Письма

Крошка моя, я по тебе скучаю Я от тебя письма не получаю Ты далеко и даже не скучала Но я вернусь, вернусь чтоб ты узнала Что я далеко, я по тебе скучаю Я от тебя письма не получаю Ты далеко и даже не скучаешь Но я вернусь, вернусь и ты узнаешь Что я далеко от тебя В небольшую комнатку со старыми узорчатыми обоями, свет не попадал из-за зановешанных тёмно-серых штор, делая внутри всё мрачным и тёмным. Белая кровать была не заправлена видимо с самого утра, а человек, что спал на этой кровати, сейчас сидел и трудился над очередным письмом для своего любимого человека Какое это письмо по счёту, Валера не знал. Он много писем отправлял и после долгое время ждал ответ, даже молился на хотя бы маленькую весточку. Ты обещала написать, обещала рассказать Как живешь, как тебе там сложно Ты обещала долго ждать и страдать и сгорать От любви, но это невозможно Каждый раз он твердил себе, что это его последнее письмо, но всё ровно брался за новое, а на утро отправлялся на почту отдавать эту писанину и расспрашивать сотрудников, не было ли хоть какой нибудь весточки от Вовы? Но каждый раз спрашивая, ответом было нет. Нет, нет ни строчки от тебя, ни словечка от тебя Зря поверил я твоим признаньям Да, может это было зря, может это было зря Ты скажи, что ж за наказанье Такое чувство будто он зря трудится, распинаясь в письме о прошедших событиях и днях. О том, что всё у него хорошо и как он ждет его, и скучает, но всё ровно верил и надеялся, что рано или поздно, когда он в очередной раз пойдёт отправлять наверно четвёртое или пятое письмо, ему скажут, что ответ наконец-таки доставили. И уже под ярким жёлтым светом лампы, он будет вчитываться в каждую строчку, написанную красивым выведенным почерком. Перечитывать и радоваться, что у того всё нормально. Ох, как же больше всего этого хотел Валерка, а еще увидеть это светлое и прекрасное лицо. Снова увидеть эти глаза цвета голубой бездны и за столько времени прикоснуться к этим грубым, но сильным рукам. Окутаться в его объятия и вдыхать этот приятный по своему, родной запах любимого тела. Рука с ручкой застыла над пожелтевшей бумагой, а сам Туркин пребывал в облаках, мечтая поскорей увидеть Вову и зарыться своими бледными руками в его русые волосы. Вздохнув, он вернулся к половине написанному и стал перечитывать то, что он понаписал. Крошка моя, я по тебе скучаю Я от тебя письма не получаю Ты далеко и даже не скучала Но я вернусь, вернусь чтоб ты узнала Что я далеко, я по тебе скучаю Я от тебя письма не получаю Ты далеко и даже не скучаешь Но я вернусь, вернусь и ты узнаешь Что я далеко от тебя Ближе к вечеру, когда улица стала погружаться в темень, а людей становилось всё меньше и меньше, Валера был погружён в свои мысли и курил очередную дешёвую сигарету, выпуская ядовитый дым в окно. Туркин глазами пробигал по дому напротив, вглядываясь в горящие окна. Спать не хотелось, да и идти куда-то тоже. Валера докурил и бросил в приоткрытое окно окурок. Закрыв его, он неспеша слез с подоконника и побрёл по холодному полу в свою комнату. Лежать и пялиться в потолок, вот что любил Турбо на протяжении всех этих дней, да и вообще недель. Рассматривать и очерчивать какие-то выпуклые круги на потемневшем потолке, а потом переворачиваться на бочок и зарываться в одеяло, уткнувшись лицом в подушку. Хотелось кричать, очень. Орать во всю глотку, да так, чтобы потом горло распирало от покалывающей боли. Туркин чувствует, что уже не выдерживает, он даёт слезам волю и уже на белоснежной подушке, появляется заметное пятно от влаги. А сам зарывается ещё глубже, приоткрыв рот в немом крике, а слёзы обогревают его щёки, вслед оставляя влажные дорожки от слёз. Ноги сгибает и прижимает к себе под столь тёплым одеялом, вжимается в постель и терзает руками одеяло. После долгой истерики, силы покидают его, уступая место для сонливости. И уже в тишине, и в холоде, Турбо смог уснуть беспокойным сном. Что, что еще произошло Сколько времени прошло Ты не едешь, не звонишь, не пишешь Да, может быть твое письмо Затерялось, не дошло Напиши еще разок, ты слышишь? Сухожилистая ладонь поглаживает непослушные каштановые кудри, а глаза бегают по любимому лицу. Сейчас они наедине в коморке, совсем одни, а вокруг никого. Лишь Турбо лежит у него на коленях и рассказывает очередную забавную историю про то, как они вместе с Зимой пытались приготовить пирог. Несмотря на то, что вынули они его подгоревшим, он всё ровно оказался вкусным. А Адидас смеётся, искринне. На его лице расцвела глупая ухмылка, а сам продолжает рукой перебирать волосы лежачего. — Какой же ты всё таки красивый, Валерка —, проговорил он и заметил, что младший замолк, а на лице расползается улыбка. Турбо приподнимаясь, меняет положение, теперь он уже сидит на колениях у Вовы. Этот день, этот момент и время Туркин будет помнить всегда. Не забудет, как тогда Вова забрался тому под синевато-черный свитер своими прохладными руками. Как ощущал поцелуи в районе шеи и жался почти вплотную к приятному и дорогому ему телу человека. Все, все отлично у меня Дома ждут меня друзья Говорят, что ты по мне скучаешь Вот, вот девчонки так всегда Ждет солдат от вас письма Отойдет, сто раз перечитает

***

Еле проснувшись, кудрявый поглядел в сторону зановешенного окна и приподнявшись, опустил свои ноги на мёрзлый пол. Сидя и пялясь на бурый и подкошенный паркет, он вспомнил, что сегодня очередной сбор в середине дня. Поэтому потянувшись ещё раз, он встал и направился на кухню. Шаги после сна давались тяжело. Взяв коробку сигарет и зажилку, что лежали на кухонном столе, он достал одну и приподнёс ко рту, зажигая при этом конец. Вдыхая и выдыхая едкий дым, становится легче. Теперь он сам признаётся себе, что ему тяжело. Тяжело без Суворова. Без него, в квартире было одинока, а объёмное одеяло уже так не грело. В голову лезут неприятные и страшные мысли, он снова забивает себе голову лишними мучениями, после которых опять запнётся в себе и будет весь оставшийся день лежать на кровати и тупо сверлить потолок.

***

Уже середина зимы и дни летят незаметно, на улице было холодее, чем вчера. Снег летит хлопьями, покрывая землю белым ковром. В это время Туркин шёл по заснежной дороге до качалки, а снег под его намокшими кроссовками, отдавал для ушей приятный звук хрустения. Холодные пальцы держали последнию горящию сигарету, хотелось побыстрей докурить и спрятать руку в карман. Вот уже дойдя до подвального помещения, он докурил сигарету и кинул ее под ноги, тем самым незабыв её потушить. Металлическая дверь издала скрипящий звук, а сам Турбо прошёл вперёд. Его внимание привлёк задорный гул пацанов из дальней комнаты, решив поинтересоваться с чего те смеются, он подошёл к проходу и облокатился на косяк. На потрёпанном диване сидел Зима и своим картавым голосов что-то распинал смешное пацану напротив. Слева от него сидел Маратик и видимо пил какую-то жидкость из бурой бутылки. Остальные же либо смеялись, либо внимательно слушали старшего. Поняв, что его заметили, он подошёл к Зиме и пожал тому руку, и так с каждым, а дальше уселся справа от Зимы и стал вникать в тему разговора. Вроде всё идёт хорошо, он сидит с пацанами и попивает пиво, улыбаясь своей чеширской ухмылкой, только вот обстановку эту подрывает неприятный звук двери и до боли знакомый мужской голос. Все уставились на вошедшего и в туже минуту ринулись из комнаты. Это был Вова. Мать его Суворов. Пришёл весь красавец, в форме военной, наградами трясет и ухмыляется так по-доброму, а у Валеры внутри что-то сжалось, улыбка исчезла с лица, а зеленоватые глаза уставились на группу парней, что пожимают ему руку и обнимают так крепко-накрепко. Встав с дивана, он вышел из коморки и неторопливыми шагами подошёл к Адидасу. Ему казалось, будто тот более возмужал, стал еще красивее, да и усы отрастил – сама красота. Суворов заметил Турбо и пожал тому руку, а после заключил его в крепкие объятия. Эти объятия были по своему приятны. Туркин был рад ощутить снова то самое его тепло, те самые руки и голос, до боли одурманивающий разум.

***

— Вообще-м пацаны будем всё налаживать, а то я вижу Кащей совсем от рук отбился —, наливая в рюмку водки, проговорил Адидас. Зима кивнул и сделал затяжку, подставляя уже свою рюмку, из которой недавно выпил жгучей жидкости. А Турбо лишь поглядывал на Суворова и не мог поверить своим глазам. Сколько он думал и отрицал свои печальные догадки, о том почему тот всё это время не отвечал на письма. Мысль о смерти лишь пугала парня, он и думать о ней не хотел, лишь надеялся на лучшее. И вот лучшее настало. Сам его Вова сидит сейчас на диване и хлестает по немногу водки. Весь такой живой и веселый. Когда все стали расходиться кто куда, а Зима вышел за дверь, Суворов остался наедине с Туркиным и атмосфера между ними была не самая лучшая, скорее напряжённая. Сделав последний вдох и выдох, Вова потушил окурок в пепельнице и устремил свой взгляд на Валеру. — Ты хотя бы скучал? —, "вот же гнида", думает про себя кудрявый. Конечно он скучал, это было видно по его многочисленным письмам, которые он отправлял, как находилось время. — Конечно скучал, а ты видимо мои письма толком не читал — , Суворов рукой провёл по лицу, останавливая её в районе глаз. — Читал, конечно читал —. А Валерка голову опустил, сколько дней он провёл в одиночестве, в этой ставшей мрачной за столько времени квартире. И лишь в тишине между ними слышится его всхлип, а потом звук Вовиных шагов и тяжесть рядом. Вова протянул руку к подбородку и повернул его голову в свою сторону. Смотрит и понимает, что пацан то реально волновался и скучал. Глаза опухшие, а на щеках влага от недавних нахлынувших слёз. Смотрит и не может насмотреться, красота его глаз и губ ни с чем не сравнима. Адидас тянуть время не стал и прильнул к столь пухлым и обкусанным губам. Руки Туркина уже бродили по русым волосам Вовы, нежно поглаживали, а поцелуй углубился, стал напористей. Суворов повалил его на диван, нависая сверху и руками забираясь тому под олимпийку. Вдруг он оторвался от желанных губ и перешёл на шею, уже покрывая её маленькими поцелуями. Турбо под ним будто пылал, сам выгнулся от таких приятных прикосновений и нежности. На ухо Адидасу слышится тихий еле уловимый стон, а руки Турбо легли ему на шею, притягивая ближе, чтобы заключить в ещё один долгий и страстный поцелуй. Так и провели они весь день в родной коморке, наслаждаясь друг другом. Валерка был счастлив снова ощущать прикосновения грубых рук. Счастлив был снова увидеть его и услышать голос блаженный для ушей. Теперь он убедился, что тот жив и всё же читал его письма.