И покой пришел

      Кроули падал дважды. Первый — когда начал задавать вопросы о мироздании и пытаться защитить свои творения. Второй — когда провожал взглядом уходящую с Метатроном фигуру и понимал — его теперь снова ждёт одиночество. Абсолютное и бесконечное одиночество, к которому придётся привыкать заново, как будто и не было этих шести тысяч лет.       Ходить в книжный теперь не было необходимости, но демон всё ещё проводил практически весь день недалеко от него. Смотрел на лифт, не обращая внимание на хмурые взгляды Нины и Мегги, сидел в машине, не шевелясь.       Кроули теперь слушал только классику. Не то чтобы она ему так нравилась — ему всё-таки была ближе более современная музыка, но с каждой нотой ощущалось то необходимое ему присутствие Ангела.       Демон скучал. Он никогда не признался бы в этом, но тоска по Азирафелю была невыносима и заглушалась только ядерной дозой виски или долгой и очень быстрой ездой, при которой дорога, деревья и люди превращались в яркий пятнистый фон. На ум сами собой приходили встречи, завтраки, совместные ужины, и это вызывало непривычные доселе эмоции. Демон не знал, что он испытывал, но ему явно не нравилось. Ему в принципе не нравилась Земля без Азирафеля.       Время должно было лечить, да вот только демону казалось, что вылечить такое можно, только вырвав его тщетно бьющееся сердце и проткнув священным оружием.       Кроули пытался спать. Сначала он и вовсе хотел заснуть лет на сто, но сны, невыносимо яркие и реалистичные, каждый раз будили его, и он чувствовал, как непрошенные, непозволенные слезы стекают по щекам. Практически привычный кошмар с горящим книжным теперь сменялся другими: падение Азирафеля, где демон чувствует, как ангельские крылья сгорают в озере серы, ангел, пронзающий его огненным мечом, а его осуждающий взгляд ранит похлеще оружия… Сны менялись почти каждый раз, но лишь однажды он увидел, как ангел отвечает ему взаимностью и они счастливы. На следующий день Кроули казалось, что его медленно прокрутили в фарш и, собрав воедино, отправили жить дальше. Кроули боялся закрывать глаза и видеть эти кошмары снова. Кроули боялся открывать глаза и не видеть ангела рядом.       В один из разов демон напился настолько, что упал на колени в своей пустой квартире и срывающимся голосом зашептал молитву Ей. Горло обжигали святые слова, но Кроули лишь запивал боль очередным глотком алкоголя. Он не понимал, что говорил, то ли умоляя Ее защитить Азирафеля, то ли передать ему его просьбу вернуться. Ни ответа, ни какой либо реакции Кроули не получил и, в ярости швырнув пустую бутылку в стену, и заорал:        — Я ведь непрощаемый, значит, и слышать меня необязательно, да?       К горлу демона подполз ком, кислой болью растекаясь по языку. «Да и чего я ждал или надеялся? Глупец, открывший сердце ангелу. Я опять опоздал. Я всегда опаздываю.»       В отчаянии он, не вставая, подполз к сейфу, и, лишь увидев святую воду и лежащее рядом белое перо, протрезвел. Прикоснуться к термосу получилось лишь с третьей попытки, руки дрожали, и пальцы сводило. Кроули мягко поцеловал перо, кладя его к себе в карман, и чудом открыл ёмкость. Прозрачной жидкости было больше половины, и демон увидел в отражении свой взгляд. Безумные, лишенные белка глаза, где щели зрачков стали практически незаметными, наполненными болью и одиночеством.       — За Азирафеля, который так любит человечество, что, похоже, в его сердце больше не осталось места, — горечь в голосе растекалась в воздухе ядом, а термос слегка дрожал в неуверенной руке. Кроули было страшно, и этот страх замер в груди, не давая вдохнуть. Перед глазами проносились созданные звезды и туманности, любимая Бентли, тепло и радостно улыбающийся Азирафель, и демон коротко выдохнул, прощаясь, прежде чем сделать огромный глоток.

***

      Через неделю Азирафель, не сумев найти демона на макете Земли, поспешит к нему в квартиру, гонимый волнением, и увидит лишь тряпки, бывшие одеждой Кроули, и светлый клетчатый термос, лежащий рядом.