Ад.

Люди порождают монстров сами, когда решают господствовать над чужой волей.

Неуместно и грубо будет сказать, что душа Вегаса была грязна с самого начала, но это единственная и незаменимая истина. Все дело в грязной крови. Вегас был наполнен ей сполна. Она мешала ему жить. Вегас чувствовал в себе ту отвратительную смесь отца и матери, что била у него в висках. Отмыться от этого было невозможно. Вегас презирал себя и сполна понимал, что он словно нелепая безделушка, собирающая пыль. Только Вегас был хуже. Он терпеть не мог пыль, потому собирал на своих всегда атласных и вычурных рубашках чужую кровь. Яркую и алую, медленно стекающую и застывающую на ткани. Вегас довольствовался тем, как много боли может принести людям. Казалось, даже больше, чем принесли ему. Но он ошибался. Глядя в лицо своим жертвам, Вегас видел себя. Испуганного, зависящего и беспомощного. Его одолевала злость и удовольствие от того, как искажалось чужое лицо от боли. «От человека можно добиться всего, если знать, куда давить. Я думал, что тебе это давно известно.» И Вегас сжимался от слов отца, невольно отводя взгляд. Слезы — это непозволительно. Непозволительно тому, кто должен быть груб и жесток с другими, чтобы завоевать уважение. Вегас получил череду ударов и остался один. Разве что горькое разочарование било его в грудь так сильно, что дыхание замедлялось, и, кажется, даже пропадало на долгие секунды. Вегас не видел перед собой ничего. Вегас опустел, а его душа обросла грязью и гнилью все сильней. Жестокость шла с ним плечом к плечу. В заложниках Вегаса оказался Пит. Вегас долго обнюхивал его. Пит пах чистотой. Тирапаньякун недоумевал: невозможно быть чистым, когда каждый твой день состоит из порочного круга выстрелов и раздумьев о том, сколько дней осталось на твоем счету. Вегас раздражался сильней обычного. Он был жесток к Питу по-особенному. Вегас начал понимать, почему этот парень так долго работает в главной семье. Пит крепок и молчалив. Он принимал абсолютно все, что давал ему Вегас, за исключением еды. В его глазах не было страха смерти, он не молил о пощаде. Вегас сходил от этого с ума. Он привык к тому, какой ужас вызывал у людей, и видя безразличие на лице измученного парня, крушил комнату вокруг себя. Пит молча наблюдал за ним исподлобья. Его глаза блестели при тусклом свете некой искренней жалостью. Вегас кричал, спотыкался о собственные слова. Он терял силы и оставался сидеть у стены, содрогаясь всем телом. Первая слеза покатилась по щеке Пита. Вегас был не в силах сдерживаться, он зарыдал громко, не сдерживая крики, что вырывались из его груди. А Пит смотрел на него сквозь пелену в глазах, произнося за все это время лишь одно слово: выпусти. Вегас направил на Пита пистолет спустя пару дней. Он смотрел на бледное лицо напротив, и его рука начинала трястись. «Убей меня». И Вегас резко выстреливал в потолок, бросая пистолет на пол. Пит лишь закрывал глаза и пытался бороться с резко ощутимым вокруг себя воздухом. Он слышал, как Вегас переворачивал стол. В комнате повисла тишина. Только спустя долгие и мучительные минуты Пит почувствовал на своем затылке холодный металл. «Умоляю». Голос Пита едва различимый, он произносил это лишь одними губами, но этого достаточно Вегасу. Он припадал губами к его голой шее и грубо кусал. Вегас зализывал и прикладывал еще больше усилий, продолжая держать пистолет приставленным к затылку Пита. Вегас оторвался, облизал губы и медленно опустил пистолет. Шея Пита пылала огнем. Вегас долго рассматривал покрасневшие участки кожи с отпечатком его зубов, а после грубо дернул связанные руки, заставляя Пита развернуться. Они смотрели друг другу в глаза совсем недолго, словно выпрашивая разрешение. Вегас целовал грубо. Не оставлял возможности дышать, разжигая в легких пожар. Скулеж Пита отзывался в его голове тысячей колоколов, бьющий тревогу. Они отстранились друг от друга с тяжелым дыханием. Вегас не видел в глазах Пита ни грамма страха и презрения. Каждый человек получает в своей жизни два шанса. Шанс Вегаса — Пит. Пит — его чистилище.