Иначе

Возвращаясь домой к Чарли, я чувствовала, как кольцо на моей правой руке, кажется, стало весить целую тонну. Должно быть, подобным образом себя чувствовал и Фродо Бэггинс на протяжении своего непростого пути. Не было ни единого шанса, что отец не заметит нового украшения, в этом я и не сомневалась, и скрывать это было бесполезно, особенно если я собиралась постоянно носить кольцо на своей руке. И Чарли не обманул моих ожиданий. — Новый подарок? — кивнул он в сторону моего кольца, засунув, как ни в чем не бывало, вилку со спагетти себе в рот. — Ага, — согласилась я в надежде, что на этом расспрос закончится. К моему облегчению, Чарли кивнул, поднося ко рту очередную порцию макарон, и я сдержала вздох облегчения как раз в тот момент, когда он спросил: — А что за повод? Я поперхнулась ставшей поперек горла едой и сильно закашлялась. Невозмутимо жуя, Чарли передал мне салфетку, которую я нервно вытянула из его рук, сгорая от смущения и судорожно придумывая повод. Чего-чего, а этого мы не обсуждали. Я даже не подумала о том, что для дорогого подарка должна быть хоть какая-то причина. — Никакого повода, — быстро солгала я сиплым голосом. Чарли поджал губы, явно не впечатленный ответом, и я поспешно отвела от него взгляд, принявшись сосредоточенно накручивать спагетти на вилку. Это была неудачная идея, поскольку так я выставляла свое кольцо словно напоказ. Я даже подумала о том, не переложить ли прибор в левую руку, чтобы спрятать правую, чувствуя внимательный взгляд отца на новом украшении. — Оно кажется старинным и очень дорогим. Где он его взял? — Оно принадлежало его матери, я полагаю, — не поднимая взгляда от тарелки, ответила я. — Как и кулон, — констатировал отец, и я кивнула, поспешив поскорее заполнить свой рот едой, чтобы был повод не отвечать на новые вопросы. Но их, как ни странно, не было, а я из-за своей трусости так и не осмелилась до конца ужина посмотреть на Чарли, чтобы сделать хоть какое-то предположение о его мыслях по поводу подарка. С навязчивым чувством, что нас раскусили, я быстро помыла посуду и поднялась к себе. Эдвард ждал меня, сидя в своем излюбленном кресле-качалке с хмурым выражением лица. Не задумываясь, преодолев расстояние между нами, я села ему на колени и, погладив тёплой рукой его холодную щеку, обеспокоилась его мрачным видом. Конечно, было множества поводов для этого, ведь день выдался совсем нелегким для нас обоих, но я была весьма взволнована. — Что-то случилось? Вымучено улыбнувшись, Эдвард покачал головой. — Всё нормально, — произнес он, на что я лишь вперила в него свой ни капли не впечатленный взгляд. — Чарли? — предположила я, надеясь, что причина кроется где-то на поверхности, а не является результатом более детального обдумывания и анализа полученной за день информации. К моему облегчению, забавно сморщившись, Эдвард сдался. — Да. Нам бы стоило получше подумать о том, что скажем твоему отцу, — не скрывая своего разочарования, изрек он, обреченно качая головой. — Теперь меня ждет серьезный разговор, а еще он собирается побеседовать с Карлайлом и попросить его проинструктировать меня относительно вопроса… безопасности… — Чьей ещё безопасности? — Твоей… ну или нашей… одно из предположений Чарли… он считает, что своими подарками я пытаюсь… кхм-кхм… вроде как надавить на тебя, ну, чтобы… — он красноречиво посмотрел на меня и взмахнул руками, не закончивая предложение. — В общем, вот… — пожав плечами, Эдвард замолк, прежде чем обеспокоенно посмотреть на меня. — Ты ведь понимаешь, что я никогда не пытался на тебя надавить? — Вообще-то, я надеюсь, что ты планируешь это в скором времени, — глупо хихикнула я. А потом осознала, о чем говорил Эдвард, и от злости крепко сжала кулаки. — Да как он смеет! Он ведь знает, что ты не такой! Я была крайне возмущена тем, что Чарли смог помыслить, будто Эдвард меня использует, а еще пребывала в ужасе от намечавшегося мужского разговора. Не думаю, что Карлайл сочтет рациональным проводить лекцию о предохранении кому-то с медицинской степенью, но вот беседа с Чарли обещала быть неловкой и смущающей как минимум. Скорее всего, это будет похоже на допрос. Возможно, даже в полицейском участке. — Он твой отец и переживает за тебя, — примирительно улыбнулся Эдвард, надеясь меня успокоить, но мои мысли уже ушли далеко вперед. — Это нормально. — Нормально? Да как бы не так! Ну уж нет, я. — Ты, вообще, не должна была об этом знать, — перебил мою гневную тираду Эдвард, и я умолкла, понимая, что не смогу ничего высказать отцу, как бы того ни хотела. Но меньше злиться от этого не стала. — Поверь, я уж как-нибудь переживу пару наставлений от будущего тестя и его сверлящий взгляд. Просто я немного расстроен, что он мог подумать о таком, — пожал плечами Эдвард. — Казалось, он верит в серьёзность моих намерений, и я склонялся к мнению, что он скорее догадается о нашей тайной помолвке, нежели увидит в моих действиях какой-то иной подтекст. — Он замолчал, после чего ухмыльнулся, недоверчиво глядя на меня. — У меня всё еще не может уложиться в голове, что мы можем быть совместимы и в этом плане. — Сможем… и это будет восхитительно… То были самые яркие из моих человеческих воспоминаний, — заливаясь краской, пробормотала я. Невероятно, я делила постель с этим мужчиной, мечтала о нём в самых извращенных формах и видела весьма откровенные сны с его участием. Так отчего же я сейчас так сконфужена? Интересно, сможем ли мы когда-нибудь обсуждать подобные темы, не испытывая неловкости? Может, лет через сто? Двести? Нет, я серьезно! — И каково это — быть с тобой? — Ты сравнивал это с тем, как пить мою кровь, — я заметила, как глаза Эдварда сверкнули и вмиг почернели от одной лишь мысли об этом. — Не знаю точно, что именно это должно значить, но когда я стала такой же… я и помыслить не могла, насколько идеальней, чем раньше, всё еще может быть! В первый раз тебе было трудно… слишком много нового, я полагаю. Но дальше всё пошло гладко, хотя я, вообще, была поражена, насколько ты хорошо можешь контролировать свои движения… я бы не смогла… — Я… ранил тебя? — неподдельный ужас в его глазах заставил моё сердце сжаться. Я поспешила утешить его. — Мне кажется, ты достаточно хорошо знаком с анатомией человека, чтобы понимать, что без крови тут не обошлось… это нормально… — Я не об этом. Я не видела смысла врать и отнекиваться, к тому же, повторись все снова, больше всего на свете я не желала выслушивать, как он зол на себя из-за пары гематом. — Утром на моем теле было несколько синяков, о существовании которых я и не подозревала, пока ты не указал мне на них. Я помню, как проснулась, самая счастливая на свете и встретилась с твоим хмурым выражением лица. Я сначала подумала, что ты так расстроен из-за пострадавших подушек. Вся комнаты была усыпана перьями, — я покачала головой и улыбнулась, но тут же нахмурилась, продолжая рассказ: — Но вскоре я поняла, что это не то, о чем ты беспокоишься. Ты даже посмотреть на меня не мог. Ненавижу, когда ты так терзаешь себя. Было невероятно сложно убедить тебя в том, что всё дело в практике, а в первый раз мы просто не знали, чего ожидать и были не готовы к таким… интенсивным ощущениям. В итоге мне пришлось соблазнять тебя целую неделю, прежде чем мы смогли насладиться близостью снова. Больше никаких «увечий», — я показала кавычки жестом, — нанесено не было. — Я усмехнулась и поцеловала его в щеку. — Не считая покореженной спинки кровати и разодранного в клочья кружевного белья. Кажется, его не слишком успокоил мой ответ, однако минуту спустя он напряженно кивнул. — И где проходил наш медовый месяц? — Так я тебе и сказала! — Почему нет? — Ты хранил это втайне до тех пор, пока мы не приехали на место. Я несколько недель гадала, куда же ты меня собираешься отвезти! Нет, я не скажу тебе этого теперь! — Но так нечестно! — я лишь пожала плечами на это. — Быть может, ты удивишь меня снова? — засмеялась я, игриво щелкнув жениха по носу. *** Было нечто необычайное в нынешнем нашем положении, я чувствовала себя окрыленной и свободной, готовясь вечером ко сну. Мы оба знали друг о друге всю подноготную, и теперь не было никаких секретов между нами. Мы могли говорить о чем угодно без утайки, не испытывая при этом ни страха, ни сомнений, ни неловкости, ни чувства вины. Должно быть, нечто подобное чувствовал и Эдвард, раскрыв для меня свою главную тайну и убедившись, что я не бегу прочь от него с криками ужаса. Я была счастлива. Однако, казалось, что Эдвард не разделяет со мной этого чувства. Что-то в его взгляде беспокоило меня и мешало спокойно заснуть. Кутаясь в своё одеяло, я вспоминала последние минуты вечера, гадала, анализировала, предполагала — всё без толку. Развернувшись к Эдварду лицом и глядя в его медовые глаза, я поняла, что не смогу заснуть, не получив ответа — нет ничего хуже неразгаданной тайны. — Что тебя беспокоит, Эдвард? — это был глупый вопрос, и, признаться, я боялась ответа на него. Что, если теперь, всё осмыслив, он решит не рисковать безопасностью близких или ещё что-то в этом роде? Скажет, что все это слишком? Но ответ Эдварда был еще более глупым, нежели мой вопрос: — Ничего. Я знала, что это неправда. Было действительно много вещей, заслуживающих внимания и беспокойства: клан Джеймса, Вольтури, оборотни, моё обращение, свадьба, поездка в Феникс, да даже надвигающийся мужской разговор с моим отцом! Этот список можно продолжать до бесконечности, и он никак не вязался с определением «ничего». Я попыталась припомнить, о чём мы говорили в последнее время и что могло его огорчить, но за прошедшие полтора часа трудных тем мы не поднимали, разговаривая исключительно о нас. Мы выяснили, наконец, что первый мой поцелуй всегда принадлежал только ему, я, как могла, объяснила, каким образом ему удавалось сохранять контроль над собой и справляться со своей жаждой во время медового месяца. Быть может, вопрос в доверии? После всех этих недомолвок было бы справедливо, перестань он мне доверять… Но и в это верилось с трудом, я не видела неуверенности в золоте смотревших на меня глаз, лишь каплю растерянности и смущения. Так и не сумев разобраться в ситуации, я второй раз за вечер была вынуждена настаивать на объяснениях. — Но ведь я же вижу — что-то не так… скажи мне… — Ну… это странно, но я, кажется, все равно ревную. Я вскинула брови, удивляясь выбранной Эдвардом причине для беспокойства. Страхи по поводу будущего, разного рода неопределенности… но вот ревности я от него не ожидала. Да и с чего бы? — Ревнуешь? — недоверчиво повторила я и ухмыльнулась: — Кто-то думает обо мне больше, чем требуется? — О тебе всегда слишком много думают, однако я не то имел в виду. — Тогда в чём же дело? — Раньше я не мог понять, какие чувства вызывают в тебе те мужчины из твоего прошлого, я ревновал, чувствуя, что ты испытывала к Энтони нечто многим большее, нежели привязанность. Но даже сейчас, когда я знаю, что ты говоришь про нас, мне не становится легче. То, как ты вспоминаешь об этом, о том, что было между нами… — к концу признания голос зазвучал еле слышно. — Для меня это все равно в большой степени чуждо. И, хотя всякий раз я напоминаю себе о том, что твои воспоминания связаны только лишь со мной, это… — Эдвард раздраженно сжал переносицу и повернулся на спину, так и не закончив предложения. — Так ты ревнуешь сам к себе, Эдвард? — попыталась пошутить я, но он так и не вернул ко мне взор. Вздохнув, я коснулось рукой его щеки, нежно очерчивая скулы. — Прости, я знаю, тут нет ничего смешного. Могу лишь представить, каково тебе. Но, эй, если тебе будет легче, то хочу заметить, что сейчас я такой же профан в этом, как и ты… Думаю, можно считать, что у меня хорошая фантазия и слишком яркие мечты. Но ты ведь тоже видел это в мыслях других, наверняка кто-нибудь вроде Джессики или Лорен не раз фантазировал на эту тему… просто мои фантазии… хм… ближе к реальности? И в них всегда главными героями являемся мы с тобой. По факту, у меня пока нет какого-либо реального… опыта. — Это меня и утешает, — он окинул меня таким нежным и любящим взглядом, что мое сердце заметалось в груди, пытаясь выскочить наружу. *** Чарли с осторожностью отнесся к известию о том, что Эдвард отправится в Феникс вместе со мной, хотя так и не смог найти достаточно веского аргумента, чтобы запретить нам лететь вместе. В конечном счёте мы будем жить в доме моей матери, а не в совместном номере отеля. Я знала, чуть ранее, когда мой жених только приехал за мной и стало известно, что он тоже направляется в Феникс, между мужчинами состоялся серьезный разговор. Меня не посвящали в детали, но понять суть беседы не составило большого труда. Но, казалось, у меня не было особых причин для беспокойства — ничто в облике Эдварда не предрасполагало к переживаниям. Он был, как обычно, собран, любезен и галантен, и в то же время спокоен и расслаблен, находясь в своей стихии. Так он вел себя всегда, особенно в присутствии моего отца. — Не думаю, что Рене обрадуется еще одному гостю, — заметил отец, укладывая мою сумку с вещами в Volvo Эдварда, и я была вынуждена признать его правоту. Мама всё еще не слишком жаловала Эдварда. То, что она видела в их первую встречу: наша практически одержимая привязанность друг к другу, непреодолимый магнетизм, нескрываемая сила чувств — всё это пугало её. Она, будучи женщиной весьма проницательной, видела, но не могла понять природы наших столь глубоких отношений, когда мы по сути были едва знакомы друг с другом. — Ей придется с этим смириться, — пожала плечами я, признавая, что нет других вариантов. Я и Эдвард — константа, постоянная. И ничто не сможет изменить этого. Я твердо посмотрела на отца, давая понять, что это и к нему относится. Пусть в его глазах я глупый семнадцатилетний подросток, но по существу я таковой не являлась уже давно. Чарли, поджав губы, выдержал мой взгляд, а потом захлопнул дверцу багажного отделения, бормоча что-то себе под нос. Воспользовавшись моментом, Эдвард на мгновенье привлек меня к себе и оставил легкий поцелуй за ушком, прежде чем отворить для меня дверь с пассажирской стороны. Чарли сопровождал нас на своем крузере вплоть до Олимпии. Было немного странно ехать с полицейской машиной сзади. Особенно это раздражало Эдварда, который был вынужден сменить свой привычный стиль езды и вести автомобиль, не нарушая скоростного режима. Всю дорогу он ворчал о том, что мы движемся не быстрее улитки. А я могла лишь утешить любимого тем, что отец мог настоять на том, чтобы отвезти нас, ведь он в любом случае собирался ехать в город по каким-то рабочим вопросам. Сделав небольшую остановку на въезде в город, я тепло попрощалась с Чарли, напомнив ему, что это всего на пару дней и в воскресенье вечером я снова буду дома, после чего вместе с Эдвардом продолжила путь до Сиэтла. Нужно ли упоминать, что стоило только Чарли скрыться из виду, свернув к местному департаменту полиции, а Эдварду вновь выехать на шоссе, как в тот же миг любимый вжал педаль газа в пол. Это, должно быть, был самый быстрый переезд от Олимпии до Сиэтла за все времена. С учетом того, что мы и так выезжали заранее, до начала посадки у нас оставалось больше полутора часов свободного времени. Мы даже немного прогулялись по городу, и Эдвард сводил меня пообедать в небольшой и очень уютный ресторанчик, прежде чем мы вернулись к терминалам на посадку. Перелет в Феникс прошел гораздо комфортабельнее, чем я могла себе представить. Эдвард заверил меня, что в эконом классе попросту не было лишнего билета и поэтому он приобрел два места первого класса. Я не верила ни единому его слову, но согласилась на это, зная, как непросто было бы вампиру сидеть в салоне, переполненном людьми с их сумбурными мыслями. Теперь же наш полет был тихим и поистине комфортным. Сидя в мягком кресле, Эдвард не спеша пролистывал мои записи, читая о нас, и изредка что-то спрашивал уточняя. Я же впервые за долгое время наслаждалась чувством умиротворения и покоя, расположившись на крепком надежном плече. Больше мне нечего было бояться, не о чем переживать и беспокоиться. Это казалось ошеломляющим и даже невозможным, но, безусловно, было прекрасным. Мы приземлились в международном аэропорту Феникса Скай Харбор ранним вечером. Знойное солнце только начало садиться за горизонт, но и этого было достаточно, чтобы без каких-либо осложнений добраться в Скотсдейл на машине Фила, который встречал нас на подземной парковке, пока мама была полностью погружена в приготовления к переезду. Я не могла не заметить явного дискомфорта и скованности отчима, когда Эдвард занял пассажирское сиденье, как и того, что он непрерывно поглядывал в зеркало заднего вида, будто в любой момент ожидал атаки с его стороны. Поэтому я была счастлива отметить, что поездка продлилась недолго, и вскоре мы выехали на хорошо знакомую мне улицу Кактуса. Впервые я не избегала взгляда в сторону закрытой на каникулы балетной студии, когда мы свернули на Сорок восьмой к маминому дому. Скоро дети снова начнут здесь заниматься. — Это то самое место, о котором ты говорила, — риторически спросил Эдвард, проследив за моим взглядом. Я кивнула, чувствуя, как его рука чуть крепче сжала мою ладонь, и покачала головой в ответ на его беспокойство. — Все нормально. Знаешь, я рада, что студия невредима, — улыбнулась я и вздохнула, когда Фил последний раз повернул и припарковался на Блумфилд-стрит. — Белла! — выскочив из дверей, мама буквально выволокла меня из салона и крепко обняла. Я стиснула её в ответных объятьях, после чего отстранилась. — Привет, мам! — улыбнулась я, глядя в лучистые глаза матери. Она, как всегда, была полна сил и энергии, пребывая в отличном расположении духа. Мама тоже чуть отодвинулась, не выпуская меня из кольца рук, и внимательно оглядела с ног до головы. — Выглядишь отлично! Даже более того, буквально светишься! Я покраснела, смущенная комплиментом, но не смогла не признать правоты её слов, сравнивая воспоминания о своей внешности при отъезде отсюда и свой нынешний облик. — Есть в кого, — отшутилась я, хихикнув, но багажное отделение громко щелкнуло захлопнувшись. Привлеченная резким звуком, мама, вскинув брови, остановила свой взгляд где-то позади меня. — Или ради кого, — задумчиво протянула она. — Добрый вечер, миссис Дуайер, — поздоровался Эдвард из-за моей спины и подошел ближе. Он положил руку мне на поясницу, успокаивая, а я прикусила губу в ожидании реакции мамы на мой сюрприз. — Рада тебя видеть, Эдвард, — искренне удивила меня Рене и поманила нас за собой. — Ну что вы стоите? Проходите! И мы прошли. Эдвард, казалось, был удивлен радушием Рене так же, как и я сама. Все еще пребывая в прострации, я переступила порог и огляделась. Сумка чуть не выскользнула из моих рук, когда я увидела тот погром, что был устроен в доме. Всюду стояли коробки, и царил полный хаос. Размотанная бечевка завитками тянулась по полу между неровными стопками книг и альбомов, сложенными на полу в высокие колонны. Шкафы были сдвинуты с места, ящики комодов выдвинуты и вывернуты, а некоторые попросту стояли на обеденном столе. Часть мебели была уже скрыта под чехлами, часть чехлов валялась на полу и стульях. Это было невероятно. — В понедельник приедут грузчики, и мы начнём переезд, — пояснила мама, и я молча кивнула, всё ещё пребывая в ступоре от развернувшейся передо мной картины. Аккуратно перешагивая через кучи вещей под ногами, я преодолела холл и поднялась по лестнице в свою спальню, попутно кивнув Эдварду в сторону гостевой комнаты, в которой он, как предполагалось, будет жить. Эдвард не стал терять времени даром. Закинув свой полупустой чемодан в гостевую и не задерживаясь там более ни минуты, он присоединился ко мне в моей комнате. — Ну вот тут я и жила, — я неловко обвела руками помещение, ни капли не изменившееся со дня моего отъезда. Только тонкий слой пыли собрался на мебели. Мама не видела смысла тратить время и силы на уборку там, где никто не живет. Эдвард подошел ко мне со спины и обнял за талию. — Тут уютно. Я фыркнула, но спорить не стала, почувствовав нежнейший поцелуй у себя за ушком. Окинув взглядом пространство своей бывшей спальни, я прикинула список дел, необходимых для окончательного моего переезда. Как планировалось, забот было немало: за полтора дня я должна была разобрать все свои пожитки, решить, что забрать с собой, а что отдать в благотворительный фонд, а также помочь маме с упаковкой вещей и уборкой дома для передачи его новому владельцу. Основную часть я сделала минут за пятнадцать: собрала все свои книги в две коробки, положила на них сверху несколько старых фотоальбомов и снятых со стен пару снимков, оформленных в рамки — это всё, что я планировала перевезти с собой в Форкс. Я бы еще в январе увезла их с собой, но оставила здесь, не желая огорчать маму тем, что в действительности не планировала возвращаться сюда снова. Она бы не смогла понять этого моего стремления, особенно тогда. Остальное своё имущество: легкую летнюю одежду, бесполезные безделушки, неизрасходованные канцелярские принадлежности, небольшую коллекцию старых видео- и аудиокассет мы вместе с Эдвардом рассортировали по ящикам, и к ужину эти вещи были готовы к передаче в фонд помощи нуждающимся. Оглядев свою теперь уже нежилую комнату, я отметила, что на завтра мне остается заняться лишь её уборкой и помощью маме. *** Спустившись на первый этаж, я снова поразилась тому, во что превратился дом. Рене семенила между вещами, то принимаясь упаковывать элементы декора, то разгребая платяной шкаф, то попросту перекладывая предметы из одной коробки в другую, будучи не в силах определиться, хочет ли она их забрать с собой или нет. С такой самоорганизацией было очевидно, что идея бронирования авиабилетов принадлежала не ей, а Филу. Качая головой, я прошла на кухню с целью приготовить ужин, но, как выяснилось, мама уже упаковала всю без исключения кухонную утварь. Посмеиваясь над беспечностью Рене, я вначале подумала заказать что-нибудь из ближайшего китайского ресторанчика, но выяснилось, что весь холодильник был буквально забит скоропортящимися продуктами. Поэтому не оставалось никакого выбора, кроме как найти хотя бы одну из сковородок, несколько тарелок и столовые приборы, чтобы попытаться использовать хоть часть еды для приготовления ужина. Лишь благодаря острому чутью Эдварда нам удалось достаточно скоро разыскать необходимую коробку — мама не подписала ни одной из них. *** Утром следующего дня я проснулась от настойчивого громыхания, доносившегося откуда-то с первого этажа — не самое лучшее начало дня, особенно учитывая, что Эдварда поблизости не оказалось. Заняло некоторое время понять, что он, должно быть, прячется в гостевой комнате, боясь быть пойманным в моей. И конечно же, именно там я его и нашла, сидящего за плотно зашторенными окнами и разглядывающего мои детские фотоальбомы. Оторвавшись от своего занятия, Эдвард широко улыбнулся мне: — Ты была удивительно милым ребёнком. Я прошла через комнату и присела рядом с ним, разглядывая открытый разворот: это были фотоснимки моего первого дня в младшей школе. На одном я, как прилежная ученица, сидела, сложив руки на парте, а на другом была вместе со своим классом — десяток неизвестных мне лиц, утерянных воспоминаний. Я не стала говорить Эдварду, что не помню ни того великого дня, ни ребят, с которыми училась. Промолчала и о том, что с дыркой вместо накануне выпавшего молочного зуба я не кажусь себе такой уж милой, как он говорил. Вместо этого лишь тихонько поцеловала Эдварда в щёку. — Мне надо будет сходить к нотариусу. Это не займет много времени, я так думаю… Найдёшь чем заняться? — К нотариусу? Зачем? Я вздохнула. На самом деле мне бы не хотелось посвящать его в свои дела, но раз уж мы пришли к честности и открытости в наших отношениях, то у меня не было иного выбора, кроме как быть откровенной и в этом. — Мне нужно забрать кое-какие бумаги. Узнаешь, когда вернусь. *** Эдвард остался в своей комнате, сославшись на плохое самочувствие, вызванное акклиматизацией. Я усмехнулась, когда мама, причитая о слабом здоровье моего вампира, обратила внимание на бледный цвет его лица и едва заметные круги под глазами. Я принесла для «больного» завтрак в постель и, поцеловав в щёку, пообещала не задерживаться долго. Чуть ранее я отпросилась у мамы на небольшую прогулку — так сказать, проститься с городом, в котором выросла. Это было ложью, ведь уезжая отсюда, я не чувствовала ни печали, ни сожалений, ни даже толики грусти или тоски по родным местам — мне просто не хотелось посвящать Рене в свои дела. Достаточно того, что Эдвард всё узнает. И вот двадцать минут спустя я выходила из автобуса напротив нотариальной конторы. Еще четверть часа, и я уже ехала домой с кипой бумаг в сумке. Наверное, их нужно будет сжечь на всякий случай. По возращении домой я закинула документы в свою комнату и, ненадолго заглянув в убежище Эдварда, спустилась на первый этаж, чтобы помочь маме и Филу. Как бы ни хотелось мне провести время наедине с любимым, у меня не было на то времени, ведь Рене говорила, что дом должен быть подготовлен к переезду до понедельника, и у них оставалось совсем немного времени на всё про всё. Эдвард присоединился к нам во второй половине дня, когда солнце перестало настойчиво светить в незакрытые окна этой части дома. Вместе с ним мы зачехлили мебель в гостиной, холле и частично на кухне. Оставалось расправиться лишь с гаражом и родительской спальней на втором этаже, а перед отъездом накрыть чехлами мебель в гостевой комнате Эдварда — ничего оттуда, за исключением нескольких картин, висевших на стенах, Рене забирать не собиралась. Как бы ни оттягивала я время, занимая себя разнообразными делами и заботами, настал вечер, а затем его сменила ночь. Настал час, когда я была вынуждена объясниться с Эдвардом, и было бы глупо надеяться, что он вдруг забудет о моей отлучке к нотариусу этим утром: — Так… Что это? — поинтересовался он, кивнув в сторону бумаг. Мы были в моей комнате, некоторое время назад обсуждали планы на завтрашний день, основным пунктом которых было возвращение в Форкс, а теперь просто сидели в обнимку. — Уф… — я поднялась с постели и взяла бумаги в руки. — Это моё… завещание. — Завещание? — я кивнула, понурив взгляд. Не знала, как он отреагирует на это, и меня страшила возможная реакция. — Зачем тебе нужно завещание в семнадцать лет? — Ну, знаешь… люди такие хрупкие и уязвимые… болезни, несчастные случаи и всё такое… — Иди сюда, — он притянул меня к себе на колени, — я не дам тебя в обиду. Я поцеловала его в щеку. — Знаю, поэтому теперь оно мне и не нужно. Но до того как я приехала в Форкс… мне нужно было подстраховаться на случай такого рода неприятностей. — Подстраховаться? Что бы это могло значить? Я положила голову ему на плечо, уткнувшись носом в шею. — Я не могла умереть, не предупредив об угрозе со стороны Вольтури, — сильные руки крепко прижали меня к груди, что придало мне сил продолжить свое откровение. — Первого января у меня… был сердечный приступ или что-то вроде того. Тогда я ничего не поняла, но почувствовала страх, который заставил меня задуматься о смерти. Я очень испугалась, что не смогу рассказать тебе все лично, и днем написала эти два письма. Нотариус или мои родители, случись что-то до моего визита в нотариальную контору, должны были доставить их в Форкс или мистеру Дженксу, если по каким-либо причинам вы пришлось бы переехать. В любом случае я надеялась, что Элис увидит что-то об этих письмах и успеет что-либо предпринять, прежде чем ты натворил бы глупостей… — Разве ты не знала, что мы не собирались менять место жительства, пока Элис, Джаспер и я не получили бы аттестаты? Эдвард осторожно забрал пакет с документами из моих рук и вскрыл его, изучая вложенные документы. — Знаю, просто на всякий случай, — я не хотела вслух говорить о возможности не пережить нашей первой встречи. — Думаю, теперь нам стоит от них избавиться. Пробежав глазами по формальному тексту завещания, составленного нотариусом, он отложил его в сторону и повертел конверты в руках. — Мне и Элис? Могу я прочесть? — Там нет ничего интересного, чего бы ты уже не знал. — Всё равно мне любопытно, — он был настроен решительно, в то время как я чувствовала себя смущенно и подавленно. — Это глупо. Ты можешь прочитать, только не смейся, пожалуйста, — я чувствовала, как моё лицо заливало краской. Чувство стыда было преобладающим. Мое завещание. Теперь это казалось величайшей глупостью, но раньше я так не считала. — Едва ли я буду смеяться над твоим завещанием, — без тени юмора изрек любимый. Я забрала первый конверт из его рук, вскрыла и передала послание Эдварду. Он держал его так, чтобы мы оба могли читать строки, написанные моим корявым почерком, который казался еще более отвратительным оттого, что пока писала, мои руки тряслись от волнения и внутренних переживаний, словно у законченного алкоголика. «Дорогой Эдвард. Я не знаю, успели мы с тобой познакомиться или нет, но так или иначе, если ты читаешь сейчас эти строки, значит, меня нет в живых. Прошу тебя, что бы ни случилось, не вини себя. Я всего лишь человек, а люди умирают. Это нормально. Ты же должен идти по жизни дальше. Ради своей семьи и близких. Ради Эсми и Карлайла, Джаспера и Элис, Эммета и Розали. Если ты уйдешь, это причинит им невыносимую боль и разрушит семью. Будь благоразумен и не делай глупостей хотя бы ради них. Я не знаю, что случилось и каким именно образом я простилась с жизнью, поэтому я понятия не имею, насколько тебе сейчас сложно. Надеюсь, не слишком. А еще больше я надеюсь, чтобы читая эти строки, ты сидел и думал: «Какая идиотка это пишет и с чего она взяла, что мне есть дело до неё?» Думаю, это было бы идеально. Не кори себя и не терзай, если всё же это не так. Верю, что ты встретишь своё счастье в будущем. Я действительно надеюсь, что так оно и будет. Ты, как никто другой, заслуживаешь быть счастливым. Наверное, странно слышать это от человека, которого ты, возможно, даже и не знаешь. Пожалуй, я должна представиться на этот случай. Меня зовут Белла Свон. Сейчас мне семнадцать лет и через несколько дней я перееду жить в Форкс к своему отцу Чарли. Моя мама, Рене, недавно вышла замуж во второй раз. Они с Филом очень любят друг друга, но он вынужден много путешествовать, я же не хочу им мешать. Поэтому я и еду к Чарли. Ты наверняка знаешь его. Он шеф местной полиции. Они развелись с мамой, когда я была совсем маленькой. Я приезжала к нему на лето каждый год, однако в последние несколько раз мы ездили в более солнечные места, нежели Форкс. Мама считает, что я ненавижу Форкс, как и она сама. Так и было до недавнего времени. Однако сейчас я безумно скучаю по дому, дождливому Форксу, моим родным и близким, что живут там. Не знаю, зачем я об этом рассказываю, должно быть, нервы или моё эгоистичное желание, чтобы ты знал обо мне хоть что-то. Хотя если быть честной, то мне просто страшно приступить к главному. Знаешь, я чувствую себя довольно странно, когда пишу эти строки. Однако я должна сказать тебе. Пожалуйста, поверь, я не сошла с ума. Просто однажды меня посетило видение, наверное, можно назвать это так. Простой человек счел бы это за бред, но я надеюсь, что ты выше этого и прислушаешься к моим словам. Я видела будущее. То, каким оно могло быть. Там было много хорошего и плохого, и я бы хотела изменить то плохое, что случилось в нём. В этом и заключается моя цель. К сожалению, видимо, я изменила его не совсем в ту сторону, раз всё сложилось так, как сложилось. Мне очень жаль, Эдвард. Прости меня. Так или иначе, есть вещи, что остаются неизменными. Об одной из этих вещей я и хочу тебе поведать. Прошу тебя, отнесись серьёзно к каждому моему слову. Это действительно важно, чтобы ты поверил. Тогда моя смерть будет ненапрасной, а ты и твоя семья сможете продолжить свой земной путь. Эдвард, я знаю, что ты талантлив, так же как и некоторые другие члены твоей семьи. Я должна тебя предупредить, что в Италии живет семья, уверена, ты слышал о них, которая заинтересована в поиске одаренных молодых людей и привлечении их на свою сторону. Эдвард, я знаю, что это не та жизнь, которую выбрали бы вы сами. Также я знаю, что вы привыкли относиться к той семье почтительно и с уважением, отчего поверить мне будет непросто, но некоторые вещи не такие, какими они кажутся на первый взгляд. Их благие цели лишь прикрытие, они уже давно забыли такие слова, как совесть и мораль, и все, что ими движет, это стремление к власти и господству. Уже много лет они ищут по всему свету такие дарования, как ты, и не отступаются, найдя тех, кто их интересует. Если они узнают о талантах вашей семьи, особенно о твоем и Элис, то сделают все, чтобы заполучить вас. У них есть своя стратегия в достижении этих целей, и если они захотят, то получат вас, чего бы это ни стоило. Законы всегда на их стороне. Поговори с Элезаром на эту тему, думаю, он сможет дать пищу для размышлений, хоть и сам пока не догадывается об этом. К тому же ты и сам знаешь, что ваша семья сильно отличается от остальных. Вас много, вы талантливы и держитесь вместе. Это еще один повод для того чтобы разлучить вас, поскольку они не терпят конкуренции и не смогут понять, что только ваша любовь держит вас вместе. Будет практически невозможно переубедить их, что вам не нужна власть и вы не планируете занять их место. Прошу тебя, не вздумай появляться в Италии, какие бы цели ты ни преследовал! Сам того не желая, ты выдашь все секреты семьи, всё самое сокровенное, то, о чём они не должны никогда узнать. Спроси у Карлайла, как они могут достигнуть этого, он был знаком с ними ранее и у него найдется, что еще про них рассказать. Очевидно, ты пока не всё знаешь об этой троице или просто не задумывался о последствиях встречи с ними. Я свято верю, что рано или поздно справедливость восторжествует и эта семья канет в небытие, получив по заслугам. Но до тех пор держитесь подальше от Вольтерры. Береги себя, Эдвард. Это всё, о чём прошу. Я не знаю, что ждет людей в загробном мире, но надеюсь, небеса не будут настолько жестоки и позволят мне хотя бы издалека наблюдать за тобой. А, может быть, буддисты окажутся правы и мы вновь встретимся спустя десятки лет? Я бы хотела в это верить. Навеки твоя, Белла Свон.» Не произнося ни слова, он вскрыл второе письмо с вложенными в него листами, хранящими в себе воспоминания о человеческой жизни Элис. Несколько наиболее сложных страниц из моей рукописи, так как, рассказывая эту часть истории, я усердно избегала упоминать о вампирах и крови, просто пересказывала то, что знала о Мэри Элис благодаря Джеймсу, который открыл мне это, и самой Элис, выяснившей подробности некоторое время спустя. Отложив записи на край стола, Эдвард крепко прижал меня к себе. Мы молча сидели так долгое время. Слова были тут излишни, они не могли выразить тех чувств, что переполняли нас. — Ты так рисковала, решив встретиться со мной, — наконец произнес он. — Я рисковала бы еще больше, решив остаться в стороне от тебя. Это было бы хуже смерти. Но давай не будем о грустном, — сменила тему я, глядя в окно. — Поинтересуйся у Элис, нас не застукают, если мы немного прогуляемся? — Тебе уже спать давно пора, куда же ты собираешься? — потрепав меня по волосам, спросил Эдвард, но телефон все же достал. — Я видела твой город, а ты мой нет. К тому же я все равно сейчас не засну, — пожала я плечами и с удивлением отметила, что Эдвард уже убирал мобильный в карман. — Иногда полезно иметь ясновидящую сестру, особенно когда она все же делится с тобой информацией, — проворчал он. — Элис пишет, что никто из родителей не проснется ночью, можем спокойно идти. Улыбнувшись, я схватила легкую куртку и потянула Эдварда за собой. *** Мы уезжали из Феникса воскресным вечером. К тому моменту дом был пустым и убранным, коробки с вещами ровными рядами стояли в прихожей, ожидая погрузки, каждая из них была подписана аккуратным каллиграфическим почерком Эдварда. — Знаешь, — задумчиво произнесла Рене, — он не так уж и плох, когда не находится в полубезумном состоянии, ну как тогда в больнице. — Ну наконец-то ты это осознала, — засмеялась я, обнимая на прощанье маму.