You're a damn devil

Чейз не знает, что делать дальше. Хаус – беспощадный, озлобленный на весь мир ублюдок, и в этом Чейз убеждался с каждым новым поступком и днем. Слово за словом, насмешка за насмешкой, и вот они уже стоят около стены в пустом кабинете поздно ночью, а их языки кружатся в голодном танце, пока ядовитая ухмылка накрывает уж слишком довольное лицо Хауса. В пустой комнате, пропахнувшей ядовитым запахом всяких лекарств, изредка слышатся тяжелые вздохи и донельзя ужасные причмокивания. Чейзу кажется, что вот-вот и он сейчас задохнется. Хаус целуется грубо, буквально врываясь в рот Чейза и делая очень, очень отвратительные действия умелым языком. Щетина противно царапается, а руки держат мокрые от пота на ладонях воротники белого халата, отчего кажется, что еще одно неаккуратное движение, и они оба полетят вниз. Чейз старается не делать резких движений, потому что какой-нибудь слишком громкий звук, – и медсестры, или даже дежурные придут и застанут их в очень.. затруднительном положении. Хоть Роберт и старается не издавать лишнего шума, специально или нечаянно забывая дышать, но все же пытается не отставать от Грегори. Не то, чтобы Чейз не умел целоваться, нет, – опыт у него был, и не маленький. Кажется, даже побольше чем у Хауса. Но когда это делает твой начальник, наркоман, мизантроп.. Чейз может перечислять до бесконечности, становится слегка трудно удерживать образ самоуверенного обаятельного человека, ничего не боявшегося, который запросто может завязать разговор и пофлиртовать с любой девушкой. Голубые глаза опасно сверкают в кромешной темноте, когда Роберт наконец-то находит в себе силы хотя бы немного приоткрыть свои. Он отрывается буквально на секунду, не давая даже осознать этого, а потом снова впивается в опухшие губы с двойной силой. Проходится по ряду белоснежных зубов, по небу, языку, кусает губы Чейза до крови. И Роберт ловит с этого опьяняющий эффект, который будет похлеще любого элитного вина или виски в его любимом баре. Все заканчивается так же незаметно, как и начинается, – просто в один момент все обрывается. Теперь Чейз может спокойно дышать, не бояться пошевелиться, потому что они могут упасть на пол в случае любого неаккуратного движения, – нет. Хаус смотрит на него не читаемым взглядом, и это было.. странно. Обычно Роберт мог по взгляду определить настроение своего начальника, – когда оно хорошее, – можно немного пошутить, когда наоборот, раздраженное, – лучше вообще не попадаться на глаза. А сейчас.. ну, Чейз просто не мог. Хаус не ядовито ухмыляется, не злобно смеётся, не раздражённо шипит, – нет. Его лицо не каменное, и на нем очень, очень много эмоций, да так, что их намного больше чем в обычные дни, – просто сейчас они другие. Как будто не те, что Чейз видел раньше. Они оба предательски молчат, не шевелятся, не прерывают зрительного контакта, – будто ожидая, когда говорить начнет другой. Первым прерывает это детское "кто-двинется-тот-гей" Чейз, неловко сглатывая, и проводя длинными пальцами по нижней окровавленной губе. Хаус наконец-то привычно ухмыляется, видимо, довольный проделанной работой. Чейз же наоборот, хмурится, губы слегка покалывает. Грегори улыбается, – нет, не так. Не так ядовито, как раньше. Он улыбается как будто искренне, и с сожалением. – Сожалением? – проскакивает первая ясная мысль в голове Роберта. – Нет, Хаус не умеет сожалеть, – приходит уже другая. Хаусу же, видимо, надоела эта непрерывная игра в молчанку, поэтому он напоследок кидает ещё одну, такую же улыбку Чейзу, и просто уходит. Уходит, ничего сказав. Не обернувшись напоследок. Чейзу это не нравится. Чейз злится. Чейз смущается. Чейз испытывает слишком много эмоций и ощущений за слишком короткий промежуток времени. Роберт ненавидит Хауса. Целиком и полностью. Ненавидит эту лживую маску человека, плюющего на абсолютно всех, ненавидит эти тонкие и не очень манипуляции, ненавидит его ужасно сладкую улыбку и донельзя ядовитый рот, который так и хочется заткнуть. И только после этих мыслей Чейз замечает предательски отвратительное тянущее чувство внизу живота. Боже Господи.