Сера с озоном бьются в такт

— Ты вновь молился мне, Натан. — Я молился во имя тебя, Ангел.       Сухие, едва потрескавшиеся губы касаются чужой руки. Веснински стоит на коленях и совершенно не задумывается об этом. Морияма свой. Только ему и можно.       Кенго в принципе многое дозволено. И возможность видеть величайшего Палача Ада преклоненным — лишь малая часть из этого перечня, однако падший уже привык. Он прекрасно осознаёт насколько ценен и опасен дар, приподнесенный ему Преисподней — её лучшее дитя, самый первый ученик Азазеля, истинный демон, верный последователь Люцифера — Натан весь в его власти. И Морияма это нравится. Нравится ощущать вокруг себя хаотично бьющуюся силу, что пропахла озоном и серой; нравится отдаваться полностью — и телом, и собственной благодатью; нравится в миг перехватывает контроль за счёт превосходящей силы. — Останешься сегодня, Ангел?       Внутренне падшего возможно и передергивает от такого обращения, но тот молчит. Знает, что ни приказы, ни просьбы своевольного Веснински не переубедят, а лишь раззадорят. Однако и с наслаждением мужчина отмечает это столь непривычное для демонического рта в своей мягкости и нежности “Ангел”.       Натан никогда не называет его иначе. Кенго? Имя жалкого человечишки, которому повезло родится с прекрасно подходящими данными для того, чтобы стать вместилищем высшего существа, не умерев при том. Сейчас будет Кенго, затем Ичиро, а после какой-нибудь Осаму или Куникида — не важно. Каждый из них — человек, что променял свои душу и тело на успех и богатство в сделке ангелом. Глупцы. Демоны бы за такой дар дали намного больше. — Пока да.       Этого достаточно. Им никогда не нужно было озвучивать «навечно» и «всегда», «обожаю» и «люблю», нет. Всё это заменяется обрывочными «пока рядом», «пока ценен», но немногие могут услышать в этих словах обещание о том, что их «пока» не закончится вскоре. Оно прошло уже множество столетий; взлетов и падений; расставаний и тихих, непривычно правильных воссоединений.       Губы касаются чужих, движутся мягко, не напирая. Руки демона тотчас ложатся на крепкие плечи падшего, ведь желание перестать наконец ощущать сковывающую человеческую оболочку сейчас как никогда велико. Языки сплетаются, а вместе с ними и силы. Давно сожженая греховная благодать раскрывает собственный кокон, позволяя заполнить пустоту истинно-демоническим ядом. Комната наполена серой и озоном, адская энергия бьётся в такт с ними, распространяясь по всей комнате, оплетая и убаюкивая. Она и внутри, и вокруг. Она — несравненно огромная, намного слабее острой, словно кинжал; проклятой, но все ещё райской благодати.       Когда-то давно, верностью и преданностью для людей было единение душ; теперь же лишь для демона, что служил своему Ангелу, осталась та истина неизменной. Для демона, которому хватает «пока». Для Ангела, который большего дать и не может.