Без десятых

Сентябрь только начал красить лёгкие города в жёлтые оттенки. Попасть в отпуск летом нечего и мечтать, но осень тоже пора прекрасная и становится ещё лучше, когда пять из восьми дней отпуска человек может на самом деле отдыхать. В небо промчался фольгированный шар с логотипом какой-то частной клиники, Марк проводил его взглядом и спрятался почти самым носом в бельгийскую вафлю с морепродуктами и творожным сыром. Ничего с Гордоном не сделает условный (пошёл бы он на хрен со своими связями) срок, может, от стресса похудеет и начнёт стричься не по-ублюдски. Хитросплетения закона раскидали их по разным направлениям: кого под строгий домашний арест, кого в клинику (и Марк знал, приговор виновному даже понравился), кого к морю на западном побережье (увидев в первый раз Джилл без макияжа, Хоффман понял, наконец, под каким углом Джон разглядел в ней симпатичную женщину), кого под несколько метров грунта. А его спустя сотни часов допросов, уговоры на сделку со следствием и выторгованную возможность взять поручителя – сюда, в парк. Под тяжёлую руку в кожаном рукаве. - Наверное, и ещё одну будешь, - шутливо поджимает губы Страм: начинки из вафли почти не убыло, но Хоффман жадно улыбается в сторону киоска. – На что только уходят мои деньги. - На удовольствие, – отвечает Марк с набитым ртом; здесь обычно и так неплохо жарят моллюсков, но сегодня отчего-то и мидии, и кусочки лангустинов особо нежные, почти не надо жевать. – И на своё. Когда один сыт... - ...другой не проголодается, – Питер всё ещё держит мрачный вид. Пытается прикрыть красные, как лангустово брюшко, отмёрзшие уши шарфом. Он знает, глуповатое выражение для них работает в обе стороны. Марк небрежно вытирает рот тылком ладони, приподнимается, тянется к краю хряща. – Не вздумай! Всё лицо у тебя в соусе! - Пахнущем гораздо приятнее, чем твой одеколон, – Марк всё же, качнувшись на носках, целует его за ухом. Чёрт. Не с самого ли начала были такими манящими его нагловатые прикосновения? Питер стирает с уголка губ Марка кусочек размякшего теста. На мгновение под пальцами прячется шрам в полдюйма длиной; такой же и в другом уголке, и Страм гонит мысли прочь: на их месте мог бы быть огромный разрыв, жуткий, безобразный, не успей он почти три года назад добежать до проклятой обзорной по бесконечным коридорам. Марка занимает что-то другое, он усердно отворачивается и наконец заговорщически сообщает: - Кстати, пошли, испытаем удачу. - В прошлом тире тебе уже сказали, можно выиграть только кого-то плюшевого, а не бутылку виски. Что, нашёл палатку, где призы градусом повыше? Хоффман не обращает внимания на шутку. Показывает не пальцем – всею кистью в сторону громадных весов под высоким тентом. По форме весы очень уж напоминают могильный камень; по табло бежит влево надпись "Ведёт ли судьба к победе?", края обрамлены гирляндой, но смотрится всё равно жутко. На весы опирается скучающий паренёк в кепке, второй подскакивает к гуляющим с задорным воплем: - Эй! Время проверить везение! Ну же, кто смелый? Ищем идеальную пару с идеальной массой! Вы и ваш партнёр против фортуны! Всё, что нужно сделать, чтобы победить – заплатить пять долларов и совершить ошибку! Четыреста четыре фунта показывают весы – приз достаётся вам прямо здесь! Замечательный приз, идеально ддя влюблённых! Ну же, это так просто! Два человека, пять баксов и один шанс! Подходите, не отказывайтесь от испытания! Выдержав его, вы раскрасите в яркие тона свои серые будни! - Что-то мне это напоминает, – Питер невольно отодвигается вправо – лохотронщики расположились по левую сторону от дорожки. – Ну их. Пойдём, купим тебе лучше кофе, чтобы не начал... Он опоздал. Марк икает два раза, дёрнувшись всем телом. Впрочем, его пыл это не гасит. Хоффман отмахивается, неотрывно глядя под навес. - Зря. Здесь максимум риска – ведущий тебя как-нибудь смешно прокомментирует. Пойдём, по массе мы вроде примерно вписываемся в это число. - Четыреста четыре фунта на табло, без десятых и сотых! – заманивает аниматор. – Всего пять баксов за попытку! Мисс, где ваш красавец-жених? Может, вам пора для разнообразия, ха-ха, попробовать надавить не на него, а вместе с ним на хвост удаче? Девушку забирает под локоть и уводит прочь спотыкающийся очкарик. Питер раздувает ноздри, Марк уже знает, что услышит: - Пахнет подвохом. Не может всё быть так просто. - Эй, ты не на работе. - Сказал человек, который вообще работать перестал! О чёрт, если там и приз, пусть будет шапка, иначе я останусь без ушей. Зачем тебе это? Марк меланхолично доедает кончик вафли и высыпает крошки в рот. Щурится от порыва ветра, и Питер замолкает, будто понял так, без ответа. - Во-первых, – он метко запускает комок из вощёной бумаги в ближайшую урну, – хочу перешить восприятие. Тебе нравится постоянно дёргаться, когда кто-нибудь говорит "игра" или "шанс"? Страм сжимает пальцы в замок, чтобы не перебить. - Мне надоело выигрывать жизнь каждый раз, – Хоффман как никогда серьёзен. – Хочу поверить чувству, что уже её выиграл, раз и навсегда, и теперь могу не озираться. Получить в качестве приза какую-нибудь хрень, шарик или купон в бургерную. С тобой. С твоей помощью. Я никогда не смогу расслабиться, Питер. На жалкий миг забыться заслужил? Хотел бы Страм ответить не то, что горячо нашёптывает подсознание. Напомнить, как его самого сбило с ног признание, заставило взвешивать каждое слово, чтобы не показать: ещё до гибели Керри он был обо всём в курсе и промолчал вопреки служебной этике и собственным принципам. Как разгневался, едва не потеряв напарницу. Как в ярости чуть не прикончил их обоих по неосторожности. Как искал баланс – не оставить Хоффмана в трудную минуту одного, но и не попасть за решётку за укрывательство преступника. А ведь правда. Пора самому избавиться от груза. Ему тоже успело всё это надоесть – и Питер, помявшись для приличия, кивает: - В первую очередь заслужил я сам. Но без тебя приз не получить. Пока они раздумывали, образовалась небольшая очередь. На какое чудо рассчитывали две девчонки ростом Хоффману по плечо и стройные, к морю не сдуло бы, непонятно. Плотным старику со старушкой не хватает пятнадцати фунтов, пара накаченных ребят в борцовках и лёгких кожанках (у них одинаковые браслеты, подмечает Марк, и идентично большие мужские сиськи; интересно, пружинят друг от друга во время секса?) оказывается на полфунта тяжелее. Организатор не скрывает удовольствия: - Ничего, красавчики, вам, ха-ха, уже повезло найти друг друга и не поубивать! Ну же, кто ещё готов рискнуть? На удивление, качки в его сторону даже бровей не хмурят. Тот, что побольше, тянет своего парня в сторону протеиновой лавки, второй возражает – ему, похоже, хочется мяса. Ведущий некрасиво скалится, но когда Питер делает к нему шаг, теряется с лица. - Кхм, сэр. Вы пришли попро... - Мы пришли победить, – Марк касается его плеча почти невесомо. Нахальная рожа сереет. – Надеюсь, договор об аренде места у тебя есть? - Без сомнений, - ведущий нервно кивает, озирается. Его напарник спокойнее, но выпрямляется, чуть сощуривает веки. – Проходите, ребята! Один встаёт справа от рычага, второй слева, я тяну его, и... - А если мы сами хотим дёрнуть? – Питер поднимается первым. Высоко, но желание протянуть Марку руку он подавляет (если подумать, зачем?). Ведущий прокашливается: - Никаких проблем! До вас, кхм, никто не просил. Вот так, примите удобное положение... Питер кладёт руку на рычаг не глядя. Пальцы находят марковы, тёплые, и Хоффман растопыривает свои, пуская между. Вискам становится жарко. Не сговариваясь, они тянут рычаг до упора. Табло переливается цифрами, и наконец появляется точное число. Ведущий скалится так, будто его тоже испытали капканом: - Ах, как жаль, как жаль! Четыреста семь с половиной! Почти победили! Видимо, кому-то из вас самое время подскинуть, парни! Добавляет тише, но чтобы следующие в очереди слышали: - Давайте, валите отсюда. Столько понту и без результата. Портите моё шоу. - Нет, – Хоффман уже занёс ногу, чтобы сшагнуть, но встаёт на место. В его глазах блеск азарта, и Страм в отчаянии понимает, что залюбовался, а не испуган. – Пока мы на платформе, игра не окончена. - Что ты задумал? – кривится ведущий. – Забирай своего мужика и уходите прочь! Или я вызову полицию! Страму приходилось раньше, отыскав удостоверение, совать его раскрытым в подлые лица, но сегодня он делает это с особым удовольствием. Злым. Жаль, что у Хоффмана при себе жетона нет, парень бы, наверное, в штаны навалил. Хоффман секунду анализирует обстановку и спокойно говорит: - Раздевайся. - Что? - Он же сказал, надо скинуть немного. Правилам лучше следовать, помнишь? Скинем пару слоёв. В любой другой ситуации Питер предпочёл бы взять лохотронщика за шиворот, чтоб согнать дерзость. Но день слишком замечательный для применения грубой силы, и он с ухмылкой снимает куртку. - Подержи, пацан. Кожанка летит обалдевшему ведущему в руки. Вслед за ней маркова ветровка, шапка, оба шарфа и джемпер. Привлечённая конфликтом публика начинает посмеиваться, пока наглеца закидывают вещами: - Ну дают! - Придумали же! Масса на табло всё уменьшается. Когда не остаётся ничего кроме рубашек, показывается новое число: 404,2. - Ты говорил, без десятых, – уточняет Питер, улыбаясь от всей души: знает, что и матёрых копов передёргивает от его улыбки. – Куда бы надеть тебе ботинок... Публика смеётся в голос. Ведущего засыпали по самую макушку, и всем прекрасно видно: ботинки, тяжеленные, на огромной подошве, остаётся только на голову и ставить. - Уйдём в минус, – Хоффман предостерегающе задерживает руку у Страма на груди. Кто-то умилённо ахает, очередная парочка из толпы тискается в объятиях. – Давай так. Подержи мне штаны. Щёлк, щёлк. Подтяжки остаются в его руках. Страм, вцепившись в пояс чужих брюк, не сдерживается, прикусывает губу. Снаружи доносится поддерживающий вопль. Хоффман взвешивает подтяжки в ладони, примеряясь, куда повесить или бросить. - По носу ему, по носу, – шепчет Питер, наклоняясь. Гул нарастает. – Во что ты меня втягиваешь каждый раз! - Не говори, что тебе не нравится. С коротким, но звучным присвистом подтяжки улетают в угол, на стойку. На весах показывается: 404,009. - Пожалуйста, забирайте приз! – пыхтит из-под горы одежды ведущий. – И барахло заберите! Воняет! - Нормальный запах мужчины. Раньше не встречал? – издевательски громко отзывается один из споривших качков; они совсем забыли о ссоре, оказывается, тоже остались смотреть. – Отдавай мужикам их выигрыш, хватит посетителей наё... Выругаться качку не дают: зрители взрываются аплодисментами. Питер иронично приподнимает бровь: - Как собираешься спускаться? Упадут штаны. - И этот человек переловил всех свиней на нашей ферме, – цокает языком Марк. Глаза его смеются. – Всё просчитано. Первым слезаешь ты, передаёшь их мне. Или хочешь, чтобы собравшиеся заценили мою неотразимость? Тогда слезу сам. Вот так, задом к ним... - Ни за что, – Страм выдыхает слишком скоро. – Свой главный приз никому не отдам. Когда ведущего наконец раскапывают, подоспевает его напарник с конвертом. Всё это время он стоял в стороне и тоже, кажется, пару раз посмеялся над незадачливым коллегой. - Приз ваш, – мрачно сообщает ведущий. – Уйдёте наконец? Марку одеваться быстрее, поэтому он дёргает край конверта. На ладонь выпадают две ламинированные визитки, Хоффман читает верхнюю и закатывает глаза: - Выйдем, покажу. Тебе оч-чень понравится. Не зря старались. Страм не понимает, зачем он тянет время. Не сдержавшись, прямо у входа под навес отбирает одну и едва не роняет. - Я же говорил, что лучше шапка! Чёрным по белому на пригласительных напечатано: ЛОГОВО КОНСТРУКТОРА! Пройди увлекательный квест, победи все ловушки коварного маньяка! Впиши себя в историю! Адрес игрового центра: ... Хоффман пожимает плечами: - Давай отдадим настоящим победителям. Не будь ведущий таким засранцем, приз достался бы им, верно? - Ага. И парнишка не опозорился бы. - Жадность наказуема. Почти в духе Крамера: я с позавчера не заходил в душ. Питер кашляет, будто подавился. Неудивительно. Он-то с таким графиком и... за столько лет вместе привык. Марк протягивает конверт с билетами всё ещё хмурым качкам. Те собрались уходить, но застывают в недоумении: - Серьёзно, старик? Вы взорвали это тухлое местечко, вам все лавры, не? - Поверь, мы и так везучие, – усмехается Марк. – А вам как раз надо помириться, вот и шанс. Нужен шанс? Не поймут потайного смысла, думает с некоторым сожалением Страм. Последние тучи унесло ветром прочь, уши под навесом перестало колоть холодом. Все, чёрт побери, живы, и можно наконец выдохнуть. На сегодня. Завтра с ним и с Марком обязательно произойдёт что-нибудь ещё. Хочется покоя? Очень. Побежит ли он по пятам за Хоффманом, если понадобится? Никаких сомнений. Потому что чувства измерить невозможно никакими приборами: он до сих пор любит этого человека до самых высоких показателей. Без десятых, сотых. Без лишних условностей.