Роман, проникающий в реальность

Сегодня дождливо. Лужи растекаются у моих ног, но я их даже не пытаюсь переступать, пусть и знаю, что при ином развитии событий это было бы критически опасно. Впрочем, для меня, ныне совершенно обычного человека, не связанного ни с какими духами или екаями, дождь является не более, чем маленькой неприятностью. Для меня этот день ничем не отличается от всех остальных. Я приближаюсь к узкому переулку в конце улицы. Здесь располагается магазин подержанных книг — Умэбатидо — с недавних пор ставший моим самым любимым местом во всем квартале Дзимботе. В магазинчике этом не было ничего примечательного, каких-то особенных книг у них не продавали, да и я уже прочитал почти все, но главным шармом и притягательностью этого места для меня являлся их продавец и, по совместительству, мой лучший друг-писатель — Тамамори. Вот почему я шел сюда в обед, в ужасно дождливую погоду, стараясь ступать так, чтобы мои старые туфли не намокли больше необходимого. Вообще, будучи откровенно честным, сейчас я сюда не только ради Тамамори шел. Нет, конечно, я безумно сильно его любил и последовал бы за ним куда угодно, но недавно, буквально вчера, он сказал мне о том, что наконец закончил работу над одной занимательной историей. Объяснил, что безумно ей гордится, ведь она отличается от его обычных работ и что-то такое, но я его уже не слушал, слишком поглощенный своим предвкушением. Больше, чем самого Тамамори я, наверное, любил только его рассказы. И поэтому шел сегодня в магазин подержанных книг, невзирая на дождь, с надеждой получить что-то новенькое. Дверь в магазин оказалась не заперта. Еще одной отличительной особенностью этого места было то, что открывался он исключительно в такую плохую погоду, когда на улице становилось прохладно, а дождевые капли безжалостно барабанили по оконным стеклам и раскрытым зонтикам случайных прохожих. Наверное, владелец этого магазина, пусть и неосознанно, пытался привить мне любовь к дождю, причем довольно успешно. Теперь, по крайней мере, в такое время Тамамори был занят работой, что исключало его возможность случайного и крайне неудачного падения в лужу. О большем мне не следовало и просить. Кстати говоря, о Тамамори… В магазине я его не заметил. Пусть двери и были открыты, продавца нигде не было видно, так что я отряхнул свой зонтик от дождевой воды и вошел внутрь, переминаясь с ноги на ногу. Еще одна причина, по которой я любил это место, заключалась в том, что здесь всегда было сказочно тихо и спокойно, людей было ужасно мало, и это дарило необходимое чувство удовлетворения и умиротворения, почти как в библиотеке. Но вот сверху послышался шум. Чьи-то легкие шаги донеслись со стороны лестницы и вскоре я увидел немного заспанное, но удивительно милое лицо Тамамори-куна. В руках он уже держал страницы истории, и мои глаза зажглись огнем азарта, как, впрочем, и каждый раз, когда я смотрел на новый, еще не прочитанный мною рассказ. — Доброе утро, Минаками! Ты пришел? — радостно прощебетал Тамамори. По обыкновению своему он был взбалмошным и ужасно шумным, но это заставило мягкую улыбку на моих губах стать только шире. — Да. Я ведь обещал. На самом деле, в это время, предположительно, у меня должны были быть занятия в Императорском Университете. Но, поскольку на самом деле их у меня не было и быть не могло, зато было огромное количество свободного времени, чтобы подготовиться к следующим вступительным экзаменам или почитать что-нибудь в библиотеке, я был полностью свободен для внимания Тамамори-куна когда ему только было удобно. Наверное, меня можно недолюбливать за мое явно вредное расточительство времени, но ничего поделать я с собой не могу, точно так же, как и рассказать Тамамори о моей маленькой лжи. Приходится выкручиваться и делать вид, что я прогуливаю занятия, благо, что самого Тамамори не очень волнует, чем я там на самом деле занимаюсь. На лице Тамамори появляется широкая и хитрая улыбка. Он подходит ближе, протягивает мне страницы рукописи, но как только я собираюсь взять и погрузиться в чтение, он тут же вырывает их практически из самых моих рук и поднимает над своей головой, как будто, при его-то росте, я не смогу с легкостью выхватить их обратно. — Не-а! Сначала ты должен меня послушать, — говорит он, и я натянуто улыбаюсь. Бедное, несчастное мое сердце разрывается между желанием прочитать что-то новое и необходимостью уделить Тамамори-куну то внимание, которого он так жаждет, но, поскольку забрать историю силой я не могу, приходится смириться с тем, что выбирают здесь за меня. Улыбка моя, наверное, становится еще более нервной, а в ответ на это Тамамори усмехается еще сильнее. Так жестоко, я чувствую, что он смеется над моим несчастьем, но сопротивляться не могу. Впрочем, Тамамори достаточно хорошо знает, как привлечь мое внимание и успокоить, ведь больше книг я люблю только разговоры о книгах. — Должен предупредить, что это самая моя необычная работа! — говорит Тамамори с громким возгласом. Я тут же оживляюсь, выпрямляюсь и немного хмурюсь. Учитывая то, что работы Тамамори-куна сами по себе необычные, я могу рассчитывать на нечто истинно грандиозное. — Я назвал это: «Роман, проникающий в реальность». В нем действия, происходящие с персонажами, перекликаются с тем, что происходит с читателем в этот момент, создавая между ними особую связь. Иными словами, история «просачивается» в реальность, а ее читатель переживает то же самое, что и герои. Мои глаза немного приоткрываются от услышанного. Должен признаться честно, но я никогда ни о чем подобном не слышал. Наверное, мне следовало бы спросить, как, как черт возьми этот «Роман, проникающий в реальность» вообще работает, но, поскольку об этом мне говорит не кто иной, как Тамамори, я безоговорочно верю и внимаю каждому его слову. Если Тамамори-кун говорит, что это возможно, значит так оно и есть. Но, кажется, мое смятение не остается незамеченным. Тамамори наклоняется чуть ближе ко мне, постукивая страницами по ладони, чтобы их выровнять. — Это писательский эксперимент, рассчитанный на узкий круг лиц. Я не сомневаюсь в его успешности, но не думаю, что дам его прочитать кому-либо, кроме тебя, — немного мягче улыбается Тамамори, прежде чем подмигнуть мне. Я чувствую себя ужасно польщенным таким неоправданным доверием, и, наверное, даже кончики моих ушей слегка краснеют, поскольку Тамамори тут же ехидно щурится и подходит к прилавку. Он отодвигает стул и жестом предлагает мне сесть. Я тут же послушно приближаюсь, чувствуя томящее возбуждение и предвкушение в животе. Тамамори пытается пододвинуть мой стул ближе к столу, на что я лишь тихо, стараясь сделать это как можно незаметнее, фыркаю и придвигаюсь сам. Если Тамамори-кун хочет, чтобы во время прочтения я сидел именно здесь, я не буду возражать. Однако даже сейчас я не получаю долгожданные странички. Вместо этого Тамамори присаживается прямо напротив меня, осторожно поправляя длинную, практически достающую до пола скатерть в западном стиле. Его взгляд становится серьезнее, суровее, и я ловлю себя на том, что слишком очевидно смотрю на его чуть приоткрытые губы, но сдержать себя не могу. Ах, ненавижу быть с ним лицом к лицу, всегда неприятные конфузы возникают. В этот раз я поднимаю глаза выше и оказываюсь пойманным в ловушку двумя голубыми мерцающими океанами. Тамамори наклоняется ко мне. — Ты же доверяешь мне, Минаками? — тихо спрашивает он. Его голос — негромкий шепот, необычайно сильным порывом ветра двери Умэбатидо захлопываются, и весь магазин погружается в полутьму, освещаемый лишь настольной лампой. К сожалению, она не скрывает моих краснеющих щек, и я чувствую себя принятым в какую-то особую тайную организацию, что-то вроде клуба писателей, но, поскольку здесь кроме меня и Тамамори никого нет, я не могу не испытывать некоторого чувства гордости и самодовольства. — Да… — как-то неуверенно отвечаю я. Хочется прикусить язык, потому что Тамамори неожиданно хмурится, оценивающим взглядом скользя по моему лицу. Такое ощущение, что скажи я хоть слово неправильно, меня тут же лишат и возможности наблюдать за такой ценной мне вещью и возможности прочитать новый, выходящий за рамки обычного рассказ. — Ты же хочешь помочь мне набраться опыта и стать лучшим писателем? — становится тише его голос. Он наклоняется ближе ко мне, и я практически могу чувствовать его тяжелое дыхание на своем лице. Я сглатываю, слишком отвлеченный, и проходит несколько тягуче-сладких секунд, прежде чем я наконец уверенно киваю головой, сглатывая ком в горле. — Да. Конечно. Разумеется. Улыбка Тамамори-куна становится шире и счастливее, тогда уж и я понимаю, что все хорошо, что я не разозлил его и убедил в том, что я подходящий для чтения экспериментального рассказа человек. Тамамори выпрямился и поднялся из-за стола. — Отлично! Однако у этой истории есть два правила, с которыми тебе необходимо ознакомиться, прежде чем приступить к чтению. Я киваю, готовый внимательно слушать. Не то чтобы я уж совсем не удивлен, но разве не логично, что такие необычные рассказы требуют правил? Иначе, наверное, эффект не сработает. — Во-первых, — начинает Тамамори. Он принимается расхаживать по помещению взад-вперед, а мне остается лишь наблюдать за ним с нескрываемым волнением, — Ты должен читать вслух. А во-вторых… Ты не должен отвлекаться. Ты должен читать, не отрываясь от рассказа и ни в коем, ни в коем случае не задавать никаких вопросов! Ты меня понял? — снова хмурится он. Это странно. Довольно странно, но я не спорю. Если это то, чего на самом деле хочет Тамамори, я только счастлив выполнить такие простые требования. Честно говоря, я для него и его рассказов готов сделать вообще все что угодно, но вслух я, конечно, этого не произношу. Вместо этого я с мягкой улыбкой отвечаю: — Хорошо. Я сделаю все, как ты скажешь. И, наконец, имею возможность держать страницы новой истории в своих руках. Эта кипа бумаг довольно увесистая и я пробегаю по краю пальцами. Насчитываю около ста двадцати страниц и улыбаюсь, понимая, что ближайшие несколько часов пройдут в абсолютном спокойствии и удовлетворении от прочтения. Я приступаю, совсем не медля. Тамамори-кун все это время маячит где-то в поле моего зрения, то протирая полки от пыли, то подметая полы, то от скуки переставляя какие-то книги. Он то и дело косо и нервно поглядывает на меня, но я, слишком увлеченный, даже не обращаю на это внимания. Как и соответствует правилам. И, конечно, я так же читаю вслух. Иногда в горле пересыхает, и Тамамори, словно его правда очень беспокоит мое мнение об этом рассказе и как будто он действительно внимательно наблюдает за мной — что, конечно, очень тешит мое самолюбие — подает мне чашку воды. Я же послушно выпиваю и ни в коем случае не отрываюсь от чтения. Эта история повествует о путешественнике по имени Мисато и его бродячем коте, с которым вместе они присматривают за древним храмом и гуляют по городу, изгоняя различных злых духов. Кот этот приходит строго раз в день, за два часа до полуночи, выпивает у Мисато одну миску молока, а затем ведет его за собой по улицам города, указывая на присутствие екаев. Как выясняется позже, у кота просто ужасный хозяин: он бьет его, практически не кормит и выгоняет на улицу каждый раз, как только кот начинает мешаться под ногами. Я невольно улыбаюсь. В истории не так много описаний внешности, дающих хоть какое-то представление о том, как выглядят главные герои, но образ Тамамори-куна в роли вредного и временами капризного бродячего кота сам всплывает в моей голове. Я нахожу их странно схожими темпераментом и не могу не думать о том, имел ли Тамамори ввиду именно свой образ, когда писал эту историю. Я делаю последний глоток воды, полностью осушая чашку, и слепо рукой тянусь за еще одной — Тамамори-кун заботливо ставит на стол передо мной в одном и том же месте ровно столько, сколько мне нужно, чтобы в горле не сушило. Эта вода на вкус слабо отдает ароматом цветущей сакуры, но я послушно пью все. Правда, в этот раз новой чашки на столе я не замечаю, удивленно оглядываюсь, но больше в магазине нет и Тамамори-куна. Я невольно ежусь, осознавая, что, наверное, уже какое-то время читаю вслух для пустоты, и чувствую себя ужасно неловко. Но поскольку это одно из правил, остановится я уже не имею права. В этот раз в горле пересыхает гораздо быстрее. Я ненадолго останавливаюсь, накапливаю во рту слюну и сглатываю. Может мне просто кажется, но в помещении становится на несколько градусов жарче. — «Мисато опускает на пол до краев наполненную молоком миску, но бродячий кот не приходит. Мисато ждет минуту, две, три, но кот не появляется даже спустя полчаса. Разочарованный, мужчина идет в свою комнату и едва не ахает от удивления. Листы бумаги, ужаснейший бардак в комнате и странные письма валяются на полу. А посреди всего этого — кот. Кот радостно смотрит на него, мурлычет и махает хвостом. Мисато хорошо его откормил, и теперь кот весил ровно один кан. Бакэнэко хищно облизнулся, обнажая белоснежные клыки, и поднялся с места» — читаю я, переворачивая очередную страницу. Теперь я понимаю, что мне не кажется, и здесь действительно жарко. По моему телу проходит разряд напряжения, и я невольно ерзаю на собственном стуле. Приходится ненадолго оторваться от чтения, чтобы расстегнуть две верхних пуговиц на своей форме. В этот же момент я так же замечаю, что не один нахожусь в подобном подавленном состоянии. Мисато, удивленный тем, что своими же руками сотворил из любимого кота самого настоящего екая, теперь сам испытывал приступ жара из-за страха быть съеденным. Но бродячий кот не собирался его есть. Он только подкрался ближе, принимая форму смертного человека, и принюхался. Я скользнул взглядом ниже и резко положил страницы на стол исписанной стороной внутрь, а последние прочитанные мною строчки крутились в моей голове, затрудняя дыхание. «Бакэнэко коснулся клыками жизненной прожилки на шее Мисато. Его когти скользнули ниже, цепляясь за ремень брюк, и бродячий кот, принимая нового хозяина, опустился перед ним на колени» Это была история, повествующая о путешественнике по имени Мисато и его бродячем коте, с которым вместе они присматривают за древним храмом и гуляют по городу, изгоняя различных злых духов. Это была история об обычном смертном и привязанном к нему екае. Это была эротическая история. Я вновь тяжело сглотнул. Мне не хотелось, чтобы это влияло на меня таким образом, но осознание того, что Тамамори-кун написал эротический роман отчасти специально для меня, да еще и в первый раз в жизни, заставило меня напрячься в моей нижней части тела, а недавняя мысль о схожести образа бродячего кота и Тамамори лишь усугубила ситуацию. Я не хотел продолжать читать этот рассказ вслух, и потому поднял голову, неуверенно обращаясь к пустоте: — Эм… Т-Тамамори-кун, можно я… дочитаю историю дома? Голос мой был ужасно дрожащим. Позади книжных полок послышался до боли знакомый веселый смех, но теперь он казался мне не милым, а совершенно зловещим, как у кота-екая, готовящегося съесть своего хозяина. — Нельзя, Минаками. Продолжай. Я сделал глубокий вдох. Как любителю книг и различных историй, мне частенько приходилось читать и эротику в том числе, но… это ведь не значило, что я ее читал вслух перед человеком, в которого был влюблен, да еще и воображая себе на месте одного из персонажей того самого человека! Одно было хорошо — по крайней мере Тамамори-кун оставался в книжном магазине и внимательно меня слушал. Я испустил тяжелый вздох и снова взял страницы рукописи. Может быть, Тамамори просто хотел посмотреть, как будет восприниматься рассказ на слух? Рядом тихо зашелестела какая-то ткань, но, вновь увлеченный, я не обратил на это совершенно никакого внимания. — «Мисато открыл рот от удивления. Бакэнэко, теперь стоящий перед ним в образе своего прошлого владельца, тихо мурлыкал, шевеля пушистыми ушками. Одет он был в потрепанное кимоно, подвязанное поясом с рыбками кои, коих они часто видели в пруду подле храма. Бродячий кот хищно облизнулся, дыхание екая опалило шею, и в тот же миг Мисато почувствовал, как…» — как холодные пальцы соблазнителя коснулись молнии на брюках. Моих брюках. И это больше не был Мисато. Теперь это был я, ощутимо вздрагивающий от неожиданного прикосновения и замирающий на месте. Чьи-то пальцы коснулись моего ремня, простучали игривый музыкальный ритм на бляшке и дернулись, силясь ее открыть. Я издал удивленный вздох, но сил пошевелиться или отпрянуть в себе не нашел. Екаев на этом свете осталось поразительно мало, а кроме нас с Тамамори-куном в магазине подержанных книг больше никого не было, так что… Возможно, зря я себя корил за похабные мысли в его сторону. — Не останавливайся, Минаками, — тихо прошелестел чужой голос из-под стола. Я узнал его почти сразу, отчего неестественно дернулся. Но теперь голос этот звучал для меня скорее как сладостное мурчание. Взгляд моих глаз невольно устремился под стол, но я не увидел ничего. В магазине было темно, а меня от Тамамори отделяла плотная ткань скатерти. Я вспомнил, что раньше никогда ее здесь не видел. Горячее, влажное дыхание опалило внутреннюю сторону моих бедер, и на секунду мне даже показалось, что я почувствовал, как по обнаженной части моей щиколотки скользит длинный, пушистый хвост. — Продолжай, Минаками. Это прозвучало почти угрожающе. Я мог заставить его остановиться. Я мог подняться и уйти прямо сейчас, но что-то удерживало меня на месте. Увлечение рассказом? Желание узнать, что будет дальше? Нет, не совсем… скорее… Жажда. Я хрипло вздохнул и откашлялся. Мне уже было предельно понятно, что должно произойти, как только я продолжу читать, но еще никогда в жизни я не испытывал такого сильного диссонанса у себя в голове. И поэтому я продолжил. В истории бродячий кот усадил Мисато за стол и устроился между его ног. В истории бродячий кот расстегнул брюки человека и начал целовать внутреннюю часть его бедер, одновременно с этим стимулируя член сквозь ткань нижнего белья. В реальности не было бродячего кота, зато был Тамамори-кун, и он делал все то же самое, полностью соответствуя и следуя за действиями своей «книжной» версии. Я чувствовал его слюну на своем бедре и мокрый след от поцелуя там же. Я не должен был оказаться настолько взволнованным всем, что происходило здесь и сейчас, но мой член позорно быстро напрягался под его тонкими пальцами и нежными прикосновениями. Когда Тамамори-кун медленно стянул с меня белье, я уже был чертовски твердым. Я ощутил, как с кончика моего члена стекла капля предэякулята, а еще почувствовал, как в тот же самый момент губы Тамамори-куна коснулись моей головки. Я подавил в себе судорожный вздох. Пришлось на миг оторваться от чтения и собрать всю свою силу воли, чтобы не скомкать листы ценной рукописи прямо сейчас, но вместе со мной остановился и Тамамори. Верно… Бродячий кот не может продолжать, пока я молчу, я должен руководить и направлять его своими словами — технически, его же словами, но пусть будет так. Я подавил в себе готовящийся сорваться с пересохших губ стон. — «М-Мисато почувствовал, как шершавый язык коснулся его ствола. Когтистые пальцы обхватили его у основания и сделали несколько медленных движений» Я не сдержался и застонал, закрывая глаза. Я почувствовал усмешку Тамамори-куна на своей плоти, и теперь он только сильнее начал напоминать мне вредного кота-екая. Сил читать не было, хотелось отдаться греховному удовольствию и просто наслаждаться, но в то же время я прекрасно понимал, что если не продолжу — могу вообще ничего не получить. Сил остановиться тоже не было. Теперь я говорил тихо, то и дело несдержанно прерываясь на хриплые задушенные стоны, мой голос дрожал от возбуждения. Тамамори-кун обхватил губами мой член, двигаясь языком по нему настолько медленно, что я отчаянно боролся с желанием схватить его за волосы и притянуть ближе, насадить на себя до упора и заставить давиться слезами и слюной. Во мне даже на мгновение разыгралась эта небольшая садистская прихоть, но я не мог позволить себе быть настолько жестоким, тем более с Тамамори-куном. Даже если его движения были пока что скорее дразнящими, как у кота, который зовет играть, но как только ты пытаешься его приласкать — кусает, даже если он двигался медленнее, чем персонаж из истории, я послушно принимал все, что мне позволяли иметь, кусая губы и сдерживая рвущиеся наружу стоны. Наверное, для Тамамори я оказался неожиданно большим. Насколько я знал, это был его первый эротический роман, и у него не было никакого опыта, так что все, что я читал сейчас, и все, что чувствовал на себе — это было лишь субъективное представление Тамамори-куна о том, как должен проходить оральный секс. Я думал о том, что видел в книгах сцены подобного и куда лучше прописанные, и более правдоподобные, но то, как невинно Тамамори зарился на что-то, с чем никогда в жизни дела не имел, и искренне пытался доставить мне удовольствие и своими фантазиями, и ртом, делало меня безумно твердым и возбужденным. — «Мисато протянул руку под стол. Под подушечками его пальцев зашевелились кошачьи уши, он погладил лохматую голову и громко застонал» В свою очередь я поступил точно так же. Если Тамамори-кун был бродячим котом, то я без всякого сомнения, был Мисато, а, значит, мог ему подыграть, успешно выполняя отведенную мне роль. Волосы Тамамори-куна под моими руками казались настолько мягкими, почти шелковыми, и я радовался тому, что наконец почувствовал себя активным участником процесса, а не просто безвольно принимающей стороной. На самом же деле мне хотелось сделать с Тамамори куда больше, но сегодня бал правил он, и я не мог найти в себе силы на возражение. Мне стало интересно. Вмешаться в историю Тамамори я не мог, но позволит ли он мне изменить написанное? Я сделал глубокий вдох, пытаясь сохранить остатки самообладания и собраться с мыслями. Сейчас разума хватало только на то, чтобы бездумно, безвольно, безэмоционально читать текст, но никак не на то, чтобы его придумывать. Наконец, дрожащими от волнения и возбуждения губами я произнес: — Кот осторожно провел шершавым языком от самого, ах, основания члена Мисато до головки, обводя выступающие вены. Соответствовать стилю письма Тамамори было сложно. Придумывать что-то свое было сложно. Соответствовать стилю письма Тамамори, придумывать что-то свое и одновременно чувствовать, как тебе отсасывают под столом, было сложно. Но, наверное, я справился. Тамамори-кун послушно сделал так, как сказал я, но при этом, наверное, ужасно недовольно закатил глаза. А затем вдруг тихо по-кошачьи зашипел на меня, касаясь зубами возбужденной плоти. Он понял мои правила игры, но не принял их, так что я послушно смирился с единственным, что мне оставалось. Продолжать читать. Движения головы Тамамори на моем члене стали быстрее. Он схватил меня за бедро для устойчивости, а второй рукой обвил мое возбуждение у самого основания. Этого в рассказе не было, в рассказе коту удалось принять член в свое горло полностью, но, наверное, Тамамори-кун просто меня очень сильно недооценил. И это тоже было по-своему мило и очаровательно. Оставалось лишь несколько страниц. Я почувствовал, как мои пальцы задрожали, через них словно прошел разряд тока. Интересно, заставит ли Тамамори меня кончить одновременно с персонажем истории? Я издал еще один глубокий стон, не отрываясь от чтения. — «Мисато схватил кота за волосы и потянул его на себя. Раздалось приглушенное плотью во рту мяуканье, но бакэнэко не стал сопротивляться. Мисато держал его за голову, быстрыми толчками погружаясь глубже и…», нгх, «…трахая его теперь в своем собственном ритме» Мои губы растянулись в жестокой улыбке. Возможно, Тамамори и был против, но вот я решил поступить точно так же, как герой из рассказа, и притянул «кота» к себе. В тот же момент я ощутил, как горло Тамамори-куна сжалось вокруг моего члена, где-то пошло захлюпала слюна, наверняка скатываясь с его подбородка на пол крупными каплями. Но, ради справедливости, действовал я гораздо нежнее, чем Мисато. Ничего, зато следующий раз Тамамори-кун будет немного осторожнее со своими фантазиями и желаниями. Погружая свой член глубже в его глотку, я не мог не думать о том, как эротично и вульгарно Тамамори-кун мог выглядеть прямо сейчас. С этим его очаровательным краснеющим лицом и, наверняка, со слезами на глазах. Близился финал истории — мой, впрочем, тоже. Тамамори наконец смог освободиться от рук в своих волосах — вернее, это я его отпустил — он шмыгнул носом и всхлипнул — все-таки я был прав на счет слез — но не отстранился, продолжая двигаться с той же скоростью, с которой я вбивался в его открытый рот. Значит, не очень-то он и возражал изначально. Близились последние странички рассказа. Близился и мой оргазм. Тамамори-кун отстранился. Его пальцы скользили по мокрому от слюны члену, язык касался головки, поддерживая ее снизу, когда мои бедра затряслись в предоргазменных конвульсиях. Мои губы дрожали, я едва находил в себе силы произнести еще одну строчку, но, наконец, собрав остатки собственной воли, практически простонал последнее слово в тексте, обессиленно падая на стол. Я — по ощущениям — излился прямо на лицо Тамамори. Он какое-то время сидел совершенно неподвижно, лишь иногда мягко царапая короткими ногтями внутреннюю часть моего бедра и, по всей видимости, приводил себя в порядок. Больше всего на свете мне сейчас хотелось откинуть скатерть и взглянуть на его очаровательное лицо, покрытое моей спермой, но я уважал его желание остаться нераскрытым. Кроме того, сил шевелиться у меня совершенно не было. Тамамори-кун вылез из-под стола. На его покрасневших и влажных губах сияла самодовольная улыбка, когда он широко облизнулся. Мне, убито смотрящему на него, в один миг почудилось, словно зрачки его стали меньше, почти превратившись в кошачьи щелочки. Впрочем, я совершенно не удивился, если бы Тамамори-кун на самом деле оказался екаем бакэнэко. Я подтянул брюки и застегнул ремень. Выглядеть я теперь, наверное, буду совсем не так аккуратно, как до этого, но, видит Будда, я ни о чем не жалею. Совершенно ни о чем. — Да, забыл предупредить… — вдруг тихо и ехидно начал Тамамори. Глаза его сверкали весельем и удовлетворением, а для меня это было самым главным. — Феномен «Рассказа, проникающего в реальность», пока работает только для эротики. Я натянуто улыбнулся, поднимаясь со стола. Ноги мои еще дрожали, оргазм не отпустил мое тело, но я собрал все страницы истории и аккуратно выровнял. — Тебе же понравилось? — чуть тише спросил меня Тамамори. Голос его был хриплым, и я не мог не испытывать некоторой гордости, зная, что еще несколько дней он не сможет нормально говорить, каждый раз вспоминая, чем мы с ним занялись прямо в магазине. Сейчас Тамамори-кун все больше напоминал мне большого и довольного кота. — Конечно. Это была прекрасная история, Тамамори-кун. Я полностью удовлетворен твоим владением литературного языка. Он тихо рассмеялся и отвернулся от меня, когда его щеки покраснели. Конечно, он прекрасно понял, что я имел ввиду, а затем взъерошил и привел в порядок свои волосы, ранее взлохмаченные моими же руками. — Я думаю эту историю потом Кавасэ показать. Ему должно понравиться, — задумчиво произнес Тамамори и обернулся ко мне. Я же в свою очередь лишь нервно ему улыбнулся. Тамамори смотрел на меня несколько секунд, прежде чем протянуть руку, — Слышишь? Я собираюсь отдать ее Кавасэ, — повторил он. Моя улыбка стала еще шире, я виновато наклонил голову, не спеша возвращать вещь ее владельцу. Тамамори нахмурился и сделал шаг ко мне, — Минаками. Отдай. Я тихо и нервно усмехнулся. Черта с два я дам Кавасэ возможность прочитать работу Тамамори, да еще и такого содержания, как минимум, потому что прекрасно знаю, насколько ему на самом деле понравится. Так же, как и мне, если не больше. Вот поэтому-то я одним резким движением прячу странички под подол плаща университетской формы, хватаю зонтик и, открыв двери магазина, делаю шаг на улицу. Мои глаза озорно блестят, приоткрываясь чуть шире. — Извини, Тамамори-кун. Думаю, я еще не достаточно изучил твой феномен. Но я буду счастлив, если ты придешь ко мне, чтобы прочитать эту историю еще раз. Вместе.