Жизнь и смерть Эррола Партриджа

      Когда за пределами полуразрушенного коттеджа, в глухой тишине, раздался шум тормозов грамматоновского кортежа, Эррол Партридж уже знал, что его дни сочтены. Было бы глупо надеяться на внезапный счастливый финал. Такое бывало только в книгах, которые Эррол заботливо прятал во внутренний карман кителя во время рейдов, а затем складывал в тайник в своей квартире — пустое пространство за большим зеркалом в ванной.       Он подумал о книгах и горько усмехнулся. Их судьба была куда более печальной, чем их владельца. Их просто сожгут и они исчезнут навсегда, рассыпавшись в пепел. А его самого, как предполагал Эррол, бросят в тюрьму дожидаться суда. Может, периодически будут пытать, подозревая его в соучастии Сопротивлению. Но это вряд ли бы им что-то дало. Эррол не так давно познакомился с другой стороной Либрии, и не располагал какой-либо ценной для Грамматона информацией. Так что скорее всего он бы просто сгнил в тюрьме, а может его расстреляют на месте. Он не знал, какая участь постигает чувствующих клериков.       Партридж сидел на остатках разрушенной лестницы, окруженный руинами, и сосредоточенно вглядывался в строки тонкой книжонки, найденной им утром несколько дней назад во время одного из рейдов. Это была та самая книжка, так неудачно выпавшая из кармана прямо на глазах у Джона Престона. Поэзия Уильяма Батлера Йейтса. Если бы только старик Йейтс знал, как убийственна его поэзия…       «Имей я ткани, вышитые небом, Из нитей золота и серебра Синее неба, темнее ночи ткани Как полусвет и свет и сумрачная тьма. Я б бросил под ноги тебе свои одежды.»       Шаги. Размеренные, твердые, уверенные. Шаги палача. Партридж чувствовал каждой частицей мироздания, каждым мускулом, как к нему приближается смерть. Но, странно, в нем не было страха. Ни грамма подступающей паники, ни даже сожаления. Он не думал о смерти, не думал о Верховном суде, о Грамматоне. Казалось, он снова принял Прозиум, после долгого долгого перерыва. Партридж словно отстранился ото всех своих чувств, с ним осталось только смирение. И стихи.       «Но беден я, мое богатство — сны. Я расстилаю грёзы под ногами. Ступай же тише, ведь ты идешь, А под тобою мои мечты…»       Джон Престон остановился прямо перед ним, и лишь тогда Партридж оторвал взор от книги, встретившись глазами с напарником. Тот был безупречен и непоколебим, впрочем, другого от Престона и не стоило ожидать. Темные пытливые глаза буравили Партриджа, глядя на него сверху вниз, словно стремились прочитать его мысли. Престон сжал челюсть так сильно, что на скулах заиграли желваки. К удивлению Партриджа, в его руках не было оружия. Престон стоял, сцепив перед собой руки в неизменных кожаных перчатках в замок. В голове Партриджа мелькнула безумная мысль: Престон не собирается арестовывать его, он хочет помочь, ведь он тоже чувствует. Но это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Рациональная часть Эррола прекрасно понимала: Престон лишь потому не подготовил оружие, поскольку знал, он одолеет Партриджа как бы то ни было. Это было известно всем — Грамматону, Дюпону, обычным горожанам — Престон был лучшим. Он был непобедим. — Очень жаль, — процедил Престон, не отрывая взгляд от сидящего перед ним бывшего напарника. — Ты подавал большие надежды.       На лице Партриджа появилась горькая усмешка. Он был одновременно спокоен и напряжен. Его руки сжимали тонкую книгу и казалось скоро сомнут ее в плотный комок. Хотелось одного — перемотать этот неприятный разговор, как чрезмерно длинные титры перед началом фильма. Тюрьма, казнь — все это так долго. И Престон только растягивает момент. — Разве ты знаешь, — Эррол говорил медленно, будто бы заново вспоминая слова. Он давно не произносил то, что действительно думает, одни только штампованные, привычные всем шаблонные фразы. — Разве тебе известно, что значит слово «жаль»?       Джон сжал челюсть так сильно, что заиграли желваки, и приподнял уголки губ в улыбке. Очередной фальшивый заученный жест. Глаза его оставались такими же холодными. — В общих чертах.       Повисла тишина, и только тогда Партридж осознал, что Престон один. Конечно, с ним был отряд, но по каким-то причинам никто из солдат не вошел внутрь. Партридж быстро осмотрелся, в голове начали лихорадочным потоком проноситься мысли. Если штурмовики ждут снаружи, им придется преодолеть два лестничных пролета прежде чем они смогут прийти на подмогу клерику, а это выиграет Партриджу время. Чертовски мало времени. Но что, если он сможет? Что, если он одолеет Престона? Что, если он успеет спустить курок раньше, чем это сделает напарник? Ведь он тоже стал клериком первого разряда не просто по счастливой случайности. Все-таки преимущество Партриджа в том, что Престон его недооценивает. Надо этим воспользоваться.       Вот только он не хотел его убивать. Партридж мало что знал о Престоне, но он знал, вернее, даже чувствовал, что настоящий Джон Престон, живой человек, не безжалостный робот, спрятан где-то там, внутри, под многолетними оковами чертового прозиума. Если все получится, выстрела в бедро будет достаточно, чтобы выиграть себе время. — Думаю, нет смысла объяснять, зачем я здесь, — Престон, казалось, не замечал, какой мучительной была внутренняя борьба у его напарника. — Ты нарушил закон. Поставил под удар Грамматон. Вел двойную игру.       Партридж уже бывал в этом здании. Раньше здесь было пристанище небольшой группы членов Сопротивления прежде чем во время одного из рейдов они вместе с Престоном, производя арест, разгромили тут все в щепки. Он тогда не был таким, как сейчас. Ему виделось, что он совершает благое дело, когда на деле он приносил только разрушение. — Я не могу ничего поведать о Сопротивлении Грамматону, — сказал Партридж, глядя на пространство позади Престона. В голове отчаянно крутились шестеренки.       Он видел окно, разбитое, в раме уже не осталось стекла. Окно выходило на задний двор. Партридж не был уверен в этом, но скорее всего группа штурмовиков расположилась в передней части двора. Если он обезвредит клерика, он сможет в два шага преодолеть расстояние и прыгнуть в окно. Да, точно сломает себе что-нибудь, но эта небольшая цена за свободу. А дальше…бежать, бежать, сломя голову, спотыкаясь и падая, но бежать далеко отсюда. — Я так не думаю, — хмыкнул Престон. Его рука потянулась к кобуре, и в следующий миг раздался щелчок — он перевел свой пистолет в автоматический режим. Лицо Джона было непроницаемо, когда он наставил курок на бывшего напарника. — Я всегда знал, что с тобой что-то не так.       Дальше все было, как в замедленной съемке. Быстро отбросив книгу в сторону, Партридж схватил пистолет и откатился в сторону. Джон отреагировал моментально и выстрелил, но, к счастью, пуля не задела Партриджа. Он выстрелил в ответ, целясь в ноги, но Престон был слишком быстр. Он выпускал одну пулю за другой, Партридж уклонялся, как мог, пока не ощутил острую боль — пуля все-таки добралась до него, полоснула по плечу, оставив кровавый след. Ничего, это не страшно. Он спрятался за колонной, выглядывая время от времени, чтобы выстрелить в Престона. Шанс попасть в Джона, казалось, таял на глазах. Будучи первоклассным стрелком и мастером Ката Стрелка, он умело уворачивался от пуль и, казалось, даже знал, в какой миг и куда именно будет выпущена очередная пуля.       В очередной раз выглянув из укрытия, Партридж выстрелил, и на этот раз удача была на его стороне. Пуля попала в плечо. Не задела, не пролетела рядом. Престон схватился за место чуть ниже ключицы, и кожа его перчаток тут же окрасилась в темно-красный цвет. Казалось, в его глазах что-то мелькнуло. Удивление?       Партридж направил пистолет на ногу Джона, нажал на курок и замер, не понимая, что делает. У него получилось. Он выиграл время. Остались считанные секунды до того, как сюда нагрянут остальные. Еще один выстрел — прямо в лоб, ведь Джон не оставляет ему выбора — и путь свободен. Еще немного — и он выпрыгнет в окно и будет бежать со всех ног. Партридж не должен колебаться, в конце концов, кем бы ни был настоящий Джон Престон, свой выбор он сделал и сейчас он просто цепной пёс Грамматона, не ведающий ни жалости, ни сострадания. Палец дрогнул, отпуская курок.       Все произошло за доли секунды. Когда пуля, выпущенная из его пистолета просвистела в паре сантиметрах от уха Престона, мучительная боль почти ослепила Партридж. Он прикоснулся к животу и что-то горячее залило его ладонь. Воздуха было мало, в комнате повис тяжелый металлический запах крови. В глазах стало темнеть.       Партридж упал на колени, выпуская из рук пистолет. Было слишком больно. Он услышал шум — топот, гул голосов, вой сирены, но словно находился под водой — все было таким далеким и приглушенным.       И последнее, что увидел Эррол Партридж перед тем, как провалиться в небытие, — дым из дула пистолета, затем невозмутимое лицо Престона, его точеные черты лица, его восковую бледность и глаза.       Темные, глубокие и невероятно пустые глаза.