышные здесь, в их личном уголке. Сначала один, потом два, три, десять, двадцать — вот уже от них никуда не деться, тут и там они плывут по незримым волнам и служат единственным напоминанием о том, что в мире остались не только одни они, о чём Люмин совершенно забыла. Лицо Сяо, до того скрытое в тени, озаряется светом огней, снова возрождая в груди волну едва утихнувших чувств. Даже глядя на это великолепие Якса сосредоточен и не может расслабиться, это видно по тонким бровям, сведённым к переносице и поджатым в задумчивости губам. — Я пригласил тебя сюда, потому что хотел кое-что сделать, — произносит он спустя какое-то время, поворачиваясь на Люмин. В один момент ей чудится, что в глубине его бездонных зрачков она может разглядеть весь мир. Не успевает опомниться и выдавить из себя хоть одно слово, как между ними по щелчку пальцев материализуется незажжённый фонарик. — …Запустишь со мной этот небесный фонарь? В прошлом году, на первом её празднике, она запустила множество таких в компании самых разных людей, не предавая этому абсолютно никакого значения. Но этот… Он кривоват, местами между тонкими балками каркаса торчит клей, а по бумаге видно, что она изрядно помялась, но этот фонарик самый важный среди тех, что Люмин когда-либо пришлось отправить в полёт. То, что Сяо сделал его сам, делает его ещё более особенным. Он… так старался, это видно даже по лицу, застывшему в ожидании реакции. Скажи об этом и непременно станет всё отрицать, но Люмин прекрасно видит как он ждёт того, что же она скажет. — Ты сам его сделал? — улыбка сама собой растягивается широко, а яблоки щёк алеют. — Угу, — кротко кивает Якса. Улыбка мелькает в ответ на сдержанном лице, всего на какую-то секунду приподнимаются уголки тонких губ, но Люмин хватает этого сполна. Сердце горит желанием видеть ту почаще и быть её причиной, — прошу прощения за его внешний вид… Я не силён в рукоделии. Архонты, неужели он думает, что Люмин над ним смеётся? — Нет, нет! — путешественница стыдливо замахала в воздухе руками, разгоняя неправильные домыслы Сяо. — Он выглядит отлично! — …Спасибо за доброту, как и всегда, — теперь же улыбка задерживается на его лице куда дольше прежнего. Такая прекрасная, но такая редкая, будто священная птица. Тяжело увидеть, но так легко запомнить и отложить в своей памяти с пометкой «самое дорогое». Люмин улыбается ему в ответ, втайне надеясь, что он тоже отложит эту улыбку где-то среди своих воспоминаний, пускай и без подобной пометки, но хотя бы запомнит её такой — счастливой вместе с ним. Может, так Сяо наконец поймёт, что не причинит ей боли находясь рядом, а лишь наоборот. — Тогда запускаем, — кивает Сяо, поджигая короткий фитиль спичками. Запуская огоньки в небеса, жители Ли Юэ по обыкновению загадывали желание. В прошлый праздник Люмин загадала пройти этот путь и найти брата. В этом году, поджигая фонарь вместе с Сяо, она отпускает его в небо с мыслью пройти путь вместе с ним, держа его руку в своей. Люмин провожает небесный огонёк взглядом и молится всем Архонтам вместе взятым, сбылось бы это желание, вновь не видя того, как Якса изучает её волосы. — Вот бы посмотреть, куда его приведёт ветер, — мечтательно вздыхает путешественница, протягивая руку вслед за удаляющимся ввысь светилом. — Я могу показать, — тонкие пальцы по неосторожности касаются щеки, когда Сяо убирает ветки, запутавшиеся в пшеничных секущихся прядях. Ветки в волосах! Как она могла забыть о них! Стыд-то какой, провалиться под землю… Но Сяо, кажется, совсем без разницы. Он отшвыривает их в сторону, поднимаясь на ноги, и вот протянутая рука, огни, обрамляющие чудесный силуэт — кажется, Архонты услышали желания и молитвы. Нерешительно подавая ладонь в ответ, Люмин точно не ожидала, какой же тёплой окажется его, ведь сам он такой холодный и колкий, что она предполагала, что кожа определённо будет подстать характеру. Так тепло и так хорошо не было так давно, все яркие чувства пропали в тот самый момент, как неизвестная Богиня забрала её близнеца. Частичку её души та оторвала властным взмахом и забрала с собой, оставив после себя зияющую дыру в грудной клетке, но Сяо постепенно заполнил своим присутствием почти всю пустоту в ней. Печальный шлейф сейчас вызывает одно только то, что ладонь его шершавая и испещрена шрамами также, как и всё тело Яксы. Страшно даже подумать, сколько боли он испытал и сколько смертей увидел, в скольких войнах поучаствовал. — Покажи, — просит Люмин, готовая последовать вслед за ним куда угодно. — Ты мне доверяешь? — он помогает путешественнице подняться и подтягивает ближе к себе. Душа покидает тело насовсем, когда они так близко друг к другу, что от бледной кожи адепта Люмин может уловить приглушённый запах миндального тофу, с лёгкими нотками мятного желе. Когда-то она посоветовала ему попробовать это блюдо, раз Сяо так нравится такая мягкая и нежная еда, как тофу. Он правда стал есть желе с тех пор?.. — Думаю, ты единственный, кому я могу всецело довериться. После Паймон, конечно же, — неуместные шутки в волнующих ситуациях так и лезут наружу, вызывая немедленное желание стукнуть себя по голове, да посильнее, не выдать бы ещё чего-то такого глупого. — Как скажешь, Люмин. От рывка не сразу удаётся понять и осмыслить то, что Якса подхватил и поднял тело на руки как пушинку, одним размашистым прыжком взмыв вверх так резко, что глаза зажмурились сами собой, заслезившись от скорости, а голова закружилась с такой силой, будто девушка только что вылетела из центрифуги, раскрученной на максимум. Руки дрожат то ли от страха, то ли от внезапного ледяного холода, а может и от всего вместе, пока одеревеневшими пальцами Люмин рефлекторно ищет за что зацепиться и с силой хватается за одежду Сяо, не отпуская ту ни на секунду. Сердце будто сбежало со своего привычного места и в панике мечется по всему организму, врезаясь в кости. Даже в тот момент, когда скорость постепенно снижается, она всё равно жмётся носом в грудь адепта, зарываясь самым кончиком в светлую ткань. Разлепить сомкнутые намертво веки удаётся только тогда, когда они и вовсе замирают в воздухе по ощущениям, а ухо, приложенное к груди, чувствует бархатные вибрации тембра голоса, исходящие из самого нутра: — Можешь открыть глаза. Так близко, что Люмин не только слышит, как вибрирует голос, но и отчётливо ощущает неровное биение сердца Сяо. — Не бойся, я не отпущу тебя. С ним она чувствует себя в безопасности. Люмин больше не боится, оглядывая гавань Ли Юэ с высоты птичьего полёта: люди всё ещё веселятся где-то там, тягая за верёвки воздушных змеев, пробуя разные блюда и развлекаясь в праздничных состязаниях, в то время как она с изумлением обнаруживает себя в окружении небесного света и исходящего от фонарей тепла. Вокруг так ярко, словно Сяо добрался до самых звёзд, чтобы показать их ей, от чего торжество внизу меркнет тут же на фоне них. Ладонью она осторожно касается огонька, проплывающего мимо, и подталкивает его ещё выше, отправляя вслед за другими. Десятки светил водят вокруг них хороводы, пока Якса размеренно шагает по воздуху, следуя за их собственным огоньком. — Как ты это делаешь? — спрашивает вдруг путешественница, глядя под его ноги. — Это? — Сяо уверенно наступает на пустоту и нога отталкивается от неё по волшебству, подбрасывая их вверх так, как если бы он наступил на прыгучий гриб в Сумеру. Не знай Люмин Сяо так хорошо, ей бы непременно показалось, что он нарочно делает это и на деле ему просто нравится, как она вцепляется в него от неожиданности, ища защиты и успокоения. Но… может, она всё же не так хорошо изучила его повадки, и это… действительно доставляет ему удовольствие? Видимо, намерения так и останутся загадкой. — Я сосредотачиваю энергию анемо в кончиках пальцев и направляю под стопу, — объясняет адепт, снова спускаясь ниже по небесам, чтобы не потерять фонарь из виду. — Яксы и так умеют? — ухмыляется Люмин, приподнимая бровь. — И не только, — спокойно отвечает Сяо. — Что же ещё, кроме этого? — смеётся она. Сяо не кажется — девушка бросает ему вызов. Но в глазах её помимо этого читается что-то ещё, неуловимое, что она так старательно пытается скрыть за напускной уверенностью. — Что-то, что возможно понравится тебе, Люми. Люми — звучит также мелодично, как звон стеклянных колокольчиков на утёсах, а смех её напоминает именно их. И когда смех этот трогает неосторожно уши, хочется звать её только так. Люмин теряется совершенно, вот-вот свалится с его сильных рук и упадёт вниз, прямо в Облачное море, растворившись в нём шипящей пеной. Щёки горят пламенем неистовым, готовые испепелиться в мгновение ока, как и всё тело. Руки всё мокрее и мокрее, сложно держаться за ткань. Да что же он такое говорит?.. Вгоняет без конца в краску без малейшего зазрения совести. Взмах пальцем и вот фонари выстраиваются в ряды по обе стороны, освобождая дорогу за особенным огоньком. — Так лучше видно, куда он направляется? — интересуется Сяо, продолжая разводить их в стороны силой своей стихии. Люмин не отводит глаз от кривоватого небесного фонарика, замечая что-то неладное: тот странно покачивается из стороны в сторону и почему-то теряет высоту стремительнее с каждой секундой. — О нет, он сейчас опустится в воду! Неровно приклеенная бумага, видимо, всё же даёт о себе знать и тот верно опускается прямо к своей неминуемой гибели. — Не опустится. Уверенность в голосе, движения резче и чётче, спасти огонёк вдруг становится важнее всего на свете, словно от этого зависит сохранность Ли Юэ. Прыжки по воздушным трамплинам веселее любого конкурса на празднике — Люмин убеждается в этом на деле, пока адепт прыгуче приближается всё ближе и ближе к морю. Когда вода оказывается под самыми ногами, Сяо ускоряется, от чего воздух из-под стоп всё энергичнее разбивает стекло водной глади. Капли градом осколков осыпаются на одежды обоих и Люмин старается поймать те ладонью, выставленной в жесте оголодавшего бедняка, просящего милостыню — она сама слишком оголодала по таким эмоциям, живым и не похожим ни на что, а душа всё просит их неустанно, в конец обеднев. После пропажи брата ей пришлось умереть тысячи и тысячи раз, не находя Итэра ни в одном из уголков мира, но сейчас она чувствует себя как никогда живой несмотря на это, холод в её руке это подтверждает. Она жива. Она правда чувствует. И чувства усиливаются день ото дня. Сколько раз за эту ночь она уже забыла как дышать от восторга? Наверное, свыше ста, потому что дыхание перехватывает от каждой мелочи, что Сяо делает. — Лови. Люмин стряхивает капли со своей руки вместе с мыслями о потерянном, окончательно уступая в них место найденному. Фонарь едва не касается собственной погибели, как девушка подцепляет его заботливо и подтягивает к себе, разглядывая отошедшую от балки бумагу: к счастью, её можно починить без клея. — Лети, маленький небесный друг, — проговаривает Люмин ему вслед, когда он наконец починен, по-родительски мягко толкая наверх, в самостоятельную жизнь. Свет его удаляется в объятия ночи, присоединяясь к сородичам. Им остаётся только наблюдать, как он кружится в танце, озаряя собой всю округу. — Надеюсь, больше ему не придётся упасть… — тянет Люмин. — Иначе загаданное желание пропадёт зря. — Твой брат обязательно найдётся, — успокаивает её Сяо, — даже без загаданного желания. Такие слова именно от него придают надежду. Подобное уже не раз говорили многие другие люди, встретившиеся на пути, но это были лишь голословные пожелания, подкреплённые на самом деле одной личной выгодой. Путешественница смягчалась к ним, её доверие оказывалось в чужих руках и эти люди тут же спешили попросить помощи в чём-нибудь, совсем забывая о том, что помощи просила сама Люмин. Брат был просто удобным предлогом, чтобы использовать её. Всегда. Но Сяо… Сяо другой. Он тот, кто ни разу не просил у Люмин помощи и всегда приходил спасти сам, даже когда она того вовсе не просила. Люмин слишком боялась злоупотреблять его помощью, но знала, что в любой момент Якса примчится, где бы тот ни был, и как бы не была она сама далеко — он найдет её, отыщет по голосу среди тысяч других и подставит своё плечо, когда она начнёт терять равновесие. Сяо никогда не требовал от неё ничего и благодарность ему за это просто не знает границ, расползаясь всё дальше и дальше, расцветая бутонами средь каждой косточки в теле. Эта самая благодарность когда-то и превратилась в неподдельные чувства в сердце, что бьют сейчас через край так, что она не может сдержать их внутри и слова вылетают быстрее, чем Люмин успевает проглотить те: — Я загадала не это. — Что тогда? — удивляется Сяо. — Хотя… нет, мне это ни к чему. Прошу прощения, что лезу не в своё дело, — спешит извиниться он и отворачивается в сторону, разглядывая мерцающие отражения в глянце безмятежного моря. Он так отстранён от мира и так боится придать своим чувствам, сокрытым внутри, человеческий облик. Так боится стать уязвимым, что прячется от всего, что связано с людскими эмоциями. Даже сейчас он прячет свой интерес вдруг за маской безразличия холодного, не походить бы на того, у кого действительно есть чувства. Кто же ранил Сяо так сильно, что он не даёт себе жизни?.. — Сяо, — зовёт нежно Люмин, теперь уже и не стараясь остановиться. Охладевшая рука опускается на его разгорячённую щеку и оглаживает большим пальцем грубую кожу. Чуть тянет на себя и он без усилий поддаётся, снова обращая взор к ней. Глядит на девушку исподлобья забитым зверем и кажется, что убежит прочь, сделай ты хоть одно неаккуратное движение и Люмин так боится спугнуть, что пару секунд просто наблюдает за его зрачками, ходящими туда-сюда, и слушает отяжелевшее вдруг дыхание. — Сяо, — повторяет она, — ты не должен думать, что не можешь позволить себе чувствовать и интересоваться чем-то. Ты можешь ощущать что угодно и спрашивать что угодно. Ведь ты такой же живой человек, как и я, — в последние слова Люмин вкладывает столько нежности, сколько способна выдать её истрепленная душа. Он на это только берётся за тонкое девичье запястье и убирает руку от своего лица. Хмурит брови, скрывая за веками янтарь радужки. — Нет, Люми, я не такой же. На моих руках слишком много крови, чтобы считать себя за человека. — Но ты… — Нет, Люмин. Хватит. Я не могу жить такую же жизнь, какой живёшь ты и ты это знаешь. Я не гожусь для этого, ведь я просто демон, сокрытый в человеческой плоти. Это всё обман. Сяо вновь закрывается от неё и выпускает наружу шипы своей клетки. Люмин на мгновение показалось, что ему удалось приоткрыть слегка дверцу и выглянуть наружу, посмотрев на окружение не через прутья. Но, видимо, всё это оказалось тем, что она сама желала увидеть. — Я поняла. — Люмин одёргивает аккуратно руку из его слабой хватки и вздыхает. — Отведи меня домой, прошу. Наверное, воображение не прекращает играть с ней в свои глупые шутки и мерещится, что Сяо сжимает челюсти так, что ходят желваки, а глаза его блестят сильнее обычного. Только Сяо знает о том, что это правда, ведь зубы сводит, а глаза щиплет солью слишком реально. Теперь Люмин не жмурится, пока дома стремительно сменяют друг друга под быстрой тенью Яксы, наоборот — разглядывает безразлично погасшие окошки и пустые безжизненные улицы, недавно кишащие толпами людей, что были просто муравьями с такой высоты, пока они вдвоём парили в поднебесном океане света. Было так хорошо, но сейчас она чувствует себя точно такой же погасшей, а ветер треплет всё пряди волос и истязает собой цветок интейвата, запутанный в них. Сяо опускается постепенно вниз и перепрыгивает неустанно с одной крыши на другую, пока не добирается до балкона снятой Люмин комнаты. Они с Паймон заранее забронировали её до приезда в Ли Юэ, чтобы остановиться на Праздник морских фонарей. Храп верной компаньонки уже доносится из-за балконной двери, в спешке оставленной приоткрытой, когда Люмин торопилась побыстрее добраться до храма. Паймон божилась, что непременно дождётся её с такой важной встречи и хочет послушать все подробности в мелочах, но рядом с ней, на прикроватной тумбе, замечается гора тарелок, когда девушка открывает дверь пошире, впуская любопытные лунные лучи внутрь спальни. Назаказывала всего и наелась до отвала, уснув поперёк кровати — Паймон в своём репертуаре. — Доброй ночи, — вздыхает Люмин, не оборачиваясь. — Люмин, — зовёт Сяо напоследок, всё ещё оставаясь стоять на перилах балкона, — так… что ты загадала? В голове проносится безумным вихрем куча мыслей, они закручиваются в спираль и тянут Люмин за собой, в самое сердце урагана из миллиона предложений, которые не решается сказать. «Пройти всё вместе с тобой» — Думаю, после твоих слов это уже не важно, — грустно улыбается, всё же оборачиваясь к нему. Ошибка, просто фатальная ошибка. Как она может со спокойной совестью уйти спать, зная, что они могут не встретиться больше никогда? Ведь Якса ежедневно сражается с тьмой, как с той, что внутри него самого, так и с той, что атакует Ли Юэ день ото дня извне. Когда-то… он может не вернуться. Тьма поглотит его, не оставив и мокрого пятна — этого Люмин страшится больше всего на свете. Без Сяо она не представляет себя в этом большом мире, в котором нигде кроме его тёплых объятий ей нет места. Набирает в лёгкие побольше воздуха и выдаёт на одном дыхании, пока остатки смелости ещё теплятся где-то, не растворившись в крови насовсем: — Я загадала пройти весь свой длинный путь вместе с тобой, — признаётся она, пока ком в горле не встаёт окончательно. Дальше Люмин просто молчит, наблюдая за тем, как меняется лицо адепта. Он смотрит ошарашенно, с нотками недоверия, нахмуривая густые тонкие брови снова. Люмин провалиться под землю готова, когда выражение его лица делается таким. Оно так привлекает и завораживает, одновременно пугая, ведь никогда не понять, что же Сяо прячет за этим сосредоточением. О чём сейчас его мысли? Насколько же глупой он считает Люмин? Люмин ждала чего угодно: что Сяо просто развернётся и исчезнет в ночи, не появившись вновь никогда, что он отвергнет её, что запретит к себе приближаться, но не ждала того, что адепт испарится всего на долю секунды и очутится прямо перед её лицом, так обжигающе близко, что резкий всполох ветра коснется алых от стыда щёк. Теперь она ждёт прикосновения тонких губ, прикрыв глаза, не зная того, что все опасения были не напрасны. — Больше всего остального я хотел бы этого, — его ладонь ошпаривает кожу лица, возбуждая этим неосторожным действием каждую клеточку. — Так почему ты отталкиваешь? — никак не поймёт Люмин, накрывая чужую руку своей, вжимаясь в неё так отчаянно. «Ещё ласки, ещё тепла, пожалуйста, не уходи» — кричит сердце внутри, прорываясь наружу. «Он уйдёт» — душит его порывы разум. — Я — защитник Якса, — голос полон сожаления, оно переливается за край их через чур полного стакана, — и первое, от чего я должен защитить тебя — это я сам. Прости и забудь меня, Люмин. Мне не нужно было приближаться, чтобы не сделать больно. Ноги подкашиваются, а уши не верят в услышанное, душа же желает стереть все свои слова, сказанные сегодня, только бы Сяо остался и никуда не уходил. Не покидал её. Забыть? Она не желает забывать того, кто впервые за такое долгое время разбудил в ней жизнь. — Ты не делаешь мне больно, когда ты рядом! — голос срывается на крик, не выдерживая. — Посмотри, Люмин, — Сяо стирает дорожки слёз с её щёк большими пальцами, — я делаю тебе больно. Не хочу, чтобы ты страдала, — спокойно проговаривает он, но голос дрожит предательски. — Тогда не уходи! Не оставляй меня и боль уйдёт! — солёные горошины разбиваются о доски пола, одна за одной осыпаются они под ноги Сяо. — Она станет лишь сильнее, — адепт целует девушку в лоб на прощание, отодвигая пряди чёлки, — я не могу рисковать тобой, иначе моя тьма… она сожрёт и тебя. — Нет, мы… мы справимся, я найду решение! Но тёплые ладони отпускают лицо и больше не греют щёки, а силуэт, уходящий прочь, размывается слезами, застилающими глаза. Ничего не сделать. Решения нет. Якса запрыгивает на перила и в последний раз оборачивается на Люмин. На свою звезду, в душе которой горит потрескивая огонёк, согревающий его собой в любую погоду. В собственной душе благодаря ней горит такой же, но страх потерять девушку навсегда сильнее каких-либо чувств. Тьма кармы в Сяо слишком разрослась, чтобы подпускать Люмин ближе прежнего, иначе она просто проживёт остаток своей короткой человеческой жизни в мучениях, останься он рядом. — Прости, — шепчет Якса. Фонари всё ещё парят в небесах и его тень скрывается там, теряясь в бесчисленном их количестве. Ноги совсем не держат, Люмин не может удержать равновесие и бухается вниз, врезаясь коленями в пол до саднящих царапин. Сяо чувствует страдания, будучи за мили от её дома — она не перестаёт звать его по имени, выкрикивая то снова и снова, но он больше не придёт, пока Люмин не будет грозить реальная опасность. Ему отведено одно только место наблюдателя, а он совсем забылся и переступил черту, за что и поплатился. Как бы ни было им больно, так будет лучше для всех. Теперь Сяо должен знать своё место, сражаясь с тьмой в одиночестве, как и прежде. Он просто не может поставить их чувства выше сохранности Люмин, ведь он — её защитник Якса.