***
Ал сел за столик и взял карты в руки. И тут началась полная неразбериха: карты начали носиться в руках у демона, что даже было трудно предположить у кого какая карта будет и какой козырь. Карты мелькали разными знаками и картинками, будто бы хотели вылететь из умелых рук диктора. За картами было просто не уследить. Они чертовски быстро передвигались перед глазами игроков. Вдруг Аластор резко хлопнул руками и остановил карты; он ловко разложил карты Хаску и себе, бросил колоду, перевернув козырь. — Козырь черви. У тебя какая наибольшая? — задорно ухмыляясь, сказал Аластор. — Неплохо, но хорошая ли у тебя подача.? Хотя с другой стороны мне почему-то кажется, что ты выбрал себе хорошие карты… — Задумчиво подмечал Хаск, лишь предполагая исход, — Дама. Раньше каждый из нас был хозяином своего разума, у него было все необходимое, даже больше. А сейчас? Сейчас он обычный бармен этого гребанного отеля. Почему сердце бьётся без приказа? Почему собака царапает мебель? Почему маленький мальчик засовывает вилку в электрическую розетку? Почему каждая мелочь, повсюду в Божьем творении, вызывает желание сделать что-то совершенно бессмысленное или обратное? Уже на подсознательном уровне? Потому что скука, моя дорогая, чистая, абсолютная СКУКА! Мы здесь, чтобы жаждать новой формы развлечения! Потому что… Почему бы и нет? Когда ничто не имеет никакого значения, никакой ценности, единственное, что остается сделать, это отбросить всякое чувство ответственности, или как вы там называете маленькие оковы, удерживающие наши ноги на земле, и наслаждаться! Разрешай себе плохо жить, но жить хорошо, а главное — наслаждаясь! Жизнь, даже загробная не имеет смысла, так что с таким же успехом ты можешь нести чушь!***
— Отлично, ходи первым, — спокойно произнёс демон, нашаривая нужные карты. У него были как плохие, так и хорошие. Но теперь пока что может не волноваться. Ну, точнее, Хаск может не волноваться. Сейчас Аластор немного поиграет… Как мышка водит кота за нос и загонит в капкан. Хаск будто бы проживал этот чертов день заново. Почему он вообще согласился играть с управляющим отеля? Ему что, первого раза не хватило? Он всё ещё нервничал, будто на кон свою жизнь еще раз поставил. Благо пока попались карты получше, и можно делать свой ход. Хаскер достал свою первую карту и положил её перед Аластором. Это была обычная бубновая десятка, он предпочел начинать с малого, а уж потом играть с Аластором на равных, если уж так получится что их игра начнет приобретать «Бой» на равных условиях. Если у него попадутся хорошие карты, как и у Хаскера. — Надеюсь, ты проиграешь… — губы бармена хитро расплылись в улыбке. Но под этой маской он скрывал свое отчаяние и страхстрах, лезшие в голову от одной только мысли о проигрыше. — Тебе ни за что не отыграться у меня…- Аластор будто видел его насквозь. Хотя почему будто?! — Не дождешься, чëрт! — Уверенно, но не переставая дрожать внутри, парировал Хаск. Радио-демон достал среди колоды бубнового валета и накрыл им карту. — Скорее всего, конечно, трудно судить о чьём-либо выигрыше. Но ты не забывай, что произошло в последний раз, и расслабься, так как эта игра закончится очень скучно… — Легко тебе говорить… — произнес грешник, смотря на данную карту, а после подкидывая своему приятелю новую. Больно хотелось скинуть все свои плохие проигрышные козыри. Хаскер кинул Аластору новую карту —валет, но на этот раз ромб. — То, что произошло тогда. Мне никогда не отпустить. Это был мой самый худший позор в моей жизни. Я — оверлорд, проигравший обычному демону… С другой стороны, я все же не жалею об этом, в отличие от остальных. Ты привёл меня в эту разруху и поставил на место бармена, а со временем я привык к такой дурацкой жизни. — Теперь можно считать, что я заменил тебе в твоей славе. Славе Оверлордов. Теперь я раскидываюсь душами. Точнее разумно пользуюсь, — говорил Ал пока кидал бубновую королеву. — Но вскоре, я уверен, ты отыграешься за свой позор. — И всё же, меня интересует тот же вопрос, что и Чарли: почему же ты так привязался к этому отелю? Ведь ты мог бы вполне схватить ещё парочку таких, как я. Есть ещё уйма сильных демонов, я бы сказал даже королевских, как Люцифер, но выше ты не поднимаешься. Это очень странно. Или же возможно у тебя имеются какие-то планы, — размышляет Хаскер, а сам забрал данную Аластором карту. Делая вид, что не замечает противника, почти на пределе. Быть может, это мадам ему ещё не раз жизнь спасет. Главное, чтобы этому идиоту не попался туз козырный. — Вижу, что тебя сильно интересует, какие у меня планы, хаха, и почему привязался к отелю? Про планы я точно не скажу, но вот про отель могу… Понимаешь, раньше я жил один с матерью, она заботилась обо мне очень сильно, так как я был единственным ребенком… А здесь я чувствую, что обрёл семью…Сегодня что, день слащавых признаний?! — Ал бросил на стол восьмёрку крести. Слушая то, что говорил Аластор, Хаскер лишь усмехнулся. Почему-то это казалось правдой. Но так ли всë просто на самом деле? — Вот оно, значит, как.. Это было даже приятно слышать со стороны столь нелюдимого и загадочного, закрытого демона. Хаскер посмотрел в свои карты, какое то время размышляя, как бы получше отбить карту у демона. Наверняка козырный туз выпал. Вон как лыбится! — Значит, в этом месте ты смог найти семью… Это звучит, пиздец, как романтично. Усмехнулся котоподобный демон, побивая карту Аластора десяткой крести, благо карты у него еще оставались, а он пополнял их периодически. — Тебя не каждый день таким раскрепощенным увидишь, Ал. — Ха-ха! Не привыкай, друг! Таким я бываю очень редко. Клади теперь ты свою карту. Тихо выдыхая и смотря на бубни 7 с неким презрением, а затем сверяя ее со своими картами, Он побил ее 9 той же масти. — Мда… Аластор кинул девятку пик. Он вернулся к игре, поставив еще одну из карточек, а после поднялся со стола. — Ага, - Прорычал недовольно Хаскер, хмуро складывая руки на груди. Аластор с легкостью отбил карту и встал из-за стола. — Это что наезд? — Шутливо сощурился Ал, посмотрев на Хаска. Но тут же его красные глаза были на нем. Потом оверлорд подошёл к столу и, быстро схватив колоду, сделал так, что она исчезла. — Не волнуйся, Хаскер, потом закончим. Похоже, у нас есть дела поважнее.***
Одинокая фигура стояла высоко над землёй, с обреченностью смотря на окружающий пейзаж. Выглядела она, точнее он, довольно удручающе. С заброшенной стройки на окраине города были хорошо видны старые панельные дома, дымящие заводы и невыносимая тоска её жителей. Весь маленький город был пропитан неудержимой надеждой что-либо поменять, но это было невозможно. Серое небо рассыпало вокруг холодные капли дождя, промочив одежду парня. Он продрог насквозь, но ему уже было всё равно. По барабану. Он знает, что не успеет заболеть, ему больше никогда не будет плохо и страшно, потому что скоро его не станет. Он перестанет существовать. В голове вертится образ единственной подруги. Образ лучика света в его непроглядно тёмной жизни. Её улыбающееся живое лицо, её тёплые руки, её успокаивающие слова. Становится невыносимо больно и грустно, хочется трястись в истерике, кричать и плакать, свернувшись калачиком. Но он знает, это не поможет. Остался всего один выход. Он всегда думал, что будет одинок, но вдруг, словно весёлый чëртик из табакерки, выпрыгнула улыбчивая и светящаяся счастьем девушка. Она заставила его раскрыть глаза и выйти из своей скорлупы; вместе с ней его жизнь окрасилась в яркие цвета, и он наконец-то начал понимать, что значит настоящее счастье. Жизнь выстроилась, словно обложка прекрасной весёлой книги, детский мультик со счастливым сюжетом. Но затем картинка сменяется другой: он на опознании в морге. Он смотрит в лицо своей подруги, ещё совсем недавно такой живой и радостной, и видит лишь холодный труп. Некогда светло-голубые, словно майское небо, глаза заволокло белой пеленой. Его самого близкого человека сбила машина на пешеходном переходе. Вот так просто оборвалась одна маленькая жизнь, которая была для него спасательным кругом. Перед ним лежало мёртвое тело лучшей подруги, которую в шутку называли сестрой. С её смертью умер и он. Смотря вниз на груды мусора и арматуры, он проматывает в голове события своего прошлого и, понимая, что ничего не добился в этой жизни, кроме устройства на дерьмовую работу. Он ещё ничего не успел сделать. У него никогда не было отношений, не было ни единого знакомого. Всë, что у него было — дорогая подруга, которая зажгла в нем огонь жизни. Её смерть сломала его. Разбила на мелкие осколки, которые уже не собрать, разрубила пополам. Внутри осталась та же пустота, что была до этого, только теперь приправленная болью потери. И он понял, что отныне у него нет никого и ничего. Без нее он — никто… Юноша посмотрел вниз пустым, уставшим взглядом. Было видно, что ему ничего уже не нужно. Он просто хочет умереть. Никто на необъятной планете и не заметит, что оборвалась его никчемная жизнь. Кто все те, кто кричит, что суицид — не выход? Пережившие это с теплотой отзываются о сохраненной жизни, потому что другие после неудачи повторили снова и всё же добились смерти. Это лучше, чем жить через силу. Я мертв внутри… Дождь мелодично стучал по заржавевшему металлу. Не медля больше ни секунды, он сделал шаг вперёд. Мгновение — и тело падает вниз. Оно быстро летит с высоты и приземляется аккуратно, и подозрительно точно, на торчащую острую арматуру. Он чувствует, как его насквозь протыкают металлические штыки, и, захлëбываясь собственной кровью, он остается висеть на них безвольной куклой, проколотый и умирающий. Как невыносимо больно… Единственное, что он чувствует перед тем, как окончательно провалиться в небытие —предсмертную агонию и…странное успокоение. — Интересно, меня будут искать? — его подсознание все еще дышит, и в умирающем мозгу проносится: -что за бредовые мысли? Наступает тьма.