Капитан

«Здесь так пусто и одиноко. Если бы не зеркала, давно бы забыл о том, как выглядят люди, ха-ха. Я не знаю, почему ещё не сошёл с ума. Наверное, это твоя последняя воля держит меня здесь, да, капитан?» Сонхва выключил аудиозапись и невидяще уставился перед собой. Мыслями он сейчас был далеко в прошлом, когда капитан ещё улыбался ему не только с фотографии в пустой каюте. Когда будущее казалось таким солнечным и радостным, небо над головой разливалось глубокой синевой, мальчишеское сердце билось в ритме первой влюблённости, а впереди была долгая-долгая, наполненная разными событиями и впечатлениями жизнь. Они встретились, когда Сонхва было четырнадцать. Тогда он в первый раз побывал на закрытом полигоне для испытаний усовершенствованного космического шаттла под пророческим кодовым названием «Ковчег». Официально приводить непосвящённых было строго запрещено, но его отец был какой-то важной шишкой в проекте шаттла, поэтому на незаконное нахождение подростка на территории секретного объекта решили просто закрыть глаза. Внезапно Сонхва остался один посреди полигона. Вокруг высились многометровые металлические и бетонные конструкции, туда-сюда сновали люди в деловых костюмах и рабочей одежде. Никому не было до него дела. И в этот момент он увидел его — парня с выкрашенными в огненно-рыжий волосами, в джинсовом комбинезоне поверх белой футболки с оранжевым принтом и с большим, явно собственноручно разрисованным рюкзаком за спиной. Он всё крутился в поисках чего-то, лохматил свою шевелюру и поправлял на носу круглые очки в тонкой оправе. Его образ настолько не вязался с этим местом, что Сонхва никак не мог оторвать глаз. — Блок С, блок С, да где же… — послышалось наконец, когда парень прошёл мимо. Он в очередной раз крутанулся, запрокинув голову, потом посмотрел вниз, и его лицо забавно вытянулось. — Ух ты, а ты что здесь делаешь? Разве тебе можно здесь быть? — Вообще-то нет, — покачал головой Сонхва, — но… — он вкратце рассказал о том, кто он такой, почему всё-таки здесь, и что потерялся. — О, так ты Пак Сонхва, сын начальника моего куратора по практике? — уточнил парень. Увидев кивок, он разулыбался и протянул руку. — А меня зовут Ким Хонджун. Будем знакомы! Сонхва ответил на рукопожатие и сам невольно улыбнулся. Этот удивительный парень как-то сразу запал ему в душу, и он вдруг очень захотел, чтобы эта их встреча была не последней. — Давай вместе поищем? Ты — отца, я — однокурсников. Заодно познакомимся поближе, если хочешь, — предложил Хонджун. Особого выбора у Сонхва всё равно не было, так что он согласился. Оказалось, что Хонджун был на семь лет старше и учился на четвёртом курсе на инженера аэрокосмических систем, а в свободное время увлекался дизайном одежды, сумок и рюкзаков. Он мечтал бороздить просторы космоса на сконструированном им самим звездолёте с командой преданных друзей. Туристические полёты к другим планетам и даже до соседних галактик давно стали обыденностью, так что это было более чем осуществимо. И, чтобы мечта стала ближе, он усердно учился, стараясь изучать даже то, что выходило за рамки программы. Как один из лучших студентов, недавно он получил доступ к прохождению практики на засекреченном объекте и сегодня тоже был здесь впервые. И тоже разминулся с теми, с кем пришёл. За разговорами они нашли тот самый блок С, где, к счастью, обнаружились и однокурсники Хонджуна, и отец Сонхва. Здесь им пришлось разойтись. В течение следующего месяца они виделись ещё три раза, но поговорить толком не успевали, так что в конце концов Хонджун предложил удивлённому Сонхва обменяться контактами и в тот же вечер написал ему. Сонхва не знал, что и думать. Что у них могло быть общего? Разве мог он, подросток, обычный школьник, быть интересен студенту аэрокосмического университета? Как выяснилось, мог. Они переписывались почти каждый день, находя всё новые и новые общие интересы — от любимых книг и фильмов до увлечения модой, — и вскоре сдружились. Иногда они выбирались погулять, и на одной такой прогулке Хонджун познакомил Сонхва со своими друзьями, которые учились с ним на одном курсе и которых он всегда с гордостью звал «своей будущей командой для космических странствий» — Уёном, Ёсаном, Юнхо и Минги. Те к Сонхва поначалу отнеслись довольно холодно, но быстро оттаяли, узнав его получше. Хонджун так грезил космосом и своей «космической командой», что однажды Сонхва шутливо назвал его капитаном. Прозвище обладателю понравилось, да так к нему и приклеилось. Тогда никто ещё не знал, что скоро оно перестанет быть лишь прозвищем. Сонхва, наконец, отмер, размял затёкшие мышцы и решил, что пора бы перекусить. Второй день хотелось яичницы с беконом. Или супа с кимчи. Или пиццы с ананасами. Словом, ту еду, которой ему больше никогда не доведётся насладиться. Да, можно было развести и съесть кубик пищевого концентрата со вкусом пиццы, партия которого ютилась где-то в дальнем углу опустевшего почти наполовину рефрижераторного отсека, но ведь это всё равно было бы не то. В теплицах в итоге нашлись последние пачки спрессованных пшеничных зёрен и запас яблок сорта «марсианец», выведенного когда-то лично Уёном, ответственным за продовольственное снабжение экипажа. Все так радовались этому, хоть вкус самих яблок и был слишком уж далёк от привычного. Что ж, выбирать им не приходилось. Дожевав импровизированные безвкусные мюсли, Сонхва, как и вчера в то же время, как и сотни дней до этого, отправился в рубку, продиагностировать оборудование. Он до сих пор не всегда понимал, что и зачем он делал — никто лучше капитана в устройстве им же спроектированного судёнышка — межгалактического шаттла SJ3600 по прозвищу «колибри» — не разбирался. Но полёт продолжался, а значит, пока что он всё делал правильно. В огромные панорамные иллюминаторы рубки чернел беззвёздный космос. По левому борту виднелась неизвестная синеватая планета, а где-то очень далеко впереди бриллиантовой россыпью мерцало скопление галактик. Когда-то Сонхва завораживали эти пейзажи. Ещё совсем зелёным, ничего в космических аппаратах не смыслящим, но по воле жестокой судьбы оказавшимся на борту одного из них, он с жадностью внимал каждому слову капитана, увлечённо рассказывавшего о туманностях, сверхновых и планетах-гигантах. То было тревожное время, но в памяти Сонхва оно осталось яркими улыбками капитана и остальных и ощущением причастности к чему-то великому. Однако после произошедшего почти восемь лет назад, мир за пределами корабля потерял свою магию и превратился во враждебную среду. От безбрежных просторов, по которым одиноко и бесцельно плутала «колибри», теперь веяло одновременно тоской и опасностью. Снова полюбить космос оказалось слишком сложно. Панель управления мигнула неоновым зелёным, оповещая о том, что программа для проверки исправности систем нарушений не выявила, и Сонхва побрёл обратно в жилой отсек, в каюту капитана. Та, как обычно, встретила его оглушающей тишиной. На откидном столике стояла всё та же фотография, с которой, закинув друг другу руки на плечи и широко улыбаясь, смотрели шестнадцатилетний Сонхва и капитан в окружении друзей последнего. О, то было особенно знаменательное время. Тогда случилось сразу три вещи: завершилось строительство собственного мини-шаттла Хонджуна, сам он с отличием закончил магистратуру, Сонхва же с трепетом осознал, что не просто восхищается другом, а испытывает к нему нечто большее. Проект будущего космического корабля Хонджун разработал ещё не окончив бакалавриат, так что, когда ему дали добро на реализацию, принялся сразу же воплощать свою идею в жизнь. За два года изначальная модель претерпела значительные изменения, но результат Хонджуну понравился. Ещё через полгода шаттл успешно прошёл испытания и за небольшие габариты, скорость и манёвренность был окрещён «колибри», после чего Хонджуна официально назначили на должность капитана, и был сформирован экипаж, в который ожидаемо вошла та самая «команда для космических путешествий». Весной, на семнадцатый день рождения, Сонхва получил не только подарки, но и обещание взять его однажды с собой в полёт. И если бы он знал, почему это случится так скоро, то попросил бы никогда не давать ему таких обещаний. Гибель человечества ознаменовало мощнейшее извержение Йеллоустоунского вулкана. Тогда казалось, что планета ещё сможет оправиться, но когда стало понятно, что это лишь начало череды катастроф, надежда очень скоро превратилась в отчаяние. Мир в мгновение ока охватила страшная агония. Люди превратились в зверей, жадно кидающихся друг на друга, потому что не могли справиться с переполнявшим их ужасом; уровень насилия и жестокости зашкаливал. За неделю до начала апокалипсиса Хонджун с Сонхва договорились о прогулке. Встретиться должны были у ангара, где стояли «Ковчег», «колибри» и другие космические летательные аппараты. Только вот когда бедствия по всему миру стали набирать мощь, очевидным стало то, что спастись удастся лишь на таких кораблях, улетев как можно скорее и как можно дальше от Земли, что и было объявлено в новостях, и в подобные ангары в разных странах ломанулись толпы людей. Мрачный калейдоскоп тех событий Сонхва почти не запомнил, разве что урывками в памяти всплывали картины того дня. Вот он тянет за руку маму, пока та бьётся в истерике, потому что не знает, где её муж. Сотовой связи, интернета, электричества больше не было, и Сонхва тоже не знал, где отец, поэтому хотел спасти хотя бы маму. Вот он отпускает мамину руку, когда понимает, что его попытки бесполезны. Вот долго куда-то бежит, не разбирая дороги из-за слёз. Земля под его ногами содрогается, и он не знает, сколько времени ему им всем осталось. Последнее, что он запомнил — оставившую ему шрам на правой скуле и пару сломанных пальцев на ногах давку в толпе у ангара, громкие взволнованные голоса друзей и крепкие до хруста костей объятия в первый и единственный раз в жизни рыдающего навзрыд Хонджуна. А дальше измотанный физически и эмоционально организм Сонхва провалился в спасительное забытьё. Следующие несколько дней сумевшие вырваться из лап смерти остатки человечества кружили на своих космических кораблях по Солнечной системе, обречённо наблюдая за гибелью родного дома. Зрелище было угнетающим. Там, в дымящихся обломках голубой планеты, были навечно похоронены чьи-то друзья и близкие, любимые места, драгоценные воспоминания и планы на будущее. Впереди ждала абсолютная неизвестность. Сонхва держал в руках фоторамку и глотал бессильные слёзы. Он так чертовски сильно скучал по капитану. По ним по всем, на самом деле. По слегка отстранённому, но всегда готовому выслушать чужие переживания Ёсану, по дурашливому Минги, другу детства Хонджуна, по смешливому и сообразительному Уёну и по Юнхо, что был самим воплощением доброты и отзывчивости. Все они стали для Сонхва второй семьёй, которой он бесконечно дорожил, и потерять их было гораздо больнее, чем он мог себе представить. Это чувство не было похоже просто на печаль или скорбь, оно испепеляло внутренности, выворачивало наизнанку от боли, выливалось неконтролируемыми приступами рыданий, после принося лишь опустошение вместо облегчения. Со временем слёз стало меньше, но те, что он продолжал проливать, обрели особую горечь, окрасившись смирением и тихой тоской по ушедшему. Успокоившись, он поставил на место фотографию и вышел из каюты. В пустом коридоре звук шагов раздавался особенно отчётливо, и острое ощущение одиночества в очередной раз накрыло Сонхва. Иногда ему казалось, что он уже привык к тишине и бесконечным одинаковым дням. А потом эта тишина вдруг начинала давить со всех сторон со страшной силой, накатывала дикая тревожность, и хотелось кому-нибудь рассказать о том, как плохо, попросить обнять его и получить в ответ необходимую как воздух поддержку и заверение в том, что всё будет хорошо. Но не было больше ни долгих душевных разговоров с капитаном, ни сочувственных похлопываний по плечу или спине от Юнхо, ни вселяющих надежду, сумасшедших объятий Уёна. Связь с другими земными кораблями давно потерялась, так что поговорить хоть с кем-то было невозможно. Он был один. Совершенно один посреди безмолвного бескрайнего космоса. В первое время после апокалипсиса Сонхва каждую ночь просыпался от кошмаров. Ему чудились земные руины, мамины крики и ползущая по рукам и ногам беспомощность. Хонджун всегда приходил к нему и утешал, негромко напевая знакомые с детства мелодии, пока укачивал в своих объятиях. Днём он устраивал для Сонхва интереснейшие лекции об устройстве космоса и иногда — о космических аппаратах. Это помогало последнему отвлечься и немного расслабиться даже в условиях полнейшей неопределённости. Остальные тоже вносили вклад в восстановление пошатнувшегося душевного спокойствия Сонхва. Громкоголосые Минги с Уёном часто наперебой рассказывали ему забавные истории из прошлого, Юнхо по вечерам звал его играть вместе в видеоигры или читать по ролям немногочисленные книги, а увлекавшийся написанием картин Ёсан украсил его каюту своими пейзажами в умиротворяющих спокойных тонах. Так пролетали дни, недели, а затем и месяцы, и постоянное напряжение в теле и мыслях в один момент, наконец, отступило. Можно было вдохнуть полной грудью и помечтать о другом будущем. Лишь много позже Сонхва понял, что те, кто его веселил и успокаивал, тогда тоже были ещё совсем молоды, тоже переживали горе от утраты близких и им тоже было очень и очень страшно, но поскольку он был младшим среди них, старались этого не показывать. Он так и не успел сказать, как благодарен им за это. Многолетний вакуум молчания неожиданно нарушил сигнал тревоги. Сонхва вздрогнул, развернулся и помчался к головному отсеку, в рубку, гадая, что это могло бы быть за предупреждение. За все двенадцать лет полёта на «колибри» он слышал этот сигнал всего раз, да и то опасность — обломок астероида диаметром около пятидесяти метров — благодаря усилиям капитана благополучно миновала тогда. Система наблюдения и защиты реагировала так только в трёх случаях: если был засечён неуправляемый земной корабль, если приближался другой аппарат, не зарегистрированный в реестре «Земля», или если космический объект проходил по встречной траектории движения. И, учитывая, что шансы встретить здесь кого-то с родной планеты практически равнялись нулю, это был один из двух оставшихся вариантов и, вероятнее всего, последний. Сонхва пытался не поддаваться панике раньше времени, но пока он бежал, как-то некстати вспомнились те полтора года после того, как капитана не стало, которые он предпочёл бы стереть из своей памяти. Уход Хонджуна оказался для всех слишком тяжёлым испытанием. Первый месяц или даже больше Сонхва жил словно в тумане, отказываясь верить в случившееся. Добрый, смелый, готовый предложить помощь любому в ней нуждающемуся, но всегда здраво оценивающий риски и возможности, самый драгоценный друг и самый любимый человек оставил его. Оставил их всех, вложив в руки сокровище — собственную мечту. Но то была его мечта, не их, а потому сокровище тут же разбилось на мириады осколков. Общение между неразлучными прежде друзьями стало походить на пересыхающий ручей в сердце пустыни, а стычки по мелким, незначительным поводам случались всё чаще. Когда дни для Сонхва перестали сливаться в мутное безвременное нечто, он обнаружил, что привычная уютная атмосфера «колибри» сильно изменилась и всё продолжала меняться в худшую сторону, и понял, что это необходимо остановить. Он начал собирать всех для обсуждения дальнейшего маршрута, пытался уговорить почитать или поиграть во что-нибудь вместе, да хотя бы просто пообедать впятером, но это было бесполезно — он не был Хонджуном. Тем, кто долгие годы связывал и объединял их, был маяком и путеводной звездой, настоящим капитаном не только в рамках экипажа «колибри», но и в обычной жизни. Он оказался слишком важной частью команды, поэтому его потеря столь чудовищно отразилась на их отношениях. Им бы сплотиться, стать ещё ближе, поддержать друг друга, но каждый в итоге переживал эту утрату в одиночестве, а Сонхва смотрел на то, как всё рушится, и ничего не мог с этим сделать, прямо как во время апокалипсиса. Кошмар, тем временем, только начинался. Пожар в тепличной лаборатории стал ещё одним потрясением. Никто не знал, почему заклинило дверь, а система тушения сработала так поздно, но ничего было уже не изменить — огонь унёс жизни Ёсана и Уёна, по жестокой случайности оказавшихся в ловушке любимого места обоих на корабле. Душераздирающие крики друзей и собственная истерика от бессилия навсегда отпечатались в сознании Сонхва. Тогда он подумал, что ещё одно такое происшествие его точно сломает. Но судьба была неумолима в своей беспощадности. Смерть Юнхо была какой-то… нелепой. Он вышел в открытый космос, как делал это уже сотни раз, чтобы проверить состояние корпуса после столкновения с крохотным метеором. Ошибкой было делать это налегке, без ранца системы жизнеобеспечения, с одним лишь кислородным шлангом, к тому же, никого не предупредив. Не тогда, когда оборудование корабля с завидной частотой стало выходить из строя, а инвентарь — приходить в негодность. Но Юнхо торопился. Потом, когда заметил, что дышать стало трудно, предпочёл не обращать на это внимания, а причину — перетёршийся участок шланга — обнаружил слишком поздно, и из-за кислородного голодания сил вернуться на борт уже не хватило. Витавшее в воздухе отчаяние Минги после произошедшего было почти осязаемым. Они с Юнхо были очень близки, гораздо ближе, чем кто-либо в компании: влюблённость в их взглядах, словах и маленьких жестах нельзя было не заметить. Сонхва боялся даже представить, насколько хуже себя чувствовал Минги, по сравнению с ним самим. Они почти не разговаривали, но каждый вечер сидели в одной из кают в обнимку, помогая друг другу справиться с навалившейся ношей и не утонуть в водовороте мыслей и эмоций. Так думал Сонхва, пока однажды не нашёл бездыханное тело с полупустым пузырьком от таблеток в ослабевшей руке. Как друг детства Хонджуна, Минги изо всех сил старался держаться, помня о том, как тот дорожил Сонхва, но потеря Юнхо стала для него тем ударом, от которого оправиться он уже не смог. И потому в его предсмертной записке неровным почерком на влажной от слёз бумаге было выведено лишь многократно повторяющееся «прости». «Колибри» опустела и погрузилась в вязкую тишину. В последующие годы Сонхва не раз порывался совершить то же, что и Минги, но оказался слишком слаб, чтобы самостоятельно лишить себя жизни. Пришлось выбрать другой путь — научиться жить одному, со всем грузом вины и недосказанности за плечами. Повторяющееся пронзительное пищание сигнала тревоги заставляло сердце подскакивать к горлу, а ладони потеть, из-за чего открыть дверь в рубку получилось не сразу. Панель управления нервно мерцала красным, на экранах ярко горело предупреждение об опасности. Передвигаясь на ватных ногах, едва справляясь с дрожью в теле, Сонхва приглушил сигнал и принялся искать то, о чём предупреждала система. По показаниям радаров, «колибри» стремительно приближалась к чему-то, что не поддавалось идентификации. Объект находился довольно близко, но в иллюминаторы его почему-то не было видно. На первый взгляд. Сонхва вглядывался в пространство впереди, пока не увидел её. Космическая даль, пусть и с редкими вкраплениями далёких звёзд, была всё такой же тёмной, но в одном месте всё же чуть темнее, а вот по краю, наоборот, светлее. Понимание мгновенно прошибло холодным потом и поползло по спине Сонхва липким ужасом. Чёрная дыра. Он пошатнулся. Они как раз отмечали двадцать первый день рождения Сонхва, когда получили сигнал SOS с другого земного корабля, и желание Хонджуна помогать нуждающимся не оставило его равнодушным к чужой беде. Оно же его и сгубило. Тот корабль подошёл слишком близко к чёрной дыре, так что отбуксировать его бы уже не получилось, но можно было попытаться спасти экипаж, что Хонджун и вознамерился сделать, хоть это и было крайне рискованно. Он сказал, что справится сам, за считанные минуты собрал необходимое снаряжение, отстыковал одну из двух «шлюпок» и приготовился к отправлению. Сонхва долго готовился к этому дню. Не потому что это должен был быть его праздник, а потому что именно сейчас он решил сказать Хонджуну о своих чувствах к нему, в которых теперь был уверен как никогда. Просьба о помощи с другого корабля никак не входила в планы Сонхва и заметно подпортила ему настроение. Такое, конечно, происходило не впервые — помогать другим землянам при встрече и по мере возможностей было вполне обычным делом. Однако чёрные дыры входили в категорию особо опасных объектов и в таком случае помочь решился бы далеко не каждый. Суетливые сборы Хонджуна по неясной причине вызывали в сердце Сонхва нарастающую тревогу. Безумно не хотелось отпускать его вот так, но и остановить капитана никто бы не смог. — Хён, постой, — в конце концов Сонхва решился хоть немного задержать друга. — М? Что такое, Хва-я? Говори скорей, — Хонджун перестал проверять крепление металлических тросов на «шлюпке» и обратил всё своё внимание на собеседника. — Я… Знаешь, я хотел бы поговорить с тобой кое о чём. — Ох, солнце, — Сонхва не любил этот тон. Нет, Хонджун не злился, но разговаривал с ним мягко, как с неразумным ребёнком. Это раздражало. — Прямо сейчас у меня нет времени, ты же понимаешь? Мы обязательно поговорим, сегодня, но позже, когда я вернусь. Тем более, мне тоже есть, что тебе сказать, — подмигнул он. Его улыбка в этот момент была по-особенному тёплой. А может, влюблённому сердцу это только почудилось. Лицо Сонхва отчего-то запылало, но он тут же запретил себе думать о том, что его чувства взаимны, и что они с Хонджуном могли запланировать признаться в один и тот же день. А пока Сонхва витал в облаках, капитан уже успел полностью экипироваться и запрыгнуть в «шлюпку». — Подожди немного, ладно? Я постараюсь управиться побыстрее, — пообещал он. — Не скучай, Хва-я. До встречи! — До встречи, капитан! — Сонхва помахал Хонджуну, заставив себя улыбнуться, и проводил его взглядом до тех пор, пока тот не растворился в космической полночи. Сердце в недобром предчувствии билось тяжело и громко, тело будто налилось свинцом — не сдвинуться. И Сонхва продолжал стоять на том же самом месте, пока кто-то из ребят — вроде бы, Юнхо — не забрал его. Теперь оставалось только дождаться возвращения капитана и открыть ему своё сердце. Но Хонджун не вернулся. И мир Сонхва в одночасье рухнул. Воспоминания о том дне пронеслись перед глазами, как только стало понятно, что впереди ни что иное, как чёрная дыра. Оцепенение разлилось по мышцам, и лишь каким-то нечеловеческим усилием воли удалось заставить одеревеневшие ноги сделать ещё несколько шагов. Отчётливо видя надвигающуюся опасность, Сонхва чувствовал себя маленьким кроликом перед гигантским, хищно уставившимся на него удавом. Он снова был тем пугливым и наивным мальчишкой, которого всегда защищал и оберегал капитан. Надо было срочно развернуть корабль, увести его подальше от чёрной, бездонной, широко раскрытой пасти, но пальцы не слушались, соскальзывали с нужных кнопок и рычагов, а горло сдавило, и вместо голосовой команды выходило еле слышное сипение. Перед внутренним взором то и дело всплывал образ улыбающегося капитана. В одну минуту ураган мыслей пронзал голову Сонхва острыми иглами и забирал весь кислород из лёгких, в следующую — паника схлынула, и на смену ей пришло спасительное спокойствие кристально чистого разума. Времени на разворот уже не хватало. «Колибри», подгоняемая мощным гравитационным полем всепоглощающей воронки, с поразительной скоростью неслась прямо навстречу своей гибели с Сонхва на борту. Его это больше не пугало. Наоборот, думая о капитане, он становился всё спокойнее и радостней. На душе и в теле стало легко-легко, он почти ощущал невесомость, несмотря на имитирующие земное притяжение системы корабля. Капитан тоже исчез где-то в недрах чёрной дыры, и Сонхва в этот момент чувствовал с ним особое единение. Их разделяли годы и миллионы миль, но в то же время капитан будто бы снова был здесь, рядом с ним, держал за руку и полушёпотом уверял в том, что бояться нечего. Сонхва ему безоговорочно верил. Принятие неизбежного далось удивительно легко, когда счёт пошёл на секунды. Бесстрашно глядя в лицо смерти, Сонхва улыбался. — До скорой встречи, капитан.​