ярмарка тщеславия

Снег крупными хлопьями опускался на плечи моей новой норковой шубы, пока я ожидал автомобиль, что должен с минуты на минуту заехать за мной. Сам виноват, что вышел из квартиры раньше, чем мне позвонил шофер, но, согласитесь, иногда нужно одаривать простой народ своим великолепием. Бриллианты блестят на моих тонких, аккуратных пальцах, а мех на шапке, за которую мой любимый отвалил несусветную кучу денег, кричит о своей дороговизне. Обычно меня просят одеваться чуть скромнее — без колец с камнями, о которых некоторые могут только мечтать, но сегодня день особенный. Интеллигентный вечер с деловыми партнерами Пика — моего жениха, — на котором я обязан находится на правах возлюбленного главы небольшой преступной группировки. Поездкой в ресторан это, конечно, не ограничится, но кто говорил, что я хочу, чтобы это заканчивалось? Клянусь, я обожаю подобные мероприятия, на которых меня боготворят, преклоняясь передо мной и моим любимым — и все-таки хорошо быть обвенчанным с таким прекрасным мужчиной. На расстоянии вытянутой руки остановился черный, блестящий лимузин, и я растянул свои губы в снисходительной улыбке, когда оттуда вышла пара парней в брендовых костюмах, что открыли передо мной дверь и, подав руку, предложили сесть внутрь машины. — Приносим искренние извинения за то, что заставили ждать, — виновато склонил голову один из них, боясь лишний раз взглянуть на меня. — Такого больше не повторится, — клятвенно обещал второй. — Конечно. Это первый и последний раз, — согласился я, прекрасно давая им понять, что если они не сдержат своих слов — их вышвырнут с этой работы. Стоит мне сказать моему любимому хотя бы одно слово по этому поводу, он в течение нескольких минут найдет им замену. Уместившись на дорогом, кожаном сидении лимузина с высоко поднятой головой и аурой, что заставляла всех присутствующих задержать дыхание, я оценил обстановку внутри. Несколько девушек в своих лучших нарядах глядели на меня с изумлением на лицах — не каждый день встретишь человека, что живет с тем, на кого их супруги работают. Обычно я приезжаю на личном автомобиле в компании своих телохранителей, но сегодня мне стало скучно. Хотелось знать о чем думают и говорят жены других, менее влиятельных в этой сфере, людей. — Вару, это Вы? Не верю своим глазам! — восхищенно выдохнула блондинка с идеальной укладкой, макияжем и фигурой, одетая в бархатное, красное платье и расстегнутую шубу, что была чуть ниже колена. Ногти наманикюрены, на пальцах несколько золотых колец с рубинами, а в ушах круглые серьги. — Я никогда не пропускаю мероприятия, которые устраивает мой любимый, — ответил я ровным голосом; тоном, что использовал для всех, кто по статусу находится ниже меня. — Да, мы просто не ожидали, что… Вы тут. — похоже, она была самой смелой из них, раз нашла в себе силы продолжить со мной диалог. Я проигнорировал ее слова, не желая объясняться. Дамы, что наконец осознали в чьей компании находятся, занервничали, пытались не показывать своей неловкости, но я видел их насквозь — они прятали свой взгляд, старались не привлекать к себе мое внимание, боялись вздохнуть в мою сторону, потому что знали, чего может стоить любая оплошность с их стороны. Один звонок и все, что им с их супругами останется — перебиваться на последних деньгах, кои они смогут сохранить после моих слов о том, что эти девушки мне не нравятся. Они тихо переговаривались между собой, соревнуясь в том, какое количество денег потратили мужья на их внешний вид — считали стоимость своих нарядов, брендовой косметики и парфюма, привезенного из соседних городов. Розоволосая девушка, что больше всех мне симпатизировала, замерла во время обсуждения духов, их аромата и количества зеленых, что за них отданы. Она была единственной, кто на самом деле подходила на место жены бандита — был в ней незримый внутренний стержень, что мог уживаться с тонким чувством вкуса и ее женственной натурой. Я видел, заинтересованно наблюдал за тем, как она принюхалась, пробежалась по всем присутствующим легким, но оценивающим взглядом, и ахнула, остановившись на мне. Мое нутро чувствовало ее неподдельное восхищение, поэтому я одарил ее белоснежной улыбкой, негласно разрешая обратится к себе. — Клайв Кристиан? Clive Christian No.1? Английский? — кареглазая девушка с воротником из норки, поправляя розовые локоны, изумлено смотрела прямо на меня. Услышав ее речь и обработав смысл слов, остальные девушки обернулись, смотря то на нее, то на меня с восторгом на лицах, что медленно, но верно перерастал в липкий страх, который они чувствовали находясь так близко к столь влиятельному человеку с бездонным карманом наличных. — Прямиком из Англии, — кивнул я, — за 1300 долларов. Мой жених хотел меня порадовать, — сдержанно улыбнулся, ведь не хотел рушить их хрупкие сердечки. Дамы так восторженно говорили о своем парфюме за 500 долларов, чья стоимость в российских рублях не превышала пятнадцати тысяч. О моих сорока не стоило даже упоминать. Розоволосая приоткрыла рот, но быстро спрятала его за ладошкой в черной перчатке, вспомнив, что это признак дурного тона. Я мог бы сделать ей замечание по этому поводу — и сделал бы, ведь она находилась рядом со мной, а я не потерплю неуважения в свою сторону, — но ей свезло: лимузин плавно остановился и дверь открылась. Так как я сидел ближе всех к выходу, мне пришлось первому покинуть салон автомобиля — конечно, с помощью поданой одному из мужчин в черном смокинге, руке. Встав на ноги и твердо ощущая под собой ровную асфальтированную дорожку, я поправил свою прическу, локоны, что могли за время поездки выбиться из прически; темно-красную, почти черную рубашку, воротник которой мог быть виден из-под дорогущей шубы и брендовые, угольно-черные штаны, подаренные мне Пиком пару дней назад. Одними глазами осмотрелся по сторонам в поисках моего кавалера и нежно улыбнулся, когда заметил его приближение. Он был великолепен — черная рубашка, подчеркивающая его мужественность; прямые, классические черные брюки; красный пиджак, что до невозможного хорошо сочетался с рубашкой на мне и кожанка, обшитая мехом, прямо показывающая его статус среди присутствующих. Я подумал, что он выглядел бы еще более сексуальным, если бы уложил волосы, как я предлагал ему утром, но Пик был непреклонен — считал, что за красоту должен отвечать я, а за жестокость он. — Любимый, — поздоровался он, легко касаясь губами моих губ, и взял меня под руку, выставляя наши отношения напоказ. Я ни разу не был против — если на этом вечере и есть гомофобы, они все равно не посмеют даже пискнуть в нашу сторону из-за высокой вероятности быть застреленными за свои слова. Пик любил мужчину, нет, глава любил мужчину и за одно неверное слово в свой адрес не брезговал пролить чужую кровь. За то малое количество времени, что мы потратили на приветствие, жены подчиненных моего жениха успели покинуть просторный салон лимузина и встретиться со своими супругами. Пик кивнул, осмотрев их, и твердыми, полными силы шагами отправился внутрь здания — в ресторан, — надежно держа меня под локоть. На входе нас встретила охрана, что знала и меня и моего спутника в лицо, так что крупные мужчины без слов расступились, предлагая нам лучший зал, лучших официантов и лучшую еду. Жених лишь кивнул им, зорко следя за теми, кто был приглашен на ужин — особенно за их женами, ведь они нечасто вертелись в преступных кругах. В основном сидели в роскошных домах и присматривали за детьми, не заботясь о том, откуда любимые берут деньги для обеспечения их всеми благами этого мира. Лишь иногда дамы выбирались в свет, дабы поглядеть на всю серьезность работы их мужей. Пик помог мне снять норковую шубу, кою я приобрел только вчера, и отдал ее гардеробщику вместе со своей кожанкой. Он поправил мою прическу, заправляя за ухо выбившуюся прядь и одарил взглядом, полным любви. Я коснулся его руки, пока моя грудь трепетала от его близости, а в голове кружилась лишь одна мысль: «Господи, наконец-то мы рядом». Единственный минус, который я нашел в отношениях с ним — его вечная занятость поддержанием авторитета среди своих работников и лидеров других, менее влиятельных группировок, что также преданно работали на него. Знаю, без этого внимания к другим людям он бы не обрел подобной власти и денег, но я хотел любви. Однако сейчас свободного времени хватало лишь на вечера, которые мы проводили, разъезжая по городу на дорогом авто, и на редкий секс, которого я так отчаянно желал. — Господин, все готово. Гости на местах, все ожидают лишь Вашего присутствия, — обратился к Пику молодой человек в дорогом костюме — если мне не изменяет память, на данный момент самый близкий из его работников, являющийся чем-то вроде его правой руки. Но даже он нервничал в присутствии моего жениха, заставляя меня сдерживать себя, чтобы не усмехнуться с его трусости. — Хорошо. Пойдем. — Он протянул мне руку, и я без промедлений взялся за нее. Его холодные, грубые пальцы без украшений на них удивительно хорошо сочетались с моими — теплыми, аккуратными, с множеством колец из лучшего серебра и дорогих бриллиантов. Мы вошли в огромный зал, украшенный дорогими картинами, светильниками, оформленными сотнями хрустальными камнями, что, попадая на свет, переливались словно диаманты. Здесь преобладало красновато-черное освещение, о котором я просил Пика накануне, ведь оно так великолепно сочеталось с нашей одеждой. В центре комнаты стоял огромный, овальный, вытянутый стол со скатертью цвета крови, разнообразием блюд, и украшениями в виде роз внутри изысканных, старинных ваз; свечей, привезенных из нашей последней поездки в Европу; ажурных салфеток, которые были писком нынешней моды. Мой любимый сел во главу стола, предварительно отодвинув стул, усадив и комфортно расположив меня рядом с собой. Он сказал несколько слов поздравления с окончанием 2001-го года, назвал имена лучших работников, что достойны сверх платы за свои заслуги и окончательно представил меня в качестве своего жениха, ведь раньше я находился рядом с ним только на правах возлюбленного. После его речи в зале несколько секунд стояла оглушительная тишина — все присутствующие желали удостовериться, что глава закончил свою речь, чтобы, не дай бог, по глупой случайности его не перебить, но я разрушил ее, поднимая бокал, полный вина над своей головой, негласно призывая всех сделать то же самое и, ровно под бой Московских курантов, опрокинуть в себя качественный, недоступный для большинства простых людей, алкоголь. С этого момента началось настоящее празднование — гости не стеснялись разговаривать друг с другом, делиться мнениями насчет нового года и планов на будущее; пить и есть все, что было услужливо предложено администрацией ресторана; даже изредка обмениваться парой реплик со мной или Пиком. С каждым выпитым бокалом высокоградусной жидкости, народ раскрепощался все больше — да так, что уже через час большинство присутствующих раскраснелось и находилось в приподнятом настроении. Кто-то предложил устроить танцы и мой жених, к большому удивлению большинства находящихся в зале людей, согласился с этой идеей, и уже спустя жалкие десять минут стол был сдвинут чуть поодаль от центра, а заведующий рестораном со сдержанной улыбкой предоставил несколько колонок в наше активное пользование. Девушки, несмотря на легкое опьянение, были также красивы и активны, чтобы первыми выйти на импровизированный танцпол, а впоследствии силой затащить туда своих мужчин. Они танцевали, обворожительно двигаясь под песни Шатунова, Журавлевой и Нэнси, активно размахивали руками под Дискотеку Аварию и, потеряв большую часть своих барьеров, зазывали меня к себе. Я не был настолько пьян, чтобы согласиться на любую провокацию со стороны — я в принципе стараюсь не пьянеть, ведь с большей долей вероятности это может плохо закончится, — но мне действительно хотелось присоединиться к ним. Расслабится, двигаясь под активные мелодии, подпевать нашумевшим хитам, развеяться после тяжелых месяцев без нормальной социализации, однако я категорически отказывался покидать Пика, поэтому сидел рядом с ним, завороженно наблюдая за его спокойным выражением лица, кое было довольно редким для него гостем. — А за окном чьи-то звезды мигают в ночи, — неосознанно, на случайном душевном порыве, я начал подпевать песне, под которую мы с моим женихом любили ездить по городу. — Слушает музыку чью-то, пустеющий дво-ор. - Он отвлекся от раздумий и наконец обратил на меня внимание. Я чувствовал, как он разглядывает мое лицо, совершенно не обращая внимания на одежду, украшения или глаза, подведенные черным карандашом. Пик всегда смотрел прямо в душу, не зацикливался на мелочах, что можно купить за деньги. — И мы с тобою сидим до утра и молчим, — продолжил я, приближаясь к нему, аккуратно ложась на плечо, стараясь не помять шелковую рубашку, сшитую на заказ специально для меня. — Лучше любых слов, такой вот немой разговор, — нежно коснувшись губами макушки, целуя меня куда-то в волосы, пропел он тихим, хриплым голосом. — Дорогой, пошли потанцуем? — продолжил я, на что мой кавалер лишь кивнул и, встав с кресла, подал мне руку, приглашая на медленный танец. Ухватившись за нее, как за свою последнюю надежду, я встал, и Пик притянул меня к себе, обхватывая за талию, прижимая к себе и двигаясь в такт неторопливой мелодии. Присутствующие на танцевальной площадке — особенно жены, что так яростно звали меня танцевать — расступились, пропуская нас двоих в центр, чтобы все могли наблюдать за нашими утонченными, заученными годами практики, движениями. Я был воспитан людьми, что были свято уверены в моем аристократическом будущем, так что с самого юного возраста мне преподавали основы этикета, умение держать лицо в любых ситуациях, тонкости языка тела и, конечно, классический вальс. Вырос я, естественно, парнем образованным, красивым, да с деньгами в придачу! Каждый хотел меня — девушки в мужья, а парни в женихи, однако, вот незадача: меня не интересовали представительницы прекрасного пола, а каждый мужчина желал видеть меня в качестве послушной домохозяйки. Молодые люди пытали удачу познакомится со мной, но все они были одинаковыми — я по глазам видел чего на самом деле они от меня желают. Единственным, кто отличался, был Пик — он ни разу не смотрел на меня, как на человека, которого считал слабее себя. Каждый раз, когда я ловил его взгляд, в нем плескалось лишь восхищение мной, нежность от искренней любви и ощущения равенства между нами — и это все, что мне нужно было для того, чтобы я выбрал его. Мы кружились в танце, заставляя окружающих людей с широко открытыми глазами наблюдать за нами. Кольца на моих пальцах и браслеты на запястьях отблескивали в свете софитов, заставляя нас по-настоящему сверкать; бархатный, красный пиджак моего любимого и моя шелковая рубашка лоснились так же ярко, как драгоценные камни; но, все-таки, по-настоящему ослепительными были наши глаза, полные детской, давно забытой нами радости и задорного веселья. Краем уха я мог слышать аплодисменты женских рук, а уголком глаза видеть, как розоволосая девушка с карими глазами, растрогавшись, улыбается, хлопая в ладони, облаченные в черные, полупрозрачные перчатки с вышитыми на них золотыми нитями цветами. Ни один из работников моего жениха даже подумать не мог о том, что их начальник — влиятельный, жестокий человек, на лице которого не дернется ни один мускул после решающего выстрела в чужую голову, — знает основы вальса и будет с гордостью на глазах у стольких людей заниматься этим вместе со своим возлюбленным. Дамы с восхищением и светлой завистью смотрели на нас, не двигаясь, впитывая в себя каждое наше движение до тех пор, пока наша с Пиком любимая песня не стихла, а мелодия новой не начала играть слишком быстро для такого воздушного, невесомого танца. Мы остановились, глядя друг другу прямо в глаза, выискивая в глубине то, что всегда лежало на поверхности — чувственный трепет, который передавался касаниями, ласковым шептанием, объятиями со спины по утрам, готовому завтраку в постель, нежностям в кровати наедине друг с другом, когда порознь наши образы были совершенно несовместимы с реальными нами. Я был тем, кем являюсь — слегка высокомерным, знающим себе цену, парнем мечты, которого хочет иметь абсолютно каждый, а Пик — главарем самой многочисленной преступной группировки, человеком властным, не щадящим других за любые, даже мелкие оплошности. И эта разница в наших видениях жизни, наверное, была тем огнем, что заставлял нас чувствовать тепло присутствия друг друга каждый раз, когда мы могли об этом позабыть. Именно непохожесть мыслей была тем, что заставляла наш интерес снова разгораться до такой степени, что мы забывали о существовании своего остального мира за пределами наших с Пиком отношений. И я мог поклясться в том, что нам обоим это нравилось, даже больше денег и власти к которой мы оба отчаянно стремились.