***
Хосок спускается со второго этажа в третьем часу ночи, щурясь спросонья от яркого света и задумчиво ероша волосы. Он не сразу, но всё же замечает лежащую на диване старшую сестру. Та, завернувшись в плед, смотрит дораму, параллельно поедая пломбир вприкуску с фисташками. — Красиво жить не запретишь, — альфа подходит к дивану и усаживается в ногах у Чонхи, а та, даже не вздрогнув, продолжает есть, пялясь в телевизор. Хосок предпринимает попытку отжать горсть фисташек, но Чонха бьёт его по руке и перемещает миску в сторону, подальше от брата. — Эй! — Нечего на святое покушаться. Хосок тяжело вздыхает и переводит взгляд на экран телевизора. Там опять крутят какую-то сопливую муть, под которую Чонха релаксирует в конце каждой недели, расслабляя мозг. На Хосоке такая практика почему-то не срабатывает. Ему даже кажется, что голова с каждой минутой наоборот становится всё тяжелее. — Почему не спишь? — Чонха прерывает тишину спустя несколько минут, когда её начинает напрягать молчаливое присутствие брата. Она специально заставила всех разойтись по комнатам пораньше, чтобы улечься перед большим экраном и всосать в одну моську банку мороженого. Без свидетелей. — Да так. Думаю просто, — Хосок, что очевидно, в чужих словах намёка не замечает, слишком сильно погрузившись в свои размышления. Он молчит ещё с минуту, игнорируя тяжёлые вздохи со стороны сестры, которыми та пытается давить на чужую совесть. С каждой секундой тишина напрягает всё больше. Наверное, потому что результат долгого мыслительного процесса у Хосока никогда не заканчивался ничем хорошим. — Чонха, можно задать личный вопрос? — альфа, что удивительно, выглядит по-настоящему растерянным, поэтому Чонха на свой страх и риск кивает. — Когда ты начала мастурбировать? Кожурка от фисташки улетает прямо на ковёр перед диваном. — Что, прости? — переспрашивает загробным голосом. — Не пойми меня неправильно, — Хосок шепчет примирительным тоном, двигаясь ближе к охреневшей сестре. — Я просто проходил сейчас мимо его комнаты, а оттуда звуки доносились, ну, знаешь… характерные. Шорох, какая-то возня, скулёж. Я, конечно, идиот, но в жизни не поверю, что он там убивается из-за высшей математики и катается по полу в слезах. — Ладно, — Чонха после недолгой заминки, стараясь взять себя в руки и не думать об абсурдности ситуации, выдыхает размеренно. Она старательно напоминает себе о том, что её брат просто до сих пор не может смириться с фактом взросления Чонгука. — По секрету скажу, — омега жестом просит Хосока нагнуться поближе, и тот с готовностью подставляет ухо, после чего Чонха чётким ровным голосом говорит: — Ему ёбаных девятнадцать лет, Чон Хосок. Не десять и даже не пятнадцать. Он буквально уже сейчас имеет право забеременеть и выйти замуж, и ты серьёзно обеспокоен тем, что он может просто дрочить? То есть заниматься тем, чем занимается большая часть подростков начиная с тринадцати лет? Хосок смотрит на старшую сестру округлившимися глазами и, кажется, не дышит. И Чонха точно знает, что в чужой голове сейчас вовсе не момент осознания сути её слов происходит – Хосок, скорее, думает, что она несёт какую-то ахинею, не имеющую смысла. Создаётся впечатление, будто бы в голове Хосока Чонгук замер примерно в том возрасте, когда ему нужно было вставлять в рот выпадающую соску. И альфе правда лучше не знать, на что по мере взросления Чонгук её заменил. Как и не стоит знать, что Чонгук в своей спальне уж точно занимается не примитивной мастурбацией, особенно с учётом того, что Тэхён сегодня остался у них на ночь. — Чёрт, ты права. Что-то у меня совсем крыша едет, — Хосок весь будто бы сдувается, после чего немного расслабляется и посмеивается неловко. — Я тогда пойду? — альфа зачем-то уточняет у сестры, указывая большим пальцем на лестницу за своей спиной. Получив от Чонхи молчаливый кивок, он ещё несколько секунд сидит на месте, уперевшись ладонями в колени, после чего всё же поднимается и неровным медленным шагом направляется на второй этаж. — Спокойной ночи, — бросает напоследок перед тем, как начать подниматься. Чонха напряжённо выдыхает, прислушиваясь к посторонним звукам. Она ждёт несколько минут, пока не слышит хлопок двери со второго этажа, после чего прикрывает глаза и немного расслабляется, усмехнувшись. С ума сойти можно. Комната Хосока ведь находится буквально напротив спальни Чонгука, и Тэхёну действительно хватает смелости трахать младшего брата своего лучшего друга прямо у того под носом. И уже далеко не в первый раз. Слабоумие и отвага, так это называется? Буквально два часа назад, когда Хосок предложил Тэхёну остаться у них на ночь, эти двое договорились запереться в своих комнатах и не вставать с кроватей, пока не уснут. И ни в коем случае не открывать дверь тому, кто первым не выдержит. И Чонха, возможно, восприняла бы всерьёз чужую договорённость, если бы не слушала одно и то же каждый божий раз. Она прекрасно знала, чем всё закончится: Чонгук якобы случайно забудет запереться, а Тэхён даже не постучится, перед тем как опустить дверную ручку вниз. Этим двоим явно стоит поумерить свой пыл. Если они продолжат в том же духе – рано или поздно затрахаются до смерти. В комнате младшего тем временем тишина в очередной раз нарушается едва уловимым скрипящим звуком и рваным выдохом, выпущенным сквозь зубы в чужую широкую ладонь. Они лежат на боку на влажных простынях: Тэхён зажимает Чонгуку рот, уткнувшись носом в вихрастый затылок и мелко толкаясь между раскрытых ягодиц, так, чтобы кровать не билась изголовьем о стенку, а омега в это время оттягивает влажную от пота и смазки ягодицу в сторону, периодически случайно прикасаясь ко входу, растягивающемуся вокруг толстого основания члена. Это безумие продолжается уже несколько десятков минут, за которые Чонгук успел кончить уже дважды: сидя на чужом лице с членом во рту, а потом с тремя пальцами в заднице, которыми Тэхён, по ощущениям, пытался прорыть альтернативный путь в Нарнию. Всё это время они правда старались быть тихими, но Чонгуку всё равно кажется, что все звуки, которые создают их тела, можно услышать даже на улице. Собственное сердце будто бы бьётся прямо в ушах, под ними скрипит мокрая простыня, а после каждого толчка всё равно раздаётся глухой шлепок, потому что Тэхён, сколько бы ни пытался себя заставить, не может сократить амплитуду. Член в тугой заднице исчезает полностью, по корень, и Ким плотнее прижимается сзади к телу своего омеги, чтобы хоть как-то помочь ситуации. Чонха была права – они слишком сильно расслабились. Они оба слышали, как Хосок выходил из своей комнаты, как он спускался и поднимался по лестнице, знали, что в какой-то момент он застыл прямо у них под дверью, но ни разу не остановились. И если обычно в их скромном дуэте за разум отвечал Чонгук, то здесь и у него отключился мозг. Омега просто безотрывно смотрел на дверь, пока член в его заднице в устойчивом темпе выбивал из него инстинкт самосохранения. Где-то на уровне подсознания его всё же интересовал вопрос: они с Тэхёном действительно так сильно друг по другу соскучились за дни разлуки или просто превратились в двух похотливых животных, из которых страх и стыд вышли вместе с потом во время секса? Правда, вопрос этот ненадолго задержался в мыслях – его, кажется, выбило из головы в тот момент, когда Чонгук треснулся макушкой об изголовье кровати. Всё из-за его неуёмных попыток слезть с члена в моменты острого удовольствия – он каждый раз двигался по направлению вверх, а Тэхён, не возникая, смещался следом, не прекращая в животном темпе с жадностью плющить мягкие ягодицы. Одной ладонью он по-прежнему зажимал Чонгуку рот, но это не помешало омеге в очередной раз издать тонкий скулёж, кажется, слишком очевидный и не оставляющий пространства для полёта фантазии. Тэхён даже останавливается на несколько секунд, пытаясь в установившейся тишине распознать посторонние звуки за пределами комнаты. — Крикун, — шепчет с улыбкой, целуя Чонгука в плечо. Он перехватывает поудобнее ногу омеги, с удовольствием сжав ляжку, и возобновляет прежний темп с такой лёгкостью, будто бы ему это ничего не стоит. — А ты пиздун, — Чонгук, конечно же, не остаётся в долгу и шипит змеёй в чужую слюнявую ладонь, перемещая собственную руку на бедро альфы, пытаясь заставить того притормозить. — Ты говорил, что мы управимся за пять минут! — продолжает тихо возмущённо огрызаться, и не подозревая, как умилительно звучит его грозное рычание, приглушённое широкой ладонью. — Плохо рассчитал, — Тэхён открыто забавляется, прикусывая мочку уха омеги. — Инженер, блять, — мычит натужно, с трудом проглатывая стон из-за очередного несдержанного толчка. В следующий раз он обязательно вспомнит о том, что Тэхёново «быстренько» – это такой же большой пиздёж, как и злоебучее «как комарик укусит» в стоматологии. Тэхён неожиданно перестаёт удерживать его ногу на весу, обвивая рельефный живот рукой со вздувшимися от напряжения венами, буквально впаивая в себя податливое тело от пяток до макушки. Он плотнее зажимает рот омеге и обвивает мягкое тело так крепко, что Чонгук сразу понимает: сейчас его задница превратится в отбивную. Чонгук успевает только сглотнуть скопившуюся во рту слюну перед тем, как Тэхён с нечеловеческой скоростью начинает яростно работать натренированными бёдрами, так, что вытекающая из Чонгука смазка взбивается в пену. Он дёргается всем телом и перестаёт дышать, глупо раскрыв рот. В какой-то момент он даже думает, что вот-вот умрёт от кислородного голодания, потому что похотливое животное за его спиной и не думает останавливаться, удерживая на месте строптивую задницу. Когда Чонгука окончательно размазывает, ягодицы немеют, и он начинает постепенно терять связь с реальностью, Тэхён вдруг отводит бёдра назад, позволяя члену слитно выскользнуть из припухшей дырки. Чонгук, разморенный до состояния желе, наконец полноценно втягивает воздух в лёгкие, когда чужая огромная ладонь исчезает с лица. Затем он чувствует, как влажный горячий торс отлипает от его спины, а колючий лобок, вымазанный в смазке, перестаёт вжиматься в измученные ягодицы. Чонгук прикрывает глаза и позволяет себе расслабиться на несколько секунд, чувствуя, как сводит приятной дрожью бёдра и как внизу живота всё скручивается в узел. Тэхён, которого вообще не берёт усталость, когда дело касается секса с Чонгуком, поднимается со своего места и на коленях двигается ближе к омеге, вожделенно разглядывая плавные изгибы мягких обнажённых бёдер. Чонгук, вымотанный и затраханный, недолго смотрит ему прямо в глаза, всё ещё пытаясь отдышаться. Вскоре он бесстыдно опускает взгляд и задерживает дыхание, разглядывая тёмную дорожку волос, тянущуюся к паху, а затем и венистый, тяжёлый член, обильно вымазанный в смазке. Тэхён, заметив чужой многозначительный взгляд, обхватывает ладонью толстое основание и без какого-либо стеснения начинает с оттяжкой себе дрочить, распределяя по всей длине вязкую смазку. Чонгук от такого зрелища хмурится и рефлекторно ведёт бёдрами, зеркально опуская руку вниз по напряжённому животу. Он ласково натирает шовчик под мошонкой, выгибая спину и вновь прикрывая глаза, а затем ныряет длинными пальцами в растянутое колечко мышц, заламывая брови. Тэхён откровенно зависает, не смея отвести взгляд. Ему приходится сильнее пережать основание члена и сцепить зубы, потому что даже его ебейшая выносливость в такой ситуации сходит на нет. Представление длится недолго – у альфы от возбуждения буквально чернеют глаза. Чонгук, будучи довольно сообразительным мальчиком, которому тоже было уже невтерпёж, одним плавным движением лениво переворачивается с бока на живот. Он даже не успевает подняться на коленки – Тэхён самостоятельно ставит податливое тело в нужную позу, подтягивая ближе к себе любимую бледную задницу. Навалившись сверху всем своим немаленьким весом, он нетерпеливо пристраивает головку к истекающей дырке, надавливая на припухшие края и заставляя те разойтись. Тэхён жмурится, поджав губы. Ещё несколько секунд после этого он пытается проморгаться и убрать мутную пелену перед глазами, устраивая одну ладонь на пояснице, а другую на задней стороне шеи омеги, заставляя того уткнуться лицом в подушку и податливо прогнуться в спине. Удовольствие бьёт по всем нервным окончаниям и пульсирует в висках, у альфы от желания будто бы все мышцы сводит, и он делает несколько плотных толчков до аппетитного шлепка, несколько раз сменив угол. Чонгук подаётся назад, сжимая зубами наволочку и пуская в неё слюни. Он поджимает пальчики на ногах, когда крупная головка с напором проезжается по простате, и мычит едва слышно, когда Тэхён набирает темп, амплитудно погружаясь в растянутую задницу. Постель Чонгука в этот момент больше походит на поле боя: одеяло давно валяется на полу, простыня больше не закрывает даже половину пропитавшегося потом и смазкой матраса, а посреди всего этого хаоса наглый, пышущий энергией и желанием альфа с жадностью берёт сзади разморенного омегу, который по-прежнему всё норовит завалиться то вбок, то вперёд, потому что тело уже не слушается. Чонгук вскоре чувствует, что вот-вот кончит в третий раз: внизу живота всё пульсирует со страшной силой, копчик тянет и мягкие податливые стенки вдруг начинают конвульсивно сжиматься вокруг крупного члена, будто бы пытаясь вытолкнуть его или втянуть глубже. Тэхён шипит, сбиваясь с темпа – у него в паху всё стягивается узлом, а Чонгук всё продолжает сжиматься, будто бы пытается оторвать своему мужчине член. Это в его стиле – Тэхён бы не удивился. Последние рваные толчки сопровождаются тихими стонами, которые не удаётся заглушить подушкой. Чонгук находится на грани буквально считанные секунды, потому что Тэхён решает ему помочь и тянется к возбуждённой плоти омеги, тремя короткими движениями заставив того кончить, выгнув спину колесом. Сам он с оттяжкой вбивается в размякшее тело ещё несколько раз, с трудом успевая вытащить пульсирующий член, чтобы после излиться на дрожащую поясницу Чонгука, плотно сжав формирующийся узел. Тэхён с бешено колотящимся сердцем и неровным дыханием с трудом сдерживает желание просто лечь и уснуть, сжав в объятиях влажное мягкое тело своего омеги. Вместо этого он поднимается с кровати, чтобы потянуться к прикроватной тумбочке за влажными салфетками. Лучше было бы, конечно, сходить и намочить полотенце, но не хочется светить голой жопой в коридоре, куда в любой момент может выйти Хосок. Чонгук, у которого даже спустя несколько минут после оргазма звенит в ушах, послушно лежит на животе, когда Тэхён вытирает его спину и ягодицы. Потом, правда, он перекатывается на бок и нетерпеливо тянет альфу к себе за руку, чтобы тот лёг сзади в позу большой ложки. Милая маленькая гадюка. — Надо всё-таки купить презервативы, — Чонгук прерывает установившуюся тишину спустя несколько минут, когда они оба переводят дыхание. — Да. — Или начать принимать противозачаточные, — Чонгук поддразнивает, зная, что Тэхён боится всей этой темы с таблетками. В прошлый раз, когда он поднял эту тему, Ким пришёл из аптеки с пятью пачками презервативов. — Да. Чонгук хмурится, прислушиваясь к чужому спокойному дыханию. Какое ещё «да»? — Может, спираль поставить? — интересуется саркастичным тоном, уже зная, что ему ответят. — Угу-м. — Или тебя кастрировать, сука ты такая? Тэхён мычит недовольно и притягивает омегу ещё ближе к себе, буквально закрывая его собственным телом со всех сторон. Он полностью облепляет его спину и ноги, навалившись сверху и уткнувшись носом в макушку, и обвивает своими длинными руками грудь и торс Чонгука, уютно подминая его под себя. — Я куплю завтра презервативы, больше никакого незащищённого секса, — проговаривает монотонно в вихрастый затылок. — И не переживай. Я вовремя вытащил, и ты не в течке. — Шанс никогда не равен нулю, — омега ворчит недовольно, будто бы не он попросил вставить ему побыстрее, когда Тэхён сказал, что у него с собой ничего нет. Кошмар, они оба слишком безответственные. — Он буквально меньше процента, — Тэхён этими словами скорее пытается успокоить своего тревожного парня, хотя сам знает, что это не аргумент, поэтому и не удивляется, когда Чонгук тянется рукой назад и больно щиплет его за бок. Тэхён тянется к покрасневшей щеке омеги и звонко целует в самое мягкое местечко, не заботясь о громкости, за что получает сверху ещё и шлепок по бедру. — Не сомневайся, с нашей безмерной везучестью мы обязательно попадём в одну сотую полных неудачников, — шипит гадюкой, мстительно притираясь ягодицами к чужому расслабленному паху. Правда, сразу же затихает, понимая, что это весьма опрометчиво – так глупо подвергать опасности и без того настрадавшуюся задницу. Тэхён просто медленно выдыхает, успокаивая себя тем, что порка явно не поможет им быстрее заснуть. — Ну, что поделаешь. Демография нашей страны только на таких, как мы, и держится.***
Следующим утром все водные процедуры Чонгук принимает быстро и дёрганно, стараясь вообще себя не трогать и игнорировать желания собственного тела. Сперва он чистит зубы и умывается, затем буквально за пять минут принимает душ, небрежно закрепив волосы крабиком, делает себе глиняную маску, массаж лица, недолго мнёт воротниковую зону и от стресса выдавливает прыщ на щеке, за что буквально через секунду бьёт себя по руке. Чтобы себя чем-то занять, омега открывает корзину с грязным бельём и вытягивает оттуда светлые вещи, загружая их в стиральную машинку. Когда барабан начинает крутиться, Чонгук разворачивается лицом к двери и опирается задницей на трясущуюся холодную поверхность, из-за чего низ живота тут же сводит приятной судорогой и ягодицы инстинктивно поджимаются. Чонгук хмурит брови и звучно ойкает, отодвинувшись от греха подальше и усевшись в итоге на бортик ванны. Это просто невозможно. Всё из-за грёбанного Ким Тэхёна и утренних ласк, от которых у омеги все внутренности скрутило. Чонгук чувствует приятное, но явно не своевременное напряжение, потому что ему теперь тоже хочется, и он вслух материт своего альфу, успокаивая себя тем, что нужно просто потерпеть – главное не трогать полувозбуждённый член и влажную ложбинку между ягодиц. Там всё пульсирует, и Чонгук чувствует себя течной сукой в период весеннего обострения, потому что задница действительно просится на член. На длинный, толстый, вкусный чл... Дверь в ванную комнату внезапно открывается, и Чонгук подскакивает на месте, встречаясь с чужими бесстыжими глазами. — Нет! — омега сразу же встаёт в оборонительную стойку, вытягивая руки вперёд и прижимаясь копчиком к стиральной машине, чтобы максимально увеличить дистанцию. — У нас две ванные комнаты, Ким Тэхён, иди во вторую. Чонгук с трудом выгнал этого наглеца из собственной комнаты буквально полчаса назад, и он уж точно не собирается сейчас так просто сдаваться. — Она далеко, — альфа пожимает плечами, закрывая за собой дверь на щеколду. Дело пахнет жареным. — Не беси меня, — Чонгук шипит змеёй, вытягивая вперёд первое, что попалось под руку – пустой держатель для бумажных полотенец, будь они неладны. — Ещё шаг, и ты на неделю останешься без секса. Тэхёна явно вся эта ситуация забавляет. Он замечает, как Чонгук невольно сводит бёдра, потому что его короткие облегающие шорты вообще ничего не скрывают. Омега его взгляд прослеживает и обещает себе в следующий раз напомнить, что такие обтягивающие вещи при Тэхёне лучше не надевать. Напряжение, повисшее между ними, можно смело резать ножом. Недовольная морда Тэхёна, которого полчаса назад в самый ответственный момент пнули пяткой в бедро и выгнали из комнаты, не сулит ничего хорошего. — У нас такое длительное воздержание обычно ничем хорошим не заканчивается, — альфа говорит абсолютно безобидным тоном и беспрепятственно сокращает между ними расстояние, лёгким движением руки забирая у Чонгука видавшую виды деревянную стойку. Тэхён в этот момент походит на дикую кошку, перед которой положили сочный кусок мяса. Чонгук вдруг понимает, что роль говядины исполняет он. Особенно чётко он это осознаёт, когда альфа подходит к нему вплотную и нахально укладывает ладони на чувствительную поясницу. Чонгук сдаётся без боя и сразу же вытягивается навстречу, вставая на носочки, потому что от поцелуев с Тэхёном он никогда не отказывается. Но он не планирует заходить дальше, поэтому возмущённо мычит, когда чужие нахальные ладони проскальзывают под резинку его домашних шорт и смачно сжимаются на заднице. — Руки убери, — шепчет между поцелуями, чувствуя, как альфа пальцами тянется к ложбинке между его ягодиц. Чонгук пытается оттянуть ладони Тэхёна от своей филейной части, но получается у него из рук вон плохо. — Мы быстренько, — тянет своё коронное, голодно оглаживая мокрое, растянутое с ночи колечко мышц, которое он с утра хорошенько вылизал. Чонгук в его руках застывает, понимая, к чему всё идёт. Это треклятое «быстренько» никогда не длилось меньше получаса и всегда заканчивалось членом в его заднице. — Иди ты нахер со своим быстренько! Вопреки всем разумным мыслям и неохотному сопротивлению Чонгука, недолгая потасовка спустя несколько минут заканчивается весьма предсказуемо: Тэхён, вцепившись в чужую шею и вылизывая ту до красноты и скрипа, трахает пальцами текущую задницу своего парня, а тот, запустив руку под резинку домашних штанов альфы, рвано ему надрачивает, елозя взад-вперёд по адово трясущейся стиральной машинке. Чонгук в этот момент всё ещё почему-то уверял себя в том, что дальше они не зайдут, и как-то упустил момент, когда Тэхён, стянув резинку домашних штанов под яйца, под шумок пристроился крупной головкой к его дырке и слитным толчком погрузился в неё до середины, сведя брови к переносице. Чонгук, конечно, больше показушничал, выражая протест – всё это время омега был возбуждён до предела, из него смазка вытекала в таком объёме, что можно было бы уже стакан подставлять, но он всё ещё переживал из-за звуков, которые не могла заглушить даже стиральная машинка, и времени, потому что Хосок с Чонхой могли проснуться в любой момент. — Нет, Тэхён, — Чонгук шипит змеёй, круто выворачиваясь из чужой хватки ровно на секунду. Завалившись на бок, он пытается слезть на пол, но Тэхён просто разворачивает его к себе спиной и мягко опускает животом на вибрирующую поверхность, снова пристраивая ко входу выскочившую из растянутой задницы головку. — Нельзя, я сказал! — Чонгук на долю секунды задумывается о том, что то же самое обычно говорит своему псу, когда тот ворует со стола их еду, но эта мысль вылетает из головы с последующим глубоким толчком. Он тут же приподнимается, упираясь ладонями в белоснежную поверхность и оборачиваясь назад, чтобы понаблюдать за тем, как на его «нельзя» кладут толстый болт. И как этот же «толстый болт» с чавкающими звуками растягивает его задницу. — Всего семь утра, — Тэхён, крепко вцепившись в округлые ягодицы и навалившись сверху, с оттяжкой двигает бёдрами. — К тому же сегодня воскресенье, — продолжает с лёгким напряжением, хмурясь и поджимая губы от удовольствия, пульсирующего в паху. Параллельно он ещё и заправляет омеге за уши непослушные кудри, которые после нескольких амплитудных толчков вываливаются из небрежной причёски. Джентльмен, блять. Крабик, к слову, держится недолго и вскоре начинает мотыляться из стороны в сторону, путаясь в распущенных волосах. Тэхён аккуратно снимает его и отбрасывает куда-то в сторону, но волосы омеги не отпускает – сжимает в кулак и дёргает на себя. Чонгук от неожиданности рычит возмущённо, но этот грозный звук переходит в жалобный скулёж, когда альфа широкой ладонью сжимает его шею, притягивая к себе так близко, чтобы грудью прижаться к острым лопаткам. Чонгук рывками глотает воздух, пока Тэхён трахает его коротко и быстро, горячо выдыхая в покрасневшее ушко и слабо сжимая горло. Он наваливается сверху, напирает, прижимаясь сзади, и его член, всё ещё пугающе толстый и длинный, так хорошо ощущается внутри, что Чонгук с трудом держится на ногах и цепляется обеими ладонями за руку альфы, чтобы хоть так удержать равновесие. — Всё хорошо? — Тэхён спрашивает с заботой, но будто бы насмешливо, раз за разом с влажным шлепком вжимаясь тазовыми косточками в покрасневшую задницу. Когда Чонгук пытается ему ответить, Тэхён насаживает его ещё глубже, сжимая ладонь на шее и оттягивая волосы. Омега в этот момент на инстинктах пытается увести бёдра вперёд, чтобы вытолкнуть из себя чужое давящее возбуждение. — Со мной всё будет прекрасно, если ты вытащишь из меня свой хер, — Чонгук неровным тоном огрызается, с трудом развернув лицо к старшему, чтобы проверить его реакцию. Смотрит с вызовом, пока не закатывает в удовольствии глаза от череды грубоватых толчков. Тэхён посмеивается и убирает руку с шеи омеги, позволяя тому сделать полноценный глубокий вдох, но не даёт опомниться – отвешивает смачный шлепок по бледной ягодице, а после оставляет ощутимый укус на холке, перекладывая обе ладони на мягкие широкие бёдра. Чонгук поверженно укладывается грудью на вибрирующую холодную поверхность и мычит сквозь зубы, когда Тэхён двигает его ближе к краю стиральной машинки, чтобы поудобнее подмять под себя и трахать ритмичнее. Чонгук помогает – поднимается на носочки и закидывает одну ногу на стиральную машинку, согнув ту в колене. Он укладывается щекой на холодную поверхность и оттопыривает задницу, прикрывая глаза. Под ним, чёрт возьми, всё ещё работает блядская стиральная машинка. Собственный член, зажатый между животом и вибрирующей поверхностью, конвульсивно подёргивается от переизбытка удовольствия, и Чонгук ощущает, что ещё чуть-чуть, и он просто-напросто взорвётся, потому что терпеть это невозможно. Тэхён снова склоняется ближе, его толчки становятся слишком быстрыми и нетерпеливыми, а член внутри будто бы твердеет, увеличиваясь и пульсируя. — Помочь? — спрашивает озабоченно, не желая кончать раньше своего омеги. — Да, — Чонгук капризничает. Знает, что и так скоро взорвётся, но хочет, чтобы альфа понервничал. Тэхён рывком поднимает его с вибрирующей поверхности, одной рукой обхватив грудную клетку, а другой – побагровевший член. Он поршнем вбивается меж раскрытых ягодиц, чувствуя, как пузырится и стекает на пол вязкая смазка, и плотными движениями ладони надрачивает омеге, стараясь как можно скорее довести его до финала. Со своей задачей он справляется меньше чем за минуту, а спустя несколько рваных толчков и сам изливается на румяные ягодицы, с шипением вытащив член из растянутой дырки буквально за секунду. Им правда стоит купить презервативы, потому что кончать хочется внутрь. Без страха не успеть. Чонгук, нога которого всё ещё была задрана и лежала на стиральной машине, даже не удивился, когда у него от прострелившего копчик удовольствия потемнело в глазах, но даже в таком состоянии он постарался быстрее слезть на пол, потому что эта адская вибрация уже походила на пытку. Правда, поваляться на холодном кафеле не получается. Чонгук даже не успевает коснуться задницей пола – Тэхён сразу же поднимает его на руки и ставит в ванну. Когда он забирается следом, Чонгук широко распахивает глаза и мотает головой. — Всё-всё, сегодня больше никаких домогательств, обещаю, — Тэхён поднимает руки в сдающемся жесте, и Чонгук, у которого уже нет сил и желания сопротивляться, подходит к альфе вплотную и льнёт ближе, прижимаясь щекой к остывшей, но всё ещё влажной груди. Перед тем, как включить душ, Тэхён крепко обнимает омегу и принимается укачивать его в своих руках, мягко целуя в лоб. Несколько минут они так и стоят, молча прижимаясь друг к другу, и только после этого Тэхён включает слабый поток воды, отрегулировав температуру. Обещание своё альфа сдерживает и руки не распускает, но Чонгуку это не особо помогает – он чувствует себя разваренной сарделькой. После повторного принятия душа он идёт в свою комнату и ничком падает на кровать, сразу же вырубившись. На кухню Чонгук спускается только днём, когда Тэхён с Хосоком уезжают по каким-то важным делам и за ними захлопывается входная дверь на первом этаже. По лестнице он передвигается весьма забавным образом, потому что после пробуждения у него начали дрожать ноги. И это уже не говоря о том, что болел копчик, задницу тянуло и внизу живота появилась тяжесть. Ходил он теперь как метис новорождённого жеребёнка и пингвина, что, конечно, не укрылось от взгляда Чонхи, которая в это время сидела за столом с полулитровой чашкой чая и целой тарой карамельного попкорна, который она без зазрения совести собиралась умять в гордом одиночестве. — Ты выглядишь как подбитая косуля, дорогой, — Чонха больше сочувствует младшему брату, чем смеётся над ним, когда тот медленно опускается на стул, но улыбку всё же спрятать не может. Чонгук отфыркивается, закатывая глаза. И тут же морщится, пытаясь усесться поудобнее. — Чувствую себя так же, — ворчит показушно и совершенно бессовестно двигает к себе чужую чашку, чтобы сделать глоток любимого зелёного чая с мелиссой. — Не пизди, ты светишься как новогодняя гирлянда, — Чонха склоняет голову вбок и ласково улыбается, когда Чонгук закатывает глаза и старается спрятать за кружкой свою довольную моську. Да, его полностью устраивает всё, что происходит в этих отношениях. Ему безумно нравится быть с Тэхёном, ему нравятся их извечные препирательства и те глупости, которые они так часто совершают, он обожает их неловкие проявления чувств и их близость во всех её формах. А ворчит он для проформы, так, чтобы Тэхён не расслаблялся. Ну и потому что они всё ещё не сказали о своих отношениях Хосоку, а Тэхён будто бы специально лезет на рожон и с каждым днём становится всё наглее. Им катастрофически не хватает времени, которое они могли бы проводить друг с другом. И терпения. — Слушай, — Чонха, будто бы читая мысли брата, тянет заговорщически и склоняется над столом, а Чонгук заинтересованно зеркалит её позу. — Я хочу на следующих выходных съездить к маме. А у Хосока там как раз командировка. Сечёшь? Квартира будет в вашем распоряжении на целых три дня. Чонха может поклясться, что в этот момент её младший брат буквально расцветает на глазах, а в его тёмных омутах начинают плясать крошечные вредные чертята. Наверняка они там продумывают свой маленький злодейский план по уничтожению нервной системы Ким Тэхёна. — Только не разнесите квартиру, — Чонха посмеивается немного нервно, одёргивая расплывшегося в улыбке младшего. — И, бога ради, на столе не трахайтесь. Он и так держится на соплях и честном слове. Чонгук кивает, гаденько улыбаясь и отводя взгляд. Чонха не хочет знать.***
Больше всего Чонгук боялся именно такого исхода. Он тысячу раз представлял, как их с Тэхёном отношения могут раскрыться, и самым худшим из всех был тот, где Хосок застаёт их в момент близости. Чонгук не может сказать, какая поза казалась ему самой неловкой, но та, в которой он стоит на коленях с членом в глотке, явно входит в топ-3. Как Чонха и говорила, спустя неделю она действительно отправилась к маме в гости, а Хосок уехал решать рабочие вопросы в другой город, оставив младшего брата одного дома. Правда, одиночество его длилось всего несколько минут, пока к нему не приехал Тэхён. Они отлично провели вместе следующие два дня, и утром третьего, в воскресенье, ничего не предвещало беды: они приняли совместный душ, прибрались на кухне и выпили по чашечке листового зелёного чая, включив фоном какое-то смешное ток-шоу. За это время Чонгук решил приготовить на завтрак воздушные панкейки, которые вышли в итоге невероятно вкусными. Особенно с кленовым сиропом, которым Тэхён случайно заляпал себе домашние штаны, губы и щёки. Чонгук недолго причитал, ласково называя Тэхёна поросёнком, а потом с удовольствием целовал сладкие губы и облизывал липкую кожу. Без какого-либо намёка на пошлость. То, что Тэхён за считанные секунды завёлся и решил облить чёртовым сиропом собственный член – это уже не его вина. Но он уж точно не был против, с искрящимися глазами без раздумий опускаясь на колени. Чонгук не хочет представлять, как выглядит поза, в которой их в итоге застал Хосок, но картинка сама рисуется перед глазами: он сидит с прямой осанкой, прислонившись спиной и затылком к посудомоечной машине, а над ним нависает Тэхён, держа его голову обеими руками. Красные губы растягиваются вокруг толстого основания члена, а нос утыкается прямо в лобок, потому что Чонгук всё в своей жизни делает идеально. Горловой в том числе. Они втроём не издают ни звука с минуту, Хосок пялится на Тэхёна, а Тэхён – на Хосока. Чонгук, на которого никто внимания не обращает, внезапно задумывается над тем, что даже в дорамах во время самых сопливых моментов не выдерживают такую долгую паузу. Ему вообще-то тяжело столько времени сидеть с членом во рту и дышать носом. — Блять, — Хоби, наконец, прерывает тишину, но взгляд не отрывает. Его глаза охватывают всю представшую перед ним картину целиком, но он не берётся рассматривать то, что находится ниже пояса его друга. Чон дышит неровно и зарывается пальцами в волосы, больно оттягивая их у корней. — Сукин ты сын, Ким Тэхён, — смеётся больше истерически, всё ещё не веря в происходящее. — Я на тебя даже не думал. Хосок специально вернулся на день раньше, потому что знал, что во время его командировки Чонгук будет здесь со своим альфой – он как-то вечером в один из будних дней случайно подслушал их с Чонхой разговор и зачем-то решил вернуться пораньше, надеясь пересечься с парнем младшего брата. Он по какой-то причине довольно быстро свыкся с мыслью, что у его младшенького появились отношения, но из-за собственного любопытства не смог оставить идею познакомиться хотя бы с ним, раз лучший друг его динамит. Но Хосок даже подумать не мог, что парнем младшего брата окажется его собственный лучший друг, у которого, как оказалось, действительно всё это время был омега, которого тот тщательно скрывал. Сумасшествие какое-то. Тэхён ясно видит смятение на чужом лице, а ещё он очень хорошо чувствует, что Чонгук вот-вот откусит ему член. Ситуация – пиздец, но надо как-то разруливать, поэтому он выдыхает неровно и пытается быстрее шевелить мозгами. — Так. Давайте успокоимся. У Хосока брови взлетают под чёлку. Успокоимся? Блять, да он спокоен как удав. Сейчас кого-нибудь задушит. — Мой брат сейчас сидит на коленях с твоим членом во рту. У меня на глазах. И ты говоришь мне успокоиться? — Хосок говорит загробным голосом, да так угрожающе, что Чонгук с Тэхёном невольно сглатывают и последнему из-за сжимающейся глотки очевидно становится нехорошо. Хосок это замечает и весь багровеет. — Ты же понимаешь, что я тебе сейчас яйца отрежу? — Понимаю, — кивает смиренно в ответ на риторический вопрос. — Но перед этим отвернись, пожалуйста. На пять минут. Хосок думает, что из Тэхёна, видимо, мозги вытекли вместе со спермой. Как иначе объяснить чужую неуместную смелость – он не знал. — Отвернись? — переспрашивает слегка истерично. — Это то, что ты решил мне сказать, блять, сейчас?! Хосок всё ещё надеется увидеть в чужих глазах стыд и осознание, но вместо этого видит там угрозу. Тэхён, чёрт возьми, давит на него, буквально заставляя отвернуться. — Ахуеть, — Хосок медленно разворачивается, не понимая, почему он вообще это делает. — Блять, ахуеть. Я не могу поверить. Тэхён, убедившись, что Хоби стоит к ним спиной, аккуратно вынимает член изо рта омеги и ладонью вытирает вымазанный в слюнях и смазке подбородок, пока Чонгук пытается отдышаться, звучно набирая воздух в лёгкие. Он за подмышки поднимает омегу с пола, поставив того на ноги, и только после этого быстро заправляет член в штаны, поправляя одежду. Чонгук морщится, сглатывая. Он растирает ладонью шею, будто бы это может помочь убрать боль в горле, и невольно оборачивается в сторону брата, поджимая губы. Ему правда стыдно – уж точно не так он хотел сообщить Хосоку о своих отношениях. Тэхён, чувствуя состояние омеги как собственное, целует его в лоб, зарывшись пальцами в густую копну волос. — Здесь останешься или пойдёшь наверх? — спрашивает тихо, но Хосок, естественно, всё равно слышит. От чужого нежного тона он ещё больше кривится. Как от одной только интонации может так разить любовью? Хосоку это совсем не нравится. — Здесь останусь, — Чонгук отвечает так же ласково, и его старшего брата уже физически начинает подташнивать. Чонгук даже с Кисой не разговаривает так мягко, хотя эту собаку он любит больше всех членов своей семьи вместе взятых. Неужели они действительно?.. — Нет. Нет-нет-нет, — Хосок медленно оседает на пол, садясь на корточки и закрывая голову руками. Он сидит так несколько секунд, а потом неожиданно подскакивает со своего места, подходит ближе к мерзко-влюблённой парочке и указательным пальцем тычет в лицо друга. — Это не можешь быть ты. — Да почему? — Тэхён искренне возмущается. Он вот никого на этом месте больше представить не может, как и не может представить рядом с собой кого-то кроме Чонгука. — Вы друг другу не подходите, — Хосок думает, что это очевидно настолько, насколько это в принципе возможно. Они не подходят друг другу по возрасту, по увлечениям, по темпераменту, режиму сна, работы и отдыха. Они абсолютно несовместимы в бытовом плане, у них разное отношение ко многим фундаментальным ценностям, и даже вкусовые предпочтения у них диаметрально противоположные! — Нет, Хо, мы идеально друг другу подходим, — Тэхён всегда стебёт клишированные сцены в дорамах, но сейчас сам, не глядя, берёт Чонгука за руку, будто бы они говорят со строгими богатыми родителями главного героя и отстаивают своё право на любовь. Хосок не особо похож на строгого богатого родителя. Особенно когда яростно растирает лицо, а потом ерошит волосы так, что те встают дыбом. В комнате снова становится тихо. Хосок дышит глубоко и неровно, хмурится, начинает ходить из стороны в сторону, что-то себе надумывая. Он злится, сильно. Был бы Чон чуть более хуёвым человеком – сказал бы Тэхёну много обидных вещей. Сказал бы, что он недостоин Чонгука, что он со своей блядушной натурой не сможет сделать омегу счастливым, и множество других слов, которые, скорее всего, сильно обидели бы Тэхёна. Дело ведь не только в том, что парнем Чонгука оказался тот, кому Хосок бы точно брата не доверил. Ему обидно, потому что два близких человека скрывали от него свои отношения, не доверяя и по какой-то причине боясь рассказать. Чуть позже Хосок обязательно поймёт, почему Чонгук с Тэхёном предпочли ничего ему не говорить, но сейчас он чувствует себя дураком, потому что всё было у него под носом, а он даже не знает, как долго всё это продолжается. В итоге он с шумным вздохом проходит вглубь кухни и грузно усаживается за стол, всё ещё пытаясь переварить и обдумать произошедшее. От увиденной картины альфа старается абстрагироваться, иначе с ума сойдёт и точно возьмётся за нож. Хосок ставит локти на стол и прикрывает ладонями лицо. У него сейчас взорвётся мозг. Он ещё долго молчит, пока Тэхён с Чонгуком переглядываются, всё ещё держась за руки. — Блять, да вы же терпеть друг друга не можете, — произносит в итоге сдавленно, не отнимая рук от лица. — Мы любим друг друга, — Чонгук пожимает плечами, а Хосок вдруг убирает ладони и роняет лицо на деревянную поверхность стола, больно стукнувшись лбом. Чонгук с Тэхёном синхронно кривятся. Так и черепушку проломить можно. — Вы всё детство друг друга ненавидели! — Хосок поднимает голову и с искренним непониманием бегает взглядом между Чонгуком и Тэхёном. На последнего он снова указывает пальцем, вспоминая одну из тысяч ситуаций, которые доказывают его правоту. — Нам когда по десять лет было, ты на рынке пытался обменять его на кусок говядины. А ты, — указывает на младшего брата. — В пять лет выдрал у Тэхёна клок волос и сжёг вместе с его портретом на заднем дворе нашего дома, потому что в передаче, которую смотрела мама, сказали, что так можно навести на человека порчу. Как вы можете быть вместе? Тэхён бросает взгляд на прижавшегося к его плечу Чонгука и думает, что прекрасно они могут быть вместе. В детстве они действительно, портя жизнь друг другу, выкидывали всякое, но сейчас они прекрасно совмещают свои идиотские подколы с любовными взглядами и нежными прикосновениями. Тэхён подтягивает омегу к себе поближе и оставляет поцелуй на румяной щеке. Он отстраняется и сразу же ловит чужой ласковый взгляд, не обращая внимания на Хосока, изображающего рвотные позывы. — По-моему, звучит как ахуительная история, которую можно будет рассказывать детям, — Тэхён подмигивает, забавляясь, а Чонгук в очередной раз бьёт его кулаком в плечо. Нечего так шутить в их ситуации. — Каким ещё детям? Он сам ещё ребёнок! Чонгук закатывает глаза. — Хо, мне девятнадцать. Хосок мычит сдавленно, прикрывая глаза и сползая со стула, чтобы снова сесть на корточки. — Это ты наших детей представил? Хосок воет громче. Сзади к нему неожиданно подходит Киса, садится рядом и задирает голову, чтобы поддержать хозяина. Чонгук неловко смеётся, морща нос. Он кладёт голову на плечо своего альфы и параллельно думает о том, что Хосоку явно не стоит знать, что шутки про детей в их случае небезосновательны.