В каком-то священном месте

Когда он впервые встречает его, Кастиэлю Дин не нравится. Ему не нравится, что он хулиганит. Ему не нравится, как он зубасто улыбается, или как ему подают особенную еду во время обеда, или как он всегда выигрывает в хедз-апе или семерке (он почти уверен, что подглядывает). И больше всего он не любит, когда ему указывают, что делать, и все взрослые говорят ему, что он должен быть вежлив с Дином, потому что Дин болен. Дин не выглядит больным. Они смотрят видео о болезне, которач должна была быть у Дина, когда он впервые пришел в класс, в середине учебного года. Он так и не смог запомнить дурацкое название, но на видео это звучит так, будто у Дина простуда круглый год, и никто другой не может подхватить ее. Когда Кастиэль простуживатся, ему приходится пропускать школу и сидеть в постели, несчастный. У Дина иногда кашель, но в остальном он такой же громкий, грубый и сверхактивный, как и все остальные, кого Кас избегает на детской площадке. Когда Кастиэль так говорит, его мама говорит ему, что болезнь Дина — это «прогрессирующая болезнь», а затем она говорит ему, что «прогрессирующее» означает, что ситуация будет становиться все хуже и хуже. «Люди вроде Дина умирают молодыми, милый», — говорит она, прищурившись и блестя. «Люди вроде Дина обычно не доживают до тридцати». "Какая разница. Тридцать лет, - думает Кастиэль про себя, — это уже возраст." - К тому времени, когда Кастиэлю исполнится тридцать, он женится на ком-нибудь интересном. Он будет известным астрономом. Он уже будет на Луне. Возможно, он уже был на Марсе, но полагает, что дорога туда и обратно займет много времени, поэтому, возможно, он еще не вернулся с Марса домой. В любом случае, Дин не заслуживает особого обращения только потому, что когда-нибудь он умрет, когда станет взрослым. Кастиэль тоже когда-нибудь умрет. Его отец говорит, что именно это делает людей людьми. «Никто не живёт вечно, Кастиэль», — всегда говорил он, попивая свой взрослый напиток и звеня кубиками льда в стакане. «Запомни это». Кастиэль помнит, и именно поэтому он проводит время за чтением книг и выполнением домашних заданий, вместо того, чтобы вести себя как идиот, как Дин. Кас проводит много времени между заданиями по математике, наблюдая, как Дин лажает и ему это сходит с рук только потому, что никто не хочет сказать ему «нет». Даже учитель. Судя по всему, никто не сказал Дину, что он рано или поздно умрет. Если бы кто-то рассказал Дину, он, вероятно, стал бы намного усерднее работать, чтобы сделать себе имя, точно так же, как это сделал отец Кастиэля, когда в двадцать три года написал свой первый бестселлер — «Как Хемингуэй», — говорил его отец, пока его мама закатывала глаза на заднем плане. Итак, однажды, когда Дин во время игры захватил любимый компьютер Кастиэля, он рассказал ему, повторяя то, что сказала ему мама, высоким и авторитетным тоном. «Моя мама говорит, что у тебя прогрессирующая болезнь », — говорит он. «Моя мама говорит, что ты умрешь молодым». Дин играл на компьютере в игру на умножение, но остановился, когда выпали слова, задачи накапливаются внизу экрана, и он проигрывает. Он смотрит на Кастиэля, а Кастиэль оглядывается назад, скрестив руки, хотя теперь, когда его плечи опущены и он находится так близко, он как бы видит все то, что не нравится в Дине. У него тонкие руки. У него под носом покраснело, как будто он его потирал. Мешки под глазами, как будто он устал. И мягкий хрип при каждом вздохе. Это означает, что либо он не может нормально дышать, либо он вот-вот заплачет. — Что ты сказал? - сказал Дин. Однако Кастиэль не может вернуться к этому. «Я сказал, что моя мама сказала, что ты скоро умрешь ». И оказывается, что он вообще не собирался плакать, потому что следующее, что понимает Кастиэль, — он лежит на земле, а Дин бьет его по лицу крошечными, твердыми костяшками пальцев. Когда Кастиэль наносит ответный удар, сильно пихая Дина прямо в центр его груди, пока тот не закашливается. Дин выглядит удивленным. У него на лице широко раскрытые глаза, прежде чем ему удается нанести еще пару ударов. После того, как они оторвали от него Дина, они оба были наказаны. Дин не обвинил Кастиэля в том, что он сказал, но это сделала одна из девушек за компьютером рядом с ними. Дин отделался лишь пропущенной переменой и синяками на костяшках пальцев, но Кастиэлю пришлось пойти в кабинет директора и в тот же день написать Дину письмо с извинениями. Они изо всех сил вбивают ему в голову, что говорить что-то подобное нехорошо, и в этом тогда был весь смысл. Но Дин сломался прямо перед тем, как нанести первый удар, и Кастиэль это увидел. На секунду он был не просто тупым придурком, которым всегда был в классе. Он выглядел грустным и испуганным, как Кастиэль после того, как ему приснился один из кошмаров. Так что Кастиэль думает, что он в любом случае искренне извиняется. Хотя он и не знает точно, почему. Мать Кастиэля держала первую полосу местной газеты со дня его рождения. Когда он становится достаточно взрослым, чтобы читать это самому, его мама говорит ему, что это ее собственная сентиментальность заставила ее сохранить это. Она думала, что ему это может понравиться позже, зная, что было важно в тот день, когда он появился на свет. Но это все несущественные, провинциальные вещи. Самая известная статья посвящена толстому краснолицому фермеру, который принял участие в конкурсе «Big Jud Challenge» в местной закусочной и съел двухфунтовый гамбургер, почти вдвое превышающий размер его головы, менее чем за тридцать минут. Под этим есть статья о знаменитой местной купальне — просто аннотация о том, как несколько аспирантов местного колледжа пытались выяснить, откуда взялась «естественная фосфоресценция» этой ямы. Когда он спрашивает, мама говорит ему, что «фосфоресценция» означает, что иногда при правильном освещении лунка для купания кажется светящейся. Кастиэль никогда не видел этого сам, потому что он никогда не был там ночью, но некоторые школьники клянутся, что это правда, когда он спрашивает их, видели ли они это. – Они все боялись, что эта глупая штука была радиоактивной, — говорит ему мать. – Что смешно. Люди безнадежно параноики. — Смешно, — повторяет Кастиэль, хотя втайне он желает, чтобы оно было радиоактивным, потому что он там плавал достаточно, и, если бы это было так, у него, вероятно, уже была бы какая-то комическая суперсила. Может быть, у него бы выросли еще руки, или хвост, или крылья, или что-то в этом роде. Он приносит газету в класс для показа и рассказа незадолго до своего девятого дня рождения и объясняет, что его мама рассказала ему о светящемся и не очень радиоактивном бассейне, и Дин поднимает руку в середине презентации, кашель улавливается прямо за его спиной, как всегда. – Где яма для купания? – спросил он. Все в классе смотрят на него и начинают шептаться. К тому времени, ближе к концу учебного года, новизна быть новеньким в классе начала притупляться, и у Дина действительно не осталось друзей. Все взрослые говорят, что Дин болен, это не то, чем может заразиться кто-то еще, но это не значит, что людям нравится слушать его кашель или его ужасное пыхтение на протяжении всего школьного дня. Незнание самого популярного места тусовок в городе — еще один удар по нему. Если Дин не знает, то это потому, что никто не хочет его пригласить. — Ты хочешь сказать, что не знаешь? – Один из мальчиков усмехается. Дин хмурит брови и качает головой. Учитель вмешивается, чтобы пожалеть Дина и объяснить, что Дин только что переехал сюда, и, кроме того, – Муковисцидоз Дина может означать, что он не может плавать со всеми остальными. Помните, как мы говорили о чувствительности? Дин с трудом поднимается на ноги. – Я умею плавать, — говорит он, покраснев. Что странно, потому что обычно он не выглядит красным. Обычно он выглядит бледным. Немного синевы вокруг губ и темноты вокруг глаз. –Я умею плавать так же хорошо, как и любой другой. Кастиэль неловко стоит в передней части класса с пожелтевшей газетой, поникшей в руке, и он почти готов рассказать всем, что видел это сам только потому, что ему не нравится идея, что учитель расскажет Дину, что он ему можно и нельзя. Но он молчит, и учительница пятится назад, похлопывая руками по воздуху. Но после этого Дин становится намного тише. А после окончания школы Кастиэль думает о Дине все лето, когда он плавает в бассейне, потому что то, как Дин сказал, что он умеет плавать, заставляет Кастиэля задуматься, а плавал ли он когда-нибудь раньше. Летом он ходит почти каждый день, а иногда даже не прикасается к воде. Он читает на камнях, буреет на солнце, проводит руками по грубому песку на берегу. Яма для купания названа удачно — она расположена на остатках старого карьера, поэтому, чтобы вообще добраться до воды, нужно спуститься по лестнице, которую кто-то давным-давно высек для работы на самом дне ямы. Она застрял в земле, как след, как будто что-то с неба однажды приземлилось, а затем сразу же решило вернуться вверх. Вода такая голубая, какую он нигде не видел, и за годы, прошедшие с тех пор, как старая, бесплодная груда камней наполнилась водой, зелень начала расползаться по стенам карьера, так что теперь из воды растут цветы, виноградные лозы и деревья. А стены под странными углами, скользят близко к поверхности воды. Это красиво. Это самое красивое место, которое знает Кастиэль. Ему нравится сидеть на берегу и смотреть внутрь. Ему нравится плавать на воде и смотреть вверх. В нем он чувствует себя спокойно. Дин тихий, но не тот. Он такой приглушенный и тихий, что кажется, будто он всегда что-то скрывает. Похоже, ему не помешала бы такая тишина. Тишина, которая тиха, потому что нечего сказать. Тем летом, однако, он видит всех, кроме Дина, поэтому он может только предположить, что никто не удосужился сказать ему, где находится лучшее не столь секретное место в городе, или Дин лгал и вообще не умел плавать. Осенью его нет в классе. Четвертый класс разделен натрое, и Дина поместили в самый маленький. Это всегда было знаком того, что ему нужно больше всего внимания. Однако он слышит от своего друга Артура, что Дина там вообще нет. Во время переклички его назвали, но никто не ответил. – Он не просто пропускаешь первый день в школе. Может быть, «что-то» достало его летом, — говорит Артур на перемене в первый день после летних каникул, скручивая цепь на качелях так, что он летает по сумасшедшему кругу, когда она разматывается. – Может быть, он мертв. – Кастиэль делал то же самое на качелях, но остановился, потому что почувствовал головокружение. Он описывает чувство неуравновешенности, которое он испытывает, когда Артур так много предлагает, но он все равно весь день чувствует себя не в порядке и странно из-за этого. После школы, когда его мама прикладывает руку ко лбу и говорит, что он выглядит бледным, он подумывает о том, чтобы спросить, настолько ли серьезна болезнь Дина, что он может умереть «сегодня», потому что сегодня намного раньше, чем тридцать лет. Возможно, Дин мог бы умереть сегодня, даже если бы кто-нибудь не научил его плавать. Однако Дин не умер, поэтому Кастиэль отбрасывает эту мысль. У Кастиэля есть специальное разрешение читать в библиотеке на переменах, потому что взрослые догадались, что он просто будет сидеть у двери и читать, если его заставят выйти на улицу, когда он не хочет. А внутри библиотекарь может заставить его иногда переставлять книги. Дин тоже начинает появляться там примерно через три недели после начала нового учебного года. Он выглядит по-другому. Раньше нужно было приглядеться, чтобы увидеть в нем болезнь, а теперь он носит ее, как пальто. Он тяжело дышит, у него заложен нос, и время от времени он отрывается, глядя на книгу, и кашляет, кашляет, кашляет, как будто это единственный способ дышать. Артур говорит Кастиэлю, что Дин раздражает в классе. Так думают все в классе. И в библиотеке это тоже раздражает. Наверное, это даже больше раздражает, потому что здесь тихо, и Кастиэль шикает, когда тот слишком долго шуршит в своей сумке, но Дину разрешается сидеть там и кашлять так громко, как только он может, и так долго, как только он может, в грубую газету - чашку. Кастиэль отвергает все мысли о том, что Дин будет тихим. – На что ты смотришь? – сказал Дин однажды, когда Кастиэль слишком много раз смотрел на него поверх книги. Кастиэль знает, что он даже не говорит об этом очень тонко, потому что половина его хочет, чтобы Дин это заметил. Он пытается снова взглянуть на свою книгу, когда Дин говорит, но парень уже встает со стула через пару столов с громким скрипом. Несколько секунд спустя книга Дина в мягкой обложке с сильным и резким шлепком падает на стол перед ним. Кастиэль подпрыгивает. Библиотекарь должен это заметить. Они ее не видят, но она сидит прямо за ними, через пару полок, и прекрасно слышит, когда Кастиэль всхлипывает. Ее супербиблиотечное чутье, вероятно, подсказывает ей, что этот шум издал больной ребенок, поэтому пропускает это мимо ушей. — Я сказал, — хрипит он. Кастиэль давно не слышал его разговоров. Он говорит грубее, чем помнит Кастиэль. – На что ты смотришь? Кастиэль хмурится, по большей части просто раздраженный тем, что его поймали. – Я знаю, что ты привык, что все обращают на тебя внимание, но я просто читал свою книгу. – после добавил, уже шепотом: – В отличие от тебя. Дин садится рядом с ним. Рука, которая не швырнула книгу на стол, была опущена сбоку и что-то держала, и когда он поднимает что-то, чтобы положить рядом с книгой, гораздо более осторожно, Кастиэль видит, что он держит спасательный ингалятор. . Как его подруга Джо, страдающая астмой, использует ее, когда у нее случается приступ. Кастиэль закатывает глаза. — Почему у тебя со мной такие большие проблемы, а? — говорит он, дергаясь рукой в сторону ингалятора. – Ты преследовал меня с прошлого года. Я хочу сказать, мне жаль, что я тебя подставил. Но у меня нет к тебе проблем. — У меня тоже нет проблем, — легкомысленно говорит Кастиэль, переводя внимание на книгу, вместо того, чтобы смотреть Дину в глаза. – Я, наверное, единственный, кто этого не делает. Ты просто думаешь, что все так делают, потому что тебе нравится внимание. Кастиэль многозначительно смотрит на свою книгу, пока Дин многозначительно смотрит на него. Кастиэль думает, что в конце концов он сдастся и вернется на свое место в библиотеке, но в какой-то момент Дин просто берет свою книгу и снова начинает читать. Они читают вместе, бок о бок, в многозначительной тишине, вплоть до конца перемены, а затем им приходится вместе идти обратно в класс, потому что все кабинеты четвертого класса расположены рядом друг с другом. Кастиэль не прощается, и Дин тоже. Кастиэль думает, что на этом всему придет конец, потому что он думал, что совершенно ясно дал понять, что не хочет тратить свои каникулы на разговоры с Дином, независимо от того, сколько раз его мама говорила ему, что хорошо это делать для больного ребенка. Но затем Дин начинает сидеть рядом с ним. Каждый день. Перерыв за перерывом. В конце концов, Кастиэлю придется постепенно научится не обращать внимания, и привыкнуть к кашлю, сопению, откашливанию и пыхтению, иначе он сойдет с ума. И это работает, Дин какое-то время раздражает гораздо меньше. Ровно до тех пор, пока Дин не начнет с ним разговаривать. «Почему ты читаешь так много книг о космосе?» — говорит он незадолго до Хэллоуина, когда перед ним лежит какая-то глупая книга жутких историй. Несмотря на грубое хмурое привидение на обложке, оно явно не привлекает его внимания. Кастиэль не отвечает. Дин постукивает по обложке книги Кастиэля по астрономии ногтями одной руки и кашляет в кулак другой. Его спасательный ингалятор всегда рядом с ним, и сегодняшний день не исключение. Он достает его из правого кармана брюк и возится с ним, проводя ногтями по линиям. Наконец Кастиэль поднимает взгляд. «Потому что однажды я собираюсь туда поехать», — говорит он. Дин выглядит озадаченным. «В космос», — уточняет Кастиэль, на всякий случай, если это было неясно. «Это потрясающе», — говорит он, широко улыбаясь. Он возвращается к своей книге и оставляет Кастиэля с ней, просто так, как будто он вообще ни о чем не спрашивал. На следующий день он спрашивает: «Что ты собираешься делать в космосе? Типа, ты хочешь поработать над э-э… — он ищет слово, делая небольшие вдохи в своей переполненной груди, как будто это помогает ему думать. «Эм-м-м. Космическая станция? Или как. Ты собираешься отправиться на поиски инопланетян или… «Работа в НАСА не так работает», — фыркает Кастиэль, как будто у него нет грандиозных, возвышенных мечтаний о том, чтобы месяцами путешествовать по звездам и построить колонию на Марсе. «Они скажут мне, чего от меня хотят, и я это сделаю. Им не понравится, дайте мне мою собственную ракету, чтобы я мог заняться чем-нибудь глупым, например, искать инопланетян». — Искать инопланетян не глупо, — бормочет Дин, снова возвращаясь к своей книге. «Если бы НАСА провело свою глупую операцию как эпизод «Звездного пути», смотреть новости было бы намного интереснее». Он пинает ногами под столом. Кастиэль понятия не имеет, о чем «Звездный путь». На следующий день Дин спрашивает, верит ли он в инопланетян. Кастиэль говорит, что да, и Дин улыбается. «Было бы глупо полагать, что мы — единственные формы жизни во вселенной», — уточняет он. На следующий день Дин спрашивает, как, по его мнению, будет жить на Марсе. Он обманом заставляет Кастиэля всю перемену рассказывать о различиях в атмосфере, климате и продолжительности дней, а тот просто смотрит на Кастиэля и слушает. И так продолжается до тех пор, пока Кастиэль не обнаруживает, что ждет, пока Дин задаст ему вопросы, потому что он любит говорить о космосе, а Дин обращается с ним как с авторитетом. Бывают дни, когда Кастиэль проводит на детской площадке, но Дин никогда этого не делает. Когда Кастиэль выходит на улицу и качается, или скользит, или играет в салки с другими детьми, ему интересно, что делает Дин. И он не говорит об этом, потому что люди ненавидят Дина больше, чем когда-либо, а Кастиэль не хочет иметь еще меньше друзей, чем у него уже есть. Но все же — чем он себя занимает, когда Кастиэля нет рядом, чтобы побаловать его своими глупыми вопросами о черных дырах, сверхновых и атмосфере Меркурия? Незадолго до Дня Благодарения Кастиэль задает Дину свой вопрос. — Почему ты больше никогда не ходишь на перемену? — говорит он, даже не притворяясь, что открывает книгу. Дин возится со своим спасательным ингалятором, дергает его, лежащего на столе, и громко вдыхает спертый воздух. «Ты всегда гулял в прошлом году. Я думал, тебе это нравится. Дин пожимает плечами, поднимая плечи. Это своего рода разочаровывающий жест для него, потому что на его плечах нет ничего. Он худой. «Мне это понравилось», — говорит он. «Я, понимаешь. Больной. В начале года я подхватил серьезную инфекцию, и мои легкие все еще болят». Кастиэль мысленно отсчитывает месяцы до начала учебного года. Дин пропустил первые три недели учебы, то есть часть августа и часть сентября. Сейчас ноябрь. Почти три месяца этого. — Ты уже давно болен, — говорит Кастиэль. Дин снова пожимает плечами. «Думаю, я буду болеть навсегда. Так говорят все. Но сейчас мне еще больнее. Мол, я болею больше и меньше. А чем меньше болен, тот и здоров». Они сидят так секунду, пока Кастиэль пытается разгадать эту загадку. Как жизнь может быть просто разной степенью болезни, и лучше никогда не бывает. Он не может. Затем Дин спрашивает его, из чего сделаны кольца Сатурна, и Кастиэлю приходится отвечать. Это хороший вопрос. Вот что значит не любить Дина: это легко. Дина легко ненавидеть, потому что Дин странный, а Дин другой и все в школе это знают. Весной того же года, когда все деревья опадают лепестками цветов и все покрывается пыльной желтой пыльцой, доктор считает, что Дин достаточно здоров, чтобы снова выйти на улицу во время перемены. Кастиэль обнаруживает, что, как бы его ни раздражала грубость Дина, когда он впервые появился там, без него в библиотеке тихо. Поэтому он выходит на улицу читать. Иногда он даже играет с Артуром и Джо. По большей части он избегает Дина. Дин иногда пытается с ним поговорить. Он сядет рядом с ним или попытается привлечь его внимание через игровую площадку. Но Кастиэль не знает, как относиться к проведению времени с Дином за пределами библиотеки, где все видят. Он не хочет, чтобы кто-нибудь думал, что он все это время проводит внутри, чтобы быть рядом с Дином, или что он болен, как и Дин. Поэтому, хотя Дин слишком быстро устает, когда играет на футбольном поле, и он никогда не может подняться на горку, не дыша так тяжело, что ему приходится остановиться, Кастиэль решает, что с Дином в целом все в порядке, и решительно перестает обращать на него внимание. Вот почему мама Кастиэля называет это «божественным вмешательством», когда однажды в конце апреля именно он спасает Дину жизнь. Его мама из тех людей, которые думают, что все происходит не просто так. Поэтому она думает, что все те перерывы, которые он проводил, наблюдая за тем, как Дин играет со своим спасательным ингалятором, были божьим способом подготовить Кастиэля к тому, чтобы он точно знал, где Дин спрятал свой ингалятор в тот день, когда он согнулся, тяжело дыша, на колени и рухнул, один, в тени большое заросшее дерево на краю игровой площадки. Кастиэль не уверен. Потому что он был единственным, кто успел это заметить, конечно. Возможно, он был единственным, кто обратил на это внимание после всех этих недель разговоров в библиотеке. И он был единственным, кто пробежал через игровую площадку. Его пальцы были единственными, кто попытался вытащить ингалятор Дина из застегнутого на липучке кармана его брюк-карго, когда он зашел слишком далеко в своих попытках достать его самостоятельно. И он уже видел приступ у Джо, поэтому пару раз видел, как Джо использовала ингалятор. Он знает, как это должно работать. Он знает, как поднести ингалятор ко рту Дина, как прикрепить его к зубам, как обхватить его рукой Дина, и как помочь ему нажать красную кнопку вверху, когда выясняется, что его пальцы слишком слаб, чтобы затолкать лекарство себе в рот. Он знает, что нужно отвезти Дина в кабинет медсестры, как только он снова сможет ходить, потому что он все еще дезориентирован и странно дышит, и из занятий с Дином он знал, что видел медсестру в школе весь день и нуждался в ее помощи. когда случилось что-то плохое. Медсестра, высокая, худая женщина с ярко-рыжими волосами и темно-карими глазами, говорит Кастиэлю, что Дину повезло, что он был там, когда Кастиэль объясняет ситуацию. Она мило ему улыбается, дает леденец и говорит, что он может остаться с Дином, пока он ждет, пока дядя заберет его и отвезет к врачу. А позже мама Кастиэля даст «успеху» более красивое имя, скажет «божественная благодать» и улыбнется ему, как будто Кастиэля коснулся ангел. Но когда Кастиэль сидит рядом с Дином, они оба пинают ногами на больших высоких стульях возле кабинета медсестры – пальцы ног Кастиэля едва скользят по земле, а Дин даже близко не приближается – и Дин говорит: чтобы найти меня. Ты был единственным человеком во всем этом дурацком месте, который относился ко мне как к человеку, — разбитым, хрипловатым голосом Кастиэль не хочет думать, что это бог. Потому что любой тупой взрослый мог бы догадаться, что у Дина приступ астмы. Любой тупой взрослый мог бы подарить ему спасательный ингалятор. Любой глупый взрослый мог спасти ему жизнь. Не то чтобы это было сложно. Но если это Бог заставил его смотреть, как Дин так сильно хрипит, что у него вылезли глаза, или Бог был тем, кто скользил по ладоням Кастиэля так, что он терял ингалятор до тех пор, пока не усомнился, что сможет доставить его в рот Дину за это время. время, или бог был тем, кто раздувал его рвоту до тех пор, пока он не почувствовал, что его вот-вот вырвет, или бог был тем, кто заставил его дрожать и трястись на несколько часов после того, как Дин ушел с дядей в кабинет врача… Или, что самое важное, именно Бог вызвал у Кастиэля два осознания одновременно: 1) что Дин ему вроде как нравился, и 2) Дин был Больным, а быть Больным - это не просто лучшая закуска и больше внимания. Болеть было страшно. Хорошо. Если это был бог, то бог был своего рода придурком. А вот что касается симпатии к Дину: это трудно.