"Мои радость и боль"

"Лепестки ворожат - Мельтешит и мерцает храм Сквозь ветви сакуры..." Ёса Бусон

- Послушай, юная принцесса, как живёт твоя будущая сестра, - Изэнэми растягивает губы в лёгкой улыбке, когда, держа годовалую девочку в цепких руках, подводит её к большому животу императрицы, чтобы она, приложив ушко к коже, попыталась расслышать хоть немного той жизни, которую восхваляет гостья. - Не сердце её, а душа слабо бьётся там, внутри. Душа поёт, как птица. Трепещет, будто крыльями взмахивает... На слова женщины Милина лишь протяжно мычит, протягивает крохотные ручки к животу матери, а после тянет в мычании: " Ма...мм..аа", поднимая голову. Смотрит тёмными, большими глазками, сияющими в лучах летнего солнца, на Синдел в крайней степени непонимания слов лисицы. - Боюсь, Милина не разделяет твоей страсти к чужим душам, - Императрица звонко смеётся, перехватывая дочь к себе на руки, чтобы та в последствии уселась на колени. - Пока не разделяет. Кто знает, чего она захочет, когда вырастет? Может, её тоже заинтересуют такие секреты, о которых даже сам их носитель не догадывается, и которые и составляют душу! А ученица бы мне, к слову, не помешала, - Фоккусубарэ усаживается на стул напротив самой Синдел, подставляет руки под подбородок и, щуря мятные глаза, следит за тем, как девочка играется с собственными пальцами. - Именно, Изэнэми. Никто из нас не ведает, чего захочет Милина в будущем. Но я уж точно до последнего буду уговаривать её не идти к тебе. Мне, вообще-то, тоже нужны те, кто будут продолжать воплощать в жизнь мои идеи и идеи Джеррода, - Своими спокойными словами беловолосая твёрдо намекает на престол, что должен будет перейти дочерям в соответствии с законом Внешнего мира. -А как насчёт Китаны? Пока Милина правит, её сестра вполне может обучиться делу гейш, - От неё тянет орехово-фруктовыми нотками нихонсю¹, который покоится в прозрачном стакане, наполняемом каждые минут двадцать. При этом ни в голосе, ни в движениях гейши опьянения не замечено - одна из хитростей этой коварной лисы. - При всём уважении, Изэнэми, я говорю тебе нет, - Женщина качает головой, не раздумывая, отказывается. - От чего же, дорогая? - С её губ это скорее звучит, будто риторический вопрос, ведь буквально за считанные секунды она понимает опасения владычицы. - Покорность пред моей властью в доме - разве плохо? Девушки не нарушают устои, а взамен живут в тепле и сытости, - Лисица непонимающе сводит бровки к переносице, от чего-то принимается катать жемчужные бусины ожерелья по столу и постукивать по ним длинными ногтями. Когда Милина вновь мычит, но на сей раз тянет ручки к заинтересовавшим её внимание бусинам, Фоккусубарэ в миг перекатывает их на другую часть стола, где их ловит похмуревшая императрица и следом передаёт их дочери. - Я думаю, что ты слишком жестока к своим подопечным. Они постоянно пугаются тебя, ходят, как натянутые струны. Часто грустны и в нерабочей обстановке слишком немногословны. Ты делаешь из них просто послушных кукол - вот почему я не отдам на обучение своих дочерей. - Откуда Вам известно, что происходит в моих владениях? - Восемь хвостов нервно дёргаются, слегка распушиваясь, когда их хозяйка настороженно щурится в сторону императрицы. - Поверь, у меня есть превосходные связи. Ты работаешь во благо Внешнего мира, и я должна быть уверена, что это действительно так, и что ты не совершаешь деяния за моей спиной. Поэтому и посылаю время от времени следить за тобой, что же теперь скрывать, - Синдел пожимает светлыми плечиками. Она слегка смягчается в лице, смотря на сосредоточенную игрой Милину, но следом черты лица вновь становятся строгими, когда глаза устремляются прямо в душу Изэнэми, ровно так, как кицунэ обычно смотрит на всех. - Нет лучшего наследия и продолжения идей, чем родные дети. Тебе не нужна ученица, тебе нужен в первую очередь ребёнок, который не забудет о деле матери. Я прекрасно вижу это, Изэнэми, - Синдел уверенно кивает, смотря на то, как женщина, не веря ей, усмехается. - Но, даже при всём твоём желании, наследницы, продолжившей твой путь, не суждено вырасти как надо, даже если она и родится на свет. Ведь ты не станешь ей матерью, примером по жизни, с таким обращением даже к остальным гейшам. Если уж ты и хочешь детей, то для начала будь добра к сиротам, что приютила. Для них ты тоже мать, как никак. Изэнэми ничего в ответ не говорит, лишь хмыкает и вновь отпивает алкоголь, задумчиво изучая окружение императорского сада, вслушиваясь в неразборчивое произношение принцессы. **** Красно-жёлтые листья сакуры напоминают рубины и золото, сверкая в лучах редкого солнца в этот хмурый, осенний месяц. Эти природные сокровища, будто всегда живые и красивые, очень кстати подходят к роскоши дома "Поднебесье ", вновь принявшему к себе высокопоставленных гостей. - Спасибо, милая, - Изэнэми мягко улыбается одной из гейш, забирая в свои руки поднос с чайным сервизом, а в ответ получает такую же расцветшую улыбку на девичьих, пухлых губах. - Погода сегодня прекрасна, да, господин? - Бёдра женщины покачиваются из стороны в сторону в плавной ходьбе, а мягкий хохот придаёт образу привычной для неё игривости. - Ничто не сравнится с Вашим великолепием, хозяйка! Вы прекрасны, как всегда! Я даже удивлён, что такая дама до сих пор одна и без красивых детей, - Мужчина, расположившийся в одной из многочисленных беседок, хмыкает, изучая Фоккусубарэ с ног до головы, пока она не оказывается рядом. - Раз так складывается судьба, то я не могу ей противиться, - Она с наигранным огорчением пожимает плечами, начиная наливать в узорчатую чашку душистый чай. - Нам, похоже, вместе не везёт со спутниками жизни, - Гость горько улыбается, отпивая напиток, пока гейша усаживается на стул напротив. Одна её рука подпирает подбородок, пока другая свободно лежит на гладкой поверхности стола. - Может, не зря два одиноких человека вновь встретились в этих стенах? - Изэнэми быстро и ловко вогружает свою ладонь на руку гостя, смотря без стеснения в его глаза, распахнутые в удивлении настолько, что сравнимы с блюдцем на столе. Если она и готова зачать наследников, то уж точно не с кем-то из дзинко² - уж сколько веков её не жалуют на родной земле и продолжают называть жадным зверем во плоти после её непрощаемого даже самым милосердным сородичем проступка. Люди, пусть в какой-то мере тоже не достойны прикоснуться и тем более разделить постель с кицунэ, всё же имеют шанс получить желаемое, раз вариантов не шибко много. Лиса на миг мрачнеет в лице, узнав, что творится на душе удивленного мужчины, но следом действует быстро, чтобы он не успел среагировать. - Просто шучу, дорогуша! - Изэнэми хохочет, в тот же миг убирая ладонь и пряча её под стол. Гость красив, богат и красноречив, но душа его слишком мерзкая и склизкая, точно ставит крест её пустым надеждам, что хотя бы на сей раз будет тот, кто заслуживает внимания. Но нет. Люди уж точно не достойны её. ***** Первый снег, покрывающий ещё тёплую землю, хлопьями опадает с небес. Ветер шумит из открытых окон, ворошит занавески и играется с распущенными прядями вишнёвых волос, таких безобразных сейчас. Изэнэми стала добра к сиротам, только совсем недавно выживающим на безжалостных улицах района, но теперь живущим действительно достойно. Она изменила мнение и поведение к ним, изменилась сама... Достойна ли она стать настоящей матерью, раз здраво принимает перемены в жизни...? Раз ласково напевает под лунным светом, с уставшими, опухшими глазами, всё также мерцающими мятным оттенком...? - Я думала о вас при свете тёплого солнца и ледяной луны, при терзающих душу сумерках... Ах, мои милые дочери...- Женщина всё ещё дрожащими пальцами водит по спящим, окровавленным тельцам, столь крохотным и хрупким, что даже дышать рядом с маленькими лисятами становится страшно. Повсюду кровь: на одежде и матрасах, на коже и в воздухе. Даже холод зимы не спасает покои от этого злосчастного аромата, въевшегося в каждую близнаходящуюся вещь. От этого запаха новорождённые печально стонут, плачут, пока женщина не обращается в лису и не прячет детей в вишнёвой шерсти, запах которой в миг их успокаивает. Всё это - итог старинного ритуала, её самой большой в жизни жертвы, на которую решались лишь самые отчаянные женщины-кицунэ. - Вы - мои боль и радость. Мои Товайрайто, Масако и Хару... Пять хвостов медленно скользят по полу. При каждом шорохе, раздавшимся на этаже ниже или в глубине коридора, они резко дёргаются с вставшей на них дыбом шерстью...